Психогенные реакции и расстройства, возникающие в экстремальных условиях – при стихийных бедствиях, катастрофах и во время войны

 

Комплексным изучением системы взаимодействия человека, природы и общества при стихийных бедствиях и катастрофах занимаются различные научные коллективы, использующие свои специфические подходы, понятия и методы исследования. Среди них можно назвать социологические, социально-психологические, психологические, психопатологические. С другой стороны, имеется широкий круг междисциплинарных вопросов, включающих изучение особенностей социальной структуры, культуральных различий, географической среды, индивидуальных биологических и психологических характеристик реагирующих людей.

У. Тейлор считает, что поведение при экстремальном воздействии организуется из взаимодействия политических, экономических и семейных структур. По мнению А. Бартона, существуют две части социальной системы, влияющей на поведение. Одна из них включает индивидуальные шаблоны адаптивных и неадаптивных реакций; эти дискретные модели индивидуального поведения вызывают "неформальные" способы коллективного поведения, помогающие выходу из ситуации. Вторая часть - это формальные структуры общества, также способствующие выходу людей из экстремальной ситуации.

Культуральные теории рассматривают кросс-культуральные различия как в ответ на экстремальное воздействие, так и на способы выхода из ситуации. Е. Кварантелли и Д. Венгер считают, что культуральные различия в реакциях - это "выдумка, миф, созданный средствами массовой информации". В свою очередь Р. Бонн, П. Болтон нашли значительные различия в реакциях на ситуацию со стороны культур, классов и этнических сообществ. Они подчеркивают важность учета этих особенностей при оказании помощи и поддержки пострадавших.

Ряд теоретических и практических разработок включает изучение роли геофизического воздействия. С. Фредерик пришел к выводу, что технологические катастрофы вызывают более тяжелые нарушения психического здоровья, чем природные стихийные бедствия, ибо первые происходят не от "бога", а вызваны деятельностью людей. Также справедливо полагают, что необходимо теоретическое и методологическое объединение различных специалистов для анализа реакций и поведения людей во время стихийных бедствий, изучения их влияния на здоровье, а также для планирования помощи пострадавшим. При этом, как свидетельствуют данные имеющихся публикаций, в основном используются три направления изучения психологических состояний и психопатологических проявлений у пострадавших во время катастроф и стихийных бедствий.

Во-первых, определение феноменов, составляющих особенности индивидуальных и коллективных реакций на экстремальную ситуацию; во-вторых, изучение частоты и структуры психических нарушений; в-третьих, разработка вопросов организации профилактики и специализированной медицинской помощи.

Успешное решение эпидемиологических задач и связанных с ними проблем медико-психологической и психиатрической помощи пострадавшим возможно лишь при установлении достаточно четких психопатологических границ и клинической верификации возникающих состояний. Однако изучение поведения людей при стихийных бедствиях сопряжено с целым рядом трудностей, главной из которых является ограниченная возможность непосредственного квалифицированного наблюдения за поведением в момент экстремального воздействия. Кроме того, от 21% до 78% населения отказываются участвовать в опросах, которые обычно проводятся с целью восстановления ситуации. Поэтому данные о событиям часто бывают разрозненными, обедненными, недостаточными для решения практических задач и теоретического освоения темы. При ретроспективном анализе отдельные картины часто по-разному определяются, приобретая у тех или иных авторов различные толкования и неодинаковый смысл. Это препятствует распознаванию основных психопатологических закономерностей, выделении характерной совокупности определенных симптомов и симптомо-комплексов.

Из многочисленных литературных источников видно, что авторы по-разному оценивают возможность развития психических нарушений при стихийных бедствиях. Одна группа исследователей полагает, что стихийные бедствия могут вызывать множество психических и соматических расстройств, связанных с острой и хронической психотравматизацией.

Иной точки зрения придерживаются другие исследователи, по мнению которых, действительно имеющиеся негативные последствия для психического здоровья некоторых групп населения сравнительно легки, кратковременны и могут сами купироваться.

Стихийные бедствия способны вызывать как кратковременные, так и более длительные психические расстройства. Последние развиваются только у "легкоранимых субъектов и лиц с психическими заболеваниями в анамнезе". В свою очередь некоторые исследователи оспаривают тезис об увеличении числа психических заболеваний при стихийных бедствиях и утверждают, что катаклизмы, наоборот, вызывают чувство личной уверенности и социальной стабильности среди членов пострадавшей популяции.

