В) отвод иных участников уголовного судопроизводства 10 страница

Поэтому внутриотраслевая преюдиция не должна иметь место в отношении фактических обстоятельств дела, установленных в рамках особых (упрощенных) производств, не предполагающих необходимость проведения полноценного судебного следствия. В российском уголовном процессе к особым производствам относятся такие производства, как особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением (ст. 316 УПК РФ), особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве (ст. 317.7 УПК РФ), судебное производство по уголовному делу, дознание по которому производилось в сокращенной форме (ст. 226.9 УПК РФ) <1>.

--------------------------------

<1> Об особых и сокращенных формах судебного разбирательства см. более подробно гл. 26 настоящего курса.

 

В равной степени вышесказанное справедливо и в отношении гражданского, арбитражного, административного судопроизводства, к которым зачастую не только неприменимы принципы судопроизводства уголовного, но и сам процесс доказывания осуществляется в совершенно иных процессуальных условиях. В частности, в гражданском судопроизводстве допустимо признание отдельных обстоятельств установленными в случае, если они признаны сторонами (ч. 2 ст. 68 ГПК РФ, ч. 3 ст. 70 АПК РФ), заключение мирового соглашения, отказ от иска, признание иска (ст. 173 ГПК РФ, ст. 49 АПК РФ) и т.п. Подобные процедуры исключают необходимость производства полноценного процессуального доказывания. Соответственно, признание преюдициальной силы за обстоятельствами, установленными судебным решением, вынесенным в рамках иного вида судопроизводства, сопряжено с утратой важнейших процессуальных гарантий, присущих именно уголовному судопроизводству.

Обращаясь к историческому опыту развития отечественного уголовного процесса, стоит отметить, что наиболее удачной в этом плане выглядит формулировка правил преюдиции, содержавшаяся в УПК РСФСР 1960 г. Так, согласно положениям этого ранее действовавшего уголовно-процессуального закона судебное решение по гражданскому делу являлось обязательным для лица, ведущего производство по уголовному делу, только по вопросу, имело ли место событие или действие, но не в отношении виновности обвиняемого (ст. 28).

В данном определении можно выделить следующие наиболее принципиальные аспекты действия института преюдиции в уголовном судопроизводстве:

1) сфера применения преюдиции четко ограничивалась исключительно фактическими обстоятельствами дела, что отражало сформированный на протяжении длительного периода времени классический подход к определению пределов ее действия;

2) преюдиция носила межотраслевой, но опровержимый характер.

При этом особо важно отметить, что уголовно-процессуальная доктрина и правоприменительная практика в период действия УПК РСФСР 1960 г. однозначно признавали преюдициальное действие решения по гражданскому делу ограниченным <1>. Иначе говоря, преюдиция не лишала суд либо иного субъекта доказывания возможности проверить факты, установленные по гражданскому делу в рамках производства по уголовному делу.

--------------------------------

<1> См., в частности: Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР / Под общ. ред. В.М. Лебедева. М., 2000. С. 76.

 

Подобный подход обеспечивал соблюдение оптимального баланса между принципами уголовного судопроизводства в целом, включая правила оценки доказательств по внутреннему убеждению, с одной стороны, и обеспечением непротиворечивости судебных актов, вынесенных в рамках разных видов судопроизводства (уголовного и гражданского), с другой стороны. Подтверждением тому служит отсутствие серьезных нареканий в адрес института преюдиции в период действия УПК РСФСР 1960 г.

Принятие в 2001 г. УПК РФ ознаменовало кардинальную смену подхода к содержанию института преюдиции. Так, согласно первоначальной редакции ст. 90 УПК РФ преюдиция сводилась к необходимости учета лицом, в производстве которого находится уголовное дело, установленных вступившим в законную силу приговором обстоятельств - при условии, что последние не вызывают у данного лица (суда, следователя и др.) сомнений. При этом, как и ранее, приговор не мог предрешать виновность лиц, не участвовавших в ранее рассмотренном деле. Однако о судебных решениях, принятых в рамках иных видов судопроизводства (гражданского и др.), ст. 90 УПК РФ даже не упоминала.

Таким образом, преюдиция с принятием УПК РФ 2001 г. приобрела исключительно внутриотраслевой характер. Это в свою очередь повлекло существенное изменение подходов к роли и значению решений по гражданскому делу для уголовного судопроизводства. В частности, отмечалось, что преюдиция в новых условиях - "абсолютно недопустимый механизм разрушения единой судебной практики..." <1>. В литературе неоднократно приводились факты, свидетельствующие о полном отрицании преюдициального значения решений арбитражных и гражданских судов в отсутствие обоснованной оценки обстоятельств, в них содержащихся. Подобная ситуация выглядела абсолютно неприемлемой, поскольку противоречила элементарным основам доказательственного права.

--------------------------------

<1> См.: Верховенство права и проблемы его обеспечения в правоприменительной практике: Международная коллективная монография. М., 2009. С. 91.

 

Прислушавшись к критике, законодатель в 2009 г. вновь пересматривает содержание института преюдиции в уголовном судопроизводстве, формулируя новые правила его применения <1>. Он вновь вспоминает о других видах судопроизводства, указывая, что обстоятельства, установленные не только вступившим в законную силу приговором, но и вступившим в законную силу иным решением суда, принятым в порядке гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки. При этом такие приговор или решение по-прежнему не могут, разумеется, предрешать виновность лиц, не участвовавших ранее в рассматриваемом уголовном деле.

--------------------------------

<1> См.: Федеральный закон от 29 декабря 2009 г. N 383-ФЗ "О внесении изменений в часть первую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации".

 

Таким образом, преюдиция в уголовном судопроизводстве вновь приобретает межотраслевой характер, но является уже неопровержимой. Кроме того, в действующем законе (ст. 90 УПК РФ) отсутствует упоминание о фактических обстоятельствах (событии или действии), ограничивающих сферу применения преюдиции четкими пределами, как это имело место в УПК РСФСР 1960 г. Подобный подход de facto привел к отсутствию четкого разграничения фактической стороны дела и ее юридической оценки при применении положений о преюдиции в уголовном судопроизводстве <1>. Обоснованная критика новой редакции ст. 90 УПК РФ также связана с необходимостью понимания различий целей и задач гражданского и уголовного судопроизводства, стандартов доказанности, объема предоставляемых участникам процесса процессуальных гарантий <2>.

--------------------------------

<1> О недопустимости подобного подхода см. более подробно: Головко Л.В. Три аксиомы применения института преюдиции в уголовном процессе // Доказывание и принятие решений в уголовном судопроизводстве: Сборник научных трудов. М., 2011. С. 55 - 56.

<2> См., в частности: Головко Л.В. Пределы применения преюдиции в процессуальном праве // Правосудие в Московской области. 2010. N 4; Резник Г.М. Стандарты доказанности и межотраслевая преюдиция // Материалы международной научной конференции "Уголовная юстиция: связь времен" (http://iuaj.net/node/625); Александров А.С., Горюнов В.Ю., Пятышев Я.С. Кризис правового механизма уголовного преследования по делам о налоговых преступлениях // Мировой судья. 2013. N 12.

 

Знаковым событием, свидетельствующим о действительно серьезных и зачастую неразрешимых проблемах применения института преюдиции в современных условиях, явилось Постановление Конституционного Суда РФ от 21 декабря 2011 г. N 30-П, в котором заявителями ставился вопрос о преюдициальном значении решения по гражданскому делу для уголовного судопроизводства <1>.

--------------------------------

<1> Постановление Конституционного Суда РФ от 21 декабря 2011 г. N 30-П "По делу о проверке конституционности положений статьи 90 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой граждан В.Д. Власенко и Е.А. Власенко".

