II Желание превысить свою программу

Арнольд Беннет

Как прожить на двадцать четыре часа в день

 

Предисловие к настоящему изданию

 

Этим предисловием, хотя и помещенным в начале, как и положено предисловию, следовало бы завершать чтение книги.

Я получил большое количество писем, затрагивающих вопросы этого скромного труда, было опубликовано множество отзывов, некоторые из которых по объему равняются самой книге. Но среди них не было, пожалуй, ни одного враждебного комментария. Кто-то протестовал против легкомысленности тона, но поскольку тон, по моему мнению, вовсе не был легкомыслен, это возражение меня не впечатлило; и за отсутствием более тяжелых упреков я был почти убежден, что книга безупречна! Поступила, однако, более серьезная критика — не в прессе, но от различных, по всей видимости, искренних корреспондентов, — и с нею мне пришлось разбираться. Ссылка на страницу 43 покажет, что я предвидел и опасался такого осуждения. Фраза, на которую поступили нарекания, звучала так: «Как правило, он [типичный человек] не питает страсти к своему делу, в лучшем случае — не испытывает отвращения. Он приступает к своим деловым обязанностям с некоторой неохотой, по возможности позже, а заканчивает с радостью, как можно раньше. И его мотор, когда он занят делами, редко задействует все свои „лошадиные силы“.»

Искренне убежден, что многие деловые люди — не только занимающие высокие должности или имеющие виды на таковые, но и скромные подчиненные без надежды на заметное продвижение — работают с удовольствием, не увиливают от обязанностей, не стараются являться в контору попозже и уходить пораньше, одним словом, изо всех сил трудятся и честно устают к концу дня.

Я готов поверить в это. Я верю. Я это знаю. Я всегда это знал. Мне довелось долгие годы проработать рядовым сотрудником и в Лондоне, и в провинции, и от меня не ускользнул тот факт, что некоторая часть моих коллег исполняла свои обязанности с неподдельным увлечением, и что во время работы они действительно жили настолько полно, насколько могли. Но все-таки я убежден, что эти удачливые и счастливые люди (быть может, более счастливые, чем они догадывались) даже близко не составляли и не составляют большинства. Я по-прежнему убежден, что большинство порядочных средних добросовестных деловых людей (людей с устремлениями и идеалами) не отправляются вечером домой по-настоящему уставшими. Я по-прежнему убежден, что они прилагают не максимум, но необходимый минимум усилий для зарабатывания средств к существованию и что их профессия скорее тяготит их, нежели интересует.

Тем не менее, я согласен, что меньшинство достаточно важно и заслуживает внимания, и мне не следует полностью его игнорировать, как я это делал. Вся сложность трудолюбивого меньшинства заключена в единственной фразе моего корреспондента. Он пишет: «Я не меньше всякого другого стремлюсь „превысить свою программу“, но позвольте заметить, что когда я прихожу домой в шесть тридцать вечера, я отнюдь не так свеж, как вам представляется.»

Здесь я должен отметить, что положение меньшинства, с пылом и удовольствием отдающегося каждодневной работе, куда менее плачевно, нежели положение большинства, проводящего равнодушно и вяло свое рабочее время. Первые меньше нуждаются в советах, «как жить». По меньшей мере все свое рабочее время, скажем, восемь часов, они по-настоящему живы, их мотор выдает все положенные «лошадиные силы». Оставшиеся восемь часов бодрствования могут быть плохо организованы или даже размениваться на мелочи, но менее пагубно терять восемь часов дня, чем шестнадцать; лучше прожить немного, чем не жить вовсе. Подлинно трагична судьба человека, который не прилагает усилий ни в конторе, ни вне ее, и к такому человеку обращается эта книга в первую очередь. «Однако, — скажет другой, более счастливый человек, — хотя моя обычная программа больше, чем у него, я тоже хочу превысить свою программу! Я живу мало, хочу жить больше. Но я никак не могу делать еще одну дневную работу после рабочего дня.»

В самом деле, мне, как автору, следовало предвидеть, что наиболее энергично я должен обращаться к тем, кто уже имеет интерес к бытию. Это всегда человек, вкусивший жизни и требующий больше. И это всегда человек, которого труднее всего добудиться.

Итак, вы из меньшинства, предположим, ваша повседневная деятельность по зарабатыванию денег не позволяет вам осуществить в полной мере рекомендации, изложенные на последующих страницах. Некоторые из рекомендаций могут быть приняты уже теперь. Допускаю, что вы можете быть не в состоянии использовать время пути домой по вечерам; но совет относительно утреннего пути в контору для вас осуществим, как и для всякого другого. И еженедельный сорокачасовой интервал с субботы по понедельник так же принадлежит вам, хотя небольшое накопление усталости может помешать вам применить все «лошадиные силы» в этот период. Остается, далее, значительная доля трех или более вечеров в неделю. Вы скажете мне решительно, что слишком устали, чтобы делать что-либо вне вашей программы вечером. Я же решительно отвечу, что если ваша обычная дневная работа столь изнурительна, то равновесие вашей жизни нарушено и нуждается в поправке. Повседневная работа не должна целиком поглощать силы человека. Что же, в таком случае, делать?

Очевидная вещь, которую нужно сделать, — перехитрить свое служебное рвение. Употребите свои силы на нечто сверх программы до, а не после собственно программы. Коротко говоря, встаньте пораньше утром. Вы говорите, что не можете. Вы говорите, что не можете вечером ложиться спать пораньше, поскольку это опрокинет весь ваш семейный быт. Мне не кажется, что отходить ко сну пораньше так уж невозможно. Полагаю, если вы будете упорно вставать спозаранок и как следствие испытывать нехватку сна, то вскоре вы найдете способ ложиться спать пораньше. Однако, по моему впечатлению, раннее пробуждение не приведет к нехватке сна. Мое мнение, крепнущее год от года, что сон отчасти есть дело привычки — и слабости. Убежден, что большинство людей спят так много потому, что не знают лучшего занятия. Сколько, по-вашему, спит крепкий здоровый мужчина, который каждый день грохочет по вашей улице на фургоне «Картер Паттерсон»? Я выяснил этот вопрос у врача. Этот врач на протяжении двадцати четырех лет имел обширную общую практику в большом процветающем пригороде Лондона, где живут как раз такие люди, как вы и я. Это резкий человек, и ответ его был резок:

«Большинство людей спят бестолково».

Затем он выразил мнение, что девять человек из десяти были бы здоровее и больше радовались бы жизни, когда бы проводили меньше времени в кровати.

Другие врачи подтвердили это суждение, которое, конечно, не относится к растущему молодому организму.

Вставайте на час, полтора или даже два часа раньше и — если необходимо — ложитесь спать как можно раньше. В смысле превышения программы, за один утренний час вы успеете столько же, сколько за два часа вечером. «Но, — говорите вы, — я не могу начать день без завтрака и прислуги.» Несомненно, дорогой сэр, в эпоху, когда превосходную спиртовку (вместе с кастрюлей) можно купить менее чем за шиллинг, вы не позволите своему высшему благу зависеть от ненадежного прямого сотрудничества ближнего! Проинструктируйте ближнего, кто бы она ни была, с вечера. Скажите ей оставить на ночь в подходящем месте поднос. На этом подносе два бисквита, чашку и блюдце, коробку спичек и спиртовку; на спиртовке кастрюлю; на кастрюле крышку — но перевернутую; на перевернутой крышке маленький чайник со щепоткой чайных листьев. Тогда вам останется только чиркнуть спичкой. Через три минуты вода закипит, и вы нальете ее в чайник (уже нагретый). Еще через три минуты чай заварится. Можете начинать день, попивая его. Эти подробности могут показаться до глупости тривиальными, но для вдумчивого человека они не тривиальны. Правильное, мудрое уравновешение всей вашей жизни может зависеть от доступности чашки чаю в неурочный час.

А. Б.

 

I Чудо каждого дня

 

«Да, он из тех людей, которые не умеют разумно тратить. Хорошее место. Постоянный доход. Вполне достаточно как для основных нужд, так и для роскоши. Не особо расточителен. И все же парень постоянно в материальных затруднениях. Каким-то образом он не может извлечь толк из своих денег. Превосходная квартира — наполовину пуста! Всегда выглядит как старьевщик. Новый костюм — старая шляпа! Великолепный галстук — мешковатые брюки! Приглашает вас на обед: хрусталь — и скверная баранина, или турецкий кофе — и треснутая чашка! Он не может этого понять. Разгадка проста: он растрачивает свой доход по мелочам. Хотел бы я иметь половину! Я бы ему показал…»

Так мы критикуем большинство из окружающих, в тот или иной момент, с высоты собственного понимания.

