Глава 5. Немножко другая жизнь. 2 страница

— Твой эльф может аппарировать, — вспомнил он, — почему бы не попросить его?

— Если бы он мог перенести нас сразу на платформу, то почему, по-твоему, он этого не сделал? — огрызнулся Гарри, потом добавил более спокойно. — Виви не может туда попасть, потому что он не видит эту платформу, она для него как в тумане.

— Чёрт, — Том резко выдохнул, пытаясь определиться, — тогда пусть перенесет нас в школу…

— Нет, — тут Поттер, наконец, решил перестать паниковать и немножко подумать, — в Хогвартс нас не пустят охранные чары, лучше отправить Виви к Снейпу или Дамблдору, чтобы он им сообщил об этом, — мальчик раздраженно кивнул в сторону барьера. — Только нужно какое-то уединенное место…вряд ли магглы обрадуются, появись на платформе непонятное ушастое создание, — он неуютно поежился, — они и так уже странно на нас поглядывают.

— Да, и кому нужно сказать «спасибо»? — ехидно поинтересовался Том.

— Почему это я виноват?! — Поттер моргнул.

— Потому что именно ты минуту назад с воплями кидался на стену, — веско напомнил ему друг, Гарри насупился.

— Подумаешь, — он пожал плечами, — каждый может немного выйти из себя… — они переглянулись. — Пойду поищу место, где никого нет, — юный волшебник сунул руки в карманы брюк. — Подожди меня здесь, ладно?

Побродив немного по вокзалу, слизеринец не придумал ничего лучше, кроме как укрыться в небольшой нише скрытой широким табло с расписанием поездов и шепнуть имя домовика, который незамедлительно появился перед хозяином.

— Виви, — воровато оглядываясь по сторонам, сказал Поттер, — мы с Томом застряли на платформе, барьер не пускает нас к Хогвартс-Экспрессу!

Эльф недоуменно моргнул.

— Но это невозможно! — воскликнул он. — Барьер должен пускать волшебников!

— Знаю, но он не пускает,… ты можешь сообщить об этом профессору Снейпу?

— Да, сэр, — домовик кивнул, все ещё пребывая в состоянии легкого ступора, — но Виви может перенести вас в Хогвартс, если желаете.

— Нет. Даже если охранные чары школы пропускают эльфов, это не значит, что они пропустят людей.

Эльф подумал немного и нехотя согласился.

— Виви мигом вернется, — сказал домовик, — подождите Виви здесь, хозяин.

Он исчез, а Гарри устало привалился спиной к стене, мельком глянув на свои часы. Без пятнадцати одиннадцать. Если в ближайшее время они не решат проблему с барьером, Хогвартс-Экспресс отправиться в школу без них.

«Вот дьявол! — подумал мальчик. — Ну почему этим летом все идет наперекосяк?!»

 

* * *

Северус Снейп уже стоял одной ногой в камине, собираясь отправиться в Хогвартс, когда к другой его ноге из ниоткуда вывалился знакомый домовик. Декан Слизерина смерил робко улыбающееся существо раздраженным взглядом и вздохнул.

— Ну и что не так с этим непутевым мальчишкой на этот раз? — почти обреченно поинтересовался он, уже смирившись с тем, что просто невозможно дольше пяти минут злиться на ребенка, который каждый божий день влипает в новые неприятности. Гораздо проще этого ребенка придушить.

Когда Виви пересказал зельевару то, что рассказал ему Гарри, Снейп на несколько мгновений потерял дар речи. Каким это образом барьер умудрился закрыться? Поломка? Какая-то ошибка? Нарушение охранных чар? И кто ещё остался по другую сторону платформы? Хотя, если бы барьер вообще никого не пускал, то об этом уже знали бы все волшебники, слишком уж это заметный изъян. Значит, барьер заблокировали исключительно ради Золотого Мальчика. Следовательно, это чье-то вмешательство…

Вполне разумный вывод. Зельевар кивнул своим мыслям и снова посмотрел на Виви, который терпеливо ждал ответа.

