Приключения Макса Клаузена 6 страница

Макс с нетерпением ждал приезда Анны. Он скупал по ней чисто по-человечески, и ему казалось, что жизнь станет полнокровней, интересней, если рядом будет его Анни. И вдруг ему сообщили радиограммой, что Анна вы­ехала в Шанхай. Это было в мае 1936 года. Захватив пленки с информацией для передачи курьеру, Макс из Нагасаки выехал в Шанхай.

И все-таки Анна опередила его: она уже несколько недель жила в Шанхае у своей старой знакомой эстонской эмигрантки Скретур – вдовы с тремя детьми.

Макс и Анна много лет состояли в гражданском бра­ке. Но чтобы Анна могла попасть в Японию, она должна была официально стать женой Клаузена. И вот «молодые» (каждому из них по тридцать семь лет) направляются в германское консульство в Шанхае, чтобы зарегистриро­вать брак. Но нужны свидетели, знающие Макса и Анну. Со стороны Анны свидетель есть – вдова Скретур. А кто знает Макса в Шанхае? Клаузен колесит по городу в поисках свидетеля. И наконец встречает немца Колле, ра­ботавшего в магазине грампластинок. Колле не прочь был погулять на чужой свадьбе и согласился. Нашелся и третий свидетель. Возникло новое осложнение: в германском кон­сульстве не хотели выдавать Анне отдельный паспорт до установления ее личности. Фашисты даже в посольствах активизировались и с подозрением относились к каждо­му. В лучшем случае Анну могли вписать в паспорт му­жа. Но это ничего не давало, так как ее без паспорта все равно не пустили бы в Японию. Снова возникла неразре­шимая проблема. Макс нашел выход: пригласил кое-кого из сотрудников консульства на свою свадьбу. Это возыме­ло действие. Анна сразу же получила отдельный вид на жительство.

Свадьбу пышно отпраздновали в одном из лучших ре­сторанов.

Очутившись в Токио, Анна с иронией оглядела холо­стяцкое жилье Макса, выбросила старую мебель, купила новую, навела порядок, заставила Макса ходить дома в тапочках. Он был счастлив и беспрекословно подчинялся.

Рихарда она встретила как старого друга, накормила вкусным обедом, и они сразу же пустились в воспомина­ния. Не без лукавства она припомнила, как они танцевали в тот памятный вечер, после которого Зорге одобрил вы­бор Макса. Они были добрыми приятелями, и Клаузен ра­довался, глядя на них.

 

ОРГАНИЗАЦИЯ ЗА РАБОТОЙ

 

Организация Зорге носила ин­тернациональный характер. Кто составлял ее ядро? Рихард – по материнской линии русский, по отцу – немец; Макс Клаузен – немец; Бранко Вукелич – югослав; Одзаки Ходзуми и Мияги Ётоку – японцы. Все они имели опыт подпольной работы. Четыре коммуниста и один, Одзаки, убежденный марксист, не состоявший формально в партии. Зорге и Одзаки были не только талантливыми журналистами, но и крупными уче­ными – социологами и востоковедами, авторами ряда исследований. Великолепный лингвист и журналист Ву­келич; художник-искусствовед Мияги; моряк торгового флота, одаренный инженер-самоучка Клаузен. Сплав исключительной идейной прочности... Это были люди убежденные, преданные общему делу, бескорыстные, са­моотверженные. Вся организация располагала только теми средствами, какие мог заработать каждый из ее членов, занимаясь то ли журналистикой, то ли рисованием пор­третов или же коммерцией. От помощи Центра они созна­тельно отказались. Они трудились не ради денег, не ради наград и благодарностей; их сжигали более высокие стра­сти: ненависть к фашизму, стремление защитить первое в мире социалистическое государство от происков врага. Одзаки и Мияги, беззаветно преданные своей родине Япо­нии, служили своему народу, действовали во имя его интересов, во имя его будущего. Ради этого они не щадили своих жизней, шли навстречу опасностям.