Почти все мы министры финансов: это лучшие минуты. Газеты полны статей, объясняющих, как жить на ту или иную сумму, и эти статьи вызывают отклики, чье неистовство доказывает интерес. Не так давно в ежедневной газете битва разгорелась вокруг вопроса, может ли женщина хорошо прожить в деревне на 85 фунтов в год. Мне встречалось эссе «Как прожить на восемь шиллингов в неделю». Но я никогда не видел эссе «Как прожить на двадцать четыре часа в день». Когда-то было сказано, что время — это деньги. Пословица преуменьшает. Время — это гораздо больше, чем деньги. Если у вас есть время, вы можете приобрести деньги — как правило. Но хотя бы вы были богаты, как гардеробщик в Карлтон-отеле, вы не можете купить себе ни на минуту больше времени, чем есть у меня или у кошки перед очагом.

Философы истолковали пространство. Они не истолковали времени. Это непостижимый материал для всего. С его помощью все возможно, без него — ничего. Приток времени поистине повседневное чудо, подлинно удивительное дело, если вдуматься. Вы просыпаетесь утром, и вот! в вашем кошельке волшебным образом появляются двадцать четыре часа необработанной ткани вселенной вашей жизни! Они ваши. Это драгоценнейшая собственность. Очень особенная вещь, которой осыпают вас столь же особенным способом!

Заметьте! Никто не может отнять это у вас. Это нельзя украсть. И никто не получает больше или меньше вас.

Речь идет об идеальной демократии! В сфере времени нет аристократии богатства и нет аристократии интеллекта. Гений никогда не вознаграждается хотя бы лишним часом в день. И не существует наказания. Растрачивайте свою бесконечно ценную вещь как вам угодно, и никогда не лишитесь притока. Никакая таинственная сила не скажет: «Этот человек дурак, если не плут. Он не заслуживает времени; его нужно отрезать на счетчике.» Это надежней ренты, и доход выплачивается без выходных. Кроме того, вы не можете израсходовать будущее. Невозможно залезть в долг! Вы можете потратить только текущий момент. Вы не можете потратить завтра, оно сберегается для вас. Вы не можете потратить следующий час, он сберегается для вас.

Я сказал, что мы имеем дело с чудом. Разве это не правда?

Вы должны жить на эти двадцать четыре часа суточного времени. Из них вы должны сплетать здоровье, наслаждение, деньги, смысл, уважение и эволюцию вашей бессмертной души. Правильное, наиболее эффективное использование является первостепенно важным и волнующе реальным вопросом. Все зависит от этого. Ваше счастье — неуловимый приз, за которым вы все гоняетесь, друзья мои! — зависит от этого. Странно, что газеты, такие предприимчивые и современные, не полны заголовков «Как прожить на данный приход времени» вместо «Как прожить на данный приход денег»! Деньги куда более распространенная вещь, чем время. Поразмыслив, вы увидите, что деньги едва ли не самая распространенная вещь. Они загромождают землю большими грудами.

Если человек не может ухитриться прожить на определенный денежный доход, он зарабатывает немного больше — или крадет, или просит. Его жизнь не обязательно придет в беспорядок оттого, что он не может обойтись тысячей фунтов в год; он напрягает мускулы и добывает гинеи, и сводит бюджет. Но если человек не может добиться, чтобы двадцать четыре часа в сутки точно покрывали все надлежащие расходы, он определенно запутывает свою жизнь. Приток времени хотя и замечательно регулярен, но жестоко ограничен.

Кто из нас живет двадцать четыре часа в день? И говоря «живет», я не имею в виду ни «существует», ни «проводит время». Кто из нас свободен от тревожного чувства, что «затратные департаменты» его повседневной жизни не управляются надлежащим образом? Кто из нас уверен, что его прекрасный костюм не увенчан постыдной шляпой, или в заботах о посуде он не забыл о качестве еды? Кто из нас не говорит себе — кто из нас не говорил себе всю жизнь: «Я изменю это, когда у меня будет чуть больше времени»?

У нас никогда не будет больше времени. Мы имеем, и всегда имели, все время, какое есть. Понимание этой глубокой и пренебрегаемой истины (которую, кстати, не я открыл) привело меня к подробному практическому исследованию повседневного расхода времени.

 

II Желание превысить свою программу

 

«Однако, — может заметить кто-нибудь с английским пренебрежением ко всему, кроме сути, — куда он клонит со своими двадцатью четырьмя часами? Я без труда живу на двадцать четыре часа в день. Я успеваю все, что хочу сделать, и еще нахожу время участвовать в газетных конкурсах. Конечно, когда знаешь, что в сутках только двадцать четыре часа, легко довольствоваться двадцатью четырьмя часами!»