 

Обосновывая правовую позицию по рассматриваемому делу и признавая в целом конституционность положений ст. 90 УПК РФ (в редакции 2009 г.), Конституционный Суд РФ справедливо обратил внимание на следующие моменты:

1) с одной стороны, преюдициальность служит средством поддержания непротиворечивости судебных актов и обеспечивает действие принципа правовой определенности;

2) с другой стороны, результатом действия межотраслевой преюдиции может быть принятие уголовным судом без доказывания данных только о наличии либо об отсутствии какого-либо деяния или события, но не его квалификация как противоправного, которая с точки зрения уголовного закона может иметь место только в рамках производства по уголовному делу.

При этом, следуя логике Конституционного Суда РФ, изложенной в указанном Постановлении, в случае несогласия с преюдициально установленными фактами по гражданскому делу, их уголовно-процессуальное опровержение должно состоять из следующих сменяющих друг друга уголовных и гражданских производств:

1) возбуждение уголовного дела по вновь открывшимся обстоятельствам, в том числе по факту выявленного преступления против правосудия, его рассмотрение и разрешение обвинительным приговором суда (в некоторых случаях, согласно ч. 5 ст. 413 УПК РФ, постановлением о прекращении дела вследствие истечения сроков давности и т.п.);

2) пересмотр гражданского дела на основе указанного приговора или иного процессуального решения;

3) возбуждение производства по "основному" (уголовному) делу.

Таким образом, несколько смягчив положения ст. 90 УПК РФ в части признания преюдиции неопровержимой, Конституционный Суд РФ допустил возможность ее преодоления, но в условиях предельно серьезных ограничений для этого, связанных с необходимостью соблюдения ряда формальных правил, сроков и процедур, затрудняющих эффективное уголовно-процессуальное доказывание.

Кроме того, многие аспекты в сконструированном Конституционным Судом РФ механизме преодоления межотраслевой преюдиции по-прежнему остаются неопределенными. В частности, речь идет о ситуациях, связанных, в том числе с истечением сроков давности уголовного преследования в период прохождения процедуры опровержения преюдиции, возможностью пересмотра судебного решения по гражданскому делу по вновь открывшимся обстоятельствам только по инициативе лиц, участвовавших в деле, к которым не относятся ни следователь, ни прокурор, и т.п. <1>. Иными словами, пока предложенный Конституционным Судом РФ механизм, строго говоря, выглядит скорее неким процессуальным паллиативом.

--------------------------------

<1> Если опираться на правовую позицию Конституционного Суда РФ, в процессуальной доктрине встречается подробное описание алгоритма действий участников судопроизводства с целью опровержения преюдициально установленных фактов (см., в частности: Азаренок Н.В. Конституционно-правовые основы преюдиции в уголовном судопроизводстве // Уголовное право. 2012. N 4).

 

Обращаясь к вопросу применения института преюдиции в сфере уголовного судопроизводства, необходимо отметить изменения ст. 90 УПК РФ, внесенные Законом от 29 июня 2015 г. <1> и связанные с отказом от признания преюдициального значения обстоятельств, установленных вступившим в законную силу приговором, постановленным судом в рамках таких производств как судебное производство по уголовному делу, дознание по которому производилось в сокращенной форме (ст. 226.9 УПК РФ), особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением (ст. 316 УПК РФ), особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве (ст. 317.7 УПК РФ) <2>. Иначе говоря, если то или иное уголовно-процессуальное производство не предполагает полноценного доказывания, то вынесенное по его итогам решение не может иметь преюдициального характера. Выше мы уже отмечали, что в теоретическом плане такой подход является единственно возможным. Поэтому его прямое отражение в действующем уголовно-процессуальном законе способно весьма позитивно повлиять на разрешение отдельных процессуальных проблем, возникающих в настоящее время вокруг института преюдиции.

--------------------------------

<1> См.: Федеральный закон от 29 июня 2015 г. N 191-ФЗ "О внесении изменения в статью 90 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации".

