Рас­сказ о том, как ба­буш­ка бы­ла ко­лод­цем

 

С ут­ра сто­ял гус­той ту­ман.

За ок­ном ни­чего не вид­но: ни грец­ко­го оре­ха, ни ро­щи на той сто­роне ре­ки.

- Что ни го­вори, а се­год­ня пой­ти не­куда. И ле­то кон­ча­ет­ся! Де­ти, а как нас­чет то­го, что­бы под­го­товить­ся к за­няти­ям? - го­ворит ма­ма, вы­тирая стол.

- Уже всё сде­лали, - от­ве­ча­ют все пос­пешно.

- Ска­жите-ка, а что с ба­буш­кой? - Ма­на за­дала воп­рос, ко­торый му­чал её с ут­ра. - Всё еще от­ды­ха­ет? Не слу­чилось ли с ней че­го?

- Всё в по­ряд­ке, - раз­дался го­лос, и ба­буш­ка вош­ла в гос­ти­ную. - Я не­дав­но вы­пила мо­лока и ещё нем­но­го вздрем­ну­ла.

- Ча­сы, мо­жет, врут? - про­гово­рила ма­ма Ма­ны, по­давая ба­буш­ке стул. - 10 уда­ров, 11 уда­ров - всё бь­ют и бь­ют. Я бес­по­ко­юсь, мо­жет быть, они так и не пе­рес­та­нут. Ба­буш­ка, ты, на­вер­ное, из-за них пе­репу­тала вре­мя. Эти ча­сы всег­да вот так?

- Они ста­рые. У ме­ня они уже вот здесь си­дят. - Нао по­каза­ла на го­лову.

- Нао! - Ма­на сер­ди­то пос­мотре­ла на Нао. - Не стыд­но те­бе так го­ворить?..

Од­на­ко, сев на стул, ба­буш­ка мед­ленно кив­ну­ла в знак сог­ла­сия:

- Да, это ста­рые не­мец­кие ча­сы, куп­ленные по­кой­ным де­душ­кой. Они по­яви­лись в этом до­ме рань­ше, чем я приш­ла сю­да, вый­дя за­муж. Кто же из нас стар­ше?

- Ба­буш­ка, на-ка вы­пей ро­маш­ко­вого чая, - пред­ло­жила ма­ма. И ба­буш­ка про­дол­жа­ла:

- Ста­рость - уди­витель­ная вещь. Вспо­мина­ешь, что бы­ло вче­ра, но ка­жет­ся, это бы­ло дав­ным-дав­но, а то, что про­изош­ло шесть­де­сят - семь­де­сят лет на­зад, ка­жет­ся так близ­ко, как буд­то бы­ло не­дав­но. Ста­рые ча­сы и я, по­жалуй, по­хожи...

Ба­буш­ка ог­ля­дела де­тей. Они тер­пе­ливо жда­ли: не рас­ска­жет ли что-ни­будь?

- Дав­ным-дав­но? Дав­ным-дав­но ба­буш­ка... - не­воль­но на­чина­ет Ма­на.

- Бы­ла бе­лой со­вой! - гром­ко вос­клик­ну­ла Нао. Сра­зу же Мио и Юю с жа­ром под­хва­тили:

- Бы­ла од­зю­бако (ла­киро­ван­ные ящич­ки, вкла­дыва­ют­ся один в дру­гой. В них по­да­ют но­вогод­ние ку­шанья. - Пер.)

- Ор­га­ном!

Че­го толь­ко не при­дума­ешь, что­бы ба­буш­ку рас­ше­велить.

- Ой, уди­витель­но, как вы хо­рошо всё зна­ете, - ба­буш­ка ра­дос­тно рас­сме­ялась. - В са­мом де­ле... Бы­ли вре­мена, ког­да я бы­ла ма­лень­кой бе­лой со­вой, по­хожей на во­робья. Бес­шумно ле­тала по ноч­но­му не­бу. А ещё....А ещё...

- Ну же, ба­буш­ка! - не­тер­пе­ливо про­гово­рила Нао.

- Да, что же мне се­год­ня рас­ска­зать? - Ба­буш­ка сло­жила ру­ки на ко­ленях и сжа­ла гу­бы. - Дав­ным-дав­но бы­ли вре­мена, - на­конец про­гово­рила она, - ког­да я бы­ла ко­лод­цем.

