Теория государства правды в мировоззрении Федора Карпова.

Объединенному суверенному государству более не соответствовала такая форма власти, как раннефеодальная монархия. Возникла необходимость в изменениях организации власти и государственного устройства. Интерес к этим проблемам заметен в произведениях Федора Карпова – публициста и дипломата конца XV – начала XVI в., близкого к Максиму Греку и его окружению. Его политические воззрения изложены в Послании митрополиту Даниилу. Оно написано приблизительно в 30-е гг. XVI в., когда уже наметилась тенденция формирования сословно-представительных институтов и учреждений в стране. Во всех высказываниях мыслителя сквозит одобрение формирующимся представительным формам организации власти. Он систематически употребляет такую терминологию, как «цари и начальники», «правители и князи». Утверждая положение о необходимости верховной власти в человеческом обществе, Карпов, ссылаясь на Аристотеля, доказывает, что «всякий город и всякое царство... управляться должно жальниками, поэтому странам и народам нужны цари и начальники». Соединение царей и начальников он дает в поэтическом образе согласного единства гусляра и гуслей. Обращает внимание и неоднократное употребление публицистом такого выражения, как «дело народное» (сам термин напоминает калькированный перевод с латинского respublica, что у Цицерона означало достояние, дело членов римской общины). Карпов воспроизводит и близкую Цицерону классификацию форм государства: «дело народное» (республика) и царство (монархия), что говорит о его знакомстве с трудами Цицерона, и в частности с представлениями последнего об идеальном варианте политической организации общества, в котором предполагается достижение согласия всех его членов в вопросах управления общими делами. Ссылки на произведения Аристотеля и Цицерона, в которых содержится предпочтение республиканскому образу правления с выборной магистратурой, а также прямое заимствование их терминологии являются косвенными, но существенными доказательствами симпатий Карпова коллегиальному, а не единоличному принципу в организации форм власти. Занимали Карпова и способы обеспечения законных форм реализации властных полномочий. Он утверждал, что все отношения между людьми в обществе должны регулироваться только правовыми нормами. Религиозная мораль не может заменить закон, поэтому Карпов отрицает возможность воздействия на поведение граждан при помощи такой религиозно-этической категории, как «терпение», которое может иметь место только за монастырскими стенами. Все виды деятельности государства как в судебной, так и внесудебной сферах должны осуществляться на основании действующих законов. Категории справедливости и права у Карпова совмещены. Следуя Аристотелю, он утверждает, что все законное должно быть обязательно справедливым. Несправедливое и незаконное распределение благ может вызвать серьезное недовольство у подданных, в результате которого люди перестанут быть послушными своему государю. Исходя из этих положений он выдвигает требование о справедливой оплате труда всех работников, особо выделяя воинские услуги. Соблюдение законов – не только основа благополучия государства, но и нравственная база общественной жизни. Беззаконие Карпов связывает с падением нравственности. Он не допускает даже мысли о возможности надзаконного положения верховной власти. «Всякое царство по Аристотелю, – пишет он, – управляться должно по правде и определенными законами справедливыми». «Правда» и «определенные законы» здесь употреблены в значении права и основывающегося на нем законодательства. «Правду» реализует суд – это положение вполне согласуется с мыслью М. Грека: «Правда – сиречь прав суд».

9. Государственно-правовые взгляды И.С. Пересветова.

Широкую программу политико-юридических преобразований предложил в середине XVI в. служилый дворянин Иван Семенович Пересветов. В своей политической теории он рассмотрел вопросы, касающиеся формы правления и объема

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 210

полномочий верховной власти, организации общерусского войска, создания единого законодательства, реализуемого централизованной судебной системой. В области управления внутренними делами страны он предусмотрел проведение финансовой реформы, ликвидацию наместничества и некоторые мероприятия по упорядочению торговли. Удивительная дальновидность его политического мышления заключалась в том, что в своей теоретической схеме он определил структуру и форму деятельности ведущих звеньев государственного аппарата, наметив основную линию дальнейшего государственного строительства, предугадав пути его развития.

В 1549 г. И.С. Пересветов подал Ивану IV две челобитные (Малую и Большую) с проектами различных государственных и социальных преобразований. Свои реформаторские идеи и предложения он изложил в контексте анализа причин поражения Византии – некогда могущественного и блистательного государства. При этом ассоциативные параллели с русской действительностью носят оттенок не только критики, но и заинтересованного предупреждения. В качестве положительного образца греческому царству противостоит турецкое, зарекомендовавшее себя многочисленными победами. Метод противопоставления страны-победительницы поверженной стране позволяет Пересветову дать анализ причин поражения, т.е. выступить с критикой такого социального и политического устройства, которое привело страну к гибели, и изложить под видом выяснения причин победы положительные аспекты, якобы имевшие место в стране-победительнице и заключавшиеся, по его мнению, в социально-политических формах и порядках Османской империи.

В системе взглядов Пересветова значительное внимание уделено определению наилучшего варианта организации государственной власти. Вопрос о форме правления начал обсуждаться в публицистике значительно ранее выступления Пересветова Мыслители XV–XVI вв. понимали самодержавие как единство государственной власти, ее верховенство, но не как неограниченность власти царя, не как самоволие. Один (единый) – не в смысле модели формы верховной власти, а в значении единственного властителя, равного которому нет среди других князей в стране по объему властных полномочий. Показательна в этой связи позиция автора «Валаамской беседы» – современника И.С. Пересветова. Цари, по его представлению, для того «в титлах пишутся самодержцы», чтобы «Богоданное царство и мир (здесь в смысле страну, народ – Н. 3.) воздержати»

Единодержавие как наилучшая форма государственной власти и государственного устройства не подвергалась сомнению. На этой базе мыслители моделировали свои идеальные схемы организации власти, которые традиционно представлялись им в виде ограниченного (а не абсолютного) самодержавия Более того, «самоволие» или «самовластие» жестоко осуждалось. Этими терминами в литературе XV–XVII вв обычно обозначались незаконные способы осуществления власти в государстве в противовес самодержавию, основанному на законе и организованному таким образом, при котором верховная власть управляет страной не единолично, а вкупе со «своими с князи и с бояры и протчими миряны» (Валаамская беседа)

И.С. Пересветов также пользовался термином «самодержец» для выражения представления о суверенном верховном властителе всей русской земли.

Самовластие бояр довольно широко подвергалось осуждению в различных политических произведениях эпохи Пересветов отмечал неправедные пути обогащения вельмож, ведущие к оскудению страны, взаимные свары между ними («сипели друг на друга яко змеи»), а также творимый ими неправедный суд. Он, как и Максим Грек, считал, что беззаконие, беспрепятственно чинимое вельможами в государстве, опасно не только для подданных, но и для царской власти, ибо царское звание теряет свое «прироженное» значение, а само «царево имя» обесценивается. Этими критическими суждениями Пересветов выражал свое отношение только к отдельным боярам, а не к Боярской думе как органу власти.

Искоренения недостатков он ожидал от сильной центральной власти, при этом наличие Совета мыслитель считал необходимым атрибутом всякой власти, опирающейся на законные основания. Описание деятельности наилучшего правителя в лице «Магмет-салтана», должного служить историческим примером для адресата его Челобитных, включает упоминание о неизменном «Совете» или «Верной думе», сопутствующей всей деятельности этого прототипа. Более того, дается даже примерный анализ социального состава Совета «Магмет-салтана», в который входят знать, военачальники, судьи и духовенство. При принятии решений по особо важным делам «Магмет-салтан» руководствуется не своими желаниями, а усмотрением этого Совета Турецкий султан не только советуется со своей верной Думой, но и совместно с ней принимает решения «Да и помыслил салтан с сеиты и с молнами и с абызы и с паши мудрыми и со всею своею верной Думой».

В системе государственных преобразований И.С. Пересветова центральное место занимает военная тема. К ее изложению он приступает в своей обычной манере: критика организации войска в побежденной стране у греческого царя Константина противопоставляется положительному варианту страны-победительницы, сравнение заканчивается целым рядом разносторонних реформаторских предложений, предусматривающих состав, структуру и организацию вооруженных сил.

Однако, прежде чем приступить к изложению схемы предполагаемых военных преобразований, реформатор позаботился и о материальной базе, обеспечивающей возможность их осуществления.

Он обосновывает необходимость создания общегосударственной казны, призванной заменить наместнический порядок собирания и распределения доходов. И. С. Пересветов предлагает полную ликвидацию наместничества («никому ни в котором городе наместничества не давать»). Вельмож (бояр) обеспечивать «из казны царские кто чего достоит», а налоги «со всего царства своего из всех городов и волостей и из поместий» собирать в единую царскую казну при помощи особых чиновников (сборщиков), находящихся на царском жалованье. При наличии денег в государстве можно создать единое, постоянное войско, находящееся всегда в боевой готовности – «а войско его царское с коня не оседает... и оружия из рук испущает». Награждать воинов следует по заслугам– «кто что достоит», и если кто «царю верно служит, хотя и от меньшего колена, то он его на величество подьмает и имя ему велико дает и жалованье ему много прибавляет... а ведома нету какова они отца дети» Пересветов последовательно проводит принцип оценки личных заслуг, поощрения усердия и талантов в противовес местнической системе иерархического распределения благ и почестей. Отношение к воину со стороны царя и высшей военной администрации предполагается заботливое и уважительное, ибо «царю без войска не мочно быти», поэтому воинов необходимо «любити аки своих детей и быти до них щедру».

И С. Пересветов предусматривал не только увеличение численности войск, но и новый порядок их формирования. Предлагал он также и ликвидацию всех форм кабальной зависимости, и особенно самой тяжелой из них – холопства, считая это мероприятие необходимым для улучшения качества воинской службы. Холопы плохие воины, а кроме того, они всегда могут «прельститься другим царем», если он пообещает им свободу. Кроме этих прагматических соображений, Пересветов приводит и более фундаментальные доводы в пользу отмены холопства. Так, он осуждает сам принцип порабощения как несовместимый с христианской моралью. Вечное закабаление противно божественным законам. «Бог один для всех людей, и те, которые других записывают в работу во веки, угождают дьяволу». Порабощение противно и государственным порядкам, ибо порабощенная земля сама по себе беззаконна, «в той земле все зло сотворяется. татьба, разбой, обиды, всему царству оскуднение великое». Поэтому, заключает И. С. Пересветов, «Магмет-салтан» уничтожил в своем государстве все формы кабальной зависимости людей, «пожегши огнем все книги полные и закладные», и даровал всем людям свободу.

