Чаях ничто не оживляет в нас воспоминания — когда само прошлое для нас мерт­во, когда оно утратило для нас былое значение. 3 страница

Особенности человеческой психики, связанные с познавательной деятельно­стью руки как органа труда и с речью, развивавшейся на его основе, коренным об­разом отличают психику человека от психики животных. Вместе с тем, будучи связаны с самим процессом становления человека, с антропогенезом, эти свойст­ва являются общими для всех людей.

Не подлежит, однако, ни малейшему сомнению, что в психике людей есть свойства, существенно изменяющиеся в ходе исторического развития человечест­ва и отличающие людей различных эпох. «Образование пяти внешних чувств, — писал Маркс, — это работа, продукт всей до сих пор протекшей всемирной исто­рии»³. Чувствительность, ощущение и восприятие человека определяются приро­дой их предмета. Речевой (фонематический) слух сформировался у людей в свя­зи с развитием у них речи, а музыкальный — в связи с развитием музыки. В самом деле, исследование показывает, что музыкально не воспитанное ухо не может вы­делить высоту из первоначально совершенно диффузного высотно-тембрового впечатления. Вычленение высоты звука в собственном смысле слова из ее тем­бровых компонентов является характерным признаком музыкального слуха⁴.

' Вавилов С. И. Глаз и солнце. Изд. 5. - М.: Изд-во АН СССР, 1950. - С. 122.

² Энгельс Ф. Диалектика природы. — М.: Госполитиздат, 1955. — С. 136.

³ Маркс К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений. — М., 1956. — С. 593-594.

⁴ См.: Теплое Б. М. Психология музыкальных способностей. — М.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1946. - С.84-91.

Формирование звуковысотного слуха совершается в ходе музыкальной дея­тельности и является продуктом ее исторического развития.

Не менее отчетливо выступает изменение в ходе исторического развития рече­вого, фонематического слуха. Фонематический слух формируется у человека под воздействием фонематического строя языка, т. е. той системы звуков, которые в данном языке выполняют смыслоразличительные функции.

Звуки речи генерализуются и дифференцируются у людей по зонам, опреде­ляемым фонематическим строем их родного языка. «Подкреплением» для такой генерализации и дифференциации слухом звуков речи служит успех общения.

В ходе исторического развития, с образованием наций и национальных языков у людей разных наций формируется, как выше отмечалось, различный фонемати­ческий слух. Фонематический строй национальных языков в ходе исторического развития меняется. Вместе с этим меняется и фонематический слух людей, гово­рящих на этом языке. Фонематический строй русского языка на протяжении ис­тории русского народа тоже не оставался неизменным. Особенно значительные изменения в фонетике русского языка, так же как в его морфологии и синтаксисе, произошли в XII-XIII вв. В этот период появилась соотносительность глухих и звонких согласных и стали самостоятельными фонемами появившиеся соотноси­тельные твердые и мягкие согласные, произошли и другие изменения: появились закрытые слоги, сократилось количество гласных, появились ранее неизвестные сочетания согласных. С этого времени стали формироваться у русских людей те особенности фонематического слуха, которые в настоящее время для них харак­терны.

Таким образом, развитие форм чувствительности не ограничивается теми из­менениями, которые связаны с переходом от животных к человеку. В ходе исто­рического развития человечества происходят дальнейшие изменения чувствитель­ности. Изменения чувствительности, как и вообще изменения в психической дея­тельности и психическом складе людей, связаны в первую очередь с изменением условий и образа их жизни, форм человеческой деятельности и ее продуктов. В частности, и развитие мышления, как и развитие языка, связано со всей практи­ческой деятельностью людей и обусловлено ею.

Вышеуказанные изменения чувствительности не связаны непосредственно с изменением общественного строя — его базиса и надстройки. С XII-XIII вв., когда сложился фонематический строй современного русского языка, в дальнейшем хо­де исторического развития в России феодальный строй сменился капиталистиче­ским, а капиталистический — социалистическим, советским. Но у нас нет основа­ний предполагать, что эти грандиозные изменения в общественно-исторической жизни людей вызвали какие-либо заметные изменения в чувствительности, в осо­бенностях восприятия. С переходом после Великой Октябрьской социалистиче­ской революции от капиталистического к социалистическому строю не произош­ло изменений в фонематическом составе русского языка, не произошло поэтому и изменений в детерминированном им фонематическом слухе русских людей. Не подлежит, однако, ни малейшему сомнению, что изменение общественного строя и связанные с этим изменения условий жизни людей влекут за собой ряд изменений в психологии людей, в их характере, в мотивации и чувствах людей.

В различных психических явлениях удельный вес компонентов разной меры устойчивости различен. Наибольшей устойчивостью обладают психические про­

цессы (ощущения, восприятия, мышление и т. д.) как деятельности мозга, как формы отражения, взятые в общих закономерностях их протекания. В более под­вижном содержании психических процессов можно отличить относительно более устойчивый состав, отражающий предметный мир природы в его основных чувст­венно воспринимаемых свойствах (цвет, форма, величина, расположение в про­странстве, движение). Наиболее подвижным и изменчивым в содержании пси­хических процессов является все то, что в чувствах, в мыслях и т. д. выражает от­ношение человека как общественного существа к явлениям общественной жизни. С изменением общественного строя, его базиса — производственных отношений изменяется и это содержание психических процессов, изменяются чувства и взгля­ды людей, связанные с общественными отношениями.

Таким образом, ясно: совершенно невозможно разрешить вопрос о детермини­рованности психической деятельности условиями жизни, если ставить его мета­физически, не конкретно, предполагая, что психика вся, в целом, детерминируется либо природными, либо общественными условиями, либо условиями обществен­ной жизни, общими для всех людей, либо специфическими условиями того или иного общественного строя. Всякая попытка абсолютизировать любое из этих по­ложений заранее обречена на провал.

Для того, чтобы на самом деле реализовать важнейшее требование научного познания — принцип детерминизма — в отношении психических явлений, необ­ходимо подойти конкретно, дифференцированно к выяснению детерминирован­ности психического, выявить и учесть зависимость различных сторон психиче­ского от различных условий жизни, преодолеть огульную, метафизическую, аль­тернативную постановку вопроса о детерминированности психических явлений. Так, например, недостаточно констатировать, что изменение общественного строя — ломка капиталистического строя и создание социалистического — повлекло за со­бой какое-то изменение психологии людей, чтобы из этого сделать общий вывод, распространяемый на психическую деятельность в целом (и на трактовку предме­та психологии), — вывод о том, что психическая деятельность в целом вся изме­няется с каждым изменением общественного строя и что задача психологии как науки сводится к изучению этих изменений.

Необходимо уяснить себе специфику психического, того, что обще для всех психических явлений и вместе с тем специфично для них, отличает их от всех дру­гих явлений, определить, таким образом, наиболее устойчивое ядро психики и со­здать твердую основу для изучения всех остальных более изменчивых ее свойств.

Общее для всех психических явлений — то, что они представляют осуществ­ляемое мозгом отражение действительности; специфическим для психики чело­века является то, что это отражение мира опосредствовано у него общественно (вторая сигнальная система действительности). Закономерности психического — ощущения, мышления и т. д. как функции мозга, как отражения — есть зако­номерности, общие для всех людей; они определяют наиболее устойчивое ядро психической деятельности и составляют наиболее общие законы психологии как науки¹.

¹ В частности, о мышлении Маркс писал: «Так как процесс мышления сам вырастает из известных условий, сам является естественным процессом, то действительно постигающее мышление может быть лишь одним и тем же, отличаясь только по степени, в зависимости от зрелости развития, и в частности развития органа мышления» (Маркс К., Энгельс Ф. Избр. Письма. — М., 1947. — С. 209).

Наличие в психической деятельности относительно устойчивого ядра не ис­ключает существования в нем и более подвижных компонентов, зависящих от ча­стных условий, в которых осуществляется психическая деятельность. Но все они могут стать предметом плодотворного психологического исследования только при учете в качестве основы общих закономерностей психической деятельности как функции мозга, как отражения действительности.

С изменением общественного строя в психологии людей — при сохранении об­щих всем людям психических свойств (в частности, зависимых от общих условий общественной жизни) — появляются новые, порожденные данным общественным строем и специфичные для него черты, приходящие на смену тем, которые были специфичны для предшествующего общественного строя.

В психологии каждого человека есть черты, общие всем людям, независимо от того, к какому общественному строю, классу и т. д. они ни принадлежали бы и со­храняющиеся на протяжении многих эпох: чувствительность к сенсорным раз­дражителям, для которых у человека выработались соответствующие рецепторы, способность сохранить в памяти заученное, автоматизировать сначала сознатель­но выполняемые действия и т. п.