Впоследствии, оценивая деятельность организации, Зорге, как ее руководитель, отметит: «Главная цель за­ключалась в том, чтобы поддержать социалистическое го­сударство – СССР. Она заключалась также в том, чтобы защитить СССР путем отведения от него различного рода антисоветских политических махинаций, а также военного нападения... Советский Союз не желает иметь с другими странами, в том числе и с Японией, политических конфликтов или военного столкновения. Нет у него также на­мерения выступать с агрессией против Японии. Я и моя группа прибыли в Японию вовсе не как враги ее. Мы со­вершенно отличаемся от того значения, которое обычно приписывается слову «шпион». Лица, ставшие шпионами таких стран, как Англия или Соединенные Штаты Аме­рики, выискивают слабые места Японии с точки зрения политики, экономики или военных дел и направляют про­тив них удары. Мы же, собирая информацию в Японии, исходили отнюдь не из таких замыслов...»

Их молчаливый подвиг, окруженный тайной, мог во­обще остаться никому не известным, ибо это был подвиг не ради личной славы. Каждый из них, являясь яркой индивидуальностью, заслуживает отдельной книги, спе­циального исследования.

За девять лет деятельность организации не замирала ни на один день, и в этом огромная заслуга Зорге – ру­ководителя, умелого организатора и вдохновителя. Имен­но благодаря его организаторским способностям, его твор­ческой энергии группа могла в условиях беспрестанной слежки, под носом у японской контрразведки в течение долгого времени не только функционировать, но и доби­ваться поразительных эффектов в работе.

О Рихарде Зорге сохранились письменные воспомина­ния людей, знавших его лично. Немалый интерес пред­ставляют характеристики, которые давали своему руко­водителю члены организации. Теперь мы можем как бы их глазами взглянуть на Зорге, разгадать секрет его обая­ния, воздействия на соратников. Бранко Вукелич отзы­вается о своем друге так: «Мы всегда встречались как по­литические товарищи, свободные от каких бы то ни было дисциплинарных формальностей. Зорге никогда не прика­зывал. Он просто убеждал нас в том, что нужно сделать в первую очередь, что во вторую, или рекомендовал тому или иному из нас наилучший путь решения поставленной задачи, или спрашивал наше мнение, как поступать в том или ином случае. В действительности Клаузен и я были лишь сознательными сотрудниками, и мы часто действо­вали по своему усмотрению. Тем не менее в течение по­следних девяти лет, за исключением одного или двух случаев, когда Зорге выходил из равновесия, он, как пра­вило, никогда не был формалистом, и даже тогда, когда был расстроен и сердит, он просто обращался к нашей политической сознательности и чувствам дружбы к нему, не прибегая к каким-либо другим формам давления на нас. Он никогда не запугивал других и никогда не посту­пал так, чтобы его действия можно было истолковать как угрозу или как обращение к формальным дисциплинар­ным положениям. Это красноречиво говорит о том, что наша группа носила добровольный характер. На протяже­нии всего периода нашей совместной работы среди нас царила такая же атмосфера, какая была в марксистском клубе. Частично это объясняется личными качествами Зорге, но я припоминаю, что отношения между товарища­ми в Париже были в основном такими же».

Макс Клаузен чаще других видел Зорге в быту. «Ри­хард был умерен во всем. Если ему и приходилось в силу необходимости бывать в компаниях, то пил он не больше других, но вообще-то был не охотник до вина. Когда мы оставались вдвоем, то вели себя как коммунисты, никогда к вину не притрагивались. У нас находилось более важ­ное дело...

