Крах Российской империи как кризис легитимности

“Прорубив окно в Европу”, Россия перенимала у Запада многие его институты и установления (систему образования, науки, элементы образа жизни и производства, некоторые стороны государства и права). Этот процесс- модернизация - всегда сопровождался более или менее тяжелыми травмами и потрясениями национального бытия. Недаром Петр 1 - “первый большевик”, проводивший модернизацию России революционными (“варварскими”) методами, значительной частью русского населения воспринимался как антихрист.

В XIX в. Россия переживала новую волну модернизации -усовершенствование промышленности по образцам западного капиталистического хозяйства. Но это развитие происходило в совершенно иных культурных и социальных условиях, нежели на Западе, так что накопившиеся противоречия подвели к революции с иными, нежели на Западе, “действующими лицами”.

В России не произошло длительного “раскрестьянивания”, сгона крестьян с земли и превращения их в городской пролетариат. Напротив, к началу XX в. крестьянская община почти “переварила” помещика. Попытка быстро создать на селе институт фермеров и сельскохозяйственных рабочих (“реформа Столыпина”) не удалась. Накануне революции около 80% населения России составляло огромное сословие крестьян, сохранивших особую культуру и мировоззрение. Главные ценности буржуазного общества в среде крестьян не находили отклика, а значит для подавляющего большинства народа институты буржуазного государства и нормы его права привлекательными не были. Даже в самом конце XIX в. русская деревня (не говоря о национальных окраинах) жила по нормам традиционного права с очень большим влиянием общинного права.

Крестьянство (в том числе “в серых шинелях”) подошло к 1917 г. с яркой исторической памятью революции 1905-1907 гг., которая была не только “репетицией” (как назвал ее В.И. Ленин), но и “университетом”. Это была первая из целой мировой цепи крестьянских войн XX в., в которых община противостояла наступлению капитализма, означавшего “раскрестьянивание”.

Буржуазия, скованная сословными рамками, также задержалась с развитием своего классового сознания. Она не получила в России того религиозно освященного положения, которое дали западной буржуазии протестантизм и тесно связанное с ним Просвещение. В результате российская буржуазия к началу XX в. пришла как экономически сильный, но “культурно больной” класс. Назревающая революция, объективно призванная расчистить путь для буржуазно-демократических преобразований, изначально несла сильный антибуржуазный заряд.

Это особенно проявилось в движении народников, видевших основу будущего свободного общества в крестьянской общине, а затем - и социал-демократии, принявшей постулат марксизма об освободительной миссии рабочего класса. Таким образом, буржуазия в России не стала лидирующей революционной силой, как это было на Западе. Ведущая буржуазная партия (партия “Народной свободы”, “конституционные демократы”) была реформистской и стремилась предотвратить революцию. Часть буржуазии, переживавшей духовный кризис, поддерживала социал-демократов (даже порой финансируя их боевые дружины), не претендуя на роль лидера.

Модернизация в России породила и особый, неизвестный на Западе периода буржуазных революций культурный слой - разночинную интеллигенцию. Восприняв западные либеральные и демократические идеи, эта интеллигенция в то же время не стала буржуазной, которая взяла бы на себя легитимацию государства буржуазного.

Что же касается рабочего класса, то он проявил мощную солидарность и способность к самоорганизации, которая не возникает из одного только классового сознания.

Важным идеологическим (и шире - духовным) условием развития революции и последующего советского периода было огромное влияние на культурный слой народов России марксизма- выдающегося по масштабам и глубине социального, философского и экономического учения, рожденного общественной мыслью Запада в период завершения первой фазы индустриальной революции.

Будучи тесно связанным с наукой, марксизм обладал более широкими объяснительными возможностями. Исходя из мессианской идеи преодоления отчуждения между людьми и между человеком и природой, какое породила частная собственность, марксизм нес огромный заряд оптимизма - в отличие от пессимизма буржуазной идеологии, выраженного в социал-дарвинизме (мальтузианстве и других его вариантах).

Именно эти качества, созвучные традиционным идеалам русской культуры, объясняли огромную тягу к марксизму в России. Влияние марксизма испытали не только принявшие его как основу своей идеологии социал-демократы, но и несогласные со многими постулатами марксизма народники и даже анархисты: вся культурная Россия и значительная часть рабочих находились под его влиянием. В свое время марксистами были даже такие религиозные мыслители, как Н.А. Бердяев; С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, крайне отрицательно относившие-ся к большевикам в1917г.

Все более широкими становились контакты русской интеллигенции с Западом, где с конца первой трети XIX в. в общественном мнении стала господствовать русофобия - представление о российской империи как деспотической тирании, душительнице всякой мысли и свободы. В этой установке удивительным образом были едины идеологические противники - и консерваторы, и либералы, а потом и марксисты Запада. С большим трудом добились европейские правительства участия России, в соответствии с ее обязательствами по Священному союзу (1815 г.), в подавлении революции 1848 г. в Австро-Венгрии: и тут же всеми западными газетами Россия была названа “жандармом Европы”. Такое представление о России “импортировалось” на Родину, где, в частности, благожелательно перепечатывали и комментировали модную на Западе книгу французского маркиза де Кюстина, в которой он дал примитивную карикатуру на государственное устройство России.

С конца прошлого века быстрая утрата легитимности власти в России стала все более очевидной. Революционеры разных направлений (кроме социал-демократов) стали широко использовать террор, и красноречивым симптомом болезни. государства был тот факт, что реакция общества на терроризм. была чуть ли не благожелательной. По делу Веры Засулич (1878 г.), совершившей покушение на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, суд присяжных вынес вердикт: “невиновна”.