- Ко­лод­цем? - пе­рес­про­сили де­ти.

- Да, имен­но так. В ре­зер­ву­ар, что на­ходит­ся за на­шим до­мом, на­сосом на­качи­ва­ют ко­лодез­ную во­ду. Она не из во­доп­ро­вода, а из ко­лод­ца и по­это­му та­кая вкус­ная.

- Да, ле­том она хо­лод­ная, а зи­мой та­кая тёп­лая, что под­ни­ма­ет­ся пар, сог­ласно кив­ну­ла Ма­на. - Дож­де­вая или та­лая во­да, про­ходя че­рез мел­кие ка­меш­ки и пе­сок, прев­ра­ща­ет­ся в проз­рачную струю. Она те­чёт вниз и, ког­да дос­ти­га­ет ров­но­го мес­та, ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, да? Или дви­жет­ся мед­ленно, как рас­тут по­беги тра­вы.

- Это, на­вер­ное, грун­то­вая во­да? - уточ­ня­ет Мио.

- Слу­шай­те по по­ряд­ку, - от­ве­тила ба­буш­ка. - Око­ло ко­лод­ца, рас­ки­нув зе­лёные вет­ви, сто­яло боль­шое те­нис­тое де­рево. Нас­ту­пило ле­то, и гроз­ди блед­но-зе­лено­ватых цве­тов слег­ка ка­чались. По­ду­ет ве­тер, и ма­лень­кие цве­точ­ки об­ле­та­ют один за дру­гим.

...Ко­лодец был глу­бокий, из кам­ня. В не­кото­рых мес­тах по­рос мхом. Я на дне ко­лод­ца хра­нила скап­ли­вав­шу­юся там во­ду.

Це­лый день я ви­дела од­но лишь не­бо. Не­бо, по ко­торо­му плы­ли об­ла­ка и про­носи­лись те­ни птиц. Иног­да раз­да­вались ша­ги. Слы­шались го­лоса. "Ах, - ду­маю я, - ведь они приш­ли за во­дой". Так и есть.

Ли­ца нак­ло­ня­ют­ся над ко­лод­цем, за­тем ле­тит вед­ро и на­бира­ет во­ду.

Очень мно­го лю­дей пи­ли из ко­лод­ца. И ко­ровы, и ло­шади, и ку­ры, да и по­севы на по­лях, и ас­тры под те­нис­тым де­ревом. Од­на­ко чер­пать во­ду из ко­лод­ца бы­ло де­лом че­лове­ка, и раз­да­вать её то­же бы­ло толь­ко его де­лом.

Во вся­ком слу­чае, че­ловек заг­ля­дыва­ет в ме­ня, и он единс­твен­ный, ко­го я ви­жу на­вер­ху. Мир за пре­дела­ми ко­лод­ца мнe не ви­ден. "Тпру, тпру! Ну вот, сей­час я те­бя на­пою. Вкус­ная во­да, пей вдо­воль". Ес­ли раз­да­вались та­кие сло­ва и в от­вет на них - и-го-го - слы­шит­ся ржа­ние, это оз­на­чало, что по­ят ло­шадь.

Ох, тог­да сто­яла су­хая-су­хая по­года. Вы бы все то­же, на­вер­но, всё вре­мя хо­тели пить.

Но для то­го, что­бы чер­пать во­ду, нуж­на сно­ров­ка. Ес­ли это де­лать не­уме­ло, то вед­ро прос­то пла­ва­ет на по­вер­хнос­ти.

Бы­ва­ет и так, что вед­ра опус­ка­ют­ся од­но за дру­гим. Плюх, плюх! Ког­да с та­ким зву­ком вед­ро па­дало и рас­се­кало во­ду, я ра­дова­лась. Это по­хоже на иг­ру в мя­чик. Ког­да вед­ро с шу­мом ле­тит вниз, я буд­то лов­лю мяч. Во­да пок­ры­ва­ет­ся рябью. На­пол­нив вед­ро, воз­вра­щаю его на­верх.

Да, чем боль­ше из ме­ня вы­чер­пы­вали во­ды, тем боль­ше при­ходи­ло но­вой...

На те­нис­том де­реве око­ло ко­лод­ца ви­сели длин­ные струч­ки. Жен­щи­ны со­бира­ли их для стир­ки. Это бы­ло как бы древ­нее мы­ло.

...Уже дав­но мне ка­залось, что вок­руг ко­лод­ца шны­ряло ка­кое-то ма­лень­кое су­щес­тво. Как толь­ко скри­пящие на вет­ру струч­ки па­дали, раз­да­валось пре­рывис­тое ды­хание, как буд­то бы на них кто-то нас­ту­па­ет и та­щит. Вдруг из ще­ли у ос­но­вания ко­лод­ца не­ожи­дан­но про­сунул­ся за­ос­трен­ный кон­чик но­са. По­том раз­дался ти­хий писк, и нос ис­чез. А вот по­яви­лась и мор­дочка. Не­ожи­дан­но зем­ля осы­палась, и зве­рёк упал в ко­лодец.

О, уди­витель­но! Упал чуть под­росший мы­шонок. Он и сам, на­вер­ное, ис­пу­гал­ся. Он очень нер­вни­ча­ет, с шу­мом дви­га­ет лап­ка­ми, пы­та­ет­ся выб­рать­ся на­верх из этой за­пад­ни, но у не­го ни­чего не по­луча­ет­ся. Он прос­то про­дол­жа­ет пла­вать кру­гами.

Что за ре­бёнок! Мы­шонок с бар­ха­тис­той шерстью, ка­жет­ся, ещё сам не по­нял, что с ним про­изош­ло. Вы­пучив чёр­ные круг­лые гла­за, он прос­то пла­ва­ет. Хо­тя я и хо­чу по­мочь, но ни­чего не мо­гу сде­лать.

"Не бу­янь. Ес­ли бу­дешь вер­теть­ся с та­кой энер­ги­ей, выбь­ешь­ся из сил. Ес­ли же бу­дешь пла­вать спо­кой­но, то в кон­це кон­цов кто-ни­будь при­дёт за во­дой. Так как кро­ме это­го у те­бя нет шан­са спас­тись, то бе­реги си­лы. А бу­дешь бу­янить ко­нец".

Од­на­ко мы­шонок про­дол­жал бул­ты­хать­ся, на­тыкал­ся на сте­ны и жа­лоб­но пи­щал.

"Со­берись с си­лами. Ещё нем­ножко про­дер­жись. Ещё нем­ножко", - го­вори­ла я.

Ой, кто-то идет. То­ропит­ся за во­дой.

Под­держи­вая ос­ла­бев­ше­го мы­шон­ка, я смот­ре­ла на­верх. Мы­шонок поч­ти сов­сем вы­бил­ся из сил и лишь иног­да дви­гал лап­ка­ми. В это вре­мя раз­дался го­лос и по­каза­лась тень че­лове­ка. Это бы­ла жен­щи­на с по­вязан­ным вок­руг го­ловы по­лотен­цем, ко­торая всег­да при­ходи­ла к ко­лод­цу. Она под­ня­ла бе­лые лок­ти, и вед­ро с шу­мом упа­ло. Во­да приш­ла в дви­жение, мы­шонок ока­зал­ся в вед­ре. Ког­да вы­тащи­ли вед­ро из ко­лод­ца, на­вер­ху раз­дался крик: "Ой, здесь мышь!" - и во­ду вып­лесну­ли.

"Пи-пи-пи" - ко­неч­но же это был писк мы­шон­ка.

"Пос­лу­шай, в ко­лод­це бы­ла мышь". - "Жи­вая?! Да как она ту­да сва­лилась?" "Уже убе­жала". - Раз­да­вались воз­бужден­ные го­лоса. Ох, как я ра­дова­лась!

Тут ба­буш­ка пе­реве­ла дух.

- Да, вся­кое бы­ло... При­ходит зи­ма, сып­лет на ко­лодец мел­кий снег, за ней опять нас­ту­па­ет вес­на, при­ходит ле­то. Сколь­ко же лет так прош­ло?

Нас­ту­пило вре­мя, ког­да в каж­дом до­ме по­явил­ся во­доп­ро­вод, и ко­лод­цем пос­те­пен­но пе­рес­та­ли поль­зо­вать­ся. Но и тог­да я про­дол­жа­ла ох­ра­нять во­ду.

И вот что слу­чилось вес­ной. Вов­сю пел жа­воро­нок...