— Отправляйся к своему хозяину и скажи ему, чтобы они с Арчером ждали меня у входа в здание вокзала, я заберу их через десять минут.

— Но поезд отправляется…

— А я что-то говорил о том, что они поедут на поезде? — рявкнул Северус. — Иди.

Когда смущенный и напуганный домовик исчез, зельевар сделал пару глубоких вдохов и вернулся обратно к камину, но не вошел в него, а опустился рядом на колени. Бросив в камин щепотку летучего пороха, он четко произнес:

— Альбус, вы мне нужны!

Полыхнуло зеленое пламя, и в камине напротив профессора возникла голова директора Хогвартса.

— Северус? В чем дело? — старик выглядел удивленным. — Я ждал твоего появления в замке несколько минут назад.

Снейп вздохнул.

— Возникли… обстоятельства, — нехотя выдавил он.

Глава опубликована: 22.11.2011

Редактировать текст главы

Глава 6. Змеиное царство.

Гарри и Том сидели на небольшом диванчике напротив декана. Сам Снейп расположился по другую сторону своего стола и взирал на двух слизеринцев с холодным раздражением.

— Это уму непостижимо! — вот уже двадцать минут зельевар никак не мог унять своё недовольство. — Два ребенка отправляются на вокзал в полном одиночестве без сопровождения взрослых! У вас что, нет никакого чувства самосохранения? Неужели в ваши пустые головы не забрела мысль о собственной безопасности? Что бы вы делали, не будь у вас под рукой домовика, который мог вызвать помощь? Вам чертовски повезло, что все ваши приключения на сегодня это всего лишь заблокированный барьер на платформу! Зная ваше «везение» это могло быть что-то и похуже!

Полчаса назад оба мальчика вместе с профессором прибыли в Хогвартс, воспользовавшись камином в доме Снейпа, и теперь покорно сидели в кабинете декана, пока тот упражнялся на них в язвительности. Тот факт, что барьер не пускал только Поттера, был выявлен зельеваром после небольшой проверки, и можно было заключить, что кто-то очень не хотел, чтобы Гарри попал на платформу. Причиной тому могла служить либо попытка нападения на Мальчика-Который-Выжил, которой, тем не менее, не произошло, либо магия одного конкретного домовика, который всеми возможными способами пытался помешать Поттеру отправиться в школу. Собственно, второе предположение и Тому, и Снейпу, и самому Гарри казалось наиболее вероятным. Сама проблема с барьером, хоть и была мало приятной, декана не особенно впечатлила, его гораздо больше бесило то, что мальчики были на вокзале совсем одни, и именно из-за этого он готов был до хрипоты разъяснять этим недоумкам на какие неприятности они могли нарваться.

Гарри скорбно вздыхал, виновато глядя на свои руки, и почему-то не мог отделаться от мысли, что таким образом Снейп отыгрывается на нём за его своевольный побег, иначе зачем ещё зельевару столько времени исходить ядом? В прошлом году Дурсли конечно подбросили его до вокзала, но, по сути, они с Арчером все равно были там одни, и кого это тогда волновало? Том, в отличие от друга, отповедь Снейпа воспринимал спокойно и молчаливо, явно демонстрируя полное отсутствие чувства вины, что злило их декана ещё больше. Гарри снова вздохнул. Это грозило затянуться до прибытия в школу учеников, правда, в конечном итоге то ли у Снейпа закончились эпитеты, то ли он выдохся, но зельевар наконец замолчал, прожигая обоих студентов рассерженным взглядом. Как раз в это мгновение раздался деликатный стук в дверь, после чего та медленно открылась, и на пороге возник сам директор школы.

— Профессор Снейп, мистер Поттер, мистер Арчер, — Дамблдор вошел в кабинет декана Слизерина с неизменно безмятежной улыбкой на лице. — Я надеялся, что смогу застать всех вас здесь.

