Установление эмоционально глубоких доверительных отношений с окружающими.

Таким образом, основную гипотезу исследования в общем виде можно сформулировать так: ненадежная привязанность матери как ее внутриличностное свойство, т.е. совокупность сознательных и бессознательных представлений об отношениях, является фактором риска формирования предрасположенности к аддиктивному поведению у ее ребенка. Результаты исследования, направленного на верификацию выдвигаемой гипотезы, будут изложены во второй части статьи.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Анохина И. П., Арзуманов Ю. Л., Коган Б. М. и др. Особенности вызванной электрической активности мозга и функций катехоламиновой системы как маркеры предрасположенности к формированию зависимости от психоактивных веществ // Вопросы наркологии. 1999. N 2. С. 45 - 51.

2. Березин С. В., Лисецкий К. С., Серебрякова М. Е. Подростковый наркотизм: семейные предпосылки. Самара: Самарский университет, 2001.

3. Боулби Дж. Привязанность / Общ. ред. и вступ. ст. Г. В. Бурменской. М.: Гардарики, 2003.

4. Боулби Дж. Создание и разрушение эмоциональных связей. М.: Академический проект, 2004.

5. Братусь Б. С. Психологический анализ изменения личности при алкоголизме. М., 1974.

6. Бурменская Г. В. Проблемы онто- и филогенеза привязанности к матери в теории Джона Боулби // Журнал практической психологии психоанализа. 2003. N 1.

7. Вермсер Л. Компульсивность и конфликт: различие между описанием и объяснением при лечении аддиктивного поведения // Психология и лечение зависимого поведения / Под ред. С. Даулинга. 2000. С. 55 - 79.

8. Вулкль К. Э., Фроун М. Р. Предикторы употребления старшеклассниками наркотиков в школе // Новости науки и техники. Сер. Медицина. Вып. Алкогольная болезнь. 2002. N 4.

9. Калмыкова Е. С., Падун М. А. Ранняя привязанность и ее влияние на устойчивость к психической травме: постановка проблемы (сообщение 1) // Психол. журн. 2002. Т. 23. N 5. С 88 - 99.

10. Каражанова А. С. Особенности детского наркотизма (обзор отечественной и зарубежной литературы) // Наркология. 2003. N 11. С. 37 - 55.

11. Кискер К. П. Психиатрия, психосоматика, психотерапия. М., 1999.

12. Кохут Х. Анализ самости. М., 2003.

13. Кристал Г. Нарушение эмоционального развития при аддиктивном поведении // Психология и лечение зависимого поведения / Под ред. С. Даулинга. 2000. С. 80 - 118.

14. Курек Н. С. Эмоциональное общение матери и дочери как фактор формирования аддиктивного поведения в подростковом возрасте // Вопросы психологии. 1997. N 2. С. 48 - 60.

15. Курек Н. С. Особенности эмоционального общения подростков, больных токсикоманией, с родителями//Вопросы наркологии. 1992. N 1. С. 39 - 43.

16. Кэхеле Х., Буххайм А., Шмукер Г. Развитие, привязанность и взаимоотношения: новые психоаналитические концепции // Московский психотерапевтический журнал. 2002. N 3. С. 5 - 34.

17. Личко А. Е., Битенский В. С. Подростковая наркология. Л., 1991.

18. Москаленко В. Д., Шибакова Т. Л. Аддиктивное поведение в семьях больных алкоголизмом // Наркология. 2003. N 9. С. 14 - 17.

19. Назаров Е. А. Наркотическая зависимость и созависимость личности: Автореф. дисс.... канд. психол. наук. М., 2000.

20. Попов Ю. В., Вид В. Д. Современная клиническая психиатрия. СПб., 2000.

21. Сирота Н. А., Ялтонский В. М. Профилактика наркомании у подростков: от теории к практике. М.: Генезис, 2001.