Бз-бз - уже дав­но раз­да­вал­ся скрип ка­челей, и де­воч­ка пе­ла:

Бз-бз - скри­пят ка­чели,

Ког­да Фу­уко на них са­дит­ся.

Ка­чели для Фу­уко сде­лал па­па.

За­тем скрип прек­ра­тил­ся, по­ющий го­лосок приб­ли­зил­ся. Над ко­лод­цем нак­ло­нилось круг­лое, как мар­га­рит­ка, ли­цо. Ко­рот­ко стри­жен­ные во­лосы слег­ка ко­лыха­лись. "Глу­боко!" - наг­нувшись на­до мной, про­гово­рила де­воч­ка.

"Глу­боко", - от­ве­тила я ти­хим эхом.

Де­воч­ка, уди­вив­шись, еще боль­ше наг­ну­лась на­до мной: "Эй, есть кто-ни­будь?" - "Э-й-й, есть кто-ни­будь?" - от­ве­чала я.

Де­воч­ка всмат­ри­валась в по­вер­хность во­ды.

"Ой, есть!" - вос­клик­ну­ла она.

Да, на фо­не го­лубо­го не­ба, от­ра­жа­юще­гося в во­де, бы­ло ее собс­твен­ное ли­цо.

"Ты кто?" - спро­сила де­воч­ка, и я отоз­ва­лась: "Ты кто-о?"

В от­вет мне де­воч­ка прок­ри­чала: "Я Фуу-тян, Фу­уко".

"Я Фуу-тян, Фу­уко", - мед­ленно отоз­ва­лась я эхом.

"Что, пе­ред­разни­ва­ешь, под­ра­жала?" - Вот так мне от­ве­тила де­воч­ка. От­ны­не мое проз­ви­ще и ста­ло "Под­ра­жала". Де­воч­ка и я кри­чали, пе­ли и за­бав­ля­лись мно­жес­твом дру­гих ве­щей. Хо­тя я лишь толь­ко пов­то­ряла то, что го­вори­ла де­воч­ка, но это бы­ло ужас­но ве­село.

А пос­ле это­го де­воч­ка иног­да нак­ло­нялась над ко­лод­цем и зва­ла: "Под­ра­жала, ты здесь?" Наг­нувшись на­до мной, хо­хота­ла над сво­им ли­цом, по­хожим на мар­га­рит­ку, пе­ла свои пе­сен­ки. По­том го­вори­ла, что я пло­хо пою, гро­зила мне и сме­ялась.

Вдруг свер­ху па­да­ет цве­ток оду­ван­чи­ка: "Да­рю те­бе цве­ток. Дер­жи!"

Толь­ко я пов­то­рила то, что ска­зала де­воч­ка, как она опять ку­да-то убе­жала.

Скрип ка­челей уже не слы­шен, день бли­зит­ся к за­кату. Толь­ко цве­ток оду­ван­чи­ка, по­доб­но лу­не, пла­вал на мо­ей гру­ди...

Од­нажды ве­чером опять пос­лы­шались го­лоса де­тей, иг­ра­ющих в сал­ки, раз­да­вал­ся и го­лос Фуу-тян: "Ну прав­да же. На са­мом де­ле су­щес­тву­ет! По­тому что сра­зу же от­ве­ча­ет".

"А ты не врёшь?" - спра­шива­ет ка­кой-то маль­чик.

"Нет. Это прав­да, прав­да, смот­ри­те!" - от­ве­ча­ет Фуу-тян, и вок­руг ме­ня выс­тра­ива­ют­ся и заг­ля­дыва­ют вниз де­воч­ки и маль­чи­ки, все­го че­тыре или пять че­ловек: "Где же оно?" - "Хо­рошо смот­ри­те!" - "Не­ту!" - "Нет, есть!" - "Ес­ли и есть, то это, на­вер­но, кап­па (фан­тасти­чес­кое су­щес­тво-вам­пир, име­ющее вид ре­бен­ка, ли­цо тиг­ренка; жи­вет в во­де и на су­ше, за­мани­ва­ет свои жер­твы и то­пит ку­па­ющих­ся де­тей. - Пер.)".

Гля­дя вниз, в ко­лодец, де­ти зак­ри­чали: "Эй, кап­па, вы­ходи!"