В условиях кризиса легитимности не смогла стать арбитром в нарастающем расколе общества и власти Русская православная церковь. Характер ее участия в политической жизни общества лишь уменьшил авторитет Церкви, что нанесло еще больший ущерб самодержавию. В свою очередь, правительство также выбирало не лучшие решения: на крестьянские волнения 1902-1903 гг. оно ответило репрессиями и введением телесных наказаний для крестьян. Тайная полиция построила небывалую в истории систему провокаций, санкционируя широкий террор против государственных чиновников даже очень высокого ранга. Агент Охранного отделения Азеф был руководителем партии эсеров и непосредственным организатором террора против должностных лиц государства. Разоблачение таких фактов подрывало сами основы государства и права. Расстрел мирной демонстрации 9 января 1905 г. (“Кровавое воскресенье”) сломал хрупкое равновесие в обществе - возник кризис, завершившийся Первой русской революцией с массовым насилием государства над крестьянами и рабочими.

Согласившись на допущение ограниченных гражданских свобод, связанных с выборами первого сословного парламента (1 Государственной Думы), даже при очень урезанных избирательных правах, правительство не смогло вести с Думой диалог и распустило ее всего через 72 дня работы. Выборы были неравными и многоступенчатыми (для крестьян - четырехступенчатыми), и их бойкотировали большевики, эсеры и многие крестьянские и национальные партии. Тем не менее около 30% депутатов были крестьянами и рабочими - намного больше, чем в парламентах других европейских стран. На выборы оказала влияние культурная среда России, и уже первая Дума несла в себе не только парламентское, но и советское, соборное начало. В 1907 г., после разгона II Думы, новый избирательный закон сильно урезал представительство крестьян и рабочих.

Но плотина самодержавия уже размывалась. И разгон Думы, и выпущенное ею “Выборгское воззвание” (1906 г.), и суд над подписавшими его 167 депутатами (из которых 100 были кадетами, сторонниками самых умеренных либеральных реформ), и заключение в крепость депутатов во главе с председателем Думы С.А. Муромцевым - все это углубляло раскол и восстанавливало против государства даже тех, кто был его опорой. Ведь среди осужденных был “цвет нации” - представители старинных дворянских и даже княжеских родов.

Роспуск Думы, на которую крестьяне возлагали большие надежды в решении земельного вопроса, сильно подорвал монархические чувства самого многочисленного сословия. Возросло пассивное сопротивление (например, бойкот винной монополии). На сходах принимались решения такого рода: “Мы полагаем, что в настоящее время глупо было бы платить подати, поставлять рекрутов и признавать какое-либо начальство ведь это все лишь к нашему вреду ведется”.

В целом государство не владело ходом событий. Была начата очень рискованная Столыпинская реформа по разрушению крестьянской общины через приватизацию земли, которая не затрагивала помещичье землевладение. Расчет на то, что конкуренция разорит “слабых” и создаст слой сельской буржуазии как оплот государства, не оправдался. Реформа лишь ухудшила и экономическую, и политическую ситуацию (сразу после февраля 1917 г. она была прекращена как не состоявшаяся). П.А. Столыпин был убит, причем утвердилось общее мнение, что этому способствовала царская охранка.

Начавшаяся в 1914 г. война углубила кризис и общее разочарование: неудачи на фронте легко порождали слухи об измене - верный признак утраты легитимности власти. Вопрос: “Что это - глупость или измена?” - стал лейтмотивом выступлений в Думе. Духовный и нравственный распад в кругах высшей власти (“распутинщина”), решение государственных вопросов под воздействием гадалок и дворцовых заговоров, явное влияние теневых сил на назначение высших должностных лиц - все это вызывало возмущение в широких кругах общества. Это отвращение было губительно для монархии, легитимность которой предполагала наличие благодати.

В конце 1916 г. распад государственного аппарата на его высших уровнях резко ускорился. Почти перестал собираться Государственный Совет, многие из его членов вошли вместе с думским большинством в “Прогрессивный блок”, и 1 января 1917 г. пришлось реформировать Госсовет, заменив оппозиционеров крайне правыми. В Совете министров шли непрерывные ссоры и интриги, замены министров (“министерская чехарда”). Начались тайные совещания противостоящих групп министров, а решение всех важных вопросов принадлежало придворной камарилье.

В высших сферах власти сложилось два заговора: придворная камарилья искала выход в ужесточении репрессивных мер, чтобы подавить не только революционное движение, но и оппозицию буржуазии. Были значительно увеличены штаты полиции (по 1 городовому на 400 жителей), она в городах была вооружена пулеметами. Другой заговор соединил часть думской оппозиции и генералитета: здесь искались варианты дворцового переворота. Этому заговору сочувствовали некоторые сановники и даже родственники царя. 17 декабря 1916 г. они организовали убийство Распутина. Налицо был полный крах власти.

В начале 1917 г. возникли перебои в снабжении хлебом Петрограда и ряда крупных городов (возможно, они были созданы искусственно, ибо запасы хлеба в России были даже избыточными). На заводах случались самоубийства на почве голода. Подвоз продуктов в Петроград в январе составил половину от минимальной потребности: продразверстка, введенная правительством осенью 1916 г., провалилась.

Хлебная проблема приобрела политический характер, и сыграла существенную роль в том, что государственная система рухнула, как карточный домик. Произошла относительно мирная Февральская революция. К ней присоединился даже полк личной охраны царя, состоявший только из георгиевских кавалеров. Утрата согласия подданных на продолжение власти лишила ее и силы.