<2> См. также об этом п. 4 § 3 гл. 26 настоящего курса.

 

Таким образом, на сегодняшний день в отечественном уголовном судопроизводстве институт преюдиции необходимо рассматривать с учетом следующих присущих ему свойств:

1) сфера действия преюдиции ограничена исключительно фактическими обстоятельствами дела и не включает их правовую оценку;

2) преюдиция обладает неопровержимым характером, имея в виду прежде всего невозможность опровержения преюдициально установленных фактов в рамках непосредственно производства по уголовному делу;

3) преюдициальный характер не признается за обстоятельствами, установленными приговором, постановленным в рамках применения упрощенных (ускоренных) процедур без полноценного доказывания;

4) преюдиция имеет межотраслевой характер, отражающий признание преюдициального значения за обстоятельствами, установленными судебным решением, вынесенным в рамках иного вида судопроизводства (гражданского, административного и др.).

При этом признание за преюдицией неопровержимого и одновременно межотраслевого характера, несмотря на последние изменения уголовно-процессуального закона, по-прежнему оставляет в теории и правоприменительной практике крайне острым вопрос о механизме ее реализации, с учетом различий в стандартах доказывания в зависимости от вида судопроизводства, необходимости сохранения на должном уровне уголовно-процессуальных гарантий, а также в более широком контексте - потребности в обеспечении эффективности уголовного судопроизводства в целом.

 

Глава 11. ОТДЕЛЬНЫЕ ВИДЫ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

 

Литература

 

Выдря М.М. Вещественные доказательства в советском уголовном процессе. М., 1955; Рахунов Р.Д. Свидетельские показания в советском уголовном процессе. М., 1955; Мотовиловкер Я.О. Показания и объяснения обвиняемого как средство защиты в советском уголовном процессе. М., 1956; Каминская В.И. Показания обвиняемого в советском уголовном процессе. М., 1960; Шаламов М.П. Теория улик. М., 1960; Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть особенная. М., 1967; Эйсман А.А. Заключение эксперта. Структура и научное обоснование. М., 1967; Якуб М.Л. Показания свидетелей и потерпевших. М., 1968; Селиванов Н.А. Вещественные доказательства. Криминалистическое и уголовно-процессуальное исследование. М., 1971; Новиков С.А. Показания обвиняемого в современном уголовном процессе России. СПб., 2004; Будников В.Л. Вещественные доказательства в уголовном судопроизводстве. Волгоград, 2005; Касаткина С.А. Признание обвиняемого. М., 2010; Козловский П.В. Виды доказательств в уголовном судопроизводстве: эволюция, регламентация, соотношение. М., 2014; Россинский С.Б. Результаты "невербальных" следственных и судебных действий как вид доказательств по уголовному делу. М., 2015.

 

§ 1. Перечень отдельных видов доказательств

 

Как уже отмечалось в предыдущей главе, перечень отдельных видов (источников) доказательств содержится в ч. 2 ст. 74 УПК РФ и имеет исчерпывающий характер <1>. Информация, полученная из других источников, не подлежит использованию в уголовно-процессуальном доказывании и признается недопустимой. Данный перечень может изменяться или дополняться только законом. Речь идет не просто о механическом перечне (списке) возможных источников получения доказательственной информации, а об их системе, которая сложилась исторически, опирается на глубокий эмпирический опыт расследования (рассмотрения) уголовных дел и фактически является универсальной, поскольку соответствующие виды доказательств с теми или иными минимальными изменениями или уточнениями (mutatis mutandis) наблюдаются во всех правопорядках.

--------------------------------

<1> См. § 6 гл. 10 настоящего курса.

 

Содержащийся в ч. 2 ст. 74 УПК РФ перечень отдельных видов доказательств является результатом определенного обобщения (классификации <1>) гипотетически возможных и наиболее часто встречающихся источников доказательств. В результате такого обобщения мы получаем пять типов допустимых видов доказательств: 1) показания; 2) заключения; 3) вещественные доказательства; 4) протоколы; 5) документы.