22. Смирнова Е. О., Собкина В. С., Асадулина О. Э., Новаковская А. А. Специфика эмоционально-личностной сферы дошкольников, живущих в неполной семье (на материале детских рисунков) // Вопросы психологии. 1999. N 6. С. 18 - 28.

23. Ханзян Э. Дж. Уязвимость сферы саморегуляции у аддиктивных больных: возможные методы лечения // Психология и лечение зависимого поведения / Под ред. С. Даулинга. 2000. С. 28 - 54.

24. Шевцов А. В. Сходство и различия клинических проявлений зависимости от психоактивных веществ в парах родственников брат-брат, сын-отец // Вопросы наркологии. 2001. N 2. С. 33 - 40.

25. Ainsworth M. D. S., Blehar М. С., Waters E., Wall S. Patterns of attachment: A psychological study of the strange situation. Hillsdale, N.J., Erlbaum, 1978.

26. American psychiatric glossary. Washington: Amer. Psychiat. Press Inc., 1988.

27. Bartholomew K., Shaver P. R. Methods of assessing adult attachment: do they converge // Attachment theory and close relationships / Eds. J. A. Simpson, W. S. Rholes. N. Y.: Guilford, 1998. P. 25 - 45.

28. Blatt S. et al. Psychological assessment of psychopathology in opiate addicts // Journ. Neur. Ment. Dis. 1984. V. 172. P. 156 - 165.

29. Bretherton I., Munholland K. A. Internal working models in attachment relationships: A construct revisited // Handbook of attachment / Eds. J. Cassidy, P. Shaver. N.Y.: Guilford, 1999. P. 89 - 111.

30. Crittenden P. M. Attachment and Psychopathology // Attachment theory. Social, Developmental, and Clinical Perspectives / Eds. S. Goldberg, R. Muir, J. Kerr. Hillsdale, N.J., 1995. P. 367 - 106.

31. De Wolff M., van Ijzendoorn M. A meta-analysis on parental antecedents of infant attachment // Child Development. 1997. V. 68. P. 571 - 591.

32. Domes M. Bindungstheorie und Psychoanalyse // Psyche. 1998. Bd. 52. S. 229 - 348.

33. Domes M. Die emotionale Welt des Kindes. Frankfurt, 2004.

Стр. 52

34. Fonagy P. Das Junktim in der Kinderanalyse // Forum der Psychoanalyse. 1996. Bd. 12. S. 93 - 109.

35. Fonagy P., Steele M., Steele H., et al. Attachment, the reflective self and borderline states: The predictive specifity of the adult attachment interview and pathological emotional development // Attachment theory. Social, Developmental, and Clinical Perspectives / Eds. S. Goldberg, R. Muir, J. Kerr. Hillsdale, N.J., 1995. P. 233 - 278.

36. Goodwin D. W. Is alcoholism hereditary? N. Y.: Ballantin books, 1988.

37. Hesse E. The Adult Attachment Interview: historical and current perspectives // Handbook of attachment / Eds. J. Cassidy, P. Shaver. N.Y.: Guilford, 1999. P. 395^133.

38. Hetherington E. M., Cox M., Cox R. Long-term affects of divorce and remarriage on the adjustment of children //Psychological abstracts. 1986. V. 73(9). P. 2354.

39. Jeynes W. H. The effect of recent parental divorce on their children's consumption of alcohol // Journ. of Youth and Adolescence. 2001. V. 30. N 3. P. 310 - 319.

40. Johnson E., O'Bree M. B. M., van den, Pickens R. W. Indicators of genetic and environmental influence in alcohol-dependent individuals // Alcoholism. 1996. V. 20. N LP. 67 - 74.

41. Khan M. M. R. The concept of cumulative trauma // The privacy of the self / Ed. M.M.R. Khan. L., 1974.

42. Krystal H. Trauma and the stimulus barrier. Paper presented to meeting of American Psychoanalytic Association. N. Y., 1970.