Гарри и Том хором поздоровались с директором, Северус лишь чуть заметно кивнул старику в знак уважения, весьма сомнительного, как на мгновение показалось Поттеру. Альбус сел в предложенное ему зельеваром кресло и, поставив локти на подлокотники, сцепил пальцы «домиком».

— Я рад, что сегодняшнее происшествие закончилось без приключений, — седовласый волшебник весело сверкнул голубыми глазами в сторону юных слизеринцев. — Насколько я понимаю, проблема с барьером была спровоцирована домовиком, о котором вы говорили ранее, профессор Снейп?

— Сложно утверждать с уверенностью, но такой вариант вполне возможен, — бесстрастно отозвался Северус. — Есть ли риск, что этот эльф проникнет в школу?

— Увы, да, — директор вздохнул. — Антиаппарационные чары вокруг Хогвартса не распространяются на домовых эльфов.

— Но как же тогда отделаться от этого домовика? — подал голос Том. — Он вроде как довольно упрямый.

Дамблдор улыбнулся.

— Я уже проинформировал школьных эльфов и приведений о том, что в замке может объявиться чужак, они будут следить за этим.

— И что вы сделаете, если поймаете его? — уточнил Гарри, старик чуть склонил голову набок, словно размышляя над вопросом.

— Право, не знаю, — сказал он. — Насколько я понял, этот эльф является собственностью волшебника, а значит, сперва необходимо будет выяснить, кто его хозяин.

— Мне кажется, — неуверенно начал Гарри, — что он не хотел ничего плохого…он вроде как пытался меня защитить…

— Вот как? — заинтересовался Дамблдор. — И от чего же?

— Я…не совсем его понял, — несколько смутился Поттер, — он все твердил о какой-то опасности о том, что случится что-то плохое, — он обменялся взглядами с Томом и снова посмотрел на директора. — Но мне кажется, что он не хотел намеренно причинять мне вред…

— В первую очередь домовик подчиняется своему хозяину, а не своим желаниям, — жестко заметил Снейп. — И вам ли не знать, чем может обернуться такая расстановка приоритетов, мистер Поттер.

— Да, но он, похоже, как раз действовал против воли хозяина, — вяло пробормотал мальчик.

— Что само по себе очень необычно, — кивнул Дамблдор и, помолчав, радушно улыбнулся Гарри и Тому. — Что ж, раз на данный момент кризис миновал, почему бы вам, мистер Поттер, мистер Арчер, не отправиться в общежитие Слизерина, чтобы разобрать свои вещи и приготовиться к ужину, — директор поднялся на ноги и направился к выходу. — Ах да, — он обернулся, снова взглянув на своих студентов, — с возвращением.

Гарри широко улыбнулся:

— Спасибо, сэр.

Когда оба слизеринца уже стояли в дверях, Снейп внезапно окликнул Поттера, заставив того помедлить и обернуться, задержавшемуся на пороге Арчеру, декан взмахом руки велел удалиться. Когда за Томом закрылась дверь, Северус открыл ящик стола и выудил оттуда пухлую тетрадь.

— Когда вы в спешке покидали мой дом, вы забыли свои записи, — сообщил зельевар. Положив тетрадь на гладкую столешницу, он немного подтолкнул её в сторону Гарри.

— О, — Поттер вернулся к столу и взял тетрадь, осторожно глядя на своего декана, словно тот мог выхватить её у него из рук в любое мгновение, — спасибо, сэр.

Зельевар промолчал, и мальчик поспешил убраться подальше, гадая, что мог означать бесстрастный взгляд старшего волшебника и его мрачное молчание. Хотел ли Снейп таким образом дать ему понять, что не намерен помогать им с зельем, или это наоборот был намек на то, что он помнит о данном обещании и готов его выполнить? По лишенному всяких эмоций лицу профессора невозможно было вычислить ответ. А спрашивать Гарри не собирался, потому что в случае резкого отказа это будет выглядеть, по меньшей мере, унизительно. «Мы и сами справимся», — заверил себя мальчик, направляясь по коридору в сторону слизеринского общежития. Том ждал друга у входа в гостиную, нетерпеливо постукивая по каменному полу каблуком ботинка.

— Что хотел от тебя Снейп? — тут же поинтересовался он, когда Поттер подошел ближе.

Мальчик продемонстрировал Арчеру тетрадь.

— Он вернул мои записи о создании генеалогического древа, — Гарри подождал, пока Том произнесет пароль, и вошел вслед за ним в гостиную. — Я подумал, что мы все же можем попробовать сделать все сами.

— Зачем? — Том сел в кресло, лениво взглянув на друга. — Разве я не говорил, что Хельга знает мастера? Какой смысл утруждать себя?

— Ну, я бы назвал это вызовом, — улыбнулся мальчик, усаживаясь напротив Арчера, — ритуал довольно сложный и я был бы непротив проверить свои умения, — он задумчиво почесал кончик носа. — И потом, я бы хотел составить и свое древо тоже, а этот мастер вряд ли согласится делать за бесплатно двойную работу.

Том индифферентно пожал плечами, его явно больше интересовал результат, а не сам процесс.

— Это потребует много времени, — заметил он, — и денег…

— Думаю, можно будет снять немного со счета моих родителей в Гринготсе, — робко предложил Поттер.

— Я боюсь, как бы на это не ушло все твое наследство, — в голосе лучшего друга скользнуло едва уловимое ехидство.

— Ну, значит нужно составить список и подсчитать расходы, — начал было говорить Гарри, но Арчер перебил его нетерпеливым фырканьем.

— Проще нанять мастера, — заявил он.

Поттер пожал плечами, зная, что позже они ещё вернутся к этому разговору, сейчас ни у того, ни у другого не было ни сил, ни желания спорить. К тому же на этот год у них и так было запланировано достаточно дел, не считая учёбы, чтобы занять ими все свободное время, поэтому, подумав, Гарри не стал настаивать на составлении семейного древа. По крайней мере, пока.

Потянувшись, мальчик окинул взглядом гостиную. Хотя камин уже был разожжен, чтобы прогреть холодное помещение подземелий, а висящие на стенах лампы с волшебными огоньками, заключенными в стеклянные сферы, разносили по комнате мягкий свет, сейчас обитель змеиного факультета казалась неожиданно мрачной и негостеприимной. Возможно, виной тому были тёмно-зеленые тона, в которых была выполнена гостиная, или отсутствие окон и, как следствие, недостаток солнечного света, а может быть тишина, царящая здесь в отсутствие студентов, слишком давила на слух, навевая мысли о склепе. Гарри подумал, что скучает по сокурсникам.

Отношения со слизеринцами у него были довольно неординарные. С одной стороны, он был одним из них, к тому же носил фамилию древнего и благородного рода, что необычайно ценилось на этом факультете, плюс, он был знаменит, а это являлось ещё одним значительным преимуществом в кругу чистокровных волшебников. Но с другой стороны, эта его слава заключалась в том, что он якобы победил величайшего темного мага, которого поддерживало большинство слизеринцев. По сути, Гарри оказался в стане врагов, людей против которых в своё время воевали его покойные родители. Поначалу, оказавшись на змеином факультете, мальчик часто задавался вопросом, не было ли это своего рода предательством по отношению к погибшим родителям. Джеймс и Лили Поттеры были гриффиндорцами и противостояли Темному Лорду, играя не последнюю роль в войне, которая разгорелась больше четырнадцати лет назад и закончилась падением Волдеморта.

По всем возможным причинам Гарри должен был оказаться именно на Гриффиндоре, где его окружали бы друзья и союзники. Люди, которым он мог бы доверять. Из того, что он узнал из книг по истории магии, можно было смело заключить, что девяносто процентов гриффиндорцев всегда воевали на стороне «света» (или на стороне Дамблдора, как с недавних пор привык думать Поттер). С точки зрения Хогвартса это была война Гриффиндора и Слизерина, как двух противоположностей. Добро и Зло, Свет и Тьма, Огонь и Лёд, Дамблдор и Волдеморт.