Анализируя внешнеполитический курс русского государства, Пересветов одну из насущных его задач усматривал во взятии Казани. Эта акция представлялась ему необходимой для подведения итогов территориального объединения государства Географическое положение Казанского ханства, по мнению Пересветова, столь центрально по отношению ко всей другой российской территории, что следовало бы вообще переориентироваться на богатые волжские земли и перенести столицу в Нижний Новгород, а кроме того, необходимо положить предел набегам казанцев на русские земли, терпящим от них «частые кручины».

Есть и экономические мотивы в творчестве Пересветова. Так, в ряде мест он довольно пространно высказывается о торговле, выступая за законодательное упорядочение этого рода деятельности, т е. введение «правды-закона» в эту сферу общественной жизни. «Нечистый торг» (который имел место у царя Константина) должен быть искоренен, торговые операции следует проводить, основываясь только на «правде-законе» (как это делается у «турского царя»).

Пересветов последовательно проводит идею реализации законности во всех формах общественной и государственной деятельности.

Наибольшее внимание уделено им критике беззакония. Осуждая боярское самовластие, он отмечает полное пренебрежение бояр-временщиков к закону и законным формам государственной деятельности и обвиняет их в том, что они богатели «незаконно», «изломили правый суд», «невинных осуждали по мздам». Он критикует такие проявления «неправедности» в деятельности суда, как лжесвидетельство, ложная прията, рассмотрение заведомо ложных, сфабрикованных дел и т.д.

В Малой челобитной к неправедным действиям Пересветов относит и внесудебные формы расправы– «обиды», возможность причинения которых он усматривает в деятельности государственных чиновников, руководствующихся не законами государства, а собственным произволом. Жертвой такой внесудебной расправы был и он сам, в результате чего остался «наг, бос и пеш».

По поводу соотношения веры и правды И.С. Пересветов утверждал: «Бог любит не веру, а правду». Этот подход опирался на традиции новозаветной литературы, в которой постоянно и много говорилось об уважении к правде и закону. Если в государстве вера лежит мертвым грузом, а не осуществляется в праведном поведении ее носителей, то, несмотря на ее внешнее соблюдение и воплощение в храмовом служении, правды в этом царстве нет, поскольку такая вера оторвана от правды. «Истинная правда есть Христос», и вера в него есть вера в правду, так как вера призвана помогать людям понимать и исполнять правду, и если такое единство соблюдается, то в этом государстве бог пребывает и помощь свою подает. Это – идеальный вариант полного взаимопроникновения веры и правды, но имеются и исторические примеры расщепления этих категорий: вера наличествует, а правды – нет. Так было, по оценке Пересветова, в царствующем граде Константинополе, где вера была «всем сполна», но в гражданской жизни Царствующий град был отмечен «деяниями беззаконными», «междоусобными бранями» и злодеяниями, в результате которых люди в нем «оскудеша и обнищаша», и поэтому Константинов град лишился божественного покровительства («пречистые Богоматери отпадше»).

Противопоставление правды вере введено в русскую политическую литературу Максимом Греком. Пересветов использовал этот подход и развил его далее для обоснования реальной необходимости осуществления праведной (в смысле законопослушной и моральной) жизни и недопустимости оправдания «неправедного» поведения (нарушения законов) верой, как бы внешне блистательно она ни была организована.

Судебная реформа у Пересветова, равно как финансовая и военная, прежде всего имеет своей целью уничтожение наместничества. Во все грады необходимо направить прямых судей, назначаемых непосредственно верховной властью, жалованных из государевой казны. Судебные пошлины (присуд) взимать в казну, «чтобы судьи не искушалися и неправдою бы не судили». Судят судьи по Судебным книгам, по которым они и «правят и винят». Перед законом все должны быть равны, и суд, «нашед виноватого», обязан «не пощадить и лучшего». Жалованье «прямые судьи» получают прямо из государевой казны. Здесь Пересветов впервые ставит вопрос об отделении суда от администрации и образовании единой централизованной судебной системы.

Из общей судебной системы И. С. Пересветов выделяет воинский суд, который в армии осуществляется высшим начальством, знающим своих людей. Суд свершается на месте, скорый, правый, грозный и не облагаемый пошлиной, по единому для всех Судебнику. «А воинников судят паши», которые свое войско знают «и судят прямо... беспошлинно и беспосулно и суд их свершается вскоре».

Пересветов предусматривал довольно суровые наказания для судей, отправляющих правосудие «не по правде, а по мзде». Например, с неправедных судей сдирают кожу живьем и набивают ее бумагой и вешают на воротах судебного учреждения в назидательных целях. Здесь, скорее всего, мы имеем дело не с жестокостью Пересветова, а с фольклорными приемами, посредством которых было принято характеризовать восточные деспотии, и в частности Османскую империю. Что же касается принципа определения наказания, то он сформулирован у Пересветова по лучшим прогрессивным образцам того времени: «казнят преступников противу дел их, да рекут тако: комуждо по делам его».

Среди видов преступлений Пересветов упоминает разбой, татьбу (кражу), обман при торговле, различные правонарушения судебных и государственных чиновников, воинские преступления, ябеду, а также азартные игры и пьянство. За бегство с поля боя, кроме непосредственного наказания виновного, предусмотрена еще и опала для членов семьи виновного, «да нечестно будет ему и детям его».

«Магмет-салтан» именно так и устроил в своем государстве, чем заслужил покровительство бога, который помогает только тем царям, «кто правду любит и праведен суд судит, правда Богу сердечная радость, а царю великая мудрость».