В работах, относящихся к началу века, психические реакции, возникающие при стихийных бедствиях и катастрофах, определялись как неспецифические, "примитивные", "интерхарактерологические", реакции "глубинной личности". Эти реакции, по мнению разных исследователей, связаны с филогенетически старыми механизмами - витальными инстинктами, а также с филогенетическими особенностями нервной системы. Примитивные реакции развиваются быстро и свойственны всякому живому существу, которому угрожает опасность. Согласно Э. Кречмеру, примитивные реакции могут проявляться в виде гипобулических, т.е. протекающих ниже порога волевой активности (двигательная буря, нега - негативистические реакции сопротивления внешним воздействиям), и в виде гипоноических, проходящих без интеллектуальной переработки (бессмысленная агрессия). По его мнению, такая реакция биологически целесообразна, так как между многими движениями находится такое, которое выводит за пределы места, где есть угроза жизни. К. Рейхард полагал, что подобные реакции не следует причислять к психогенным, ибо они "протекают внепсихическим путем, по физиологическим законам".

Универсальность, неспецифичность реагирования, выражающаяся и в однообразии вегетативных проявлений (тахикардия, тремор, учащенное мочеиспускание), позволила К. Бонхоферу объединить все "катастрофные реакции" в вазомоторный комплекс.

Наряду с концепцией внеличностного, биологически целесообразного реагирования при стихийных бедствиях довольно широко обсуждалась проблема истероформных реакций, генез которых связан с необычной силой раздражителя. При этом истерическими называли "...преимущественно такие психогенные формы реакций, где известная тенденция представления использует инстинктивные рефлекторные или иные биологически предуготовленные механизмы" (Кречмер Э.). Истероформные проявления по существу детерминированы биологической основой и внешне не отличаются от примитивных реакций. Различие состоит лишь в том, что при примитивных реакциях "сильнее выступают вегетативно-вазомоторные признаки". Психические реакции при стихийных бедствиях и катастрофах обычно неспецифичны, малодифференцированны и могут развиваться при всех ситуациях, угрожающих жизни человека. Спектр возникающих феноменов состоит из эмоций страха, вазовегетативных изменений, двигательных проявлений. Тревожное напряжение и страх лежат в основе аффективно-шоковых, истерических психозов, клинически представленных вариантами сумеречного расстройства сознания, двигательными нарушениями в виде ступора или гипердинамии. Реакции психотического уровня также клинически однообразно окрашены и не содержат в себе личностного компонента, который собственно и придает своеобразие психореактивным расстройствам.

Из работ упомянутых авторов вытекало, что при стихийных бедствиях, в частности при землетрясениях (именно они зачастую служили основой для разработки проблемы), следует ожидать большого числа сумеречных расстройств сознания, ступорозных расстройств, "припадков истерии". Это позволило предположить возможность возникновения у населения во время второй мировой войны значительного числа психотических состояний, поэтому психиатрические клиники были ориентированы на массовое поступление больных с психозами. Однако этого не случилось. Так, из более чем 100 тыс. жителей Фрайбурга после массированной бомбардировки в клинику было доставлено лишь 2 человека. Ф. Панс в своей работе о страхе и ужасе подчеркивал, что бомбардировки воздействовали менее психотравмирующе, чем землетрясения, при которых "ощущения качающейся земли и внезапность начала" усиливают страх. Опыт второй мировой войны многое внес в понимание различных психопатологических аспектов жизнеопасных ситуаций и заставил обратить более пристальное внимание на непсихотические формы реакций. Прежде всего был сделан принципиальный вывод о том, что война не дает новых, неизвестных психиатрам клинических форм расстройств. Далее было внесено новое понимание "истерического" и его роли в развитии психических расстройств. Наконец, были описаны реакции горя, "синдром выжившего", психические последствия нахождения в концентрационных лагерях, последствия длительного голодания.

В 1976 r. была организована Всемирная ассоциация по оказанию экстренной медицинской помощи при катастрофах и стихийных бедствиях, известная также под названием "Клуб Майнца". С начала 1984 г. стал выходить международный журнал "Медицина катастроф". Главная тема публикаций этого журнала - совершенствование средств и методов помощи населению в экстремальных условиях катастроф.

В США при Национальном институте психического здоровья организован центр по изучению психических расстройств при критических состояниях, обусловленных стихийными бедствиями и катастрофами. Его деятельность направлена на изучение психосоциальных реакций в условиях стихийных бедствий и катастроф, проектирование и оценку соответствующих служб психического здоровья, разработку терапевтической тактики и изучение роли общественного влияния на предотвращение развития психических последствий.

Важное место занимает вопрос о динамике психогенных расстройств, развившихся в жизнеопасных ситуациях. Ему посвящено достаточно много специальных исследований. В соответствии с работами Национального института психического здоровья (США) психические реакции при катастрофах подразделяются на четыре фазы: героизма, "медового месяца", разочарования и восстановления.