--------------------------------

<1> По сути, это еще один вариант классификации доказательств, существующий наряду с теми, которые рассматривались в § 8 гл. 10 настоящего курса (см. об этом: Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть особенная. М., 1967. С. 10).

 

Некоторые из указанных типов доказательств подлежат дальнейшей классификации, которая также находит отражение в законе при конструировании системы отдельных видов доказательств.

Так, любые показания, с одной стороны, характеризуются обязательными общими признаками: а) субъективным личным характером (это всегда информация, исходящая от конкретного лица, т.е. человека);

б) устным (вербальным) характером; в) строгой процессуальной формой - показания могут быть получены только в результате производства определенного следственного действия (допроса <1>). С другой стороны, для юридической регламентации показаний большое значение имеет процессуальный статус допрашиваемого лица, что не дает законодателю возможности рассматривать показания как единый вид (источник) доказательств и вынуждает его прибегать к дальнейшей классификации показаний в зависимости от этого статуса. В результате такой классификации мы получаем шесть конкретных видов показаний, каждый из которых представляет собой автономный источник (вид) доказательств: 1) показания подозреваемого; 2) показания обвиняемого; 3) показания потерпевшего; 4) показания свидетеля; 5) показания эксперта; 6) показания специалиста. При этом показания эксперта и показания специалиста заметно выделяются из этого ряда, поскольку имеют строго акцессорную природу по отношению соответственно к заключению эксперта и заключению специалиста (эксперт и специалист могут быть допрошены исключительно в связи с данными ими заключениями). В то же время с учетом статуса допрашиваемых лиц показания подозреваемого тесно примыкают к показаниям обвиняемого, а показания потерпевшего - к показаниям свидетеля, что находит отражение не только в относительном теоретическом тождестве данных видов показаний, но и непосредственно в тексте закона (ч. 2 ст. 74 УПК РФ), который словно разбивает все виды показаний на своего рода "пары".

--------------------------------

<1> В некоторых случаях показания могут быть получены и путем производства других следственных действий, скажем, очной ставки, но для данного параграфа этот нюанс существенного значения не имеет.

 

Заключение также существует на уровне единого понятия, но в процессуальном смысле делится на два автономных вида доказательств: 1) заключение эксперта и 2) заключение специалиста. Как отмечено выше, показания эксперта и специалиста значительно теснее связаны с заключениями данных лиц, нежели с остальными видами показаний, что и находит отражение в ч. 2 ст. 74 УПК РФ.

Протоколы в свою очередь подлежат дальнейшей классификации на: а) протоколы следственных действий (для досудебного производства) и б) протоколы судебно-следственных действий (для судебного производства, т.е. судебного разбирательства, апелляционного производства и т.п.). Кроме того, понятно, что при дальнейшем анализе мы приходим к перечню допускаемых законом следственных (судебно-следственных) действий, каждое из которых оформляется определенным протоколом, отражающим специфику данного следственного действия (протокол обыска, протокол следственного эксперимента и т.д.).

Установленный законом перечень отдельных видов доказательств весьма стабилен. Достаточно сказать, что за несколько последних десятилетий, включая период действия УПК РСФСР 1960 г., в него было внесено всего два изменения. Так, в 1995 г. законодатель дополнил данный перечень таким видом доказательств, как "акты ревизий и документальных проверок" (ст. 69 УПК РСФСР 1960 г.). Однако это нововведение оказалось недолговечным: в ч. 2 ст. 74 УПК РФ указанный вид доказательств отсутствует. В то же время Федеральный закон от 4 июля 2003 г. N 92-ФЗ дополнил перечень видов доказательств заключением и показаниями специалиста (п. 3.1 ч. 2 ст. 74 УПК РФ). Это последнее на сегодняшний день уточнение перечня отдельных видов доказательств.