В психологии каждого человека существуют такие общечеловеческие черты, но нет такого абстрактного «общечеловека», психология которого состояла бы только из таких общечеловеческих черт или свойств; в психологии каждого чело­века есть черты, специфичные для того общественного строя, для той эпохи, в ко­торой он живет, — типичные черты, порожденные данным общественным строем, данной эпохой. При этом более частные, специальные свойства являются конкре­тизацией применительно к специальным условиям более общих человеческих свойств, а общие свойства и закономерности, их выражающие, выделяются как обобщение конкретных явлений, включающих и более частные, более специальные свойства. Самая зависимость специальных психических свойств от условий, их порождающих, реализуется согласно общим психологическим закономерностям.

Советский общественный строй породил в процессе построения социалисти­ческого общества новый психический склад, новый духовный облик советских людей. Перед советской психологией тем самым встала задача огромного общест­венно-политического значения — изучить психологию советского человека в тех специфических психологических качествах, которые порождены советским об­щественным строем, в целях помощи делу воспитания нового человека коммуни­стического общества. Ввиду особого значения этой задачи очень важно обеспе­чить надлежащую основу для ее правильного решения.

Первое и основное: нельзя обособлять психические свойства, специфичные для советских людей, от психических свойств, общих у них со всеми людьми, про­тивопоставляя психологию советского человека психологии других людей. Не су­ществует двух разных «пород» людей. Психология советского человека — это пси­хология человека в условиях советского социалистического общества, в которых единая природа человека как раз и раскрывается.

Изучая психологию советского человека, живущего в условиях нашего обще­ства, советский психолог не может не проявлять особенно пристального, серьезно­го внимания к выявлению всего того нового в психологии людей, что нарождается в условиях советского общественного строя, в условиях перехода от социализма к коммунизму. Как мог бы советский психолог пройти, например, мимо того, что

благодаря общественным условиям, которые, не уничтожив еще различий между умственным и физическим трудом, ликвидируют противоположность между ни­ми; в физический труд советского рабочего все больше, все многостороннее и пол­нее включается и умственный труд. Изучая психологию человека, советский пси­холог никак не может пройти мимо того, как сейчас раскрываются и развиваются все способности, все творческие силы человека, освобожденного от пут эксплуататорского строя классового общества, веками, тысячелетиями калечившего людей. В условиях общества, уничтожившего эксплуатацию человека человеком, как раз и раскрывается природа человека, подлинно человеческое, общечеловеческое в нем. Менее всего приходится поэтому противопоставлять психологию советского человека общей психологии человека. Это значило бы не только уничтожать пред­посылки научного изучения психологии советских людей, но и допускать чудо­вищную политическую ошибку, создавая пропасть между советскими людьми и всем человечеством, всеми людьми во всем мире. Люди различных формаций, об­ладая и специфическими свойствами психического склада, вместе с тем нераз­рывно связаны друг с другом психическими свойствами, общими для всех людей. Поэтому и существует единая психологическая наука, охватывающая общие за­кономерности психической деятельности людей, хотя бы и живущих в различных общественных формациях.

Принципиально неправильно противопоставлять «историческую психологию», изучающую психический склад людей определенной формации, — общей, естест­веннонаучной «физиологической психологии»'.

Хотя система психологической науки включает в себя различные дисципли­ны, предмет изучения которых в разной мере зависит от общественно-историче­ских условий, все они взаимосвязаны; принципиально нельзя разрывать психоло­гию на две вовсе чужеродные, друг другу внешне противостоящие дисциплины — одну «физиологическую», другую — «историческую». Проповедовать особую ис­торическую психологию — это по большей части не что иное, как защищать лю­безную сердцу реакционеров "социальную психологию", являющуюся, по существу, не чем иным, как попыткой психологизировать социологию, т. е. протащить идеа­лизм в область изучения общественных явлений. Всякая попытка подменить со­циологию, исторический материализм «исторической психологией» должна быть отброшена как принципиально несостоятельная. Первично не психология опре­деляет историю, а история — психологию людей.

С другой стороны, нельзя строить естественнонаучную психологию, которая изучала бы психику человека только в связи с физиологическими закономерно­стями деятельности мозга без учета условий общественной жизни. Это значило бы возрождать порочное противопоставление обусловленности психических яв­лений физиологическими закономерностями деятельности мозга и детерминиро­ванности психики условиями жизни, между тем как рефлекторным пониманием деятельности мозга это противопоставление снимается. Обособлять изучение от­ражательной деятельности человеческого мозга от воздействия, которое оказыва­ют на человека условия общественной жизни, относя изучение роли этой послед-

В предшествующие годы у нас наблюдались тенденции, ведущие к превращению психологии в сум­му из двух слагаемых — физиологии высшей нервной деятельности и исторического материализма. Эта порочная линия, приводящая к утрате специфики психологического исследования, должна быть преодолена.