Противостояние этих факультетов вросло корнями в историю и стало традицией, которую никто не думал отменять. Гарри нарекли «победителем Волдеморта», когда ему был всего год от роду, а значит, он по определению должен был оказаться на львином факультете в окружении тех, кто одобрял этот его «героический поступок», о котором сам Поттер не помнил ровным счетом ничего. К тому же, чего ещё можно ожидать от ребенка, родители которого были хладнокровно убиты Волдемортом, разве не логично было бы предположить, что он захочет отомстить? Восстановить справедливость и повергнуть всех своих врагов?

На каком-то этапе Гарри понял, что все ждут от него подвигов. Ждут, что он станет своего рода символом победы добра над злом. Золотым мальчиком золотого факультета. Точнее сказать, все ЖДАЛИ. Потому что никто не думал, что Мальчик-Который-Выжил окажется слизеринцем.

Иногда Поттер пытался предсказать, куда бы его отправила Распределяющая Шляпа, знай он тогда о своем «великом предназначении» о том, сколько надежд возложено на его одиннадцатилетние плечи. Когда-то для Гарри было очень важно оправдывать ожидания, не привела бы его эта слабость на Гриффиндор? И как тогда сложилась бы его жизнь? Во что бы она превратилась? Гарри даже не знал, была ли это его обязанность — поступить на Гриффиндор и готовиться к войне, которая может начаться вновь. Была ли это его судьба?

Возможно, так бы оно и случилось, не будь в его жизни Томаса Арчера. Крайне амбициозного, честолюбивого парня, который очень хотел попасть на Слизерин. Зачисление Поттера на змеиный факультет и последовавшие за этим события, перевернули с ног на голову всеобщие ожидания, если таковые действительно имелись, потому что единственное, что отчетливо понимал Гарри, сидя на табурете с Распределяющей Шляпой на голове, это то, что они с Томом не смогут оставаться друзьями, учась на враждебных факультетах. Рано или поздно чужие предубеждения и домыслы разрушили бы их дружбу. Именно тогда Поттер принял решение идти следом за другом и поступил так, как продиктовал ему собственный эгоизм, забыв и о родителях, и о Волдеморте, и о чьих-то ожиданиях.

Понимание сложившейся ситуации пришло уже потом, и тогда Гарри впервые задумался о верности своего решения. Не было ли это предательством и отступничеством? И не подписал ли он себе смертный приговор, поддавшись страху потерять лучшего друга? Об этом не говорили открыто, но Гарри знал, что большинство сторонников Тёмного Лорда были выпускниками Слизерина, и его сокурсники по вполне понятным причинам поддерживали взгляды своих родителей. Если эта война начнется вновь, многие из них, не задумываясь, примут Волдеморта как своего лидера по примеру своих семей. И тогда встанет вопрос лояльности, который будет напрямую касаться Гарри. Он не совсем понимал причину, но отчего-то Волдеморт отчаянно желал ему смерти, а значит все те, кто встанут на сторону Тёмного Лорда, будут старательно ему в этом помогать.

Поттер осознавал, что многие его приятели, с которыми сейчас он мирно посещает занятия и болтает о квиддиче, в один прекрасный день, не задумываясь, предадут его или, как минимум, будут воспринимать как своего врага. Он никогда не испытывал иллюзий относительно слизеринцев. Сначала эти мысли пугали его, не позволяя расслабиться, ожидая внезапного удара в спину. Он часто замечал на себе изучающие взгляды, словно его сокурсники прикидывали, чего он стоит, размышляли, на чьей стороне он станет воевать, и пытались понять, что делает на их факультете «победитель Волдеморта», когда ему самое место на Гриффиндоре. Каждый раз эти взгляды заставляли его нервно оглядываться и вздрагивать, словно он провалился в змеиную нору и в любую секунду может лишиться жизни. Ещё тяжелее было видеть разочарование в глазах студентов других факультетов, некоторые, особенно гриффиндорцы, смотрели на него так, словно он предал их, хотя на самом деле Гарри никогда не делал ничего предосудительного. Никогда не старался вести себя как-то иначе по отношению к другим факультетам или магглорожденным, но почему-то серо-зеленые цвета его факультета действовали на окружающих как позорное клеймо. Эти осуждение и разочарование давили на него словно толща воды. Поттер никогда не любил повышенное внимание к своей персоне, но когда оно имело негативный окрас, это становилось совсем невыносимо. Наверное, он бы чувствовал себя изгоем, если бы не Том. В присутствии лучшего друга Гарри переставал замечать чужие взгляды и сплетни. Они просто не имели значения, и тогда он мог продолжать жить, назло всем.

И слизеринцы, и сам Поттер прекрасно понимали, что он совершенно на них не похож, в нём было слишком много от гриффиндорцев. В отличие от Тома, который слился с чистокровными аристократами наподобие хамелеона, в одно мгновение став одним из них и, что было гораздо сложнее, заставив их самих в это поверить, Поттер никогда не отличался ни хладнокровностью, ни сдержанностью, ни воспитанием. Ему плохо давались светские манеры, и он искренне не понимал многих убеждений витающих среди его сокурсников. При желании он, конечно, смог бы набраться этих чопорных замороженных замашек, которыми грешили все его сокурсники, но каждый раз примеряя на себя маску аристократа, он чувствовал себя полным идиотом. Хуже всего, что и поведение сокурсников начинало казаться ему необычайно глупым, что он открыто им демонстрировал, приводя поголовно всех слизеринцев в полный ступор, а иногда и в откровенную ярость. Он даже первое время переживал по этому поводу, пока не понял, что вообще-то ему просто плевать на их мнение. Именно с этим пониманием пришло определенное спокойствие, которое позволило мальчику, наконец, освоиться на своем факультете и перестать видеть в каждом потенциального врага. «Если не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней», — эта мысль перекрыла собой почти все его страхи и неуверенность, и дала Поттеру возможность взглянуть на слизеринцев с точки зрения беспристрастного наблюдателя, оценить их без вмешательства навязанных обществом стереотипов и собственных предубеждений. Результат оказался…интересным.

За бронёй социального статуса и шелухой из продиктованных кем-то (скорее всего родителями) принципов, скрывались обычные люди, со своими плюсами и минусами, слабостями и пороками. То, что они выросли в другом мире, которого до одиннадцати лет Гарри не знал и до сих пор не очень-то понимал, не меняло того, что они мало от него отличались.

Все они были такими же пленниками чужого мнения, как и он, и они так же старались «соответствовать» каким-то общепризнанным стандартам. Возможно, через несколько лет некоторые превратятся в послушных зомби без собственного мнения, без возможности самостоятельно оценивать что-либо или кого-либо, и этих волшебников ему придется опасаться, если конечно он к этому времени не успеет что-нибудь предпринять во избежание подобного сценария. Но были среди его однокурсников и те, кто в будущем останутся индивидуальными единицами, с которыми возможно вести конструктивный диалог без опасений, что они будут просто тупо следовать приказам. Впрочем, таких далеко идущих планов Гарри не строил.