Средства введения этой правды весьма авторитарны: она вводится грозой, потому что только гроза может пресечь зло. Термин «гроза» у него означает систему жестких мероприятий, целенаправленно проводимых от имени царской власти. Гроза – это совокупность средств, которыми следует воспользоваться в законных пределах для проведения реформ, обеспечивающих введение правопорядка. Гроза не предполагает произвола, так как всякое отступление от закона правителем опасно для его авторитета.

О необходимости правления, основанного на законе, писал еще Иосиф Волоцкий, который назвал царя мучителем в том случае, если он «не ходит в заповедях Его (Бога. – Н. 3.) и во правдах», т.е. в законе. Но если Иосиф в основном опасался «злочестивого царя», который не будет заботиться о делах церкви и преследовать еретиков, то Пересветов смотрел гораздо шире – в принцип праведного правления он включает законную деятельность всего государственного механизма с возглавляющей его центральной властью.

Таким образом, И. С. Пересветов в своих представлениях близок именно к модели сословно-представительной монархии, развивая принципы политической теории, намеченные Максимом Греком, Зиновием Отенским и Федором Карповым.

10. Политическая деятельность Избранной Рады в царствование Ивана IV

Около 1549 года к власти пришла новая группировка под названием Избранная рада. Одним из видных деятелей, стоявших во главе Избранной рады был священник Селивестр, служивший в Благовещенском соборе Московского Кремля. Автор знаменитого "Домостроя" Иван Селивестр обращался с поучениями и к царю, обвиняя молодого монарха в "буйстве" и "детских неистовых нравах". Другим деятелем Избранной рады был Алексей Федорович Адашев из рода не слишком знатного, но "доброго", он, несомненно, обладал умом и талантом, был суров и властен, отличался религиозностью и аскетизмом. Возможно, кружок был неофициален и не имел твердого названия. В него входили князья Курбский, Курлятев.

В этот период шла напряженная реформационная деятельность. Начали создаваться первые приказы органы, которые управляли отдельными отраслями государственной жизни, в то время они назывались "избами".

Один из первых - Посольский приказ, который возглавил дьяк Иван Михайлович Висковитый - около 20 лет руководил внешней политикой.

В ведении Адашева была Челобитная изба. Это учреждение должно было принимать челобитные на имя царя и проводить по ним расследования. Это был высший контрольный орган. Поместный приказ ведал распределением поместий между служилыми людьми. Разрядный приказ был своего рода штабом вооруженных сил. Разбойный приказ занимался борьбой против "разбоев" и "лихих людей". Земской приказ управлял Москвой, отвечал за порядок в ней. В 1550 году был создан свод законов "Судебник", систематизированный и отредактированный, в нем впервые вводились наказания для взяточников. В более жестокой централизации нуждалось и церковь единого государства. Возникла необходимость унифицировать обряды, остававшиеся различными в разных землях. Поскольку кроме общерусских и московских святых в каждой местности были еще и свои: ярославские, новгородские, митрополитом Макарием был создан охватывающий всех общерусский пантеон.

В 1551 году был созван церковный собор, вошедший в историю как Стоглавый, его решения были сведены в 100 глав. Кроме вышеизложенного целью было также улучшить нравы духовенства и поднять его авторитет.

Активную роль в этом соборе играл сам царь, решения собора даже озаглавлены "царские вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинах". Очень серьезные реформы касались организации класса феодалов. Одной из них было ограничение местничества - т.е. спора феодалов относительно своего места в иерархии служебных положений.

Преклоняясь, все более и более, перед значением единого властителя и самодержца, члены дружины, теперь принявшие название людей служилых ревниво берегли родовую честь при служебных столкновениях друг с другом, число местнических случаев значительно увеличивалось.

Исторически складывалось так, что во время усиления Московского княжества дружина князей московских пополнялась пришельцами, служба была нова, а служебные отношения предков были на памяти у всех, не давая повода к спору о назначении на место. Но чем старее становилась служба, чем больше число поколений прошло в этой службе, чем многочисленнее государев двор, тем запутаннее становились отношения между служилыми людьми, чаще встречались местнические "случаи" - споры по поводу назначения на должность. Служилые люди цепко держались за местническое положение, так как местнический счет был основан на прецедентах - "случаях" и, приняв "невместное" назначение служилый человек наносил урон своим потомкам и другим родичам.

Царю поступали челобитные "в отечестве о счете". Царь использовал местничество, чтобы возвысить тех, кто был "во времени", т.е. приближен и унизить тех, кто был в опале. Однако местничество создавало большие неудобства во время военных действий, когда не было времени для разборки родовых преимуществ и наносило урон государевой расширяющейся службе чиновников. Поэтому в 1550 году был введен служебный наряд - указ, где быть на службе боярам и воеводам по полкам. Из него вытекало, что, во-первых, было ограничено число случаев, в которых воеводы разных полков могли местничаться, во-вторых, уничтожено право молодых служилых людей знатного происхождения местничаться с воеводами менее знатного происхождения до того как они сами становились воеводами. Подчиненная служба не имела влияния, не считалась прецедентом. Т. о. местничество ограничивалось либо отказом соискателю вообще, в какой либо должности, либо указанием, что данное назначение не является прецедентом. "Приговор" сохранил местничество, но ослабил его негативные последствия в практической деятельности. В 1555-1556 годах было принято "Уложение о службе", которое ввело точный порядок службы феодалов. Была установлена норма, с какого количества земли - поместья или вотчины должен выходить один воин на коне.