ней в детерминации психики человека к особой «исторической психологии», значит воскрешать теорию двух факторов.

Для того чтобы очертить предмет психологической науки и определить область психологического исследования, необходимо уяснить себе следующее: изучение психического склада нации, класса и т. д., поскольку их психический склад выявляется из исторического развития их культуры и характеризует ее как историческое целое, безотносительно к психическим свойствам того или иного индивида, относится к историческому материализму, к общественно-исторической дисциплине, а не к психологии. То же можно сказать и о психологии того или иного класса, поскольку она выявляется путем изучения его роли в классовой борь­бе, в ходе революционного движения и относится к классу как к предмету общест­венно-исторического исследования, безотносительно к психическим свойствам тех или иных индивидов.

Говоря об историческом развитии психики применительно к задачам психо­логического исследования, нужно иметь в виду, что исторически изменяющиеся психические свойства людей реально формируются в процессе индивидуального онтогенетического развития и лишь в качестве таковых они могут стать предме­том психологического исследования. Собственно психологическое исследование, как правило, имеет, таким образом, дело с формированием психики в одних опре­деленных исторических условиях, которые в психологическом исследовании при­нимаются как данное. Только изучая психику людей того поколения, на время жизни которого падают большие исторические сдвиги, ломка одного и зарожде­ние другого общественного строя, психология реально имеет дело с перестройкой психологии людей. Эта перестройка выступает здесь в ходе самого индивидуаль­ного онтогенетического развития. В исторические эпохи, предшествующие этим революционным периодам и следующие за ними, психология имеет дело с зако­номерностями онтогенетического процесса развития индивидов, совершающего­ся в каких-либо одних общественно-исторических условиях.

Сопоставление результатов этого развития в разных общественно-историче­ских условиях есть уже дело исторического исследования.

Психологическая наука изучает, конечно, отнюдь не только сугубо индивиду­альные черты человека. Этими сугубо индивидуальными чертами как таковыми психология как наука интересуется меньше всего. Она изучает общечеловеческие психические свойства индивида и может также изучать и особенные, типологиче­ские черты психики, свойственные ему как представителю определенного обще­ственного строя, класса, нации. Но какие бы психические свойства ни изучала психология, она всегда изучает их на конкретном индивиде в неразрывной связи со всей рефлекторной деятельностью его мозга, сходом его индивидуального разви­тия. Результаты, полученные на конкретном индивиде, психология, как и вся­кая наука, вправе обобщать и переносить на представителей той иди иной общ­ности людей — постольку, поскольку их на это уполномочивают вскрытые в ходе исследования зависимости. Обнаружив на данном индивиде (или данных индивидах) закономерную зависимость определенных психических свойств от определенных условий жизни, которые являются общими для соответствующей общности людей, нации, классов, представителей того или иного, прежде всего нашего советского общественного строя, психолог вправе сделать соответствую­щее обобщение.

При этом собственно психологическим исследование является в меру того, как оно вскрывает самый процесс отражения тех или иных условий жизни, опре­деляет то, как происходит процесс перестройки психологии людей в новых усло­виях жизни, в каком преломлении эти общие условия должны выступить при­менительно к индивидуальному развитию, к индивиду такого-то возраста или уровня развития, таких-то индивидуально типологических особенностей. Имен­но знание закономерностей этого процесса — процесса отражения — определяет ограниченный, но специфический вклад, который может внести в дело коммуни­стического воспитания психологическая наука.

5. Роль психических явлений в детерминации поведения

До сих пор речь шла, в основном, о том, как детерминируются психические явле­ния. Но сказать о том, как они детерминируются материальными условиями жиз­ни, еще не значит сказать, как они включаются в закономерную связь жизненных явлений. Для того чтобы полностью ответить на этот вопрос, надо еще выяснить, какова их собственная роль в ходе жизни.