Героическая фаза начинается непосредственно в момент катастрофы и длится несколько часов, для нее характерны альтруизм, героическое поведение, вызванное желанием помочь людям, спастись и выжить. Ложные предположения о возможности преодолеть случившееся возникают именно в этой фазе.

Фаза "медового месяца" наступает после катастрофы и длится от недели до 3-6 мес. Те, кто выжил, испытывают сильное чувство гордости за то, что преодолели все опасности и остались в живых. В этой фазе катастрофы пострадавшие надеются и верят, что вскоре все проблемы и трудности будут разрешены.

Фаза разочарования обычно длится от 2 мес. до 1-2 лет. Сильные чувства разочарования, гнева, негодования и горечи возникают вследствие крушения различных надежд.

Фаза восстановления начинается, когда выжившие осознают, что им необходимо налаживать быт и решать возникающие проблемы самим, и берут на себя ответственность за выполнение этих задач.

У многих людей, переживающих реальные тяжелые жизнеопасные ситуации, действительно наблюдаются указанные фазы психогенных реакций. Это подтверждается рядом исследователей. В частности, предлагается рассматривать психогенные нарушения при стихийных бедствиях с позиций "ключевых взаимосвязанных концепций стресса и кризиса, утрат и горя, социальных и эмоциональных ресурсов, кооперации и адаптации". Диагностические установки при идентификации расстройств могут быть нивелированы при рассмотрении ситуации в динамике. Выделяются три фазы: предвоздействие, включающее в себя ощущение угрозы и беспокойства. Эта фаза обычно существует в сейсмоопасных районах и зонах, где часты ураганы, наводнения; нередко угроза игнорируется, либо не осознается.

Фаза воздействия длится от начала стихийного бедствия до того момента, когда организуются спасательные работы. В этот период страх является доминирующей эмоцией. Повышение активности, проявление само- и взаимопомощи сразу же после завершения воздействия нередко обозначается как "героическая фаза". Авторы утверждают, что паническое поведение почти не встречается - оно возможно, если пути спасения блокированы.

Фаза послевоздействия, начинающаяся через несколько дней после стихийного бедствия, характеризуется продолжением спасательных работ и оценкой возникших проблем. Авторы довольно подробно описывают содержание этой фазы, проблемы, встающие перед пострадавшими, психические расстройства, которые преобладают. Новые проблемы, возникающие в связи с социальной дезорганизацией, эвакуацией, разделением семей и т.п., позволяют ряду авторов считать этот период "вторым стихийным бедствием".

Рассматривая психические нарушения с позиций эмоционального стресса, Ф. Хокинг подчеркивает, что тяжелый стресс может вызвать непредсказуемые реакции. По его мнению, трудно измерить "внешний стресс и его взаимодействие с субъектом".

Следует отметить, что многие авторы обращают внимание на коллективность психической травмы при стихийном бедствии, определяя ее как "массивный коллективный стресс". При этом стихийное бедствие, воздействуя на ткань социальной жизни, разрушает связи людей и уменьшает чувство общности. Такая постановка проблемы заставляет учитывать взаимодействие и взаимовлияние индивидуальных и коллективных форм реагирования, решать вопросы, относящиеся к области социальной психологии.

Наряду с анализом общих закономерностей развития реакций при стихийных бедствиях рассматриваются феноменологические и клинико-динамические детали реакций и состояний, характерных для отдельных вариантов экстремальных событий.

При описании и квалификации развивающихся в экстремальных условиях психических расстройств используются различные термины и определения: "эмоциональные проблемы", "психогенные расстройства", "психологические симптомы", "общая нервозность" и т.п. По мнению ряда исследователей, измерение психических нарушений при стихийных бедствиях примитивно, так как при этом используются различные нестандартизированные опросники, в которых не предусмотрены продленные исследования. Авторы подчеркивают необходимость учета мощности воздействия (стрессогенность) и результата (природы психопатологических проявлений) не изолированно, а комплексно, в их взаимосвязи.

В. Менингер в свое время предложил принцип, по которому можно было бы судить об уровне стресса при наводнении, разделив людей на тех, чья собственность страдала, и тех, которым наводнение непосредственно не угрожало. Реакции каждой из групп в значительной степени отличались друг от друга. Для тех, кто оказался на периферии наводнения, характерным было развитие напряжения, при котором возникало желание что-либо делать; удовлетворение этого желания (предоставление работы) вызывало облегчение. Во второй группе предвосхищение угрозы вызывало не только тревогу, но и неверие в то, что с ними может что-либо случиться; когда угроза становилась очевидной, развивалось состояние растерянности, подавленности. Утрата собственности усиливала негативное воздействие, способствуя утяжелению депрессивных расстройств. Дж. Глезер и соавт. обследовали лиц, пострадавших от наводнения, и нашли, что у 12% детей и 20% взрослых имелись легкие психические расстройства через несколько месяцев после бедствия. Осмотры пострадавших, проведенные через 2 года после наводнения, выявили симптомы тревоги, депрессии, напряженности, возбудимость, соматические расстройства, социальную изоляцию и изменение в моделях поведения. У 30% эти нарушения имели место и через 4-5 лет. Увеличение потребления алкоголя было отмечено в 30% семей, курения - в 44%, а потребление медикаментов увеличилось на 52%. Более чем у 3/4 пострадавших отмечены нарушения засыпания и кошмарные сновидения.

Авторы отмечают, что те, кто "не потерял собственности и не был в воде", обнаруживали значительно меньше психических расстройств. Дж. Беннет через год после наводнения выявил симптомы соматических и психических нарушений у 32% из тех, чьи дома и имущество были затоплены, и у 19% из числа людей, чьи дома оказались вне зоны затопления. Другие исследователи отмечают, что через 1 год после наводнения у 24% из 250 обследованных отмечались фобии, начальные признаки депрессии и другие симптомы. М. Мелик, проведя через 3 года после наводнения обследование 43 человек, чьи дома были затоплены, и 48 человек из незатопленной зоны, обнаружил у 41,9% из затопленной зоны психосоматические расстройства и такого же рода расстройства у 6,1% из зоны, не подвергнутой затоплению. При этом 45% пострадавших обнаруживали "симптомы легкой депрессии".

Несмотря на некоторые различия в интенсивных показателях, четко проявляется тенденция к увеличению психических нарушений у лиц, которые оказались непосредственно в зоне затопления. Наряду с этим приводимые данные позволили сделать некоторые выводы, судя по которым, люди воспринимают и оценивают опасность, а также избирают пути приспособления для защиты в зависимости от личного опыта, возраста, продолжительности проживания в районе бедствий и личных столкновений с опасностью. При этом необходимо различать опыт, полученный в центре стихийного бедствия, от периферийного. Первый делает человека более осмотрительным, второй позволяет недооценивать опасность.

По-видимому, значение опыта в переживании опасности может быть отмечено и при других стихийных бедствиях. Например, обнаружено что нередко у многих лиц перед началом урагана отмечаются "неверие и отрицание" опасности. Лишь немногие испытывали страх, а некоторые описывали свое состояние как "сноподобную нереальность".

Автор не получил достаточно подробных описаний поведения в тот период, когда ураган достиг апогея, но ему удалось выяснить, что подавляющее большинство пострадавших испытывали страх либо с обездвиженностью, либо с двигательным беспокойством.

Сразу же после урагана многие описывали свое состояние как "радостное карнавальное возбуждение", которое через 3-5 дней сменилось вялостью, апатией; через 10 дней выявились случаи неглубоких транзиторных депрессий.

Х. Мор выявил "страх погоды" у лиц, живущих в районах, подверженных воздействию ураганов. Психические последствия, вызванные этим бедствием, наблюдались и через год у 50% обследованных. Наряду с истерическими расстройствами (перемежающаяся хромота и истерический амавроз) он отметил большое количество жалоб астенического круга и нарушений сна.

А. Тейлор, обследовав население, пережившее торнадо, у 50% наблюдал "нервность и возбуждение", эпизоды депрессии.

Дж. Милн через 7 мес. после прохождения циклона выявил у 26% пострадавших страх "ветра и дождя". Дж. Паркер, изучив психические реакции населения во время циклона и более чем 14 мес. спустя, отметил психические нарушения у 22% людей.

Из приведенных литературных данных не следует, что психические реакции при наводнении, урагане и других экстремальных ситуациях носят какой-то специфический характер, свойственный лишь конкретному стихийному бедствию. Это скорее универсальные реакции на опасность, а их частота и глубина определяются внезапностью и интенсивностью стихийного бедствия. Так, выявляемый у ряда лиц "страх погоды" является скорее символическим: подобный же страх мог возникнуть в результате наводнения, землетрясения, урагана ("страх наводнения", "страх землетрясения" и т.п.).

Из стихийных бедствий наибольшим психотравмирующим действием обладают землетрясения большой (иногда средней) силы. Внезапность возникновения (трудность непосредственного предсказания), фактическое отсутствие эффективных методов защиты населения, огромные разрушения и ощущения качающейся земли определяют комплекс физических и психических травмирующих факторов.