Закрытый характер перечня отдельных видов доказательств и недопустимость использования в ходе доказывания информации, полученной из других источников, приводят к необходимости не только определения надлежащего вида доказательств при закреплении соответствующих сведений, но и правильного разграничения видов доказательств между собой. Ошибки здесь чреваты признанием того или иного доказательства недопустимым. Поиск для той или иной информации корректной доказательственной формы и верный выбор для нее соответствующего вида (источника) доказательств представляют собой важнейшую составляющую уголовно-процессуальной деятельности в ходе расследования и рассмотрения уголовных дел. Этим объясняется теоретическое и практическое значение особенной части теории доказательств (особенной части доказательственного права) <1>.

--------------------------------

<1> См. также § 1 гл. 10 настоящего курса.

 

§ 2. Показания подозреваемого и обвиняемого

 

Автономия показаний обвиняемого (подозреваемого) как отдельного вида доказательств является типичной характеристикой континентальной уголовно-процессуальной логики. В англосаксонских системах уголовного процесса такой автономии нет: обвиняемый либо отказывается от дачи показаний, либо дает показания в качестве свидетеля. При этом право давать показания в качестве свидетеля защиты появилось там у обвиняемого относительно недавно, скажем, в Англии только в самом конце XIX столетия. До этого обвиняемый в ходе судебного разбирательства обязан был молчать. В этом смысле Россия является ярким представителем континентальной модели процесса, поскольку необходимость выделения показаний подозреваемого (ст. 76 УПК РФ) и обвиняемого (ст. 77 УПК РФ) в качестве самостоятельных видов доказательств никогда не подвергалась у нас сомнению ни на теоретическом, ни на законодательном уровне.

Для характеристики показаний обвиняемого и подозреваемого очень важное значение имеет то обстоятельство, что речь идет не просто об участниках уголовного судопроизводства со стороны защиты, но о тех из них, кто непосредственно защищается от обвинения (против них направлено уголовное преследование). Поэтому дача показания этими лицами рассматривается не только в качестве способа получения доказательственной информации, но и как принадлежащее им средство защиты <1>. Отсюда вытекает, что подозреваемый и обвиняемый, во-первых, вправе отказаться от дачи показаний и не несут никакой ответственности за такой отказ. Более того, они, напротив, даже должны быть специально предупреждены о том, что в случае согласия давать показания их показания "могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу" (п. 2 ч. 4 ст. 46, п. 3 ч. 4 ст. 47 УПК РФ). Данное положение имеет конституционно-правовую природу, так как "никто не обязан свидетельствовать против себя самого" (ч. 1 ст. 51 Конституции РФ). Во-вторых, подозреваемый и обвиняемый не несут никакой ответственности за дачу ложных показаний. Существующий в российском уголовном процессе иммунитет подозреваемого и обвиняемого от уголовной ответственности за дачу ложных показаний также является континентальной спецификой. В англосаксонских странах выбор для обвиняемого является более жестким: либо отказаться от дачи показаний, либо дать правдивые показания и нести ответственность за дачу ложных показаний. Именно этим и объясняется тот факт, что в Англии или США обвиняемый дает показания исключительно в качестве ординарного свидетеля. Континентальная дифференциация показаний обвиняемых и свидетелей, напротив, связана с разными подходами к регламентации показаний обвиняемого (нет ответственности за дачу ложных показаний) и свидетельских показаний (такая ответственность имеется).

--------------------------------

<1> См.: Мотовиловкер Я.О. Показания и объяснения обвиняемого как средство защиты в советском уголовном процессе. М., 1956.

