Категория выбора при отсутвствии рационального выбора.

Я хочу обратить ваше внимание на слово рационального. Рациональный выбор в данном случае отменен. Если вы попадаете в иррациональный мир.

 

Но выбор возможен даже в таких обстоятельствах, вернее, в преддверии таких обстоятельств, и, как мы понимаем впоследствии, именно этот выбор, сделанный до Колымы, сохраняет ему рассудок — и возможность свободы в лагере. Шаламов готовился к сопротивлению до лагеря, и благодаря этому смог сохранить душу.

 

Но чему прежде всего надо сопротивляться? Насилию власти в лагере: администрации, блатарям, нквдэшникам и эсэсманам? — Так вопрос не стоит.

Это все еще рациональность. С позиции иррациональности какая может быть цель? Цели?

Цель первая: Сохранить уважение к себе, свое человеческое достоинство. Для этого нам нужен рассудок. Как его сохранить? Ответив себе на этот вопрос, мы поймем какая нужна стратегия.

Два главных тезиса:

 

Первый: лагерь — только отрицательный опыт для человека.

Второй: единственная возможность свободы и сохранения человеческого в лагере — ненависть и восстание.

Но восстание, сопротивление возможно только до определенного физического предела: холодом и голодом человека реально свести к одним животным инстинктам. И именно это становится основой лагерного растления.

 

Шаламов отмечает:

 

«Грозная поговорка “умри ты сегодня, а я завтра” начинает повторяться все чаще и чаще во всей своей кровавой реальности. Увы, в блатарской поговорке нет никакого переносного смысла, никакой условности».

Таким образом, главная растлевающая сила лагеря заключается именно в том, что в нем голодом, непосильной работой и холодом вся мораль изничтожается и заменяется животным принципом естественного отбора. Обычный человек в этих условиях принимал «мораль» блатарей, собственно, и заключающуюся в принципе естественного отбора.

 

В чем феномен?

 

Вот отрывок из Сартра «Мертвые без погребения»

Анри. К черту исповедь. Теперь я только одному себе должен дать ответ. Все должно было кончиться иначе. Если бы я только мог найти ошибку.

Канорис. Ты бы от этого много выиграл.

Анри. Я бы взглянул ей прямо в лицо и сказал: вот почему я умираю. Черт возьми! Человек не может подыхать, как крыса, не зная за что, даже не вздохнув напоследок.

Канорис. Да?

Сорбье. Почему ты пожимаешь плечами? Он имеет право оправдать свою смерть. Это все,что ему осталось.

 

Невинная жертва не может оправдать собственную смерть. И тем самым освободиться от страха смерти. На этом и держалась эта дьявольская сталинская система уничтожения.

 

Шаламов.«У профессоров, партработников, военных, инженеров, крестьян, рабочих, наполнивших тюрьмы того времени, не было за душой ничего положительного. Отсутствие единой объединяющей идеи ослабляло моральную стойкость арестантов чрезвычайно. Они не были ни врагами власти, ни государственными преступниками и, умирая, они так и не поняли, почему им надо было умирать».

. Безнаказанная расправа над миллионами людей потому-то и удалась, что это были невинные люди.

. «Я понял, что сталинские «победы» были одержаны потому, что он убивал невинных людей.»

Трагедия политических заключенных сталинских лагерей была в том, что «они не были никогда политическими», они были случайными жертвами — и потому не могли сохранить эту ненависть к власти и тем самым — получить шанс на восстание, которое оказывается единственно возможной формой свободы.

Это были мученики, а не герои».

Вспомним еще раз Сартра «Мертвые без погребения» - Мы не имеем права умирать

зря.

Вот та идея которую предлагает Шаламов в качестве инструмента для сохранения себя, человеческого достоинства и своей свободы.

Хайнер Мюллер в одном из своих эссе написал: «Лишь когда изменится модель, из истории можно будет извлекать уроки»

Варлам Шаламов всю свою жизнь посвятил тому, чтобы изменить эту порочную модель, заставляющую нас ходить по одному и тому же кругу: революция-заморозки-оттепель-застой. Он разобрал ее и показал нам как она работает, почему это работает. Это мало кто понял, и понял ли вообще.

 

Варлам Шаламов в литературе, пожалуй, убедительнее, чем философы франкфуртской школы доказал: классическое либеральное понимание свободы как автономии индивида в XX веке перестало выдерживать какую-либо критику. Опыт Освенцима, Гулага, геноцидов второй половины XX века показал, что в разговоре о добре и зле должны действовать другие категории, должно быть обозначено иное пространство выбора. Свобода возможна в пределе только как сопротивление.

 

Варлам Шаламов – это Прометей. Или как выразился Камю: Истинный, извечный Прометей принял обличье одной из жертв Цезаря. Вопль, дошедший до нас из глубины веков, до сих пор не смолкает в скифской пустыне.