Научная литература, посвященная различным аспектам землетрясений и их последствий, весьма обширна. К. сожалению, значительная часть работ не затрагивает вопросов нервно-психических реакций населения и ограничивается сугубо специальными проблемами сейсмографии, масштабов и профилактики разрушений и т.д.

Особого внимания заслуживает ставшая библиографической редкостью монография Л.Я. Брусиловского, Н.П. Бруханского и Т.Е. Сегалова "Землетрясение в Крыму и невропсихический травматизм", вышедшая небольшим тиражом в 1928 г.

Авторы этой монографии приводят многочисленные примеры "невропсихического травматизма" населения во время землетрясений, в частности в г. Верном (ныне Алма-Ата) 28 мая (9 июня) 1887 г.; в Мессине в декабре 1908 г., где "...большинство переживших сошло с ума; оставшиеся здоровыми в лучшем случае так потрясены разразившимся бедствием, что не способны ни к какой деятельности". Изучение реакций населения при крымском землетрясении (1927 г.), наблюдения, которые проводились на месте во время самого землетрясения, позволили сделать авторам (они же являлись членами специальной комиссии Наркомздрава РСФСР) ряд интересных выводов, в том числе о том, что в формировании реактивных состояний имеет значение не только "невропсихическая травма" (толчки, образование трещин в зданиях, их разрушение, человеческие жертвы и т.п.), но и "постоянное напряжение, тоскливое, боязливое ожидание". К числу других заключений авторов относятся следующие положения: 1) невропсихические реакции в связи с землетрясениями у предрасположенных могут протекать довольно длительно и неблагоприятно; 2) заболевания могут возникнуть не только "остро", но и спустя несколько месяцев после пережитого. Работу завершает следующее утверждение: "Вспоминая Н.И. Пирогова, определившего войну медицинским термином "травматическая эпидемия", мы имеем право сказать: землетрясение - это эпидемия невропсихического травматизма".

Подробно излагая "общую симптоматологию невропсихического травматизма", авторы не дают сведений о частоте реактивных состояний у населения и ограничиваются изложением следующих данных: "Описанные реакции, строго говоря, в части случаев не могут быть расцениваемы иначе, как острые реактивные психотические состояния. Но мы условимся здесь, что под этим названием мы будем объединять лишь те случаи, продолжительность которых колебалась от нескольких часов до нескольких дней. О собственно же реактивных психозах, потребовавших изоляции в психиатрическую больницу, мы скажем позже. Каково количество их? На это трудно ответить. Нами зарегистрировано всего 11 случаев, но, по-видимому, их довольно много. Какого типа эти вспышки? Схематизировать их нельзя. Здесь встречаются случаи и с двигательно-речевым возбуждением, и ступорозные состояния с резким аутизмом, недоступностью, иногда стереотипией, расцвеченные лабильными бредовыми идеями, и депрессивные состояния с идеями греховности, и псевдодементные картины с причудливым подчас пуэрилизмом".

Несколько иные данные о крымском землетрясении сообщает Т.П. Симпсон, обследовавшая 30 взрослых и 20 детей через 7-10 дней после землетрясения в Крыму и установившая у них 2 вида реакций: физиологические и патологические. Физиологические реакции имели фазность протекания. Первая фаза характеризовалась физическими ощущениями, связанными с катастрофой, в частности с ощущением шаткости почвы; в следующей фазе (фазе сознательной переработки сенсорных раздражений) одни лица в соответствии с их преморбидными свойствами действовали активно и целенаправленно, другие были пассивными, субступорозными; в третьей фазе происходила "двигательная разрядка", сопровождающаяся вазовегетативными расстройствами. Такого рода реакции проходили без невротических последствий. К патологическим реакциям относятся случаи с затяжными невротическими и депрессивными нарушениями, конституционально окрашенными. У детей все наблюдавшиеся реакции протекали рудиментарно и, как правило, сводились к моторной разрядке, следовавшей за вызванными землетрясением ощущениями. Во всяком случае грубых психотических форм реакций она не выявила.

В литературе имеется яркое описание нервно-психического состояния пострадавшего населения при землетрясении в Ашхабаде. У людей, перенесших тяжелейший моральный удар, наступила психическая реакция, которую можно охарактеризовать как состояние своеобразного ступора, выражавшегося глубокой внутренней замкнутостью, абсолютным безразличием к окружающему. Люди двигались, как механизмы, не обращая никакого внимания на сигналы автомобилей, на крики и стоны раненых, на трупы убитых людей, лежавших на улицах и во дворах. Значительные по силе подземные толчки, повторявшиеся в течение длительного времени после первого землетрясения, поддерживали это психическое состояние, вновь и вновь вызывая у значительной части людей состояние ужаса.