 

С сугубо доказательственной точки зрения разница между показаниями обвиняемого и подозреваемого невелика: регулирование здесь фактически тождественно. В то же время понятно, что речь идет о различных участниках уголовного процесса, поэтому показания подозреваемого чаще всего имеют место на начальных этапах движения уголовного дела и расследования (при задержании, сразу после возбуждении уголовного дела и т.п.). В судебных стадиях процесса ни о каких показаниях подозреваемого речь идти уже не может, так как такой фигуры, как подозреваемый, там уже просто нет, в силу чего при разрешении уголовного дела судом можно лишь ставить вопрос об оглашении показаний подозреваемого, данных в ходе предварительного следствия и дознания. В отличие от подозреваемого обвиняемый появляется в ходе (по окончании) предварительного расследования и сохраняет свой статус на протяжении всего дальнейшего уголовного процесса. Отсюда показания обвиняемого могут быть даны на следствии, непосредственно в суде или даже, допустим, в апелляционной инстанции. Именно поэтому регулирование вопросов, связанных с показаниями обвиняемого, является более обширным: многие из них возникают только в судебных стадиях уголовного процесса.

Так, следует различать: а) показания обвиняемого и б) его позицию по делу.

Позиция обвиняемого по делу представляет собой его отношение к обвинению и, по сути, сводится к утвердительному или отрицательному ответу на вопрос о том, признает ли он себя виновным. Доказательственного значения позиция обвиняемого по делу не имеет. Во-первых, здесь нет никаких сведений об обстоятельствах преступления (содержательной стороны), что не позволяет считать доказательством краткий ответ обвиняемого суду на его вопрос об отношении к обвинению. Во-вторых, позиция обвиняемого по делу выясняется вне рамок допроса, что также не позволяет отнести ее к показаниям обвиняемого в доказательственном смысле. Речь идет об автономном уголовно-процессуальном институте, лежащем за пределами доказательственного права, значение которого прежде всего проявляется в возможности дифференциации судебного разбирательства в зависимости от согласия обвиняемого с обвинением или отсутствия такового <1>. Так, например, применение гл. 40 УПК РФ допускается исключительно при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением.

--------------------------------

<1> О сравнительно-правовых корнях особого процессуального значения, придаваемого иногда позиции обвиняемого по делу, см. § 2 гл. 26 настоящего курса.

 

Показания обвиняемого - это содержательная информация (сведения), сообщенная им в ходе допроса дознавателю, следователю или суду и признаваемая доказательством (ч. 1 ст. 77 УПК РФ). В отличие от позиции обвиняемого по делу его показания институционально находятся в плоскости доказательственного права и являются видом доказательств. Но, давая в ходе допроса показания и отвечая на поставленные ему вопросы, обвиняемый также может, конечно, высказывать свое отношение к содеянному, признавать или не признавать вину и т.д. Поэтому в рамках доказательственного права также следует различать: а) показания обвиняемого, сопряженные с признанием вины (их иногда для краткости именуют "признанием вины"); б) показания обвиняемого, сопряженные с отрицанием вины. Можно сказать, что здесь мы имеем дело с классификацией показаний обвиняемого по содержательному критерию (в зависимости от отношения к содеянному). Практическое значение данной классификации заключается в том, что показаниям обвиняемого, сопряженным с признанием им своей вины, придается меньшая юридическая сила, чем всем остальным доказательствам. В соответствии с ч. 2 ст. 77 УПК РФ "признание обвиняемым своей вины в совершении преступления может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств". Иначе говоря, показания обвиняемого в форме признания вины могут использоваться для обоснования виновности обвиняемого только при их подкреплении другими доказательствами. Данное положение уголовно-процессуального закона является типичным и единственным для современного российского уголовного процесса примером применения метода отрицательной формализации доказательств <1>. Это необходимо в противовес действовавшему до Судебной реформы 1864 г. и характерному для инквизиционного уголовного судопроизводства правилу о том, что "собственное признание подсудимого есть лучшее свидетельство всего света" (ст. 1069 Свода законов 1832 г.). Если ранее речь шла о "царице доказательств", то сегодня, напротив, - о самом юридически слабом из всех возможных доказательств. Такой подход позволяет хотя бы отчасти преодолеть специальными юридическими методами все еще заложенную в подсознании многих (хотя уже полтора столетия нормативно не отраженную) фактическую переоценку доказательственного значения признания обвиняемым своей вины.