Согласно этой реформе власть на местах переходила в руки выборных из местного населения. Грамоты, которые волостям давали право управляться своими выборными, назывались "откупными, " волость известной суммой откупалась от наместников и волостелей. Правительство давало ей право откупаться вследствие ее просьбы, если же она не била челом, считала для себя невыгодным новый порядок - то оставалась при старом.

У Избранной Рады видимо не было тщательно разработанной программы действий, идеи рождались у правителей в самом процессе преобразований.

Не все Избранной Раде удалось осуществить. Вопрос о степени личного участия Ивана IV в правительственной деятельности 50-х годов остается открытым, ведь в официальных документа невозможно отделить то, что сделано самим Иваном от результатов деятельности советников. И, хотя, разойдясь с Избранной Радой, Иван IV обвинил ее в узурпации власти и отказался от осуществления части реформ, главным было то, что он призвал к правлению таких политиков, как Адашев и Селивестр и, видимо подчинился их влиянию. Возможно, не случайно, что от этих лет жизни грозного царя нет известий о вспышках гнева, казнях и т.д. Около 1549 года к власти пришла новая группировка под названием Избранная рада. Одним из видных деятелей, стоявших во главе Избранной рады был священник Селивестр, служивший в Благовещенском соборе Московского Кремля. Автор знаменитого "Домостроя" Иван Селивестр обращался с поучениями и к царю, обвиняя молодого монарха в "буйстве" и "детских неистовых нравах". Другим деятелем Избранной рады был Алексей Федорович Адашев из рода не слишком знатного, но "доброго", он, несомненно, обладал умом и талантом, был суров и властен, отличался религиозностью и аскетизмом. Возможно, кружок был неофициален и не имел твердого названия. В него входили князья Курбский, Курлятев.

В этот период шла напряженная реформационная деятельность. Начали создаваться первые приказы органы, которые управляли отдельными отраслями государственной жизни, в то время они назывались "избами".

Один из первых - Посольский приказ, который возглавил дьяк Иван Михайлович Висковитый - около 20 лет руководил внешней политикой.

В ведении Адашева была Челобитная изба. Это учреждение должно было принимать челобитные на имя царя и проводить по ним расследования. Это был высший контрольный орган. Поместный приказ ведал распределением поместий между служилыми людьми. Разрядный приказ был своего рода штабом вооруженных сил. Разбойный приказ занимался борьбой против "разбоев" и "лихих людей". Земской приказ управлял Москвой, отвечал за порядок в ней. В 1550 году был создан свод законов "Судебник", систематизированный и отредактированный, в нем впервые вводились наказания для взяточников. В более жестокой централизации нуждалось и церковь единого государства. Возникла необходимость унифицировать обряды, остававшиеся различными в разных землях. Поскольку кроме общерусских и московских святых в каждой местности были еще и свои: ярославские, новгородские, митрополитом Макарием был создан охватывающий всех общерусский пантеон.

В 1551 году был созван церковный собор, вошедший в историю как Стоглавый, его решения были сведены в 100 глав. Кроме вышеизложенного целью было также улучшить нравы духовенства и поднять его авторитет.

Активную роль в этом соборе играл сам царь, решения собора даже озаглавлены "царские вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинах". Очень серьезные реформы касались организации класса феодалов. Одной из них было ограничение местничества - т.е. спора феодалов относительно своего места в иерархии служебных положений.

Преклоняясь, все более и более, перед значением единого властителя и самодержца, члены дружины, теперь принявшие название людей служилых ревниво берегли родовую честь при служебных столкновениях друг с другом, число местнических случаев значительно увеличивалось.

Исторически складывалось так, что во время усиления Московского княжества дружина князей московских пополнялась пришельцами, служба была нова, а служебные отношения предков были на памяти у всех, не давая повода к спору о назначении на место. Но чем старее становилась служба, чем больше число поколений прошло в этой службе, чем многочисленнее государев двор, тем запутаннее становились отношения между служилыми людьми, чаще встречались местнические "случаи" - споры по поводу назначения на должность. Служилые люди цепко держались за местническое положение, так как местнический счет был основан на прецедентах - "случаях" и, приняв "невместное" назначение служилый человек наносил урон своим потомкам и другим родичам.

Царю поступали челобитные "в отечестве о счете". Царь использовал местничество, чтобы возвысить тех, кто был "во времени", т.е. приближен и унизить тех, кто был в опале. Однако местничество создавало большие неудобства во время военных действий, когда не было времени для разборки родовых преимуществ и наносило урон государевой расширяющейся службе чиновников. Поэтому в 1550 году был введен служебный наряд - указ, где быть на службе боярам и воеводам по полкам. Из него вытекало, что, во-первых, было ограничено число случаев, в которых воеводы разных полков могли местничаться, во-вторых, уничтожено право молодых служилых людей знатного происхождения местничаться с воеводами менее знатного происхождения до того как они сами становились воеводами. Подчиненная служба не имела влияния, не считалась прецедентом. Т. о. местничество ограничивалось либо отказом соискателю вообще, в какой либо должности, либо указанием, что данное назначение не является прецедентом. "Приговор" сохранил местничество, но ослабил его негативные последствия в практической деятельности. В 1555-1556 годах было принято "Уложение о службе", которое ввело точный порядок службы феодалов. Была установлена норма, с какого количества земли - поместья или вотчины должен выходить один воин на коне.