Основное положение, которое при этом нужно себе уяснить, заключается в том, что не признание, а отрицание действенной роли психического ведет к индетерми­низму, к прорыву детерминизма в понимании человеческой жизни, человеческого по­ведения. Нельзя реализовать детерминизм в понимании человеческого (и не толь­ко человеческого) поведения, если не включить психику во взаимосвязь причин и следствий, которые в ходе жизни непрерывно меняются местами. Поведение че­ловека детерминируется внешним миром опосредствованно через его психиче­скую деятельность. Поведение разных людей и даже одного и того же человека во внешне одной и той же ситуации бесконечно многообразно. Механистическая по­пытка непосредственно связать поведение человека с внешней ситуацией по схе­ме стимул—реакция безнадежна. Такое понимание детерминизма своим явным несоответствием фактам и создает почву для защиты индетерминизма. Внешние воздействия на человека преломляются через внутренние психологические усло­вия. Не учитывая этих последних, нельзя прийти к детерминистическому пони­манию действий человека. Эпифеноменалистическая концепция, согласно которой психические явления — это лишенные всякой действенности спутники физиче­ских (физиологических) явлений, есть побочный продукт механистического ма­териализма. Она является, по существу, выражением неспособности механисти­ческого детерминизма понять, что все явления в мире включены в единую всеоб­щую взаимосвязь.

На отрицание роли психического в детерминации поведения толкает скрытая идеалистическая или дуалистическая предпосылка, согласно которой психиче­ское обособлено от материального мира. При таком понимании психического его участие в детерминации каких-либо явлений неизбежно означало бы прорыв в детерминированности материальных явлений друг другом. Но отвергнуть нужно не включение психического в детерминацию человеческого поведения, а понима­ние психического, превращающее его в нечто обособленное от материального мира. На самом деле обусловленность поведения психической деятельностью (в силу

отражательного характера психического) опосредствует его зависимость от объективного мира. При этом психическое опосредствование никак не является простым дублированием внешнего мира; в таком случае оно не давало бы никакого нового, специфического эффекта и, значит, оставалось бы «эпифеноменом». Опо­средствуя детерминацию жизни и деятельности людей внешним миром, объек­тивными условиями, психическое отражение бесконечно увеличивает их детер­минирующие возможности. Посредством психического в форме знания о бытии, о мире поведение людей детерминируется не только наличным, но и сейчас отсут­ствующим — не только ближайшим окружением, но и событиями, совершающи­мися в самых удаленных от нас уголках мира, не только настоящим и прошлым, но и будущим. Когда, познавая закономерности развития природы и обществен­ной жизни, мы получаем возможность предвидеть дальнейший ход событий, мы вводим будущее в детерминацию нашего поведения. Всякий вообще акт позна­ния мира есть вместе с тем и введение в действие новых детерминант нашего по­ведения. В процессе отражения явлений внешнего мира происходит и определе­ние их значения для индивида и тем самым его отношения к ним (психологи­чески выражающегося в форме стремлений и чувств). В силу этого предметы и явления внешнего мира выступают не только как объекты познания, но и как дви­гатели поведения, как его побудители, порождающие в человеке определенные побуждения к действию, — мотивы. Таким образом, психическое играет реаль­ную, действенную роль в детерминации деятельности людей, их поведения и вме­сте с тем оно не является фактором, действующим обособленно от бытия.

Сказанным намечаются некоторые общие философские предпосылки, обу­словливающие возможность признания реальной действенной роли психическо­го. Но, для того чтобы эта возможность была реализована, нужно еще понять, как фактически, конкретно осуществляется эта реальная действенная роль психиче­ского в детерминации поведения. Тогда лишь с эпифеноменализмом будет дейст­вительно покончено.

Ключ к решению самых сложных и больших проблем лежит обычно в очень простых и массовидных фактах. Все дело в том, чтобы увидеть эти проблемы и эти факты, на первый взгляд как будто далекие друг от друга, в их связи, в надле­жащих соотношениях друг с другом.

Ключ к раскрытию наиболее сложных и важных сторон того, что прежде назы­вали психофизической проблемой, лежит в таком простом и обыденном жизнен­ном явлении, как любое практическое действие человека. Отправной пункт для устранения всех эпифеноменалистических тенденций лежит в элементарном и капитальном факте афферентации движения ощущением. Еще И. М. Сеченов сформулировал как существенную составную часть своей рефлекторной теории «начало согласования движений с чувствованием»'. Идя по этому же пути даль­ше, И. П. Павлов выдвинул и обосновал то положение, что построение движения,

В «Физиологии нервных центров» И. М. Сеченов писал: «Самой существенной стороной в деятель­ности нервных регуляторов является согласование движения с чувствованием» (Физиология нерв­ных центров. — М., 1952. — С. 27). И далее: «Чувствование повсюду играет в сущности одну и ту же сигнальную роль...» (Там же). Фундаментальное для/рефлекторной теории Сеченова—Павлова представление об ощущении и восприятии как сигнале действительности связано, по существу, с ролью ощущений в регуляции движения.