Впечатляющие описания поведения людей во время землетрясения приводятся в двух номерах газеты "Верба" (от 28 и 29 октября 1969 г.) в связи с несчастьем, постигшим старинный югославский город Банялуку 26 и 27 октября 1969 г. Девятибалльное землетрясение разрушило город с 60-тысячным населением на 80% (первый толчок силой 8 баллов потряс Банялуку в 16.30 26 октября). В корреспонденциях сообщалось о "довольно многочисленных случаях острых реактивных состояний среди жителей пострадавшего города". Фотокорреспондент газеты Жика Живанович, сделавший ряд уникальных снимков в момент землетрясения, так описывает свое состояние и поведение людей:

"Я не мог двинуться. Никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным... Люди окаменели и не двигались. Я тоже. Затем люди бежали без цели. Находившиеся в парке бежали в направлении зданий, хотя это было абсолютно нецелесообразно. Они бежали, чтобы спасти себе жизнь, и кричали, как сумасшедшие. Те, кто был в домах, бежали в парки. Все были в панике. Некоторые теряли сознание или стояли как окаменелые" (статья "Свидетель мгновения"). В другой корреспонденции рассказывается о поведении жителей города спустя определенное время после землетрясения: "Люди бродят по улицам города с отсутствующим видом и задают бессмысленные вопросы. Например, "почему идет дождь?", хотя в это время была хорошая погода" (статья "Потерянные на улицах").

Несмотря на краткость приведенных описаний и то, что они сделаны не врачами, а журналистами, видно, что у населения Банялуки острые реактивные состояния возникали прежде всего в форме сумеречного состояния сознания с психомоторным возбуждением (бессмысленное бегство) и в виде психогенного ступора.

Особый интерес представляет землетрясение в Скопле в 1963 г. Эпицентр землетрясения силой в 10 баллов находился под центральной площадью города. Скопле, третий по величине город Югославии (около 220 тыс. жителей), столица Македонии, был разрушен в течение 20 секунд на 80%. Вслед за первым толчком последовал второй, несколько меньшей силы. В тот день было зарегистрировано еще 84 толчка, два из которых силой в 5 и 4 балла. Первый катастрофический толчок большинство жителей города расценило как начало ядерной войны. Конечно, размеры человеческих потерь при скопльском землетрясении и ядерном ударе (в частности, в Нагасаки) несопоставимы. Однако масштабы и характер разрушений в Скопле вполне укладываются в рамки современных представлений о последствиях ядерного удара по городу. 80% зданий города было разрушено, 170 тыс. жителей остались без крова, уничтожены или сильно повреждены почти все общественные здания и школы, большая часть личного имущества граждан полностью погибла.

Катастрофический характер землетрясения в Скопле, почти полное разрушение города, грохот падающих зданий, тучи густой пыли, пожары, большое число жертв, гибель родных и близких, душераздирающие сцены на улицах - весь этот комплекс сверхсильных психотравмирующих факторов обусловил нервно-психические нарушения у подавляющего большинства населения города. По данным ряда авторов и свидетельствам очевидцев, острые реактивные состояния, преимущественно ступорозного характера, наблюдались в большей или меньшей степени у большинства жителей пострадавшего города. Характер и глубина нервно-психических расстройств были неодинаковыми у разных людей и в разные сроки после землетрясения. Первоначальная реакция (первый, самый сильный толчок был в 5.17 утра, когда значительная часть жителей спала) носила характер паники. Отмечены случаи, когда обезумевшие родители выбрасывали детей из окон многоэтажных зданий, выпрыгивали вслед за ними и разбивались. Югославские исследователи выделяют три фазы, характеризующие психическое состояние населения города после землетрясения. Первая (2-3 дня) - состояние тяжелой психической депрессии, угнетения, ступора. Люди совершенно не реагируют на окружающее, с ними трудно вступить в контакт. Они бродят по развалинам, как будто разыскивая что-то, или сидят неподвижно у своих разрушенных жилищ. Вторая (5-12 дней) - продолжение менее выраженной психической депрессии у одних, проявление общего возбуждения, беспокойства, расторможенности у других, (у детей - полное недержание мочи, у беременных - спонтанные аборты и преждевременные роды). Третья (от 10-12 дней до 2-3 мес.) - постоянное сглаживание нервно-психических нарушений, появление интереса к окружающему, беспокойство за будущее, стремление приспособиться к жизни в новых условиях.