То, что Рихард был связан со многими женщинами, как говорят на Западе, не соответствует действительности. Женщины, с которыми общался Рихард, в том числе с женой посла Отта, подчас, сами того не ведая, помогали нам в работе. Рихард рассказывал мне, что Отт без помо­щи Рихарда едва ли мог послать разумное сообщение гит­леровскому правительству, так как он едва ли мог полу­чить такую информацию, которую давал ему Рихард, по­скольку у него, конечно, не было таких связей, какие были у Рихарда. Образованный, энергичный, строгий, очень требовательный в работе, внимательный и чут­кий товарищ. Настоящий коммунист – вот каким был Рихард. Зорге был одним из величайших работников в разведке».

Одзаки и Мияги преклонялись перед умом Зорге, его эрудицией, умением легко разбираться в самых запутан­ных вопросах внешней и внутренней политики госу­дарств, перед его бесстрашием и убежденностью; они счи­тали Зорге образцом коммуниста. По их мнению, перед непреклонной логикой Зорге был бессилен самый изощ­ренный ум; Зорге умел воспитывать ненавязчиво, без ри­торики и громких фраз; он заставлял думать и неизбежно приходить к тем выводам, к каким раньше пришел сам, анализируя обстановку.

Таков был Рихард Зорге, руководитель организации, человек чистый, убежденный, посвятивший свою жизнь бескорыстному служению социалистической Родине. «Грязь не пристает к алмазу» – гласит восточная посло­вица. Он был таким алмазом.

Созданная им организация подобно чуткому сейсмо­графу мгновенно реагировала на все подземные толчки международной политики. Если 1933–1935 годы являлись в основном периодом создания организации, ее развер­тывания и упрочения, а информация, добытая группой, представляла собой исходный, оценочный материал, то теперь в унисон с мировыми событиями деятельность организации оживилась, информация приобрела значи­мость.

Одзаки укрепился в Обществе исследования проблем Восточной Азии при концерне «Асахи». Эта солидная ор­ганизация занималась сбором новостей. Как специалист по Китаю, Одзаки то и дело получал запросы из разных кругов, в частности и от правительства. «Так как я часто получал приглашения читать лекции в разных местах Японии, я имел превосходные возможности изучать об­щественное мнение на местах». Он возобновил дружбу с товарищами по колледжу Усиба и Киси, которые нахо­дились в близких отношениях с принцем Коноэ. Иногда они собирались где-нибудь в ресторанчике или же на квартире Усиба и вели разговор на политические темы, обсуждали китайскую проблему. Блестящего оратора Одзаки любопытно было послушать. Друзей поражала его способность анализировать самые запутанные вопросы японо-китайских отношений. К этой тройке вскоре при­соединился некто Кадзами, личный друг принца Коноэ. Кадзами прямо-таки влюбился в Одзаки – ведь он тоже считал себя знатоком Китая, а сейчас встретил человека недюжинного, обладающего необыкновенной глубиной и ясностью мысли. И вот друзья однажды подготовили зна­току Китая сюрприз: на квартире Усиба Одзаки встретил принца Коноэ. Они познакомились. Завязалась непринуж­денная беседа, появились маленькие чашечки с подогретым сакэ. Принц Коноэ также по достоинству оценил ост­рый ум Одзаки. Такой знаток Китая мог пригодиться в любое время. Председатель палаты пэров, представитель высшей придворной аристократии, принц Коноэ метил в премьеры, ему требовались умные помощники, неофициальные советники, которые откровенно высказывали бы свои взгляды на положение вещей. Принц любил смотреть истине в лицо, а истину можно узнать лишь от неофи­циальных советников. Принц считал, что спасение Япо­нии – в войне с Китаем. Одзаки резко возражал: он ут­верждал, что вторжение в Китай кончится гибелью Япо­нии. Подобная откровенность нравилась Коноэ. Он решил со временем привлечь эксперта к тесному сотрудничест­ву. А пока они пили сакэ и обменивались мнениями. Коноэ, как государственный человек, принадлежащий к высшим слоям общества, хотел всегда быть в курсе всех событий, а потому надумал создать своеобразное информационно-дискуссионное общество. Усиба и Киси сочли полезным пригласить в такое общество писате­лей, журналистов, профессоров и других компетент­ных лиц.