"Вы­ходи!" - от­ве­тила я.

"Ой, это же кап­па ска­зал! - вос­клик­нул маль­чик и не­ожи­дан­но бро­сил в ме­ня ка­мень. - Ус­ми­рим кап­пу. Про­учим его, эй!"

И де­ти ста­ли швы­рять в ме­ня кам­ни.

"Не на­до!" - зап­ла­кала Фуу-тян.

"Что здесь про­ис­хо­дит?" - раз­дался в этот мо­мент гром­кий го­лос.

"Ой, это па­па Фуу-тян!" - Де­ти бро­сились на­утек.

"Для че­го вы ки­да­ете кам­ни в ко­лодец? Пос­той­те, так де­лать не­хоро­шо, па­па Фуу-тян выб­ра­нил де­тей. - К то­му же, ес­ли упа­дёте в ко­лодец, зах­лебнё­тесь. Боль­ше к ко­лод­цу не под­хо­дите. По­няли? Зак­ро­ем-ка его крыш­кой".

Тут-тук-тук - сби­ли дос­ки гвоз­дя­ми, и крыш­ка бы­ла го­това.

На ме­ня на­дева­ют крыш­ку, и не­ба уже не вид­но. Я не мо­гу ви­деть ни ве­ток те­нис­то­го де­рева, ни го­товых вот-вот рас­крыть­ся, по­хожих на зе­лёные бо­бы, вен­чи­ков. И ли­цо Фуу-тян не смо­гу боль­ше уви­деть... Мне ка­залось, что я за­дыха­юсь.

Внут­ри ко­лод­ца бы­ло тем­но. Толь­ко днём и в лун­ную ночь че­рез ще­ли тон­кой по­лос­кой про­никал свет.

Бз-з-бз-з - иног­да слы­шал­ся скрип ка­челей и пе­сен­ка Фуу-тян. И толь­ко од­нажды свер­ху что-то упа­ло. Это был сор­ванный Фуу-тян цве­ток оду­ван­чи­ка. Пор­ванные ле­пес­тки и сте­бель с выс­ту­пив­шим бе­лым мо­лоч­ком.

Ко­лодец! Ны­неш­ние де­ти не очень-то хо­рошо с ним зна­комы. Ну и жаль.

- Ба­буш­ка, а что бы­ло по­том?..

- За­тем прош­ло мно­го лет... Ко­лодец сов­сем сос­та­рил­ся. И крыш­ка сгни­ла. Сколь­ко раз её ме­няли, а те­перь о ко­лод­це за­были...

В тем­но­те ко­лодец слы­шал пе­ние жа­ворон­ка, го­лос ку­куш­ки, ша­ги ко­лон­ка, бе­гуще­го по гус­той тра­ве. Да, и это то­же за­былось.

Толь­ко ког­да из ще­лей прог­нившей кры­ши, слов­но ба­боч­ки, лег­ко пор­хая, при­лета­ли цве­ты с те­нис­то­го де­рева, ме­ня ни с то­го ни с се­го ох­ва­тыва­ла пе­чаль.

И од­нажды в лет­ний день...

"Здесь точ­но был ко­лодец, - раз­да­ёт­ся жен­ский го­лос. - Ес­ли по­чис­тить его, на­вер­ня­ка смо­жем, как в ста­рину, чер­пать из не­го хо­рошую во­ду. Ах, ког­да ле­том есть хо­лод­ная во­да, ни­чего боль­ше не на­до".

"Да, ты пра­ва. Ко­лодез­ная во­дица ох как хо­роша! - от­ве­тил муж­чи­на и тут за­метил ме­ня. - Ос­то­рож­но! Это, ви­димо, крыш­ка".

С шу­мом по­сыпа­лись щеп­ки, крыш­ка отод­ви­нулась. Уда­рил яр­кий свет. Ос­леплён­ная, я не мог­ла ви­деть, что про­ис­хо­дит на­вер­ху.

"Смот­ри­те, это и есть ко­лодец?" - ма­лень­кая де­воч­ка заг­ля­дыва­ла в ме­ня.

Ах, её ли­цо бы­ло по­хоже на мар­га­рит­ку!

- Ба­буш­ка, кто же это? - спро­сила Нао, по­ложив ру­ку на ко­лени к ба­буш­ке.