Количественная сторона нервно психических нарушений у населения г. Скопле такова. Острые реактивные состояния наблюдались у всех жителей города. Однако примерно у 20% это состояние быстро прошло, у 70% продолжалось от нескольких часов до 2-3 сут., а у 10% наблюдались серьезные психические расстройства, требовавшие специальной медицинской помощи и лечения.

Ташкентское землетрясение 1966 г. (первый толчок силой около 8 баллов, продолжительностью 10 секунд отмечен 26 апреля 1966 г. в 5.23 по местному времени) было слабее, не вызвало таких тотальных разрушений, как в Скопле, а главное - не сопровождалось значительными жертвами. Тем не менее исследователи, которые приступили к изучению нервно-психических реакций населения Ташкента на месте спустя день после первого толчка, пришли к выводу, что реактивные состояния остаются у 11% населения.

По данным очевидцев и исследователей, в момент землетрясения и сразу же после него 36,7% пострадавших жителей либо бездействовали, либо молились, а затем прибегали к защитным мерам, 42,5% укрывались в безопасном месте, 16,8% выбегали на открытое пространство.

Т. Николс пишет, что последующие толчки производят на жителей большее впечатление, чем первый, самый сильный толчок. У лиц, перенесших афтершоки (повторные толчки), возникает "настроенность на неотвратимость беды", отчего они, "скованные страхом, бездействуют, вместо того, чтобы бежать в безопасное место".

С точки зрения ряда авторов, личностные факторы, которые могут влиять на восприятие землетрясений, трудно измерить и оценить с точки зрения их значимости для процесса приспособления к катастрофе. Землетрясения вызывают стресс, когда люди осознают их неотвратимость и не знают, что их ожидает. По данным некоторых исследователей, 43% из тех, кого охватывает чувство тревоги и страха, утверждали, что они опасались не за свою жизнь, а за имущество; 1% опрошенных ответили, что землетрясения их не тревожат и они сохраняют спокойствие, уверенность в себе. Следует отметить, что многие лица, вошедшие в последнюю группу, в прошлом уже пережили землетрясения.

При стихийном бедствии вообще и землетрясении в частности отмечаются ошибки в реальной оценке опасности. При этом возможны как "миф о не ранимости субъекта", так и "иллюзия центральности" (т.е. уверенность субъекта в том, что он обязательно будет поражен). По их наблюдениям, паника крайне редка и возникает лишь в тех случаях, когда ситуация кажется безнадежной. Описывая психические последствия землетрясений в Манагуа в 1972 г., К. Фогельман и У. Парентон отмечают, что поступления в психиатрические больницы в первые месяцы увеличились на 27%, обращаемость к психиатрам поднялась до 209% (по поводу тревоги, депрессивных реакций, истерии).

Сопоставление имеющихся данных литературы свидетельствует о том, что внимание исследователей психических реакций и поведения при стихийных бедствиях переместилось в последнее время от изучения в начале века грубых психических нарушений к описанию феноменов, составляющих изменения психической деятельности непсихотического уровня. Есть основания полагать, что это непосредственно связано с определенным "патоморфозом" отношения людей к стихийным бедствиям, зависящим от изменений культуральных средовых взаимоотношений, а главное - с развитием техники и медицины, которым порой приписывается мифическая возможность спасения выживших во время стихийных бедствий и катастроф.

В предисловии к работе Л.Я. Брусиловского и соавт. проф. Г.И. Россолимо писал: "Во всякую новую историческую эпоху эти последствия (речь идет о последствиях стихийных бедствий. - Авт.) вносят отпечаток особенностей нового современного человека и потому нуждаются в новом обследовании и надлежащем научном подходе". Эта глубокая и совершенно правильная мысль полностью подтверждается уже при первом знакомстве с материалами, характеризующими поведение и нервно-психические расстройства людей во время стихийных бедствий в разные исторические периоды.

Проблеме психогений военного времени посвящено большое число исследований крупнейших отечественных психиатров (Осипов Б.П., Гуревич М.О., Краснушкин Е.К., Гиляровский В.А.). В этих работах достаточно четко показано, что война не дает новых, неизвестных мирному времени видов психических расстройств, ее патопластические влияния лишь в некоторой степени видоизменяют известные психические расстройства. В формировании психогений военного времени у населения, помимо непосредственного этиопатогенетического фактора (переживания, связанные с угрозой жизни), существенную роль играют предрасполагающие факторы: информационная неопределенность, угроза существованию близких людей, ломка функционирования психофизиологической организации и основных жизненных стереотипов, утомление и т.п. При этом во многих случаях жизнь человека становится зависимой не от привычных условий, ведущих к благополучию в мирное время (материальное положение, образование, особенности труда и быта и т.п.), а от новых факторов - умения выжить без помощи других людей, укрыться от непогоды, найти жилье и пищу.