Согласно этой реформе власть на местах переходила в руки выборных из местного населения. Грамоты, которые волостям давали право управляться своими выборными, назывались "откупными, " волость известной суммой откупалась от наместников и волостелей. Правительство давало ей право откупаться вследствие ее просьбы, если же она не била челом, считала для себя невыгодным новый порядок - то оставалась при старом.

У Избранной Рады видимо не было тщательно разработанной программы действий, идеи рождались у правителей в самом процессе преобразований.

Не все Избранной Раде удалось осуществить. Вопрос о степени личного участия Ивана IV в правительственной деятельности 50-х годов остается открытым, ведь в официальных документа невозможно отделить то, что сделано самим Иваном от результатов деятельности советников. И, хотя, разойдясь с Избранной Радой, Иван IV обвинил ее в узурпации власти и отказался от осуществления части реформ, главным было то, что он призвал к правлению таких политиков, как Адашев и Селивестр и, видимо подчинился их влиянию. Возможно, не случайно, что от этих лет жизни грозного царя нет известий о вспышках гнева, казнях и т.д.

11. Переписка Ивана Грозного с А. Курбским. Концепция православного самодержавия в мировоззрении Ивана Грозного. Идеология опричнины.

Исторический контекст возникновения переписки следующий. Инициатором полемики стал русский воевода Андрей Михайлович Курбский, происходивший из древнего знатного рода ярославских князей. Более 15 лет Курбский нес военную службу в войсках царя Ивана IV, участвовал, среди прочего, в завоевании Казани в 1552 г. и Ливонской войне, где прославился как храбрый полководец и талантливый управленец (был назначен воеводой в Юрьев Ливонский). В ранние годы царствования Ивана IV князь участвовал в проведении политики «Избранной рады» (термин Курбского) — круга приближенных к царю «просвещенных советников». Опасаясь за свою жизнь из-за начавшихся на Руси гонений и казней бояр, в 1564 году князь Курбский бежал в Литву, откуда в том же году написал свое первое «обвинительное» послание царю.

Иван IV Грозный — первый русский царь, во времена правления которого к Руси были присоединены Казанское и Астраханское царства, проведены масштабные внутриполитические реформы, свернутые, впрочем, в период введения института опричнины, оставил после себя внушительный корпус сочинений публицистического жанра (два послания А. М. Курбскому, три послания шведскому королю Юхану III, ответ Яну Роките, послание в Кирилло-Белозерский монастырь, два послания польскому королю Стефану Баторию и др.).

5 июля 1564 года Иван Грозный отправил Курбскому развернутый ответ, который, по замыслу царя, предназначался не только непосредственному адресату, но гораздо более широкой аудитории (в «Российское… государство»). Последующие послания датируются 1577 г. (второе послание Грозного Курбскому) и 1579 г. (второе и третье послания Курбского Грозному, причем второе послание Курбский писал и редактировал около 15 лет). Важно указать, что эта переписка не дошла до нас ни в автографах, ни в современных ей списках, а сохранилась лишь в рукописной традиции XVII–XIX веков и в нескольких редакциях, однако считается исследователями достоверной (хотя не отрицается и наличие более поздних вставок, сделанных уже в XVII веке).

В своих посланиях Курбскому Иван IV Грозный формулирует и развивает основные принципы самодержавной власти русских государей, из которых выделяются:

1) идея божественного происхождения царской власти и богоизбранности личности царя;

2) принцип неограниченной самодержавной власти: воля государя не ограничена ни другими лицами, ни гражданскими законами — он руководствуется только высшим законом совести (в трактовке царя — прямыми Божественными указаниями);

3) идея высокой ответственности государя за исполнение своего предназначения — просвещения всего мира светом евангельской истины, сохранение чистоты веры и превращение православия во вселенскую религию.

Важной стороной духовно-политической концепции Ивана Грозного стало понимание методов воплощения теоретических постулатов в реальную политическую практику, главным и единственным среди которых им был объявлен «страх», принуждение. Будучи подготовленным всей предшествующей религиозно-политической мыслью к идее высокого призвания правителя Русского государства, Иван Грозный выбирает жесткие методы для выполнения возложенных на него задач, и с тем же намерением гарантировать результат взятых на себя обязательств отказывается от помощи политических советников.

Этот комплекс политических идей, выстроенный Иваном Грозным в своих посланиях Курбскому, послужил в дальнейшем одним из источников формирования идеологии самодержавной власти русских государей. Так, во второй половине XVII века, за период правления Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, была выработана и реализована концепция самодержавной монархии Московской Руси — «российское самодержавство», — во многом перекликавшаяся с принципами духовно-политической концепции Ивана Грозного.

Послания князя Курбского Грозному свидетельствуют о принадлежности первого к «нестяжательской» традиции древнерусской мысли, представленной такими фигурами, как Максим Грек, Нил Сорский, Ермолай-Еразм, митрополит Макарий, священник Сильвестр. В трудах и общественной деятельности этих мыслителей, равно как и в посланиях Курбского, присутствует идея богоизбранности Русского государства, необходимости хранения в чистоте истинной веры, высокого призвания и ответственности государя.