43. Krystal H. The genetic development of affects and affect regression //The Annual of Psychoanalysis. 1974. V. 2. P. 98 - 126.

44. Krystal H. Integration and Self-Healing: Affect, Trauma, Alexithymia. Hillsdale, N.J., 1988.

45. Main M. Recent studies in attachment // Attachment theory. Social, Developmental, and Clinical Perspectives / Eds. S. Goldberg, R. Muir, J. Kerr. Hillsdale, N.J., 1995. P. 401 - 414.

46. Main M., Kaplan N., Cassidy J. Security in infancy, childhood, and adulthood: A move to the level of representation // Growing Points of attachment theory and research. Monographs of the Society for Research in Child Development / Eds. I. Bremerton, E. Waters. 1985. P. 66 - 106.

47. Turrisi R., Wiersma K. A., Hughes K. K. Binge-drinking-related consequences in college students: role of drinking beliefs and mother-teen communications // Psychology of addictive behaviors. 2000. V. 14. N 4. P. 342 - 355.

48. Waller stein J. S. Children of divorce: preliminary report of a ten-year follow-up of older children and adolescents //Psychological abstracts. 1986. V. 73(9). P. 2358.

49. van Ijzendoorn M. Adult attachment representations, parental responsiveness, and infant attachment: A metaanalysis of the predictive validity of the adult attachment interviews //Psychol. Bulletin. 1995. V. 17. P. 387 - 403.

50. van Ijzendoorn M., Bakermans-Kranenburg J. Attachment representations in mothers, fathers, adolescents, and clinical groups: A metaanalytic search for normative data // Journ. of Consulting and Clinical Psychology. 1996. V. 64. P. 8 - 21.

51. van Ijzendoorn M., Jujfer F., Duyvesteyn M. Breaking the intergenerational cycle of insecure attachment: A review on the effects of attachment-based interventions on maternal sensitivity and infant security // Journ. of Child Psychology and Psychiatry. 1995. V. 36. P. 225 - 248.

THE ROLE OF ATTACHMENT TYPE IN ADDICTIVE BEHAVIOUR GENESIS: PROBLEM STATEMENT. PART I

E. S. KALMYKOVA, phd, senior research assistant of posttraumatic stress laboratory, Psychological Institute ofRAS, Moscow

M. A. GAGARINA, junior member of research staff, chair of socio-psychological sciences, Finance Academy under the Government ofRF, Moscow

M. A. PADUN, phd, research assistant of posttraumatic stress laboratory, Psychological Institute ofRAS, Moscow

A theoretical analysis of addictive behavior formation is presented. Reduced ability to verbalize and to regulate affective states, lacking capacity to take care of oneself and to maintain self-esteem are considered as psychological roots of the addictive behavior. The leading role in the development of child's affect regulation is assigned to its mother (or another caregiving figure). The authors propose a hypothesis that links attachment relationships with the genesis of addictive behavior and the processes of addicts' successful treatment and rehabilitation. It is supposed that mother's insecure attachment type can be a risk factor of addictive behavior disorder of her child and plays negative role in addict's post-treatment rehabilitation.

Key words: addictive behavior, drug addiction, attachment, secure and insecure attachment, traumatisation.

Стр. 53

ОСОБЕННОСТИ ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОЙ И ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ ПОДРОСТКОВ НАРУШЕНИЯМИ СЛУХА

Автор: Н. С. КУРЕК

Н. С. КУРЕК, доктор психологических наук, профессор, Московский городской педагогический университет, Москва

Излагаются результаты исследования целенаправленной и эмоциональной активности подростков с нарушениями слуха. Установлено, что для них (по сравнению со слышащими подростками) характерны: снижение мотивации достижения - повышение уровня страха социальных последствий неудачи в учебе, труде и спорте; тактика уровня притязаний, направленная на избегание неуспеха; снижение непроизвольного контроля над неуспехом; низкий уровень точности восприятия эмоций другого человека по мимике, позам, жестам и усиление враждебности. При этом у подростков с нарушениями слуха отмечаются высокие показатели скорости решения задач-лабиринтов, самооценки успешности, произвольного контроля над эмоциональной экспрессией, распознавания эмоций другого человека при исключении вербального канала переработки информации.

