О теории общественной организации

В обществе, организованном с определенной целью — стремиться к процветанию при помощи наук, искусств и ремесел, наиболее важный политический акт, состоя­щий в определении направления, в котором общество должно идти, не совершается больше людьми, занимаю­щими общественные должности, — он совершается самим общественным организмом. Только таким образом об­щество как коллектив может проявлять в действитель­ности свой суверенитет, который в данном случае пред­ставляет вовсе не произвольное мнение, возведенное массой в закон, но принцип, выведенный из самой при­роды вещей, и людям нужно только признать его спра­ведливость и провозгласить его необходимость. При таком положении вещей граждане, на обязанности которых лежат различные, даже самые высокие, общественные функции, играют с определенной точки зрения лишь под­чиненные роли, потому что их обязанности, как бы важны они ни были, заключаются в том, чтобы идти по на­правлению, не ими избранному. Больше того, цель и предмет такой организации так ясны, так определенны, что не остается места ни для произвола людей, ни для произвола законов, потому что и тот и другой могут про­являться лишь благодаря неопределенности, которая яв­ляется, если так можно выразиться, их естественной сти­хией. Дело управления тогда сводится к нулю или почти к нулю, поскольку оно заключается в повелевании. Все вопросы, которые должны тогда решаться при такой по­литической системе, а именно: какими мероприятиями общество может увеличить свое благосостояние при по­мощи современных знаний в области наук, искусств и ремесел, какие меры нужно принять для распространения этих знаний и для возможно большего их развития, ка­кими, наконец, средствами эти различные задачи могут быть осуществлены с наименьшими расходами и в крат­чайшее время, — все эти вопросы, говорим мы, а также все вопросы, которые они могут породить, безусловно,

положительного характера и доступны обсуждению; ре­шение их возможно лишь на основе научных доводов, совершенно не зависящих от человеческого произвола и доступных обсуждению всеми, кто владеет в достаточной мере образованием. Затем, при такой системе все об­щественные функции имеют положительный характер и ясно выраженную цель; поэтому необходимые для их выполнения способности настолько очевидны, их так легко констатировать, что никогда не может быть колеба­ний в этом деле, и каждый гражданин будет естественно стремиться ограничиться ролью, к которой он наиболее способен. И подобно тому как каждый вопрос обществен­ного характера будет тогда необходимо решаться соот­ветственно приобретенным к данному моменту знаниям, так и все общественные обязанности будут неизбежно возложены на людей, наиболее способных выполнить их согласно общей цели ассоциации.

При таком порядке вещей исчезнут все три основных порока современной политической системы: произвол, неспособность и интрига.

[...] Поддержание порядка есть основное условие, при котором общество может посвятить себя какой-либо дея­тельности, но его нельзя считать целью общества (I, стр. 445—447).

О ПРОМЫШЛЕННОЙ СИСТЕМЕ

Основной причиной кризиса, переживаемого полити­ческим организмом вот уже тридцать лет, является пол­ное изменение социальной системы, стремящееся в на­стоящее время охватить наиболее цивилизованные нации, как конечный результат тех видоизменений, которые по­следовательно испытывал до сих пор старый политиче­ский строй. Говоря точнее, существо этого кризиса состоит в переходе от феодальной и теологической системы к промышленной и научной. Он неизбежно будет продол­жаться до того времени, когда полностью завершится образование новой системы.

И управляющие, и управляемые в равной мере оста­вались до сих пор, остаются еще и сейчас в неведении этих основных истин или, скорее, и те и другие понимают их лишь смутно, неполно и совершенно недостаточно. XIX век все еще находится под властью критического

характера XVIII в., он все еще не принял свойственного ему организационного характера.

[...] Эта реорганизация, подготовленная постепенно всем развитием цивилизации до настоящего момента, теперь вполне назрела и не· может быть отсрочена без самых тягостных последствий (II, стр. 5—6).

Промышленная и научная система родилась и разви­валась при господстве феодальной и теологической систе­мы. [...] Между этими двумя абсолютно противоположными системами должна была существовать какая-то система промежуточная и неопределенная, единственное назна­чение которой было видоизменять старую систему так, чтобы дать развиться новой системе, а затем осуществить самый переход к ней. [...] Всякая перемена как в свет­ской, так и в духовной области может совершаться только постепенно. В данном случае перемена была так велика, а с другой стороны, феодальная и теологическая система по самой своей природе так противилась каким-либо изменениям, что для их осуществления потребовалась специальная деятельность в продолжение нескольких ве­ков особых классов, порожденных старой системой, но отличающихся и до известной степени независимых от нее: самим фактом своего политического существования они должны были создавать в недрах общества то, что я называю отвлеченно промежуточной и переходной си­стемой. Этими классами были в светской области легисты, в духовной — метафизики [...].

Легистам мы обязаны уничтожением феодальной юстиции и установлением менее притеснительного и бо­лее организованного правосудия. [...] Что касается мета­физиков, то им мы обязаны Реформацией XVI в. и уста­новлением принципа свободы совести, подкопавшего основы теологической власти.

[...] Если нелепо отрицать особую пользу, какую ока­зали успехам цивилизации легисты и метафизики, то очень опасно и переоценить эту пользу или, вернее, не признать ее истинной сущности. [...]

Когда была провозглашена французская революция, дело шло уже не об изменении феодально-теологической системы, потерявшей уже почти все свои реальные силы. Дело шло об организации промышленно-научной системы, призванной по состоянию цивилизации ее заменить. На политическую арену должны были, следовательно, высту-

Антология, т. 3.

йить промышленники и ученые, каждый в своей естест­венной роли. Вместо этого во главе революции стали леги-сты; они дали ей направление в соответствии с доктри­нами метафизиков. Излишне напоминать, какой ужасный разброд произошел вследствие этого и какие несчастия явились в результате этого разброда (II, стр. 8—11).

Простой здравый смысл руководит лучше, чем ложные научные построения. Если бы коммуны сами занялись рас­смотрением своих интересов, они не были бы вовлечены в метафизические рассуждения о правах человека; они ограничились бы руководством своего собственного поли­тического опыта (II, стр. 45).