Близкое общение с осведомленными людьми из пра­вительственных кругов в свою очередь очень много дава­ло Одзаки, он всегда знал, как развиваются германо-япон­ские отношения, какие тут существуют подводные кам­ни, и мог реально оценивать складывающуюся обста­новку.

Мияги так же не сидел без дела. Жил Мияги на свои сбережения: он привез из Америки три тысячи долларов. А также бойко торговал картинами, получал деньги за лекции на различных выставках. В целях конспирации Одзаки связывался с Зорге чаще всего через Мияги, с ко­торым успел подружиться. Госпожа Одзаки представления не имела, чем занимаются ее муж и молодой художник. Но Мияги ей нравился: он был очень обходителен, вни­мателен, изыскан. Госпожа Одзаки хотела, чтобы ее дочь брала уроки рисования у Мияги. Муж не возражал. Ха­рактеризуя Мияги, Зорге докладывал Центру: «Прекрас­ный парень, самоотверженный коммунист, не задумается отдать жизнь, если потребуется. Болен чахоткой. Посланный мной на месяц лечиться, удрал с курорта, вернулся в Токио работать».

Если Зорге добывал сведения в основном через гер­манское посольство, то информация из посольств других стран служила чрезвычайно хорошей проверкой этих све­дений. Ведь каждое посольство – своеобразный центр, где сосредоточивается вся политическая и иная информация. Сотрудники посольств все время соприкасались со взглядами своих правительств, а также со взглядами прави­тельства Японии, были в курсе того, как развиваются от­ношения между Германией и Японией. А именно этот во­прос больше всего интересовал Зорге.

Здесь для Бранко Вукелпча был неистощимый родник ценной информации. Он все расширял и расширял внеш­ние связи. Свежими новостями его щедро снабжали глава прессы агентства Гавас Роберт Гильян, а также предста­витель агентства Рейтер Джемс М. Кокс. Каждому из них хотелось в глазах талантливого собрата по перу Вукелича казаться чуть ли не вершителем мировой политики, близ­ко причастным к государственным тайнам, и они не заду­мываясь выбалтывали эти тайны. «Наиболее важной была политическая, дипломатическая и военная информация. Мы всегда собирали эту информацию, имея в виду воз­можность возникновения военного конфликта между Япо­нией и Советским Союзом. Я могу добавить, что при этом мы всегда считались с возможностью нападения или втор­жения по тем или иным причинам в Советский Союз и никогда не исходили из предположения о возможности нападения на Японию Советского Союза. Таким образом, наша информация всегда состояла из материалов, кото­рые позволяли Сталину избежать опасности. Такое толко­вание может показаться довольно элементарной интерпре­тацией действительного положения, но таково было мое впечатление об общем направлении и целях нашей ра­боты, полученное мной в процессе бесед и сотрудничества с Зорге. Все это подтверждало мое первоначальное представление и убеждение в том, что мы работаем в целях защиты Советского Союза, который в свою очередь дол­жен был построить социализм в своей стране».

Обогащенный сведениями из самых разных источни­ков, Бранко смог снабжать интересными материалами и те газеты и журналы, с которыми был связан. Престиж его как корреспондента, журналиста поднялся высоко. Появи­лись деньги, и семья Вукеличей не испытывала больше экономических затруднений. Эдит могла даже совершать с сыном поездки в Австралию. В Австралии жила сестра Эдит. На ее-то попечение и решили оставить подросшего сына, чтобы не подвергать его опасности.

Мозгом всей организации был Зорге. Всю многообраз­ную информацию он тщательно просеивал, отбрасывая все случайное, несущественное, оценивал взгляды противных сторон, сопоставлял, анализировал, подвергал все допол­нительной проверке. Эта работа требовала колоссального напряжения умственных сил.

Происходит ли сближение Германии и Японии? Каков тайный курс Японии в отношении Советского Союза? Как уже знал Зорге от военного атташе и посла, переговоры Риббентропа и генерала Осимы не дали никаких конкрет­ных результатов. Но значило ли это, что переговоры не возобновятся на более высоком уровне?

Что касается Европы, то здесь настораживала активи­зация фашистских элементов. А как поведет себя фашист­вующая военщина в Японии?

9 октября 1934 года гитлеровская агентура во главе с помощником немецкого военного атташе во Франции Шпейделем убила в Марселе министра иностранных дел Франции Луи Барту, ратовавшего за включение в Локарнский пакт Советского Союза, Польши и Чехослова­кии. В этом же году в Австрии фашисты устроили путч, убили канцлера Дольфуса.

Зорге, только что вернувшийся из Советского Союза, почувствовал, что Япония находится на пороге политиче­ского кризиса. Здесь издавна велась борьба между раз­ными партиями. В военных кругах с каждым годом все большее влияние приобретало так называемое «молодое офицерство» во главе с генералами Араки и Мадзаки, от­крыто выражавшее агрессивные устремления японского империализма. «Молодое офицерство» постоянно натыкалось на сопротивление представителей «старых» концер­нов, которые имели решающий голос в правительстве и противились вмешательству военщины в дела концернов. «Молодое офицерство» требовало контроля над производ­ством, финансами, всей экономической и политической жизнью, стремясь поставить все ресурсы Японии на воен­ные рельсы; оно проповедовало немедленную войну с Со­ветским Союзом. Это была фашистская организация, самая реакционная, наиболее шовинистическая, не брезгую­щая террором.

Приход «молодого офицерства» к власти означал бы подготовку к войне с Советским Союзом. Лидер агрессив­ной военщины генерал Мадзаки призывал: «Надо смот­реть на Запад и искать там друзей для большой войны. Японии одной будет трудно». Воинственный генерал имел в виду фашистскую Германию.

Вот почему Зорге с самого начала очень бдительно наблюдал за действиями этой организации, взял ее под неусыпный контроль. Из обширной информации, посту­пившей от Одзаки, Мияги, советский разведчик, тщатель­но всё проанализировав, мог сделать вывод: «молодое офицерство» подготавливает путч. Все зависит от резуль­татов выборов в парламент, которые должны состояться 20 февраля 1936 года. Как он узнал от военного атташе и от посла фон Дирксена, Германия не прочь установить тесный контакт с новым правительством из среды «моло­дого офицерства», если таковое будет вести с ним пере­говоры о заключении пакта о взаимной военной помощи. Но о готовящемся путче в посольстве ничего не знали.

На очередной встрече Зорге и Одзаки подвергли обсто­ятельному анализу складывающуюся ситуацию. И пришли к заключению: у «молодого офицерства» мало шансов на успех; в самом военном министерстве сильна так называе­мая «группа контроля», противостоящая «молодому офи­церству». Эта группа генералитета, стремящаяся еще бо­лее укрепить роль военных кругов в политической и эко­номической жизни Японии, сама рассчитывает взять власть, а потому на первых порах поддержит законное правительство, чтобы впоследствии превратить его в ма­рионетку. «Группа контроля» делала ставку на генерала Тераути, создателя программы полного овладения Китаем.

Лишь накануне выступления офицеров Зорге счел нужным поставить обо всем в известность посла Дирксе­на, военно-морского атташе Венеккера и военного атташе Эйгена Отта. Все трое не верили в возможность воору­женного выступления и не придали особого значения сло­вам Зорге. Поэтому последующие события застали немец­кое посольство врасплох. Явились они неожиданностью и для английского, французского и американского посольств.