По правде сказать, все эти мысли жили на задворках его сознания, являя собой некую несформировавшуюся массу, которая могла когда-нибудь стать полноценным пониманием ситуации. Всё это было скорее предчувствием и интуицией, нежели аргументированными логическими доводами. Возможно, если бы он поставил своей целью вербовку союзников и приобретение связей в самом меркантильном и циничном понимании этого слова, тогда он, вероятно, ухватился бы за эти свои «предчувствия», стараясь оценить каждого потенциального сторонника в грядущей войне. Но Гарри не интересовала война, и он ни разу не задумался ни о друзьях, ни о врагах, его интересовали люди, а не та выгода, которую можно из них извлечь. Хотя, по сути, его интересовали даже не сами люди, а его собственное место среди них. Наблюдая за своими слизеринскими сокурсниками, мальчик быстро понял, что нейтралитет в его случае — лучшая позиция. Он не выказывал интереса ни к одной из сторон, позиционируя себя как самого обыкновенного ученика, которого не интересуют ни война, ни межфакультетские распри. И подобный подход неплохо действовал, по крайней мере, многие слизеринцы, последовав его примеру, «забыли» о том, чем именно он прославился, и предпочли общение с Гарри Поттером, а не Мальчиком-Который-Выжил, что вполне устраивало обе стороны. Те студенты, кто не разделял это установившееся равновесие, предпочитали просто смириться с положением вещей и на всякий случай следить, чтобы мальчишка Поттер не осрамил факультет своими гриффиндорскими выходками. Они и сами не поняли, почему к концу года понятие «насторожено наблюдать» вдруг сменилось на «дотошно опекать», но многие старшекурсники негласно и ненавязчиво взяли Поттера под свое крыло, решив, что раз они не могут изменить его происхождение и историю, то, по крайней мере, попытаются воспитать из него порядочного слизеринца. Кто знает, вдруг однажды мальчик, который выжил, предпочтет львам змей? Сам Гарри на подобное поведение старшекурсников внимания не обращал, потому что никто не навязывал ему своё мнение, лишь приглядывал из осторожности и любопытства.

Слизерин, на первый взгляд казавшийся разобщенным факультетом, где каждый был сам за себя, в определенных ситуациях превращался в единый организм, очень устойчивый и иногда очень опасный. Но здесь никто никогда не лез с расспросами и не докучал советами, нарушение правил факультета каралось выговорами и отработками, но личные дела студентов оставались исключительно их личными делами, даже если о них знал весь факультет. Их староста Маркус Флинт, инструктируя первокурсников, сказал, что если внутри факультета начинается разлад, то это грозит всему факультету, поэтому такие вещи, как бойкоты и травля, на Слизерине были запрещены. В открытую, по крайней мере.

Каждый студент, ставший слизеринцем, был кирпичиком в их собственной крепости, ненужных и лишних не было (но иногда были те, кого предпочитали не видеть). Это не значило, что слизеринцы обязаны были связать друг друга крепкими узами дружбы, что было как раз свойственно Гриффиндору, наоборот, большинство слизеринцев считали дружбу слишком шаткой конструкцией, чтобы строить на ней что-либо. Как правило, здесь ценились «выгодные знакомства» и «перспективные связи». Этот стереотип с ранних лет прививался родителями каждому чистокровному волшебнику и с годами только укреплялся в их сознании, превращаясь в образ жизни. Но для своего удобства выгодные связи называли дружбой, хотя все чаще Гарри начинало казаться, что всё совсем наоборот, и на самом деле многие его сокурсники, громкими заявлениями о выгоде и перспективе прикрывают обыкновенную дружескую привязанность, впрочем, они бы в этом никогда не признались.

Чем больше Гарри узнавал об этом факультете, тем больше ценил свою к нему принадлежность, и постепенно мысли о том, что он кого-то предает, отступили и развеялись. Недоверие к сокурсникам позволило ему узнать их получше и если не подружиться с ними то, по крайней мере, найти с ними выгодный компромисс. В конце концов, глупо было привязываться к людям, которые рано или поздно тебя предадут, а вот поддерживать вежливые приятельские отношения ему никто не мешал. Жизнь со слизеринцами учила мыслить многогранно, сразу в нескольких направлениях. Здесь ценились терпение, осторожность, внимание и способность отличать внешнюю шелуху от настоящей личности. Слизеринцы как никто умели давать оценки и… хранить секреты. На змеином факультете было много секретов, но о них не знал никто, кроме самих слизеринцев, и это было правилом.

«Все, что происходит внутри факультета, должно оставаться внутри факультета». Это знал каждый первокурсник, и было в этом негласном девизе что-то мистическим образом связывающее всех студентов.

Как-то Том сказал, что он любит Слизерин за то, что ни один слизеринец не станет спасать тебе жизнь, если, истекая кровью у них на глазах, ты будешь молчать. Ни один из них не поможет тебе, если ты будешь умолять о помощи, стоя на коленях. Но стоит тебе пару раз чихнуть и пожаловаться на усталость, они не отвяжутся от тебя, пока не выяснят что с тобой не так.