- Что вам ска­зать? Пос­коль­ку это точ­но не Фуу-тян, то, мо­жет быть, её доч­ка.

- А мо­жет быть, и внуч­ка.

- А мо­жет, и прав­нучка, - ска­зали Ма­на и Мио.

Ба­буш­ка спле­ла обе ру­ки на ко­ленях. Пах­ну­щие опил­ка­ми и за­вяд­ши­ми цве­тами нат­ру­жен­ные ру­ки. Она улы­балась. А гла­за, та­кие по­моло­дев­шие, си­яют по­доб­но без­донно­му не­бу.

Бом-бом-бом! Не спи, не спи в тем­но­те под бой ста­рых на­поль­ных ча­сов, на­ша ба­буш­ка-ко­лодец!..

- Этот ко­лодец, ведь он тут, в до­мике в го­рах? - На­чав го­ворить, Нао не­ожи­дан­но рас­сме­ялась. - Ха-ха-ха, ес­ли так, то это за­меча­тель­но!

Пос­мотрев на Нао, на Ма­ну, ба­буш­ка, сме­ясь, про­гово­рила:

- Ну что же, мо­жет, и так! Я ведь ког­да-то бы­ла и по­ез­дом, и мы­шон­ком, и по­ляр­ной со­вой, и до­мом, и грел­кой, и ко­лод­цем...

- Ба­буш­ка, по­ка ты рас­ска­зыва­ла, у те­бя, на­вер­но, пе­ресох­ло в гор­ле. Я при­несу хо­лод­ной во­ды. - Под­нявшись, Ма­на при­нес­ла во­ду в ста­кане.

- Спа­сибо. - Ба­буш­ка взя­ла ста­кан.

И Ма­не по­каза­лось, что на дне ста­кана с ле­дяной крис­таль­ной во­дой све­тит­ся блес­тя­щая глу­бина ста­рого-прес­та­рого ко­лод­ца.

Вот и нас­ту­па­ет уже день, ког­да, наг­ру­жен­ные мно­жес­твом ве­щей: днев­ни­ками с кар­тинка­ми и за­готов­ка­ми для гер­ба­рия, жу­ками-но­соро­гами в ко­роб­ках, де­ти дол­жны воз­вра­щать­ся в То­кио.

Все соб­ра­лись в ро­ще, не­пода­лёку от ба­буш­ки­ного до­ма. Вче­ра дождь смыл пыль, и ос­ве­жён­ная зе­лень де­ревь­ев сле­пит гла­за. Си­дя на по­вален­ном де­реве, ба­буш­ка смот­рит на вер­хушки де­ревь­ев. Как-то она го­вори­ла:

- Пос­мотри­те, де­ревья дол­го-дол­го жи­вут по­оди­ноч­ке, рас­пустив кро­ны, дер­жась кор­ня­ми за свое мес­то на зем­ле. Твер­до сто­ят де­ревья, пти­цы и бел­ки мель­ка­ют в лис­тве, и то­му, кто ещё и ещё при­дёт пос­мотреть на ро­щу, по­кажет­ся, что ни­чего не ме­ня­ет­ся...

А у Ма­ны внут­ри что-то пе­рево­рачи­ва­ет­ся, как толь­ко она по­дума­ет: а что бу­дет сле­ду­ющим ле­том, зас­та­нут ли они тут и ро­щу, и реч­ку, и ко­лодец, и у­ют­ный ба­буш­кин дом, а са­мое глав­ное - свою муд­рую доб­рую ба­буш­ку? Юю за­метил жу­ка-уса­ча на тра­вин­ке, ма­лень­кая Ка­на си­дит на кор­точках воз­ле ба­буш­ки­ных ног. Ве­тер под­хва­тыва­ет и не­сет опав­шие листья и се­рёж­ки оль­хи.

- Ну, пос­лу­шай­те! - с этим воз­гла­сом Ка­на гром­ко хло­па­ет по лис­тку на ла­дош­ке, за­тем под­би­ра­ет еще один.

По­луча­ют­ся пря­мо-та­ки пу­шеч­ные тор­жес­твен­ные выс­тре­лы.

Мо­жет, про­щаль­ные?