Путч начался рано утром 26 февраля 1936 года, через несколько дней после выборов в парламент. Как и пред­полагал Зорге, партия сейюкай, связанная с группой «мо­лодого офицерства», потерпела поражение. Путчисты уби­ли бывшего премьера Сайто, министра финансов Такахаси и других противников «молодого офицерства». Три дня гремели выстрелы на улицах Токио. Путчисты вывели из казарм полторы тысячи солдат. Никем не поддержанные, на четвертый день они стали складывать оружие. В то же время японо-маньчжурские войска совершили нападение на МНР, но были выброшены с ее территории. Зорге мог торжествовать. Ему пришлось даже разъяснять Дирксену, Венеккеру и Отту закулисную сторону этого события. Ав­торитет корреспондента после «февральского инцидента» поднялся на небывалую высоту. В донесении в Берлин по­сол сослался на Зорге как на источник информации. Это уже рассматривалось как важная услуга министерству иностранных дел.

Премьером Японии стал Хирота, военным министром генерал Тераути. От этих правителей также ничего доб­рого ожидать не приходилось, поскольку оба считались, так же как и Мадзаки, сторонниками сближения с фаши­стской Германией. В эти беспокойные дни Рихард, конеч­но же, не отсиживался в стенах посольства, а рыскал по городу в поисках сенсационного материала для «Франкфуртер цейтунг». Кате он написал: «Были здесь напряженные времена, и я уверен, что ты читала об этом в га­зетах, но мы миновали это время хорошо, хотя мое опе­рение и пострадало несколько. Но что можно ждать от «старого ворона»? Постепенно он теряет свой вид».

Все последние месяцы Зорге находился в возбужден­ном состоянии, шутил, смеялся. Дело в том, что Рихард узнал из письма Кати, что скоро станет отцом.

«Я, естественно, очень озабочен тем, как все это ты выдержишь и выйдет ли все это хорошо.

Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы я сразу, без за­держки получил известие.

Сегодня я займусь вещами и посылочкой для ребенка, правда, когда это до тебя дойдет – совершенно неопре­деленно.

Мне было сказано, что я от тебя скоро получу письмо. И вот оно у меня. Конечно, я очень и очень обрадовался, получив от тебя признаки жизни.

Будешь ли ты дома у своих родителей? Пожалуйста, передай им привет от меня. Пусть они не сердятся за то, что я тебя оставил одну.

Потом я постараюсь все это исправить моей большой любовью и нежностью к тебе.

У меня дела идут хорошо, и я надеюсь, что тебе ска­зали, что мной довольны.

Будь здорова, крепко жму твою руку и сердечно целую.

Твой Ика».

Ика втайне от своих знакомых колесит по Токио, оты­скивая игрушки и распашонки. Если бы его за этим заня­тием застал Эйген Отт, он, вероятно, был бы изумлен и не знал бы, что подумать. Рихард – и детские игрушки!.. А он только жмурится от яркого токийского солнца и, представляя себя в роли отца, решает перечитать сказки братьев Гримм и Андерсена, которые уже подзабылись. О! Он будет образцовым фатером...

Он не может знать наперед, что никогда не вернется на родину. Ему в его неустроенной жизни слишком мало отпущено личного счастья.

А потом приходит страшное письмо: Катю постигло несчастье – ребенка у них не будет! Рихард подавлен. Он сидит дома, обхватив голову руками. Он все еще не может поверить. Из соседнего дворика доносится меланхоличный звон гитары. Поет низкий мужской голос. «Видели ли вы чаек, притаившихся в камышах, нежно ласкающих друг друга, алых, будто пылающих огнем от лучей заката? Видели ли вы их утром? Они обе летели тихо над волнами, серебряными от утра. А зимнею холодною ночью они тесно прижмутся друг к другу, ободряя, лаская и грея... А я?.. Так опадают цветы! Так ветер прошумит и бесслед­но уйдет куда-то...»

Впервые за все тревожные годы он почувствовал себя старым.

«Получил из дому короткое сообщение, и я теперь знаю, что все произошло совсем по-другому, чем я пред­полагал...

Я мучаюсь при мысли, что старею. Меня охватывает такое настроение, когда хочется домой скорее, насколько это возможно, домой в твою новую квартиру. Однако все это пока только мечты, и мне остается положиться на слова «старика», а это значит – еще выдержать порядочно времени.

Рассуждая строго объективно, здесь тяжело, очень тя­жело, но все же лучше, чем можно было ожидать... Во­обще прошу позаботиться о том, чтобы при каждой пред­ставившейся возможности имел бы от тебя весточку, ведь я здесь ужасно одинок. Как ни привыкаешь к этому со­стоянию, но было бы хорошо, если бы это можно изме­нить.

Будь здорова, дорогая.

Я тебя очень люблю и думаю о тебе, не только когда мне особенно тяжело, ты всегда около меня...»

Зорге должен прятать свое горе от всех, он не волен в настроениях. В посольстве, как всегда, приемы, обеды. Нужно присутствовать, делать беззаботный вид. А внутри все клокочет от ненависти к этому сброду, к пучеглазому Отту, к немецкому князю Ураху, которого Зорге завел для респектабельности. Респектабельность дорого обходится: князь падок на угощения, каждый вечер тянет в ресторан «Фледермаус».

События, события... Они заставляют Рихарда действо­вать, выводят из состояния апатии.

Перед разведчиком неотступно стояла задача: следить за германо-японскими отношениями. Туманная фраза, оброненная подвыпившим Эйгеном Оттом, заставила насторожиться: германо-японские переговоры возобновлены!

Зорге едва не подскочил от неожиданности. Он ждал, что Отт продолжит разговор, но военный атташе замол­чал. В этот же вечер Вукелич сообщил, что в английском и французском посольствах обеспокоены слухами о том, что якобы между Германией и Японией ведутся какие-то переговоры. Подтверждение тому – японские посольские курьеры, беспрестанно снующие между столицами двух стран.

Мияги не заставил себя ждать: он выяснил через зна­комых штабников, что ожидается прибытие в Токио деле­гации немецких летчиков и что будто бы это – лишь пер­вые ласточки, свидетельствующие об укреплении отноше­ний между генеральными штабами третьего рейха и Японии.

При очередной встрече Зорге дал задание Одзаки вы­яснить через принца Коноэ и его окружение, что кроется за всеми этими слухами. Послав предварительное сооб­щение в Центр, он стал ждать. Ждать пришлось долго, Зорге нервничал. Интуиция подсказывала: затевается нечто значительное, имеющее международный характер. Разумеется, если между двумя странами ведутся секрет­ные переговоры, то они могут закончиться соглашением. Но каков характер этого соглашения? Направлено ли оно против Советского Союза, нет ли в нем договоренности начать войну немедленно?

Снова цвели вишни. В парке Уэно японские нимфы в шелковых кимоно, с камелиями в темных волосах совершали свой «танец цветения вишни». Добрая принцесса Ко-но-хана-саку-я-химе, превращающая почки деревьев в цветы, бодро шагала по весенним улицам Токио. Устано­вилась ясная погода. Но ничто не радовало советского раз­ведчика. Он сделался хмурым, раздражительным. Теперь он был бы способен даже с оружием в руках напасть на Дирксена, взломать сейф с государственными тайнами.

Вся организация, наэлектризованная заданиями Зорге, поднялась на ноги, стучалась во все двери, информацион­ные мелочи отошли на задний план. Переговоры... О чем?..

И когда Зорге совсем потерял терпение, к нему прямо на дом заявился Одзаки. Он рисковал попасть на заметку полиции, но сейчас некогда было думать о собственной безопасности: с апреля 1936 года японский посол в Бер­лине Мусякодзи и Риббентроп ведут переговоры о заклю­чении пакта. Переговоры затягиваются, так как немцы настаивают на том, чтобы пакт носил военный характер, а японцы не соглашаются. Чем все это закончится, неиз­вестно. Оба понимали, что время не терпит, а потому сра­зу же разошлись. Зорге позвонил Клаузену, сказав услов­ленную фразу: «Моси, моси, анонэ», повесил трубку. И пока Клаузен добирался до квартиры Рихарда, послед­ний трудился над шифровкой. Он не вздохнул свободнее, когда радиограмма полетела в эфир. Начиналось самое трудное, самое сложное: каково содержание пакта? То, что он направлен против Советского Союза, сомнений поч­ти не было. И все же... Теперь – не отступать ни на шаг от военного атташе и посла!

Прошел апрель. Май... июнь... Отт подтвердил, что пе­реговоры ведутся, но, каково их содержание, он не знал. Дирксен от разговора на подобную тему уклонялся. Воз­можно, потому, что сам был недостаточно информирован. Ведь переговоры ведутся в строжайшей тайне. По-види­мому, речь идет о союзе Германии с Японией. Иностран­ные посольства гудели как улья: тут строили самые фан­тастические предположения. Но все они, по-видимому, не соответствовали истине.

За несколько месяцев напряженного ожидания Зорге извелся, постарел. Но он не терял надежды в конце кон­цов вырвать тайну из рук своих врагов. Кате написал: «Надеюсь, что у тебя будет скоро возможность порадо­ваться за меня и даже погордиться и убедиться, что «твой» является вполне полезным парнем. А если ты мне чаще и больше будешь писать, я смогу представить, что я к тому же еще и «милый» парень...»

Помог щедрый случай. Если его можно назвать слу­чаем. Этот случай был подготовлен тремя годами изну­ряющей работы, полным презрением к опасности.

Из Берлина прибыл специальный курьер с секретными приказами для Дирксена. Это был сотрудник авиационной фирмы «Хенкель», некто Хаак. Советский разведчик встретился с ним в кабинете военного атташе, куда те­перь заходил два раза на день. Оказывается, Отт и Хаак дружили с давних пор. Увидев Зорге, Хаак просиял: ведь это он, Хаак, отправлял знаменитого журналиста в опас­ный рейс на первом «юнкерсе»! Хаак отличался избыт­ком сентиментальности и романтическим воображением. Потому-то он кинулся к Рихарду с распростертыми объя­тиями и чуть не сбил его с ног. Рихард не выносил сен­тиментальных людей, но сейчас он изобразил такую от­кровенную радость, что Хаак немедленно предложил пообедать втроем. Зорге отвел их в «Ломейер». Тут имелись уединенные кабины. Трудно было понять, кто кого уго­щает. Рихарду все же удалось захватить инициативу, и вино полилось рекой. Разведчика интересовала цель при­бытия Хаака в Токио. Сейчас всякий человек, прибываю­щий из Германии, а тем более с особыми полномочиями, мог пролить некоторый свет на то, что творится в Берли­не. Ведь сказано же: если тайна известна троим, она пе­рестает быть тайной. Быстро опьяневший Хаак, желая набить себе цену в глазах прославленного журналиста, заявил, что он и есть то доверенное лицо, которое допу­щено к германо-японским переговорам. До приезда в То­кио он осуществлял курьерскую связь между Риббентро­пом, Канарисом и послом Мусякодзи. Теперь вот он при­слан для связи с японским министром иностранных дел. Кое-что он должен передать устно, без свидетелей. Зорге добавил вина в рюмку гостя. Только не для печати: япон­цы упираются, так как не хотят раньше времени ссорить­ся с русскими. Ради военного пакта Гитлер согласен даже не поднимать вопроса о бывших германских, а ныне японских владениях на Тихом океане. Но Мусякодзи сто­ит на своем: ведь он руководствуется указаниями прави­тельства. Из-за такой неуступчивости пакт, скорее всего, будет замаскирован под антикоминтерновский. Борьба с мировым коммунизмом. Само собой, для публики. Стоило ли ради этого секретничать. Он, Хаак, уверен, что обе договаривающиеся стороны на полдороге не остановятся, а приложат к пакту кое-что не для всеобщего обозрения!..