— И в чем смысл? — Гарри тогда непонимающе моргнул, пытаясь уловить, что имел в виду его друг.

— В том, что они не помогут тебе до тех пор, пока ты достаточно их не заинтересуешь, — провозгласил Арчер.

— Но разве «молить о помощи» не достаточно? — Поттер нахмурился.

— Молить о помощи унизительно, это удел слабаков и трусов. Слизерин не любит слабых. Если ты настолько жалок, чтобы умолять, значит и жить ты не достоин.

— Знаешь Том, — задумчиво улыбнулся Гарри, — мне думается, это не прерогатива Слизерина, а твоя собственная.

Том отозвался брюзгливым ворчанием и ушел от прямого ответа, но почему-то эта мысль засела в голове Поттера как заноза, и он обдумывал её снова и снова, пока не перефразировал размышления лучшего друга в более удобную для себя формулировку. Слизеринцы не терпят слабости, но если один из них слишком слаб, чтобы идти самостоятельно, но при этом достаточно горд, чтобы скрыть это, они подставят ему плечо, сделав при этом вид, что просто идут рядом. Гарри не совсем понимал эту позицию, но молчаливо уважал её, как один из вариантов выживания.

Почему-то представителям змеиного факультета нравилось казаться бездушными лицемерами, и довольно часто они так себя и вели по отношению к окружающим, но своих старались поддерживать до последнего, хотя порой это выходило у них довольно своеобразно. Например, с упрямством Поттера они боролись, обступая его со всех сторон и доводя до той степени гнева, когда он взрывался и позволял им делать, говорить и думать все, что заблагорассудиться, лишь бы они от него отвязались. Слизеринцы нравились ему тем, что у них к каждому был свой подход. Они всегда изучали оппонента, прежде чем вступать с ним в переговоры, это казалось полезным навыком, и Поттер наделся, что однажды он тоже сможет научиться этому. Арчеру повезло больше. Он был прирожденным слизеринцем разделяющим их точку зрения,… по крайней мере, частично. Для Гарри же такие убеждения были в новинку, но игнорировать их было бы глупостью с его стороны. Он быстро понял, что на змеином факультете есть чему учиться. Никаких обещаний и громких слов, ни благородства, ни верности, ни преданности. Холодный расчет, выгода, хитрость и изворотливость. Пусть никто здесь не бросится наперерез смертельному проклятью, чтобы спасти тебе жизнь, но они научат тебя ловкости, чтобы ты смог избежать его без посторонней помощи. Слизерин учил индивидуализму и независимости. По мнению Гарри, это были весьма ценные качества.

Оставался только один вопрос. Почему все так упрямо твердят, что на этом факультете учатся одни негодяи? Это оставалось выше его понимания, хотя втайне он надеялся, что однажды сможет доказать окружающим, что Слизерин тоже достоин восхищения. Правда, его сокурсники были вполне довольны своей репутацией хладнокровных подлецов, и сами, кажется, в это искренне верили. В прошлом году у Гарри даже случился довольно напряженный диалог с Драко Малфоем закончившийся банальной потасовкой, парой фингалов и немного потрепанным самолюбием, и с тех пор Поттер решил, что впредь не стоит так открыто демонстрировать всем и каждому, что слизеринцы на самом деле милые и дружелюбные. Это грозило… последствиями. Причем не только со стороны его однокурсников, но и других факультетов. Удивительно, какая тонкая грань разделяет понятия «дружба» и «фамильярность». На каком-то этапе люди перестают «изучать» тебя и начинают «препарировать». Гарри только жалел, что у него ушло слишком много времени, на то чтобы додуматься до этого. Но чем больше проходило времени, тем больше Поттер задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь стать таким же, как его однокурсники. Как Том. Его не покидало ощущение, что он всегда будет белой вороной среди этих людей и никогда до конца не поймет их мотивы и принципы.