ответной реакции организма осуществляется в коре как «афферентном отделе нервной системы, как органе чувствительности»'.

Анализируя далее физиологический механизм так называемых произвольных движений, И. П. Павлов специально отметил, что осуществляемые движения по­сылают в свою очередь импульсы в те кинестетические клетки коры, раздражение которых активно производит это движение². Дальнейшая разработка этих идей закономерно привела к представлению об обратной афферентации, непрерывно по ходу движения поступающей с периферии в центральный нервный прибор, ко­торый производит анализ поступающих таким образом «информации»³, она же привела в дальнейшем к идее о непрерывных сенсорных коррекциях, благодаря которым движение становится управляемым. Представление о поступающей с периферии в центр афферентации как существенном и даже необходимом компо­ненте рефлекторной регуляции деятельности имеет принципиальное значение⁴. Механистическая концепция рефлекторной дуги, теория стимула как внешнего толчка, естественно, сводила афферентные импульсы к роли пускового сигнала. Представление, согласно которому в ходе выполнения любых действий с перифе­рии в центр непрерывно поступают афферентные сигналы, анализ и синтез кото­рых и позволяет управлять этими действиями или движениями, является, по суще­ству, физиологическим выражением отказа от схемы стимул—реакция, от механи­стической теории внешнего толчка и признанием определяющей роли взаимодей­ствия индивида с миром.

Правильное понимание роли афферентации в построении движения откры­вает путь для правильного понимания соотношения психических и физических компонентов действия. Действие несводимо к своей исполнительской части, в него обязательно входит также чувствительная, познавательная часть, афферентация с периферии, извне, анализ и синтез поступающих оттуда чувственных сиг­налов, посредством которых действия регулируются.

Характеристика практической деятельности как материальной в отличие от теоретической как идеальной исходит из природы продукта, или основного ре­зультата каждого из этих видов деятельности: практическая деятельность произ­водит изменения в материальном мире, теоретическая порождает идеи, образы, произведения науки и искусства. Эта характеристика деятельности по ее продук­ту не определяет, однако, однозначно ее состава: нет такой теоретической дея­тельности, которая по своему составу была бы чисто духовной, только идеальной, не включала бы никаких материальных компонентов и материальных действий

' «В этом отделе исключительно, — писал И. П. Павлов, — происходит высший анализ и синтез при­носимых раздражении, и отсюда уже готовые комбинации раздражении и торможений направляют­ся в эфферентный отдел». Павлов И. П. Полн. собр. соч. — С. 105. —Т. III, кн. 2. (С. Р.)

² Там же.-С. 104-105.

³ Помимо ряда предшествующих работ П. К. Анохина, в частности его работы «Узловые вопросы в изучении высшей нервной деятельности» (Проблемы высшей нервной деятельности. — М., 1949. — С. 75-78), см. его статью «Особенности афферентного аппарата условного рефлекса и его значение для психологии» (Вопросы психологии. — 1955. — № 6. — С. 16-38). См. также: Бернштейн Н. А. К вопросу о природе и динамике координационной функции // Ученые записки МГУ. — Вып. 90. Движение и деятельность. — М., 1945. — С. 22-90.

⁴ Теория информации в кибернетике воспроизводит именно модель мозга, работающего на основе обратной афферентации, информирующей центр управления о всех изменениях на периферии, так что последующие «приказы», идущие из центра, непрерывно учитывают все изменения, происходя­щие на периферии в результате выполнения предшествующих «директив» из центра.

(хотя бы движений моей руки, которая пишет эти строки); точно так же нет такой материальной практической деятельности, которая не включала бы чувственных вообще психических компонентов, которая могла бы осуществиться без ее постоянной регуляции психической деятельностью. Нельзя сводить действие только к внешнему его выражению; это лишь исполнительская его часть; в действие всегда входит и чувственное познание. Речь идет не о двух обособленных раздельных частях; они не могут быть обособлены, потому что чувственные, познавательный компоненты не воздействуют как-то извне на движения, имеющие свой, от них независимый механизм, а на известном уровне (см. дальше) входят в самый «механизм» движений, образуя с ними единое целое.