Ключевые слова: подросток, тугоухость, нарушение, активность, целеполагание, целедостижение, восприятие и выражение эмоций, страх, враждебность, агрессивность, контроль, сила Я.

В настоящее время в Российской Федерации количество детей и подростков с тугоухостью и глухотой превышает 1 млн. человек [5, с. 14]. Нарушения слуха приобретают особое значение в подростковом возрасте - переходном периоде между детством и зрелостью, времени полового созревания, психофизического роста и подготовки к взрослой профессиональной и семейной жизни¹. В это время такие нарушения создают серьезные препятствия для обучения, отношений с партнерами противоположного пола и выбора профессии. Выраженность проблем тугоухих подростков зависит от многих факторов, в первую очередь от степени и времени утраты слуха. Казалось бы, операции по кохлеарной имплантации (введение специального устройства во внутреннее ухо) и современные слуховые аппараты могут решить все проблемы подростков с нарушениями слуха. Но операции по кохлеарной имплантации малодоступны, стоят слишком дорого и эффективны только для позднооглохших людей. Подростки часто стесняются носить слуховые аппараты, испытывают комплексы неполноценности, стремятся находиться в обществе себе подобных людей. К тому же часто их родители долго не замечают дефектов слуха у ребенка, что приводит к недоразвитию или искаженному развитию многих сторон психики. Х. Л. Брейнер (H. L. Breiner) считает, что негативные социально-эмоциональные последствия нарушений слуха зависят от резерва сил, способности преодолевать фрустрацию и личностной стабильности тугоухого ребенка [26, с. 50]. Способность к совладанию с дефектами слуха и связанными с ними проблемами во многом обусловлена уровнем психической активности подростка. Пассивные личности не предпринимают активных мер по борьбе с дефектом слуха, становятся инвалидами, стремясь получить выгоду от своей патологии. Активные личности пытаются компенсировать дефект слуха, ищут виды деятельности, в которых он не столь значим. От силы или слабости Я, от выраженности целенаправленной и эмоциональной активности во многом зависит способность совладания подростка с дефектами слуха, его интеграция и адаптация в обществе. Именно поэтому предметом исследования в настоящей статье стала психическая активность Я - имматериальные изменения, характеризующиеся разной степенью осознанности, произвольности и динамичности, субъектом и участником которых является Я - центр психики, способный к диалогу с самим собой².

В психической активности выделяются два основных элемента: целевые (рациональные) и эмоциональные акты и соответственно две ее формы: целенаправленная активность - процессы выбора, достижения цели и контроля над ними; эмоциональная активность - процессы вос-

¹ Ф. Райе делит его на ранний подростковый возраст (от 11 до 14 лет), средний и старший подростковый возраст (от 15 до 19 лет) [17, с. 18]. В отечественной психологии возраст 15 - 19 лет иногда называют юностью [16, с. 418].

² В статье приводится авторская модель психической активности Я.

Стр. 54

приятия эмоциогенных стимулов, субъективного переживания, их внешнего выражения и контроля над ними. Психическая активность Я, с одной стороны, является актуальным психическим процессом, развертывающимся в определенной ситуации, а с другой - индивидуально-типологическим свойством личности, отличающим одних людей от других. Следует отметить, что слух - это одна из форм психической активности, процесс слушания, характеризуемый разной степенью динамичности, произвольности и осознанности. Слуховая активность зависит от уровня общей психической активности. Так, у воспитанников детского дома нередко отмечается слуховая апатия, главным фактором которой является безынициативность. В пожилом возрасте ослабление слуха может быть связано со снижением общего уровня активности. Особенно большое значение уровень психической активности имеет для компенсации глухоты и тугоухости в подростковом возрасте.