Вам, дорогой сэр, я приношу свои извинения. Вы именно тот человек, с которым я мечтаю встретиться вот уже сорок лет. Будете ли вы так любезны прислать мне ваше имя и адрес и назвать свою цену за то, чтобы рассказать мне, как вы это делаете? Не я должен читать лекцию вам, а вы мне. Пожалуйста, выйдите вперед. То, что вы существуете, и мы до сих пор не сталкивались, несомненная потеря для меня. Между тем, пока вы не объявитесь, я продолжу беседовать со своими товарищами по несчастью — неисчислимой армией душ, преследуемых более или менее болезненным ощущением, что годы все утекают и утекают, а они до сих пор не смогли привести свою жизнь в надлежащий порядок.

Если исследовать это чувство, мы увидим в основе его беспокойство, ожидание, предвосхищение, стремление. Оно является источником постоянного дискомфорта, ибо ведет себя как скелет на пиршестве наших наслаждений. Мы идем в театр и смеемся, но в антракте оно грозит нам костлявым пальцем. Мы неистово спешим на последний поезд, и когда в старости мы переводим дух на платформе в ожидании последнего поезда, оно прохаживается рядом и спрашивает: «О человек, что содеял ты с юностью твоей? Что делаешь ты со своей старостью?» Вы можете утверждать, что это чувство постоянного заглядывания в будущее, стремления, есть неотъемлемая часть жизни. Верно!

Но есть градации. Человек может желать посетить Мекку. Его совесть велит ему отправиться в Мекку. Он странствует, при помощи агентства Кука или без; он может никогда не достичь Мекки, он может утонуть, не добравшись до Порт-Саида, он может без вести пропасть на побережье Красного моря; его желание может вечно оставаться неутоленным. Неосуществленное стремление может постоянно тревожить его. Но он не будет мучиться так, как тот, кто, желая попасть в Мекку и измученный желанием желанием достичь Мекки, так и не покидает Брикстон.

Большинство из нас не покинуло Брикстон. Мы даже не наняли кэб до Лудгейт-цирка и не узнали у Кука цену экскурсии. И говорим в свое оправдание, что в сутках всего двадцать четыре часа.

Если продолжить анализ нашего смутного тревожного стремления, мы увидим, как я полагаю, что оно проистекает из навязчивой идеи, будто нам следует делать что-то в дополнение к тем вещам, которые нам велят делать долг и совесть. Мы обязаны, по писаным и неписаным законам, поддерживать себя и свои семьи (если таковые имеются) в здравии и довольстве, платить наши долги, делать сбережения, увеличивать наше благосостояние путем увеличения своей продуктивности. Задача достаточно сложная! Задача, с которой немногие из нас справляются! Задача, зачастую превышающая наши способности! Тем не менее, если здесь мы добиваемся успеха, что иногда бывает, мы не удовлетворены; скелет по-прежнему с нами.

И даже когда понятно, что задача превосходит наши способности, что мы не в силах ее решить, мы чувствуем, что будем меньше досадовать, если приложим наши силы, уже перегруженные, к чему-то еще.

И это действительно так. Желание сделать что-то сверх своей обязательной программы является общим для всех людей, кто в ходе эволюции поднялся над определенным уровнем.

До тех пор, пока не будет предпринято усилие, чтобы утолить это желание, чувство беспокойного ожидания начала чего-то, что не начинается, будет нарушать душевный покой. У этого желания много названий. Это одна из форм универсальной жажды знаний. И оно настолько сильно, что люди, чья жизнь целиком посвящена приобретению знаний, под действием этого желания превышают свою программу в поисках все нового знания. Даже Герберт Спенсер, по моему мнению, величайший из когда-либо живших умов, часто бывал вовлекаем этим желанием в небольшое исследовательское противотечение.

Полагаю, у большинства людей с желанием жить — то есть людей любознательных — стремление превысить обязательную программу принимает книжные формы. Они избирают путь чтения. Бесспорно, британцы становятся все более и более начитанными. Но я бы хотел заметить, что книги отнюдь не исчерпывают сферы знания, и беспокойная жажда самоусовершенствования — увеличения своих знаний — вполне может быть утолена помимо книг. О различных путях к этому я расскажу позже. Здесь же только замечу тем, кто не имеет естественной склонности к чтению, что книги не единственный источник.