Необходимо отметить, что в литературе психогенные расстройства военного времени рассматриваются отдельно: у участников военных действий и у населения. Различия обусловлены тем, что "солдат в условиях боевой обстановки каждый день подвергается угрозе смерти - угрозе, от которой он не имеет права уклониться, для гражданского населения - вполне законно искать убежище в период нападения. По данным В. Менингера, в лечебные учреждения армии США во время второй мировой войны (с 1 января 1942 г. по 30 июня 1945 г.) поступило около 1 млн лиц с нервно-психическими заболеваниями, в том числе 64% с психоневрозами и 7% с психозами. В соответствии с данными С. Бейкера, почти половина демобилизованных по состоянию здоровья из армии США военнослужащих во время второй мировой войны страдала нервно-психическими заболеваниями, в том числе 70% психоневрозами.

Современный уровень военной техники и средств массового поражения в значительной степени уменьшает различия в возможностях поражения как лиц, непосредственно участвующих в военных действиях, так и населения. Во время предшествующих военных конфликтов, когда различия между фронтом и тылом были значительными, психические расстройства у гражданского населения не представляли собой значительной проблемы. Однако опыт второй мировой войны, обобщенный в ряде работ, посвященных изучению результатов налетов авиации на мирные города, показал, что психическое напряжение, вызванное страхом и тревогой, достаточно велико. Ф. Панс рассматривает динамику эмоциональных состояний, возникающих во время воздушных налетов: чувство подавленности и страха, кардиоваскулярные симптомы после налета уменьшались, сменяясь эйфорическим возбуждением. Однако после тяжелых налетов были более выражены апатия и безразличие. Л. Люнберг пишет, что после тяжелых налетов выжившие жители британских городов "...бродили среди руин, роясь в остатках своих жилищ. Их лица ничего не выражали, взгляд был пустым, глаза блуждали. Это безразличие приводило к тому, что эти люди часто не обращались своевременно за медицинской помощью. Проявляющаяся на время тенденция игнорировать моральные стандарты часто находила свое выражение в том, что оставшиеся в живых горько оплакивали потерю своих жилищ и имущества, не обращая внимания на то, что один или несколько их родственников были убиты".

Вместе с тем выраженных случаев психических заболеваний, требующих лечения в больницах, было не очень много (в Великобритании 1-2% людей нуждались в госпитализации). К. Берингер объясняет низкую заболеваемость подготовленностью к бомбардировкам. Кроме того, реальность ставит "неизбежные требования к необходимости так действовать, чтобы выжить, поэтому нет времени, чтобы быть больным". К. Затт считает, что при частых бомбардировках наступает истощение, которое сменяет острые реакции страха и ужаса. Д. Джанис, анализируя воздействие бомбардировок, пишет, что при них довольно часты транзиторные реакции страха, депрессии, апатии, длящиеся от нескольких дней до недель, нередки также расстройства в пищеварительной, сердечно-сосудистой системах, нарушение менструальной функции. Реакции детей такие же, как и у взрослых, однако протекают более длительно. Он отмечает значительные изменения в моральных стандартах, в первую очередь среди тех, у кого пострадало жилище, кто потерял родных, имущество.

Особое место принадлежит анализу психических нарушений, возникших во время ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Джанис подчеркивает, что психические расстройства отмечались у всех выживших. Чувство страха и полной беспомощности, продолжавшееся в течение нескольких дней и недель, нередко сопровождалось у человека "удивлением и непониманием того, что он еще жив". Второй эмоциональный шок развивался при виде огромного числа убитых, раненых, сгоревших. При этом, отмечает автор, второй шок был сильнее у тех, кто испытывал страх меньшей интенсивности непосредственно во время взрыва. Автор описывает также острые депрессивные реакции с выраженным чувством самообвинения, суицидальными действиями, когда оставшиеся в живых бросались в огонь, чтобы погибнуть.

Спасательные работы были затруднены из-за того, что большая часть выживших покинула город, а те, кто оставался в нем, были растеряны, дезориентированы, вялы, безразличны ("вели себя тихо, головы опущены, на лицах никакого выражения"). Примерно через 2-3 ч возможно было организовать какую-то помощь, которую осуществляли священники и врачи, оставшиеся в живых.

Представленные данные по существу вводят в проблему психогенных расстройств, возникающих в разных катастрофических ситуациях и во время войны. Они показывают необходимость специального рассмотрения как клинических особенностей, так и вопросов профилактики и медицинской помощи при психических расстройствах, развивающихся в различных экстремальных условиях.