Помяните моего мужа словом добрым, – угощая древлян, говорила княгиня. – Вы убили его, но прощаю вас. Не из обиды или зла вы сотворили это – из любви ко мне. Поэтому неподсудны.

Некий древлянин с крестом на шее восхищенно взирал на княгиню и лепетал пьяно:

Святая! Видит бог – святая! Не мной сказано: ударят тебя по одной щеке – подставь другую. Ах, матушка-княгиня, зрю в тебе свет христианский! Добродетельна ты и мила, и кротостью – истинно Христова!

Но рок им всем уж был начертан! И молния, сорвавшись с тучи, непременно достанет до земли.

Не в силах вразумить древлян, Креслава подлетела к шатрам, чтобы поискать княжича Святослава. Скорбный град казался пустым, но в вежах таились воины, готовые напасть и порубить древлян. Незримая трехокая входила повсюду, и везде язвилась о копья и мечи, колола ступни ног о стрелы в колчанах – светоносный младенец как в воду канул.

В отчаянии она воздела руки и обратилась к солнцу:

Тресветлое! Тебе с небес все зримо, ты выше всего на свете! Укажи мне, где луч твой – малое дитя?

Тут солнце пронизало тучи и высветился зелен луг: стреноженные кони паслись на буйных травах, а подле них – олени, вепри и волки тут же, разлеглись на земле, подремывали беззаботно. Вся живая тварь на том лугу не знала ни войны, ни распрей. И там же, среди зверей, бродил княжич, крича жалобно, словно выпавший из гнезда птенец.

– Светлейший князь! – воскликнула всевидящая и побежала сквозь шатры, мечи, телеги. Достигнув же Святослава, подала ему руку:

Ступай со мною, князь!

Заржали, встрепенулись кони! И волки, вскинув уши, вслушивались, тянули ноздрями воздух, оленицы пугливо сбились в стадо под защиту рогатых самцов. Однако пусто было вокруг, лишь ветерок опахнул густые травы.

Тем часом княгиня с рогом Креславы обошла весь пир, позвенела им о кубки и ковши в руках древлянских, и будто бы выпила за здоровье да рог был пуст! Когда же древляне притомились и огрузли от медов и яств, а над головами их пронеслась дрема и повергла всех в сон, лукавая княгиня взяла иной рог – боевой – и протрубила: голос раненой птицы возреял над Уж-рекой и услышан был во всей древлянской земле. Из шатров и веж, из-под телег и лодий вдруг встала дружина: блеск ее мечей, словно лучи солнечные, вмиг озарил тризнище!

Недолго продолжался кровавый пир. Там, где звенели кубки, теперь гремели головы, катясь по земле, где жареные поросята возлежали – легли тела древлян, а где текли меды и вина красные – там побежал кровавый поток. Взгордившихся неразумных древлян смерть заставала врасплох и души отнимала невзначай, ровно перышки выщипывала из крыльев. Не поспел князь Мал и слова молвить, как ловкая пастушка человеческих душ на суровую вервь нанизала их да и отправила пастись на небеса.

Свершилась месть! И тризна удалась на славу! Но созерцая сечу, княгиня уж мыслила о новой мести – о свадьбе с князем Малом. И веселил ее грядущий пир!

Годи, князь Мал! – кричала она в сторону Искоростеня. – Твоих сватов я схоронила. Мне не нужны сваты! А любо самой тебя сватать! Годи, скоро пошлю к тебе послов, как ты послал. Возьму тебя за себя – лишь тогда вдовье сердце обретет покой!

Но вот оборвалось ее веселье. Почудилось, будто за шатрами идет Креслава с княжичем на руках! Вид этот, призрак обезволил разум! Лицо искривилось в страхе, и дрогнули уста…

Видение пропало, но вот опять появилось – еще ближе! Трехокая жена с чадом у груди: Креслава и Святослав!

Тут проснулось материнское сердце: ей увиделся божий знак! Она устремилась за видением, да на пути стоял кровавый поток! Вкусившая не влаги дождевой, но крови, земля уж более не принимала ее. Страшась войти в эту реку, княгиня крикнула:

Сын! Сыне мой? Князь!

Святослав не услышал, прильнув к груди Креславы. Тогда княгиня закричала подобно боевому рогу, пронзая голосом пространство:

Отдай мне сына!

Все смертные оцепенели, услышав этот глас, но ничего не увидели. Разве что легкий ветерок стелил дорожкой травы.

Отбросив страх, она вступила в поток: кровь обварила ноги, обагрила стан. Хмельная местью душа вмиг отрезвела, и разум просветлел.

Среди пьяной тризны, среди живых и мертвых она бродила, как слепая, и сама по сути была ни мертвой, ни живой. Она опускалась к воде, но вспоенная кровью река была огненной, она сходила на холмы – там буйствовал горячий ветер, обжигающий землю. А призрак – Креслава с княжичем – бежал и бежал впереди и все выше тянул в небо. Та, что вызвалась сопровождать князя Игоря в Последний Путь, теперь уводила по нему сына Святослава!

Тогда княгиня опустилась на колени и взмолилась к сыну, как молится только мать: