Смысл человеческого бытия.

Каждый человек раньше или позже задумывается над вопросами: «Зачем (для чего) я живу? В чём смысл жизни?». Ответы на эти вопросы выражают смысл жизни – представление о предназначении и конечной цели человека, возможности в своём личном жизненном пути соответствовать принятому в обществе идеалу, жить не зря и достойно завершить земную жизнь, чтобы, говоря словами Н.А. Островского (1904-1936), «..не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Хотя каждый человек сам вырабатывает представление о смысле жизни, и за него никто другой этого не сделает, однако в историческом развитии интеллекта выработаны и типичные решения. Одно из них выражено на уровне обыденного, повседневного сознания в форме назидания – поучения о том, что за свою жизнь надо успеть посадить дерево, построить дом и вырастить ребёнка (или – сына).

Другие представления о смысле жизни концентрируются в формулировках, указывающих найденные решения. Согласно им, смысл жизни – в стремлении к вечности (жизни после смерти) и обретению райского блаженства; – в борьбе с несправедливостью и служении людям; – в труде и создании благ для райской жизни будущих поколений на земле; – в гармонии или слиянии с природой. В представлении о смысле жизни содержа- тельным оказываются и формулировки-тавтологии (гр. tauto – то же самое; и logos – слово) о том, что постановка вопроса о смысле жизни бессмысленна или, что смысл жизни – в самой жизни; в содействии совершенствованию жизни (достигшей определённого совершенства в появлении и развитии человека разумного).

Вырабатываемые людьми представления о смысле жизни во многом зависят от их жизненного опыта и определённых мировоззренческих ориентиров. Религиознобогословские толкования мира, человека, его веры и религиозности, базируются на своеобразных ценностных ориентациях, которые мы уже называли. Они равнодушны к объективности анализа и способны, как это отмечали этологи и психоаналитики, удовлетворить амбиции и тайные желания человека, но отнюдь не стремление к объективной научной истине.

В различном понимании истины заключено одно из коренных отличий науки и религии, делающее невозможным их синтез, как этого не хотели бы отдельные мыслители. Представления, что синтез науки, философии и религии либо уже состоялся, либо вот-вот осуществится, стали популярными в нынешней России. Но их уже высказывали мыслители Х1Х века Е.П. Блаватская и В.С. Соловьёв. В представлении о возможности синтеза науки и религии софистически отождествляется возможность соединения научных и религиозно-философских воззрений в личном мировосприятии с принципиально невозможным (да и не нужным из-за неустранимой гетерогенности) синтезом в корне различных форм общественного сознания, – научного и религиозного.

Богословские и религиозно-идеалистические версии переводят в теоретическую форму внешне простые желания верующих достичь гармонии, покоя и мира души, преодолеть страх смерти через устремлённость к вечности, к Богу. Так, у С.Л. Франка в работе «Смысл жизни» (Париж. 12926/27; То же // Вопр. филос., 1990. № 6.) смысл предстаёт как разумное могущество жизни, подлинное обнаружение и удовлетворение тайных глубин нашего «Я», не мыслимое вне свободы как творчества и преодоления преград. Смысл виделся в служении абсолютному и вечному благу, которое есть вечная жизнь. Истинным путём для жизни оказывалось лишь то, что вместе с тем само представало как истина и жизнь. (Имелось в виду высказывание Христа: «Аз есмь Путь, Истина и Жизнь».). Так положения философии С.Л. Франка сомкнулись с суждениями Нового Завета. В соответствии с ними для обретения смысла жизни оказываются необходимыми, как минимум, два условия: существование Бога и собственная причастность к нему через «обожение» (или – «жизнь в Боге», = «божественную жизнь»).

Религиозные ориентиры приобщения к Богу, «жизни в Боге» привлекают тем, что могут, хотя бы на время, нести успокоенность в души (психическое состояние) через упование на могущество и мудрость Бога, его благость, доброту и любовь. Ответная любовь к Богу, как это принято считать, даёт надежду на помилование согрешивших (а кто без греха, - один Бог), спасение для вечности, настраивает на добрые дела и нравственные поступки в земной жизни. Требования терпимости, прощения, любви к Богу и к ближнему, связываемые с честностью, порядочностью, готовностью к взаимопомощи и взаимовыручке, издавна принимаются в качестве высоких ценностей, которые определяют человеческие качества в человеке и делают возможным его причастность к Божеству.

С научных позиций главная стратегия всех проявлений жизни предстаёт как направленность на самосохранение в его разнообразных формах обменных процессов, наследования, совершенствования и т.д. Этому представлению соответствуют идеалы, выраженные в концепциях «благоговения перед жизнью» А. Швейцера, «живой этики» Рерихов, «ноосферы» В.И. Вернадского, развиваемые последние годы представления о земном, научно достижимом, или «реальном» бессмертии. Оказывается, что в специфически человеческих представлениях о духе, душе, долге, счастье, добре реализуется основная стратегия жизни, которую верующие связывают с Богом. Но её понятийное оформление зачастую стыдится своей генетической родословной с миром телесным как низшим и недостойным высот Божественного духа, искра которого – в духовности человека. Научные исследования позволяют показать, что, достигнув ступени человека разумного, специфичность жизни, как противоречивое единство самоизменения – самосохранения, осуществляется в многообразных проявлениях культурной жизни, включающей различные формы и уровни общественного сознания, а среди них – и религиозное сознание.

Осознание человеком в ходе антропосоциогенеза своей «самости» (Я есть, существую, живу) и конечности при наступлении смерти создавало у наших предков ситуацию дискомфорта, страха перед небытием, лишавшем жизнь смысла и цели. Целью могло стать продолжение жизни в детях, но смысл надо было найти и для них. Религия появилась как следствие желания преодолеть страдание: страх перед бесконечной бездной хладного и безжизненного Хаоса и страх пред смертью как уходом в небытие – в Ничто и в Никуда. Человек не смог примириться с тем, что стало казаться утратой смысла бытия – осознанием безнадёжности неумолимого завершения жизни, когда все стремления, высокие порывы, жизненные успехи окончатся «холмиком с лопушком» (Этот выразительный и жутковатый для самосознания образ взят из проповеди, в которой рассматривался вопрос о том, что останется после нас, если не верить в Бога?). Становясь разумным, человек осознал себя страдающим и изобрёл утешение, придавшее смысл его неизбежно конечной земной жизни, – представление о божественном, сверхъестественном начале всего и возможности продолжения жизни после смерти телесной с посмертным воздаянием за благочестивую земную жизнь. Преодоление страха смерти и обретение через это душевного комфорта наиболее легко достигалось в представлениях о возможном бестелесном бессмертии, в которых удавалось преодолеть известные всем печальные (а для мироощущения – и трагические) факты распада тела после смерти. Бессмертие души, а после воскрешения – её новое соединение с преображённым телом, стали представляться целью жизни, а смыслом становилось обретение и реализация пути к бессмертию через соединение с Богом, через «обожение».

Работы по психоанализу и зоопсихологии показали, что между духовностью и телесностью человека нет непроходимой пропасти. С научных позиций религиозные представления-символы и появились как великое «изобретение», снимающее психическую неустроенность душевного дискомфорта. В религиозных воззрениях конечная земная жизнь человека приобрела определённый смысл (если я не знаю его, то знает Бог). С научно-материалистических позиций, как мы видим, вполне допустимо принимать доводы о высших проявлениях человеческих качеств в духовности, в стремлении к вечности, воплощавшихся, как правило, в религиозных символах и образах.

Предвидение возможности научно достижимого бессмертия выдвигает ряд интересных и важных проблем. Одна из них – неминуемый острый кризис религий, в которых верующих больше всего привлекают идеи потустороннего бессмертия и Бога как гаранта такой возможности. Есть ли у нынешних сторонников версии «жизни после жизни» Реймонда Моуди /Муди/ (Жизнь после жизни. Размышления о жизни после жизни. М., 1991; То же. С-Пб.,1992, Киев,1994 или любое из многочисленных переизданий разных лет после 1977 года) шанс упрочить свою веру в возможность загробной жизни? Или же скептические ноты самого Моуди и его оппонентов в оценке ими «предсмертного опыта» пациентов окончательно разрушат и без того призрачные надежды на вечную жизнь? «Предсмертный опыт» больных, переживших состояние «клинической смерти», специалисты (напр., В.А. Неговский в работах «Вторая жизнь». М., 1983; Очерки по реаниматологии. М.,1986) объясняют видениями, возникающими вследствие галлюцинаций под действием лекарств, изоляции и мозговой аноксии (гр. an – частица отрицания; лат. Oxi/genium/ – кислород; недостаток кислорода, кислородное голодание) умирающего человека.

Предсказываемая учёными и философами возможность достижения бессмертия в реальной земной жизни сделает для многих людей религиозную идею загробного воздаяния ненужной. Приобретёт практическое значение предвидимая ещё основоположником «русского космизма» Н.Ф. Фёдоровым задача регуляции, но в новом аспекте сбалансированности числа бессмертных жителей планеты и обеспечения их достойными условиями жизнедеятельности и творчества, освоения не только ближнего, но и дальнего Космоса. Будет меняться и представление о потенциальных возможностях человека новой, ноосферной, цивилизации, успешно осуществляющего в качестве «общего дела» землян коэволюционную стратегию Взаимопомощи и устойчивого развития, идущую на смену борьбе и конфронтации полярных сил общества уже сегодня. Смысл бытия удачно выражает формула «Содействие сохранению жизни, её совершенствованию». Эта формулировка, которую использовал ещё Л.Н. Толстой, вполне приемлема в современных условиях для различных религиозно-этических, идеалистических и материалистических учений.

В русской религиозной философии, в работах славянофилов (напр., у И.В. Киреевского, Х1Х в., в принципе непротиворечивой цельности…) и у представителей «философии всеединства» (В.С. Соловьёв, Х1Х в. и др.) дан образ цельного человека как религиозно-духовного. Постулируя абсолютные ценности и гордясь своей духовностью, религиозное сознание даже не задаётся вопросом о возможности других форм целостности и не замечает ни своей ограниченности, ни односторонней, «частичной» целостности религиозно ориентированного «цельного» человека. По такой классификации полуграмотная верующая бабуля является более «цельной» и близкой к идеалу, чем К.Э. Циолковский, И.И. 147 147 Мечников, или игравший на скрипке А Эйнштейн, отличавшиеся свободомыслием. Эту особенность религиозной «цельности», допустимой у «нищих духом», но малоразвитых и ограниченных людей, следует учитывать в поисках путей к новому целостному человеку будущей посттехногенной цивилизации, которую представляется возможным, используя идеи В.И. Вернадского, назвать ноосферной цивилизацией будущего.

У нового, идущего к реальному земному бессмертию, человека могут не совпадать в нерасторжимом единстве вера, религиозность и нравственность. Вера, как состояние психики, не требующее логических доказательств для принятия каких-либо решений в качестве правильных или же – для выбираемых ориентиров жизнедеятельности, может быть не только религиозной. И. Кант (нем. ХУШ в.) говорил о практической вере, не требующей доводов разума. Эта идея используется прагматизмом. Вера может базироваться и на успехах научного познания, дающего основания видеть прогресс в разных сферах, вплоть до научно достижимого бессмертия в условиях земной жизни.

Несовпадение религиозности, веры и нравственности хорошо заметно в противоречиях жизни и творчества российского гения А.С. Пушкина. Поэтически выраженное раскаяние, религиозные настроения («В часы забав, иль праздной скуки…», 1830 и др.) не отменяют свидетельств жизненных поступков и устремлений поэта к свету разума, к солнцу, перед которым бледнеет огонёк лампады, мерцает и тлеет ложная мудрость («Вакхическая песня», 1825).

Жизнь и творчество Пушкина свидетельствуют, что он был свободомыслящим поэтом и писателем, страдавшим, переживавшим за порывы и увлечения своего естества и своей лиры, но никогда от них не отрекшимся. «И с отвращением читая жизнь мою, // Я трепещу и проклинаю, // И горько жалуюсь, // И горько слёзы лью, // Но строк печальных не смываю» (Воспоминания, 1828). Вера А.С. Пушкина в мощь и торжество разума, в гармонию земной красоты и любви – оптимистична. Его религиозная вера – скорбная и скорбящая о конце жизни, утрате радости бытия. Пушкин явил собой образ личности будущего с новой, многокомпонентной целостностью гармонически развитого человека, любящего жизнь во всех её проявлениях.

Бессмертный человек новой эпохи широко понятой Взаимопомощи будет иметь достаточно времени для конструирования своего «Я» как творческой, свободной, всесторонне и гармонически развитой личности. Целостной личность будет и при её желании ограничить свои сведения в какой-либо сфере духовности, будь то наука, или религия, искусство или политически-правовое сознание. Освоение универсалий культуры определит целостность («цельность») личности, для которой получение религиоведческих сведений желательно для полноты целостного знания. Бесспорным должен оставаться лишь приоритет нравственных смысложизненных ориентиров, для которых жёсткая прямая связь с религиозной верой не является обязательной.

В истории известны высоконравственные свободомыслящие и неверующие люди, как, напр., названные выше учёные, к которым можно добавит имена философов - материалистов, Вольтера, Чернышевского и др. Известны и совершавшие преступные деяния верующие. Например, имевшие религиозное образование французские деятели, Фуше и Талейран предали и Бурбонов, и Наполеона, в разное время отдавали распоряжения о казни их сторонников; или в ХХ веке – не принявший рукоположения при окончании духовной семинарии И.В. Сталин (Джугашвили).

Как бы, однако, ни складывались наличные возможности реального, земного, телесно-духовного бессмертия, есть надежда на преодоление нынешних кризисов в обществе и на космическое бессмертие человечества. Такое оптимистическое предвидение К.Э. Циолковский противопоставлял идее «тепловой смерти» Солнечной системы, обоснованно полагая, что человечество сумеет накопить и использовать ресурсы для расселения на иные планеты других, молодых Солнечных систем. Приоритетами человека новой эпохи становятся значимые уже сейчас нравственные смысложизненные ориентиры. Смысл жизни человека новой, ноосферной цивилизации вырисовывается как устремлённость к вечности бытия в космическом бессмертии человека.

Приведённый обзор попыток найти и выразить представления о смысле жизни не претендует на полноту, и тем более – на наставление, какая из позиций лучше и чему отдать предпочтение. Выбор остаётся за читателем, постигающим азы философии. Дополнительный материал для размышлений о смысле бытия можно найти в обширной подборке извлечений из работ разных авторов в книге: «В поисках смысла. Мудрость тысячелетий. Составитель А.Е. Мачехин». М., 2003.

26. Научное и вне научное знание. Критерии научности. Понятие об этике науки и ответственности учёных.

Многие люди, в том числе и наши студенты, едва ли не все виды знания (и познания), с которыми приходится встречаться, относят к науке. Науками оказываются и астрология, и теология. Алхимию и демонологию к наукам, пожалуй, относить никто не будет. А почему? Каковы критерии (критерий – определяющий признак) или признаки, позволяющие отличать научное знание от ненаучного, или шире - от вненаучного знания (и познания)?

Некоторые особенности науки включаются в её определение. (Определение строится на основе учёта специфических черт определяемого явления). Что же такое наука? В приводимых в литературе определениях обычно выделяют три стороны характеристики науки.

1) Наука – явление духовной культуры, форма общественного сознания.

2) Выделяется её организация. Тогда наука - социальный институт, включающий различные исследовательские учреждения и подразделения.

3) Наука – вид деятельности по производству объективных, истинных знаний, раскрывающих сущностные черты (законы, правила…) исследуемых процессов, и поэтому используемых для получения нужных человеку результатов деятельности.

Нацеленность научного познания на получение истинных знаний – наиболее характерная черта, отличающая её от других форм духовной культуры (религии, идеалистической философии, искусства…) и вненаучного познания. Наука предстаёт как форма общественного сознания, социальный институт и вид деятельности по получению объективных, истинных знаний, позволяющих человеку объяснять явления и предвидеть результаты деятельности. Помимо главных функций объяснения и предвидения, наука выполняет и другие функции: практическую (праксиологическую) – использование истинных знаний в практической деятельности человека; синтетическую – объединение достоверных знаний в целостные теоретические системы; методологическую - выработка приёмов и способов использования истинных знаний в предметной сфере науки.

Наука как система знаний и специфический вид духовной деятельности оформляется, конституируется в Новое время. Но о знании истинно сущего, в отличие от быстротекущего и переменчивого мнения говорили уже мудрецы Древнего мира. Они задумывались о критериях (признаках) истинного знания. От Аристотеля («Аналитики») идёт представление о всеобщности и аподиктичности (логической необходимости) выводов из определённых посылок как признаках (критериях) истинного знания, отличающих его от простого мнения, от видимости. Обоснованность знания логической необходимостью (аподиктичностью) в наибольшей степени была присуща, помимо самой логики, математическому познанию, в меньшей степени – теологии, философии. По критерию логической обоснованности выводов к наукам можно было относить алхимию, астрологию и даже появившийся в ХУ веке страшный по своим последствиям «Молот ведьм». Математическое знание на столетия стало идеалом (стандартом, образцом) научности, определявшим установку: измерять то, что можно, и выражать количественные соотношения предметов. Представления о математизации знания как черте зрелости наук сохраняются и в настоящее время.

Невозможность полной формализации содержательных знаний многих научных дисциплин (биологических, исторических…), как и невозможность средствами математики выразить специфичность их предмета изучения, определили ограниченность математического эталона (стандарта, образца) научности. Одной логичности как показателя научности оказалось недостаточно. Возникновение в эпоху Возрождения и в Новое время точного естествознания и новых, эмпирических, методов исследования определило появление нового критерия научности – эмпирической, опытной проверки знаний. Наряду с логическим, критерий опытной, эмпирической обоснованности стал основным параметром нового идеала научности, который иногда называют Декартовским. Критерий проверяемости в неопозитивизме выражен в принципе верификации, а в «критическом рационализме» К. Поппера – в принципе фальсификации (о них можно прочитать в «Философском энциклопедическом словаре»). Декартовский идеал научности используется до настоящего времени, позволяя отделять науку от разных форм вненаучного знания. Идеалистическую философию, теологию, астрологию, алхимию, демонологию по критерию эмпирической проверяемости уже нельзя относить к научному знанию.

Последние десятилетия в размышлениях об особенностях гуманитарного познания (и знания - в учениях «о духе», в исторических науках) признаётся недостаточность логичности и эмпирической проверяемости в качестве критериев научности. В гуманитарное знание вводится параметр человекоразмерности (т.е. учёт «человеческого фактора», являющегося субъективным), делается акцент на смыслах и процедурах понимания как «вчувствовании» (эмпатии), «вживании» во внутренний мир субъектов деятельности. Попытки включить субъекта в критерии познания расширяют представления об идеале научности, но одновременно размывают его, снимая, по сути дела, показатель объективности, истинности научных знаний.

Какие ещё черты присущи науке? Помимо названных критериев логичности, проверяемости и объективности (истинности), проявляемой в общезначимости и интерсубъективности (над -, или сверх - субъективности) научных знаний можно в качестве значимых выделить ряд параметров научности:

1. - Высокий уровень системной организованности знаний в теоретических построениях.

2. - Использование специальных процедур для выделения предмета науки и приёмов, способов (методов) его исследования и форм познания (и знания).

3 - Раскрытие сущностных сторон изучаемых явлений, стремление к всё более полному и глубокому постижению сущности изучаемых предметов.

4. - Обоснование правильности, объективности научных положений, или - их проверка на истинность (объективность содержания).

5. - Развитие, динамика научных знаний, их открытость для критики, проверки.

Названные в качестве основных параметры (черты, критерии) научности позволяют отличать научные и вненаучные знания (З.). К вненаучным можно отнести обыденное знание (и познание), миф, религию, теологию, алхимию, астрологию и т.д. В классификациях вненаучного знания и форм познания выделяют ряд форм. Донаучное З. предшествует появлению науки. Это - миф, религия, философия. Паранаучное (пара – около) З. включает учения о чём-то тайном в обычных предметах, явлениях (теософия, антропософия, пред- ставления о паранормальных явлениях…). Лженаучное З., как ошибочное знание, в котором используются домыслы, вымыслы. В истории познания представители «мичуринской биологии» (Т.Д. Лысенко и его сторонники) называли лженаукой генетику. Позже ряд видных генетиков (Н.П. Дубинин и др.) стали «мичуринскую биологию» Т.Д. Лысенко и его последователей называть лженаукой. Иногда выделяют квазинаучное З., использующее авторитет власти (высоких инстанций, включая решения министерств и т.д.) для распространения своих идей, финансирования исследований, обеспечения «командных высот» в науке. Отдельные авторы выделяют псевдонаучное знание, как использование под видом научных сведений популярных непроверенных сюжетов, например, о снежном человеке, о доживших до наших дней доисторических чудовищах (из озера Лох-Несс) и др.

За последние годы в обществе оживилась деятельность колдунов, знахарей, ворожей, прорицателей, гадалок, широко использующих ненаучные знания. Бывает, что и солидные учёные, соблазнившись перспективой дополнительных кредитов и доходов, прибегают к приукрашиваниям возможностей их отрасли науки, говорят о скором получении эффективных решений и практически важных результатов. (Примеры можно почерпнуть в статье: Легнер В.А. Наука, квазинаука, лженаука // Вопросы философии, 1993. № 2). Здесь уместно говорить о научной этике и ответственности учёных. Ученый не должен выдавать желаемое за действительное, давать заведомо неверные сведения о результатах деятельности (своей и своих коллег) в определённой отрасли знаний.

Научная этика коррелирует с принятыми в обществе нравственными требованиями порядочности, честности, принципиальности. В научной среде поиск нового может сопровождаться непреднамеренными ошибочными суждениями, заблуждениями. К этому в обществе относятся с пониманием. Но в научной среде не одобряют заведомого обмана, не прощают плагиат, как заимствование (присвоение) чужих идей без ссылок на их авторов. Учёные несут ответственность за использование новых знаний на основе доставляемой ими информации о пользе (или вреде) их открытий. Значение науки в обеспечении масштабных проектов - «поворот» северных рек на юг, строительство и эксплуатация атомных электростанций, опыты по клонированию и т.д. - непрерывно возрастает (вспомним о масштабах Чернобыльской катастрофы, гибели атомной подлодки). Учёные, в свою очередь, вправе ожидать от общества постоянного внимания и достойной оценки своего труда. В учебнике «Введение в философию» (М., 1989. Ч.2. § 6. С. 408) приведён пример своего рода кодекса научной этики американского социолога Р. Мертона (р. 1910).

Он выделил в качестве ценностных 4 основные ориентации учёных:

- универсализм и истинность научных утверждений;

- коллективизм;

- бескорыстность;

- организованный скептицизм.

Свобода критики в науке предполагает внимательное отношение к доводам оппонентов, выраженный в «принципе сочувствия» (своего рода эмпатии в научном споре) нашего современника, рано ушедшего из жизни, учёного-геолога С.В. Мейена.

27. Наука и техника. Противоречивость научно-технического прогресса. Предпосылки и особенности научно-технической революции.

При освоении этого вопроса следует использовать материал о науке, изложенный ранее, в теме 9 «Научное и вненаучное знание». Учитывая, что представления о науке читателю известны, остановимся на понятии техники. В обыденном, повседневном разговоре мы под техникой подразумеваем созданный человеком механизм или некое устройство, состоящее из ряда деталей и их соединений, способных выполнять определённую работу. Иногда слово «техника» используют в несколько ином смысле, говоря о качественном выполнении какой-либо работы, или вида деятельности, например, о технике чтения, письма, танца и т.д. Оба смысла обыденного употребления слова «техника» заключены в греческом «технэ» (techno, technё), переводимом как мастерство, искусство, умение. Слово «технэ» использовали уже Платон и Аристотель, упоминая об искусственных орудиях труда. В отличие от природных, естественных предметов техника создаётся людьми, воплощает их замыслы. Техника может быть определена как совокупность средств целесообразной деятельности людей, создаваемых и применяемых в виде орудий и механизмов для выполнения определённой работы. Совокупность целенаправленных последовательных действий по получению ожидаемых результатов, часто - с использованием техники, называют технологией. Иногда образно технику характеризуют как овеществлённую силу знания. В структуру знания входят идеи, реализуемые в технических устройствах. Исходя из этого, идеалистически или религиозно ориентированные учёные предлагают понимать технику как воплощение в предметной форме сверхъестественного нематериального начала. Научное познание, базируясь на философских основаниях диалектического материализма, исключает представления о сверхъестественном начале и сущности техники.

В период (условно назовём его 1-ый этап), когда труд в основном был ручным, техника была инструментальной. В трудовых процессах использовались инструменты (с лат. instrumentum - орудие; здесь – в значении орудие для работы). Инструментальная техника использовалась человеком с незапамятных времён (вспомним: мотыга, соха,– в земледелии; подъёмники, блоки - при постройке пирамид, храмов). Инструменты-орудия увеличивали мощь человека, расширяли его возможности.

Со временем (2-ой этап) простые орудия заменяются более сложными устройствами – машинами. Создавая машины, человек в процессе труда становится как бы дополнением к ним, поскольку количество и качество работы напрямую зависит от наличия машин, их мощности, исправности и т.д.

Изобретение и внедрение в производство (3-ий этап) различных управляющих устройств, от простейших регуляторов до автоматических линий, освобождает человека от роли придатка машины, оставляя за ним интеллектуальные функции создателя, творца и управляющего техникой и новейшими, как принято говорить, – высокими технологиями. При ведущей роли интеллекта (разума), через научные открытия и их внедрение в производство, развитие техники ведёт к научно-техническому прогрессу (НТП) как разновидности общественного прогресса второй половины ХХ века.

Понятие «прогресс» (от лат. progressus, progresses – движение вперёд, успех) обозначает направление развития к более высокому и более совершенному состоянию (качеству) изменяющейся системы (предмета). Соотносимое с прогрессом понятие «регресс» выражает понижение уровня организации изменяющейся системы, вплоть до возможного её полного распада (деградации) на составляющие, далее неделимые элементы. К важнейшим характеристикам прогресса следует отнести его относительность (не универсальность) и противоречивость. Прогресс отдельных элементов или звеньев системы может сопровождаться деградацией других элементов или их участием в других типах изменений более сложных или более простых систем. НТП, как разновидность социального прогресса, также осуществляется противоречиво, особенно – в обществе с антагонистическими противоречиями. К. Маркс сравнивал прогресс в буржуазном обществе с отвратительным языческим идолом, который не желал пить нектар не иначе, как из черепа убитого. «Мы видим, что машины, обладающие чудесной силой сокращать и делать плодотворным человеческий труд, приносят людям голод и изнурение…. Победы техники как бы куплены ценой моральной деградации…» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 4).

НТП вёл к ускорению и увеличению масштабов взаимодействий науки и техники, их взаимопроникновению, породившему качественно новое явление – научно-техническую революцию - НТР. Её сущность одни авторы усматривали в автоматизации производства, другие – в использовании новых материалов или новых источников энергии. Но сущность НТР схвачена и выражена в её названии, в том, что НТР одновременно - и научная, и техническая, чего раньше не было. Сущность НТР – в единстве, взаимопроникновении научной и технической революций, приводящих качественно новому уровню развития производства и связанных с ним общественных отношений. Раньше были революции в отдельных областях науки или техники, достаточно долго не влиявшие друг на друга. Первая промышленная революция произошла в ХУП-ХУШ вв. Она привела к созданию парового двигателя, заменившего природные источники энергии ветра, воды, мускульной силы животных и человека. От обнаружения электроразрядов в опытах учёных до практического использования электричества прошли десятки лет. «Революцию электричества» от «революции пара» отделяло более сотни лет.

В качестве основных направлений НТР чаще всего выделяют:

1.- автоматизацию, связанную с компьютеризацией производства.

2. – использование ядерной энергии.

3.- производство искусственных материалов (полимерных, композитных и т.д.) что связано с возможностью перестроек в структуре вещества.

4.- освоение Космоса. Для НТР характерно

5.-ускорение внедрения научных открытий в производство (в приборостроении, биотехнологии, в автоматизации и компьютеризации производства, создании робототехники…).

6.- Производство становится технологической сферой применения науки, а наука превращается в непосредственную производительную силу.

7.- Коренным образом меняется положение человека в производстве. За ним остаются творческие функции создания и управления автоматическими поточными линиями с использованием компьютеров и робототехники.

Предпосылки НТР складывались в конце Х1Х – начале ХХ веков в виде крупнейших научных открытий и достижений в развитии техники. Открытие «революционера-радия», рентгеновского излучения, создание теории относительности вело к кардинальным изменениям прежних взглядов на мир. Механическая, ньютоновская картина мира заменялась электромагнитной. Научные достижения давали возможность идти вглубь структуры атома, ранее казавшегося неделимым, к открытию принципиально новых источников энергии и созданию новых искусственных материалов. Были и определённые достижения в развитии техники. Паровой двигатель совершенствовался, в частности, через изобретение регулирующих устройств, прокладывавших путь к автоматизации технологических процессов, поточных линий производства.

Социально-экономические предпосылки создавались потребностью увеличения производства жизненных средств. Развёртывание НТР пришлось на время противостояния двух социальных систем – капитализма и социализма. В капиталистическом обществе потребность ускорения НТП диктуется желанием владельцев средств производства иметь сверхприбыли. При социализме на первое место официальная идеология выдвигала подъём отраслей народного хозяйства для удовлетворения растущего спроса трудящихся, повышения их жизненного уровня. Немаловажное значение имело желание каждой стороны обеспечить своё военное превосходство, что оборачивалось существенной финансовой поддержкой работ в соответствующих областях науки и техники. Например, развитие информатики, на базе которой развернулась компьютерная революция, первоначально определялось практической потребностью обеспечивать эффективные прямые и обратные связи в наведении орудий на цель и поражении техники противника.

НТР, как сторона НТП, осуществляется противоречиво и ведёт к противоречивым следствиям (в литературе часто пишут о последствиях НТР). Так, НТР порождает новые, ранее невиданные, возможности производства дешёвых продуктов потребления, средств массовой культуры. В социальной сфере это ведёт к исчезновению антагонизма труда и капитала, делает ненужными политические революции. Создаются возможности для благоденствия всех людей. Но, увы! На всех всего не хватает. Не хватает хорошей питьевой воды, сбалансированной по белку пищи, возможности обучиться грамоте и реализовать свои потенциальные возможности. Остаются проблемы голода, нищеты, неграмотности, бездомности миллионов людей. Снимая антагонизмы в социальной сфере, создавая предпосылки достойной жизни для всех людей Земли, НТР не решает ряда проблем (некоторые отмечены выше), и даже обостряет экологическую проблему, создаёт возможность производства ядерного оружия огромной разрушительной силы. Мы видим, что задачи разумного социального устройства общества НТР автоматически не решает, хотя и даёт очень многое для изменений в общественной жизни в интересах миллионов трудящихся, а в обозримом будущем – для всех жителей Землей.

В отношении к противоречивым следствиям НТР в обществе сложились противоположные ожидания в русле сциентизма (преувеличения роли науки, от scientist- наука, научный) и антисциентизма – признания за наукой и техникой демонической, разрушающей силы. Иногда сциентизму и технократизму противопоставляется антропологизм как обращение к гуманным, человеческим проявлениям социального или научно- технического прогресса. Проявления сциентизма и антисциентизма-антропологизма многообразны. На них мы специально останавливаться не будем. Всё же можно отметить появившиеся ещё во второй половине ХХ века представления о будущем постиндустриальном обществе (Арон, Белл), технотронной эре (Бжезинский) как оптимистических ожиданиях благ от развёртывания НТР. Появились и пессимистические представления (интересно название одного из них – «Футурошок» Тоффлера), в которых сквозила боязнь развития техники – технофобия. Неоднозначное отношение к НТР, к её следствиям и их влиянию на будущее, на судьбы человечества воплотилось в новом литературном жанре антиутопии.

28. Проблема истины и её критериев. Классическое и неклассическое понимание истины. Истина и ценность (оценка, польза). Истина и правда.

Понятие истины едва ли не единственное, которое безоговорочно принимают все мыслители. Это по-своему уникальная ситуация, когда каждый считает себя знающим истину и нередко – обладающим ею. За истину ратуют все – материалисты и идеалисты, верующие и неверующие, «красные», «белые», «зелёные» и т.д. Вместе с тем, претензий на обладание истиной столетиями используются для обоснования правомерности разных конфликтов, от простой житейской нетерпимости соседей до масштабных войн в защиту «истинной» веры (крестовые походы), завоевания мирового господства, «жизненного пространства» или реализации утопических идеалов счастья.

Чем же притягательно представление об истине, всеми принимаемое и разноречиво толкуемое, вдохновляющее на благородные подвиги и – на бесчеловечное насилие во имя служения истине? Конечно, единодушное принятие истины во многом определяется представлением о ней как верном, правильном воспроизведении (или – отражении) действительности в сознании человека. Но эти, принимаемые за истину, представления часто выражают субъективные взгляды и предпочтения социальных групп, их лидеров или отдельных людей – учёных, мыслителей. Поэтому и оказывается возможным использование представлений об истине в диаметрально противоположных целях. Отсюда вытекает важность определения критериев истины как правильных, верных представлений о мире и человеке. Какое же определение истины будет правильным, наиболее соответствующим взглядам на истину как верное представление человека о мире и о себе?

С глубокой древности (Аристотель и др.) истина характеризовалась как знание, соответствующее действительности. В этом определении выражена так называемая классическая истина, а точнее – ставшее классическим понимание истины. Не трудно проследить, что классическая истина допускает настолько широкое определение, что может включать самые разные толкования соответствия и действительности (в духе субъективных и объективных идеалистов, материалистов…), верующих и атеистов. Поэтому и возникает впечатление, что истину (в её классическом понимании как знания, соответствующего действительности) принимают все люди, в том числе и имеющие противоположные суждения по вопросам науки, веры, творчества, идеалов человека, устройства общества, поисков счастья и т.д.

Такое широкое толкование оказывалось возможным из-за неопределённости понятия действительности, которой должны соответствовать истинные знания, и размытости критериев истины. В Древнем мире за истину принимали представления об устойчивых, глубинных, не меняющихся основания всего. Такими оказывались, например идеи-эйдосы Платона, или неподвижное бытие элеатов. Постичь непреходящую, и в этом смысле истинную, сущность вещей можно было в сфере сознания, мышления, чистой идеи. Соответствие идеям, как сущностям, созданным Творцом-Демиургом (Платон, его последователи) или «врождённым идеям» (Декарт и др.) определяло истинность суждений, особенно касающихся иллюзорного, как считалось, мира чувственных восприятий. Широкая сфера представлений, охватываемых понятием классической истины, вынуждала к поиску более определённых критериев, ограничивающих содержательную характеристику истины.

Какой же признак (черта, свойство, параметр) может служить надёжным критерием истины? Он должен показывать и подтверждать её верность, правильность как соответствие содержания (знакового или языкового отображения предметов, их свойств) объективной действительности. В конечном счёте, вопрос о выявления истинности неких суждений, или – установление истины, это вопрос о надёжном критерии верности, правильности знаний, соответствующих, в конечном счёте, объективной действительности.

Критерии истины в истории познания выдвигались разные. Было распространено признание достоверности каких-либо положений многими людьми – общезначимость истины. В религиозных учениях и религиозной философии в качестве истины принимается самоочевидность Божественных откровений Священного Писания, наставлений, явленных через видения, озарения учеников, пророков, святых. Близким к такому пониманию оказывалось представление Гегеля о соответствии логики высказываний индивида Логике Абсолютной Идеи, вытекавшее из идеалистически понятого тождества бытия и мышления. Р. Декарт, как представитель рационализма, полагал, что критерием истины является ясность, отчётливость суждений. Из них наиболее достоверным ему представлялось исходное в дедуктивном получении истинных знаний положение, известное по краткому историко-философскому очерку: «Я мыслю, следовательно, – существую». Идеалисты субъективные (Беркли, неопозитивисты…) в качестве критерия истины принимают соответствие одних высказываний (субъекта о предмете) другим, базовым высказываниям о мире, которые и принимаются за действительность.

Названные выше критерии оставляют возможность широкого и неопределённого отнесения к истинам самых разных суждений, не имеющих надёжного подтверждения их истинности. Нужен был принципиально иной критерий, нежели общезначимость, самоочевидность и ясность, и к тому же – надёжный критерий правильности суждений, претендующих на истину. Один из таких подходов был разработан и реализован в марксистской, диалектико-материалистической философии в представлении об общественно-исторической практике, как ведущем критерии истины. Общественно-историческая практика может быть охарактеризована как материальная, чувственно-предметная и целесообразная деятельность по преобразованию окружающей действительности в интересах людей. Основными видами общественно-исторической практики являются:

1. Материальная производственная деятельность людей (в промышленности, сельском хозяйстве и т.д.);

2. Социально-значимые действия больших групп людей (народные освободительные движения, «бархатные» и иные революции…);

3. Научный эксперимент, которым в ХУП-ХУШ веках ограничивали область практического подтверждения положений, претендовавших на научную истину. Многие, особенно фундаментальные, положения науки (законы сохранения, идея единства организма и 160 160 среды…) не могут быть подтверждены отдельными экспериментами. Подтверждение их истинности опирается на совокупный человеческий опыт, т.е. на многовековую экспериментальную проверку и производственную деятельность людей.

В последние годы в ряде пособий в качестве разновидностей практики выделяют эстетическое освоение действительности и техническое творчество. Дифференцировать виды практики можно и дальше, но они входят в основные первые три формы.

Неопозитивисты в 1930-е – 1950-е гг. (Шлик, Карнап, Тарский и др.) предложили считать достоверными положения, получившие подтверждения в процедурах верификации (от лат. verus – истинный, и facio – делаю). Верификация предполагает эмпирическую проверку утверждений науки на истинность. Внешне, терминологически, верификация напоминает требование диалектического материализма о практической (включающей эксперимент) проверке истинности знаний. Но только внешне, поскольку неопозитивизм, как течение субъективного идеализма, любые проверки соотносит с совокупностью высказываний о мире, принимаемых за действительность. У неопозитивистов действительность оказалась некоторой связанной совокупностью предложений – высказываний о мире. Получалось, что претендующие на истину высказывания должны соответствовать другим высказываниям, принятым за базовые характеристики действительности.

Позже, критикуя идеи неопозитивизма, англ. философ К. Поппер (ХХ в.) предложил альтернативный верификации принцип фальсифицируемости. Согласно ему, к научным (достоверным) следует относить вероятностные высказывания, которые можно в принципе, хотя бы теоретически, опровергнуть, т.е. – фальсифицировать. Фальсификация позволяла отграничить научные, вероятностные, положения от ненаучных, например, религиозных или философских представлений, не поддающихся фальсификации. Попперовская фальсифицируемость вела к отказу от признания объективной истины, заменяя её правдоподобием – предположительным, вероятностным знанием. Представления К. Поппера об истине называют концепцией (теорией) правдоподобия. Со временем в западной методологии попперовская фальсифицируемость трансформировалась в фальсификацию – процедуру рассуждений по схеме, называемой в логике «модус толленс (modus tollens)». По этой схеме суждений (силлогизмов) ложность основания (гипотезы, теории) устанавливается по следствию (выводу), не получившему эмпирического подтверждения.

Решаемые людьми масштабные производственные и исследовательские задачи не могут опираться только на практическое подтверждение получаемых результатов. Масштабные практические исследования могут быть нецелесообразны, например, сценарии термоядерных катастроф вроде «ядерной зимы». Практическая проверка может оказаться не доступной имеющимся возможностям, например, практическая проверка гипотез космических процессов, или - воспроизведение прошлых геологических эпох. В подобных ситуациях применяют модельные или мысленные «эксперименты», прибегают к теоретическим логическим критериям. Среди логико-теоретических критериев можно выделить такие, как соответствие проверяемых на истину положений имеющимся совокупным знаниям, воплощённым в определённой научной картине мира, удовлетворение выдвигаемых концепций требованиям простоты, красоты, логической связи. Но в основе и теоретических, логических показателей истинности, особенно если речь идёт о достоверных научных знаниях, лежит критерий практики.

Заблуждение. Принимаемые критерии позволяют не только выделять истину, но и отличать её от заблуждений. По аналогии с определением истины, заблуждение можно охарактеризовать как знание, не соответствующее действительности, или уже - изучаемому предмету. В истории познания возникают ситуации, когда знание, считавшееся истинным, переходит в разряд заблуждений (например, концепции флогистона, эфира). Заблуждение как неадекватное, неточное, или просто неверное отражение действительности, могло приниматься за истину из-за ограниченности используемых критериев. В этом отношении и общественно-историческая практика как критерий истины не является абсолютной, не гарантирует от изменения представлений, принимаемых за истину. Вспомним, что истина, считающаяся неизменяемой, вечной, относится к догмам. Рассмотрение отличий истины и заблуждения оказывается связанным с более общими представлениями о динамике познания, связи истины абсолютной и относительной, которые мы рассмотрим позже. Практика, как сфера деятельности человека, постоянно изменяется. Она подтверждает истинность знаний и их отличие от заблуждений относительно конкретных условий: времени, места, уровня развития науки и техники. В этом – относительность практики как критерия истины. Одновременно практика не позволяет истине превратиться в застывшую догму, препятствующую развитию общества.

Практика как критерий истины абсолютна в том отношении, что она позволяет надёжно отграничить и отделить религиозно – идеалистические трактовки истины от истины научных исследований. Промышленное производство материалов и предметов, не встречающихся в естественных условиях (пластмасс, искусственных волокон, смол и изделия из них, вроде шариковой ручки или нейлоновой шубки, колготок и т.д.) наилучшим образом опровергают утверждения агностиков и солипсистов о невозможности иметь достоверные научные знания.

Истина объективная. Общественно-историческая практика показывают, что человек способен в своей деятельности постигать истину как объективное, соответствующее действительности, знание. Истина, как знание, принадлежит субъекту – отдельному человеку, группе людей, например, сообществу учёных, или – обществу в целом. В этом отношении, по принадлежности субъекту, истина является субъектной (в этом же значении её называют и субъективной). Но истина ищется, открывается, разрабатывается как знание, соответствующее действительности. Если действительность – объективный мир, природа, общество, человек, то истина должна верно воспроизводить фрагменты действительности. Как верное соответствие действительности, истина должна быть знанием, воспроизводящим черты объективно существующих предметов и их свойств. В этом отношении истина является объективной. (Было бы лучше называть эту черту объектностью истины, подчеркивая воспроизведение в истине-знании существующих независимо от индивида предметов и свойств. Но название «объектная истина» не используется в литературе. Поэтому мы также будем говорить об истине объективной.

На что здесь следует обратить внимание? Объективную истину следует отличать от объективно существующих предметов. Объективные вещи, процессы сами по себе не истинны и не ложны. Такими могут быть их отображения познающим субъектом. Но объективная истина принадлежит субъекту, и сама по себе, в виде некоего драгоценного предмета, который можно найти, открыть и т.д., не существует. Эта ситуация двойственности истины усваиваивается не сразу, требуя размышлений и пояснений.

Один из видных представителей диалектического материализма, В.И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» (Гл. 2) характеризовал объективную истину как такое содержание человеческих представлений, которое не зависит ни от человечества, ни от человека. Тут сразу возникает затруднение. Если истина не зависит от человека, то она и есть объективный предмет, или сам объективный предмет – истина? Выше мы уже отметили, что истина не является объективным предметом, и сам объективный предмет «равнодушен», безразличен к тому, насколько адекватно он воспроизводится в познании. Но в каком же тогда смысле истина не зависит ни от человека, ни от человечества? И почему же она, истина, объективна, раз принадлежит субъекту? Попробуем выяснить, что имеется в виду в толковании объективной истины.

Зависит ли от человека истина о смертности, конечности людей? Можно об этом не знать, отодвигать эту истину от себя. Желанной, конечно, она не является, Но истиной от этого быть не перестаёт. Как и закон сохранения и превращения энергии (и шире – форм движения материи, при определённых условиях). Эти примеры достаточно наглядно иллюстрируют тезис об объективности истины. Истина объективна в том смысле, что она не зависит от воли и желания отдельных людей или групп людей, а её содержание зависит от воспроизводимых (отображаемых) предметов, их свойств и отношений. Итак, объективная истина может характеризоваться как выраженное в образах и знаках языка содержание знаний, соответствие которых действительности подтверждёно практикой. Или, иначе, истина – верное (значит, - подтверждённое практикой) воспроизведение предметов, процессов в знаках языка и образах. Их идеальное содержание (смыслы, значения) определяется отражаемыми фрагментами действительности и не зависит от желания отдельных людей.

Объективность истины и её надсубъектность не признают субъективные идеалисты. По логике их суждений истина должна соответствовать принятому личностному «первоначалу» мира (моему Я, ощущениям и т.п.). Своеобразен вариант концепции корреспонденции (соответствия), в котором истина толкуется как соответствие форм психики объективному содержанию предложений. Такое понимание истины польский логик - неопозитивист А. Тарский (ХХ в) использовал в создании семантической концепции истины (от гр. sēmantikos – смысловая сторона значения слова или его частей). К ней привело желание преодолеть противоречивость суждений известного парадокса «Лжец» (Говорю ли я правду, когда утверждаю: «Я лгу». Получается, если Я-спросивший сказал правду, то он солгал, и наоборот). Тарский создал, по сути, логический вариант концепции истины. Её пример. Утверждение «Снег бел» является истинным, если снег действительно белый. Оно не является верным, если снег серый, чёрный и т.д. Трактовка истинности высказываний А. Тарским относится к логике, оставляя в стороне вопрос об истине как соответствии знания действительности (в конечном счёте – объективным предметам, их связям, отношениям).

В учениях объективного идеализма истину толкуют как соответствие знания нематериальному, по сути дела – сверхъестественному, основанию. Идеалисты объективные формально могут согласиться с тем, что истина надсубъектна. Однако, для них истина будет не отражением предметов, их свойств и отношений, а, в первую очередь, проявлением в сознании и знании человека надличностного или надмирового нематериального «начала» - Разума, Идеи, Бога, Воли и т.п. В

истории познания были попытки провозгласить истину конвенцией (от лат. conventio, conventions – соглашение, договор...). В конвенционализме непомерно преувеличивается значение принимаемых сообществами (учёных, политиков, музыкантов и т.д.) символов, знаков для выражения определённых смыслов, значений или действий. Конвенциями будут используемые единицы измерения, наименования предметов, обозначения темпа и тональности исполнения музыкальных сочинений и т.д. Но научную, объективную истину нельзя свести к конвенции-соглашению. Если даже все люди планеты согласятся объявить законы механики Ньютона не действующими, то притяжение тел не исчезнет, и свободно парить и передвигаться по воздуху люди не смогут.

Помимо объективности, следует рассмотреть представления об абсолютной и относительной истине, о конкретности истины. Они позволяют показать, что истина не является неизменной, застывшей. Она – в динамике, в развитии. Как заметил ещё Гегель, истина есть процесс. Способен ли человек постичь истину абсолютную? Ответ предполагает знание того, что есть истина абсолютная и относительная.

Абсолютная истина. Понятие абсолютной истины в истории познания используется в двух основных смыслах, или значениях.

1) В широком смысле абсолютная истина характеризуется как полное, законченное знание о мире и его структуре. Такое абсолютное знание для человека недостижимо: изменяется практика, расширяются сферы познания, изменяется сам человек. В истории интеллекта один лишь немецкий философ Гегель провозгласил, что Абсолютная Идея, как «начало» всего, испытала себя в разных формах «инобытия» и осознала себя в его, Гегелевской философии. Получалось, что философия Гегеля и есть абсолютно (полное, завершённое) знание. Здесь не скажешь, что великий философ был достаточно скромным, считая себя выразителем, знатоком и носителем абсолютной истины.

2) В узком смысле абсолютная истина характеризуется как точное, адекватное, подтверждённое практикой, отображение фрагментов реальности (предметов, свойств, отношений), которое не встречает доказательных возражений и сохраняется в дальнейшем развитии знаний. Разновидностей так понимаемой абсолютной истины немного: даты рождения и смерти, фундаментальные положения науки (законы сохранения…), или суждения типа «Нельзя жить не питаясь», «Волка ноги кормят». Обыденному сознанию они представляются банальностями, трюизмами (англ. truism – всем известная «избитая» истина), но от этого не перестают быть истинами, и к тому же – абсолютными, в узком смысле слова. Гораздо шире и чаще познающий субъект имеет дело с истиной относительной.

Относительная истина – неполное, неточное отображение фрагментов действительности, содержащее моменты абсолютного, верного знания, которое в дальнейшем, при более основательном изучении предметов, расширяется и углубляется. Динамика познания в основном осуществляется как движение от одной относительной истины, к другой, более полной. Относительная истина, верно воспроизводя стороны действительности, заключает в себе моменты абсолютно достоверного знания о предметах и свойствах, сохраняющихся при изменении самих предметов и знаний о них. Например, идея дискретности (атомарности) содержит верные, истинные знания, сохраняющиеся в изменяемых представлениях (моделях) строения атома (Бора, Резерфорда и других авторов). Доля абсолютного, верного знания в относительной истине возрастает с развитием практики, науки и самого человека. Но, по ранее отмеченным обстоятельствам, абсолютная истина, как завершённое, законченное, полное и достоверное знание предмета и мира, никогда, даже и при потенциально неограниченном времени познания предметов, не может быть достигнута человеком. Человеку приходится довольствоваться относительными истинами, позволяющими, тем не менее, успешно использовать и преобразовывать в своих интересах окружающий мир и совершенствовать самого себя.

Конкретность истины. Рассматривая проблему истины, следует сказать о её конкретности. В свете идей диалектического материализма, согласующихся с научными исследованиями, истина всегда конкретна. Это утверждение не означает, что истина не может быть выражена на языке абстракций, знаков искусственных языков (математики, химии и т.д.). Но содержание истины, как показывают данные науки и практики, действительно, конкретно, не смотря на возможную абстрактную форму выражения истины. Это означает, что истина является таковой (т.е. правильным, соответствующим действительности, знанием) в конкретных условиях места, времени и совокупности сложившихся обстоятельств. Элементарный пример - кипение воды при 100 градусах. Обычно мы неявно («по умолчанию») принимаем, что это утверждение верно при нормальном давлении, при использовании шкалы температур «по Цельсию». Заметное понижение или повышение атмосферного давления (при погружении в толщу воды, или – подъёме на большую высоту), как и использование другого измерения температуры (напр., «по Реомюру») вызовет изменения показателя температур кипения или замерзания воды.

Рассмотренные характеристики истины позволяют выделять и использовать достоверные знания, отвергая выводы крайнего скептицизма и агностицизма. Однако, одностороннее преувеличение, или абсолютизация черт (свойств, характеристик) истины ведёт к нарушению требований диалектики и, тем самым, - к подмене истины её суррогатами. Об издержках конвенционализма мы уже говорили выше. Настаивание на возможности, или даже необходимости вечных, неизменяемых истин, оборачивается догматизмом, начётничеством. Абсолютизация относительной истины ведёт к релятивизму - представлению об относительности всего существующего и невозможности иметь достоверные знания: пока мы говорим о предмете, он меняется, и ни о чём нельзя знать ничего определённого. Игнорирование конкретности истины ведёт к софистике, позволяющей представлять желаемое как близкую возможность его осуществления без учёта конкретных обстоятельств места и времени. Например, реализовать с сегодня на завтра перестроечные идеи в обеспечении социальных гарантий достойного уровня жизни, в реформировании армии, средней и высшей школы и т.д. Догматизм и релятивизм также могут вести к софистике. Отрицательные следствия догматизма и софистики как антиподов (альтернатив) диалектики мы отмечали раньше, в разделе «Диалектика» (тема 4).