Андрей Курбский неоднократно называет свою Родину «Святорусской землей», поскольку полагает, что только на Руси христианство сохранилось в первоначальном, неповрежденном виде. Однако он отрицает божественное происхождение царской власти, а тем более самой личности царя. Так же чужда князю идея неограниченной самодержавной власти.

Святорусский идеал для Курбского остался в прошлом, во времена правления «Избранной рады», когда «благочестивый царь» окружал себя мудрыми советниками и управлял государством, прислушиваясь к их мнению, а также к советам «всенародных человек» (по предположению отечественных исследователей, имеются в виду Земские соборы, созывавшиеся в первые годы царствования Ивана IV). Основной принцип управления государством, следующий из сочинений Курбского и находящийся в полном согласии с «нестяжательской» традицией, — «любовь», толкуемая в свете евангельских заветов.

Идеи, содержащиеся в посланиях князя Андрея Михайловича Курбского, не нашли отклика в современной ему политической практике, однако стали серьезным стимулом для дальнейшего теоретического осмысления поставленных им проблем. Так, в политических концепциях XVII века обосновывается необходимость ограничения власти царя действующими в государстве законами, а также отстаивается идея профессиональной государственной деятельности в противовес случайных «назначенцев» на высокие государственные посты.

Провозглашая необходимость для царя во всем следовать божьим заповедям, Иван Грозный тем не менее проводил достаточно резкое различие между "царством" и "святительством". Он считал, что царю, в отличие от священников, не подобает, если его бьют по одной щеке, подставлять другую. "Како же управити, аще самъ без чести будетъ? Святителемъ же сие

 

прилично". Даже в среде отрекшихся от мира существуют наказания, хотя и не смертью, но очень тяжелые наказания, отмечал Иван Грозный и делал отсюда вывод: "Колми же паче въ царствие подобаетъ наказанию злод1зйственнымъ человъкомъ быти".

В наказании "злодеев" Иван Грозный видел одну из самых главных функций царской власти. Развязанная им кровавая вакханалия — так называемая опричнина — имела, помимо рационального, также заметное иррациональное начало. Организованная как грандиозное театральное действо, опричнина была попыткой устроить "злым", в представлении Ивана, людям своего рода "Страшный суд". Мучения, телесные и душевные, которым царь подвергал свои жертвы, явно свидетельствуют, что не убийство их было главной его целью, а именно: воздаяние за грехи — божье наказание. Иван Грозный представлял себя в данном случае в качестве орудия всемогущего бога, карающего "злодеев". Иначе говоря, опричнина не была в его разумении обыкновенным террором. Вот почему, проводя опричнину, он вполне искренне осуждал кровавую "Варфоломеевскую ночь" во Франции.

Впрочем, кровавой или жестокой так называемая опричнина была только по меркам русского сознания. Общее число ее жертв, как показывают документы, было почти равно числу убитых за одну только "Варфоломеевскую ночь". Но опричнина продолжалась почти 20 лет или 7000 ночей!

Опричнина ужаснула русское общество потому, что оказалась явлением небывалым в его истории. Никогда прежде русские властители не устраивали такой резни своих подданных, не губили столь большого числа своих соплеменников. Вместе с тем ужасающий эффект опричнины был в огромной степени усилен тем, как совершались казни. Опричнина осуществлялась таким образом, как будто на просторах Московии ставился грандиозный театральный спектакль. Оттого и поражала она по-особому воображение зрителей.

Устраивая русской аристократии своей опричниной некое подобие "Страшного суда", Иван Грозный ощущал себя не только судьей, но и судимым. Отражением такого ощущения являются некоторые его высказывания из послания в Кирилло-Белозерский монастырь, написанного в 1573 г. Он говорит здесь, в частности, что инокам подобает просвещать мирян, заблудившихся во тьме гордости и находящихся в смертной обители обманчивого тщеславия, чревоугодия и невоздержания. "А мн1з, — замечает он далее, — псу смердящему, кому учити и чему наказати и ч-ём-ё просв-Ьтити? Сам повсегда в пияньств1з, в блудъ, в прелюбод1зйств1з, въ скверн1з, во убийства, в граблении, в хищении, в ненависти, во всяком злод1зйств1з... Бога ради, отцы снятии и преблаженнии, не д1зйте мене, гр1зшнаго и сквернаго, плакатися гр1зховъ своихъ и себ1з внимати среди лютаго сего треволнения прелестнаго мимотекущаго св1зта сего. Паче же в настоящемъ семь многомятежномъ и жестокомъ времени кому мн1з, нечистому и скверному и душегубцу, учителю быти1з? Да негли (да пусть) Господь Богъ в вашихъ ради святыхъ молитвъ сие писание в покаяние мн1з вменить".

12. «Домострой» как выражение народного правосознания XVI в.

Первая редакция «Домостроя» была составлена еще до середины XVI века. Уже в этом виде памятник основывался на предшествующей литературе поучений, как оригинальной, так и переводной. Вторая редакция, представляющая как бы "классический" (в современном понимании) образец «Домостроя», возникла в середине XVI в., и составление ее связано с именем священника московского Благовещенского собора Сильвестра. Полное заглавие книги в редакции Сильвестра таково: «Книга, глаголемая Домострой, имеет в себе вещи зело полезны, поучение и наказание всякому православному христианину, мужу и жене, и чадом, и рабом, и рабыням»[2].