Особенности целенаправленной активности у подростков с нарушениями слуха и прежде всего процессов выбора цели изучались с помощью методики "Уровень притязаний". Т. Н. Прилепская исследовала у слышащих и глухих учащихся первого, четвертого и седьмого классов уровень притязаний при выполнении математических и наглядно-действенных заданий [15]. Испытуемому предъявлялось шесть задач, ранжированных по сложности на легкие, средние и сложные. Он выбирал одну из них. Было установлено, что глухие и слышащие школьники после успеха повышали уровень притязаний или оставляли его неизменным, а после неуспеха понижали или не меняли притязания. Автор пришла к выводу о том, что слышащие школьники мало отличались от глухих: "Обнаруживается принципиальное сходство в поведении глухих и слышащих подростков при выборе ими заданий разной сложности в знакомой им деятельности - при решении арифметических примеров и наглядно-действенных задач" [15, с. 29, 30]. Для исследования уровня притязаний обычно применяют и другой тип методик. Испытуемому предлагают несколько равных по трудности заданий. Ему сообщают время выполнения и просят предсказать будущий результат действий. Эта методика дает возможность количественного измерения гибкости и подвижности уровня притязаний, его соотношения с уровнем достижений. Только после применения эксперимента этого типа можно говорить о принципиальном сходстве целеобразования глухих и слышащих школьников. В зарубежных исследованиях импульсивности и мечты у подростков с нарушениями слуха были получены данные, косвенно свидетельствующие о нарушении образования целей и контроля над ними. Так, Д. Г. Зингер и М. Л. Ленахан (D. G. Singer, M. L. Lenahan) выявили у 20 глухих школьников 12 - 13 лет снижение уровня мечты, т.е. представлений о больших и дальних целях [31]. Р. И. Харрис (R. I. Xarris) исследовал с помощью теста MFF 50 глухих подростков и обнаружил у них импульсивность, характеризующую нарушения целенаправленного продуманного поведения и контроля над ним [28].

Особенности эмоциональной активности у глухих подростков изучались отечественным исследователем В. Петшаком. Он провел исследование восприятия эмоций другого человека у глухих школьников 4 - 10-х классов и слышащих учащихся 1 - 4-х классов [12]. Испытуемым предъявлялись репродукции 16 картин, например "Футболист", на которой нарисован возмущенный дворник с мячом в руке, а также мальчик и его мать, подавленные происшедшим (разбилось окно). Они должны были определить эмоциональное состояние персонажей. Было установлено, что глухие дети 10 - 11 лет распознают эмоции хуже слышащих детей 7 - 8 лет. Но автор делает оптимистичный вывод: "Результаты исследования свидетельствуют о том, что глухим учащимся на рубеже младшего и среднего школьного возраста вполне доступно понимание эмоциональных состояний персонажей, изображенных на картинках. Глухие учащиеся 4-го класса достаточно отчетливо различают радость, веселье и грусть, удивление, страх и злость, передаваемые людьми. Вместе с тем у большинства из них еще очень невелики знания сходных эмоциональных состояний, их оттенков, а также высших социальных чувств. Такие знания приобретаются глухими детьми по мере обучения в средних и старших классах" [12, с. 42]. В дальнейшем Петшак изучал эмоциональное общение слышащих и глухих школьников 4 - 8-х классов с членами семьи с помощью теста семейных отношений Е. Антонима и Э. Бене. Он обнаружил, что глухие дети, имеющие слышащих родителей, хуже относятся к ним, чем глухие дети, имеющие глухих родителей. Но в целом к концу подросткового возраста глухие и слышащие дети не отличаются по эмоциональному отношению к родственникам [13]. В отличие от Петшака, зарубежные исследователи установили у тугоухих подростков среднего и старшего возраста разнообразные отклонения от нормы эмоциональной активности. К. Л. Альтшулер и соавт. (K. L. Altshuler, W. E. Demin, L. Vollenweiter, J. D. Reiner, R. Tendler) выявили у глухих подростков 15 - 17 лет с помощью тестов Роршаха, Зонди, рисунка человека Гудинаф импульсивность, низкий уровень контроля над эмоциями [24]. К. Гоетцингер и соавт. (C. Goetzinger, J. Oritz, B. Bellerrose, L. Buchan) исследовали 48 подростков с нарушениями слуха, используя тест Роршаха, Калифорнийский личностный тест, невербальный мультиментальный тест Термена, шкалу WAIS и обнаружили у них (особенно у глухих девушек) высокий уровень агрессивности и низкий - тревожности

Стр. 55

[27]. М. Маршак (M. Marschark) сообщает, что подростки с нарушениями слуха пассивны и эмоционально незрелы, агрессивны и истеричны [29, с. 22]. К. П. Медов, М. Т. Гринберг, К. Ертинг, Х. Кармикел (K. P. Meadow, M. T. Greenberg, C. Erting, H. Carmichael) причиной эмоциональных расстройств глухих детей считают нарушения коммуникации с ними матерей [30]. Исследования М. Шлезингера и К. Медова (M. S. Schlesinger, K.P. Meadow) показали, что для матерей характерен низкий уровень творчества, гибкости в совместной деятельности с глухими детьми, а те в свою очередь менее гибки и жизнерадостны, не получают удовольствия от этого общения и в меньшей степени гордятся своими умениями (см. [22]).

Таким образом, выводы отечественных исследователей о целенаправленной и эмоциональной активности глухих подростков более оптимистичны, чем заключения о ней зарубежных ученых. Следует отметить, что до сих пор не изучены многие важные аспекты психической активности: мотивация достижения в разных формах целенаправленной деятельности, контроль над планированием, реализацией действия и неуспехом, распознавание эмоций по мимике, жестам и позам, контроль над выражением эмоций. Так, М. Маршак пишет: "Удивительно, однако, до сих пор нет исследований мотивации достижения глухих детей в учебной деятельности" [29, с. 65].

Именно поэтому основной целью настоящего исследования стало выявление новых особенностей этих аспектов целенаправленной и эмоциональной активности у тугоухих подростков.

Была выдвинута гипотеза: для тугоухих подростков характерны нарушения целенаправленной активности в ситуации неуспеха (они боятся, избегают и плохо контролируют его). Основанием для предположения служил тот факт, что потеря слуха препятствует успешности выполнения деятельности, повышает вероятность неуспеха и его негативных социальных последствий. Также ожидалось, что эмоциональная активность тугоухих подростков будет значительно нарушена в общении: снижена точность восприятия эмоций другого человека по мимике, позам, жестам, повышен уровень враждебности к нему. Основанием для гипотезы служило то, что нарушения слуха препятствуют прежде всего коммуникации, а использование искусственного языка жестов затрудняет понимание естественной невербальной экспрессии у другого человека. Кроме того, предполагалось, что расстройства психической активности могут быть следствием слабости Я. Т. В. Богданова сообщает, что, по мнению ряда американских исследователей, слабость и незрелость Я и Сверх-Я глухих людей приводит к дефициту социальной приспособленности, импульсивности, поверхностности эмоциональных проявлений, бедности воображения [4, с. 82]. В то же время мы полагали, что ряд аспектов психической активности у тугоухих подростков сохранен. На это указывали исследования В. Петшака и Т. Н. Прилепской.

В соответствии с целью и гипотезами исследования были поставлены следующие задачи эмпирического изучения у слышащих и тугоухих подростков:

- процессов выбора и достижения цели,

- мотивации достижения в разных видах деятельности,

- контроля над планированием, реализацией и неуспехом действий,

- процессов восприятия, переживания и выражения эмоций, контроля над ними.

МЕТОДИКА