А Мио не­ожи­дан­но от­ки­дыва­ет­ся на зем­лю и го­ворит меч­та­тель­но:

- А ба­буш­ки­но ва­ренье из смо­роди­ны...

И за­чем мы всё съ­ели?

Ты сва­ри, уж, по­жалуй­ста, ещё, лад­но, ба­буш­ка?

Ма­на сог­ласно ки­ва­ет. И при­готов­ленные ба­буш­кой слас­ти из ле­пес­тков роз, и ягод­ный шер­бет, ой, кро­ме то­го, рас­ска­зы о том, что бы­ло дав­ным-дав­но, - это всё дол­жно, обя­затель­но дол­жно пов­то­рить­ся.

Ба­буш­ка мол­ча смот­рит на ка­ча­ющи­еся де­ревья, на её гу­бах иг­ра­ет еле-еле за­мет­ная улыб­ка. На­вер­ное, и она меч­та­ет, что­бы опять к ней вер­ну­лась вся эта шум­ная ком­па­ния.

- Ба­буш­ка, - Та­куя бе­рет ба­буш­ки­ну ру­ку.

Пос­коль­ку дру­гую ру­ку соб­рался схва­тить Юю, Нао взя­ла её обе­ими ру­ками быс­трее его. Ба­буш­ки­на ру­ка су­хая, по­доб­но вы­сох­ше­му де­реву. При­жав ру­ку к гру­ди, Нао смот­ре­ла на неё. На что же ру­ка по­хожа - на сос­ну, на бук, на са­куру, на оль­ху?..

Ба­буш­ки­на ру­ка слег­ка дро­жит.

Нао по­вер­ну­ла её ла­донью вниз и ещё раз вни­матель­но пос­мотре­ла. Вдруг что-то при­каса­ет­ся к за­тыл­ку.

Она под­ни­ма­ет го­лову - это Юю ще­кочет её су­хой тра­вин­кой.

Нао ух­ва­тила ру­ку Юю и по­ложи­ла её ря­дом с ба­буш­ки­ной, за­пела:

- Ба­буш­ка - боль­шое де­рево, Юю - ма­лень­кое де­рев­це. Ба­буш­ка - боль­шой по­левой хвощ. Юю - ма­лень­кий хвощ. Хо­тя Юю и не по­нял, в чём де­ло, но рас­плыл­ся в улыб­ке. Ба­буш­ка, обе ру­ки ко­торой всё так же дер­жа­ли Юю и Нао, улы­балась:

- Дав­ным-дав­но ба­буш­ка...

Та­куя сни­зу вверх пос­мотрел на ба­буш­ку.

Свет­ло-ко­рич­не­вые гла­за си­яют:

- Ба­буш­ка рань­ше, на­вер­но, бы­ла де­ревом?

- Ага, - кив­ну­ла с одоб­ре­ни­ем Мио.

- Это то, о чём все сей­час по­дума­ли.

- Да, - и ба­буш­ка то­же кив­ну­ла в знак сог­ла­сия.

- Дав­ным-дав­но ба­буш­ка бы­ла де­ревом. Ве­тер лас­ко­во те­ребил се­реб­ристые во­лосы, ба­буш­ка об­ве­ла взгля­дом ли­ца де­тей. За­тем, пе­реве­дя взгляд на ро­щу, дол­го смот­ре­ла на де­ревья. Де­ревья в ро­ще ти­хо ка­чались. Ма­на по­ложи­ла ру­ки на пле­чи ба­буш­ки и, как бы слив­шись с ней во­еди­но, смот­ре­ла вверх на не­бо с де­ревь­ями.

- Ба­буш­ка, - про­гово­рила Нао, - при­бере­ги этот рас­сказ до сле­ду­юще­го ра­за, ког­да все при­едут.

Ба­буш­ка сог­ласно кив­ну­ла.

...А в это вре­мя раз­дался па­ровоз­ный свис­ток.

На ма­лень­кой стан­ции у под­но­жия го­ры по­езд с прик­реплён­ным к хвос­ту па­рово­зом сей­час, на­вер­но, бу­дет взби­рать­ся на гор­ный пе­ревал.

Зав­тра де­ти на ве­чер­нем по­ез­де воз­вра­ща­ют­ся в То­кио.

Про­щай­те, ка­нику­лы!

Про­щай, на­ша ба­буш­ка!

И здравс­твуй!