Во всех своих редакциях «Домострой» делится на три основные части: первая — о том, «како веровати» и «покланятися» (отношение к церкви) и «како царя чтити»; вторая — «о мирском строении», т. е. «како жити с женами и с детьми и с домочадцы»; третья — «о домовном строении», т. е. о хозяйстве, о домоводстве. К основному тексту «Домостроя», состоящему из 63 глав, в Сильвестровской редакции присоединена 64-я глава - послание Сильвестра к сыну Анфиму: на опыте собственной жизни протопоп резюмирует все содержание «Домостроя». Разумеется, «Домострой» писался не как художественное произведение, но время поставило его в ряд литературных памятников Древней Руси.

Большая часть статей, входящих в «Домострой», написана живым русским языком почти без влияния шаблонной славянской стихии. Эти статьи не содержат сложного сюжета, и потому русская речь их по-народному проста, но при всем том она не страдает скудостью лексики, точна в выборе слов, деловито лаконична, а местами ненамеренно красива и образна, совпадая с пословицами, дожившими и до настоящего времени, и повторяя их (например, «поклонны главы мечь не сечет, а покорно слово кость ломит»).

В качестве примера полноты домостроевского словаря и точности выбранных им выражений можно привести цитаты, имеющие вид перечислений: «и пришед да сняв платейце, высушить и вымять и вытерть и выпахать хорошенько, укласть и упрятать, где то живет»; «а про всяку вину ни по уху, ни по видению не бити; ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, ни каким железным или деревянным». Лаконизмом народного синтаксиса запечатлены, например, следующие выражения: «со всяким управа без волокиты»; «в чужий двор не идешь ни пошто, — свое без слова»; (дом) «всегды в устрое, — как в рай войти».

Красота и образность просторечия, его веками выработанные формулы часто выражены «Домостроем» с элементом чувства: «ино той слуге, мужику, или женке или девке, в неволе заплакав, и лгать и красть»; «приезжаго пригоже почтити, напоити, накормити, добрым словом привечать и ласковым приветом». Иногда речь Домостроя наделена ритмом, аллитерацией, получившейся безыскусственно: «а двор бы был по тому же везде бы крепко горожен, или тынен, а ворота всегда приперты, а собаки бы сторожливы, а слуги бы стерегли же, а сам государь или государыня послушивают ночи»[3]. Заслуживает внимания просторечное употребление уменьшительных форм: «потиральце (т.е. полотенце – прим. автора реферата) на плечи принесть»; «да пригнетено дощечкою... и огурцы решеточкою пригнетены под камешком легонько».

Местами в «Домострое» употребляется и прямая речь разговора; например, в гостях рекомендуется не сплетничать: «и спросят о чем про кого иногда и учнут пытати, ино отвещати: не ведаю аз ничего того, и не слыхала и не знаю, и сама о ненадобном не спрашиваю, ни о княинях, ни о боярынях, ни о суседах не пересужаю»; рекомендация посланному на чужое подворье: «а по двору идешь, и кто спросит, каким делом идешь, ино того не сказывати, а отвечать: не к тебе аз послан, к кому аз послан, с тем то и говорить»[4].

Если «Стоглав» содержал основные нормы церковного культа и обрядности на Руси, а «Великие Минеи Четий» определяли круг чтения русского человека, то «Домострой» предлагал такую же систему норм внутренней, домашней жизни. Как и другие памятники XVI века, «Домострой» опирался на более раннюю литературную традицию. К этой традиции относился, например, такой выдающийся памятник Киевской Руси, как «Поучение Владимира Мономаха». На Руси издавна бытовали проповеднические сборники, состоящие из отдельных поучений и замечаний по вопросам повседневного жизненного обихода. Литературная традиция, породившая «Домострой», идет от древних переводов на славянский язык христианских текстов нравственного характера, особенно почитавшихся в Новгороде. То, что основе текста лежит несколько традиционных для средневековой литературы жанров, объясняет и сложность состава, и частую противоречивость нравственных рекомендаций книги. Первая редакция «Домостроя» содержала (при описании быта) весьма живые сценки из московской жизни, например рассказ о бабах-своднях, смущающих замужних «государынь». В редакции Сильвестра эти сценки не были сохранены из-за бытовавших в то время понятий о «пристойности».

Текст «Домостроя» составлялся постепенно, из разных источников, во многих местах. Сначала переводили с греческого языка и переписывали нравоучительные высказывания и «Слова» святых отцов, особенно Иоанна Златоусова. Потом составляли из них сборники, известные под разными названиями, сменявшими друг друга: «Златоуст», «Златоструй», «Златая цепь», «Измарагд», по-гречески «смарагд», то есть изумруд. Сжатое изложение этих «слов», наиболее интересных, и составило первую часть Домостроя. Большинство изречений и советов, собранных здесь, не только не являются русскими по форме, они вообще выражают не свойственный русской среде дух «монашеского православия». Именно из этих поучений вышли некоторые мотивы «Домостроя», осуждаемые сегодня: унижения женщины, суровой аскезы, жестоких форм воспитания. Первый из этих мотивов, связанный с отношением к женщине, как бы отталкивался от ветхозаветных текстов, отцы церкви в своей преувеличенной стыдливости давали чересчур одностороннюю характеристику женщине. Совсем иначе «Домострой», там, где уже не наблюдается прямой связи с патриархальным укладом, расширяет функции «жены», и социальные и гражданские, как хозяйки дома, равноправной с господарем личности, подотчетной только ему.