Февраль 2009 г. Дядя Коля Зверский Царь

 

На каникулы меня всегда возили в деревню. На все три месяца – с начала июня до конца августа. И обязательно – на машине. Своей машины у нас, конечно, не было, и дедушка каждый раз добывал какого-нибудь корявого чёрного мастодонта с закрытым кузовом, но без скамеек. Мы с сестрой сидели на коробках с консервами, цеплялись за борта и из гордости делали вид друг перед другом, что нас не тошнит. Мне это удавалось лучше, потому что меня действительно редко тошнило, а сестра к концу пути обычно была уже совсем задумчивая и зелёная; сидела, уткнувшись лбом в коленки, и только изредка всхлипывала на тему, почему же мы не поехали на электричке.

 

А на электричке было нельзя. Непременно нужна была машина. Чтобы увезти с собой все тюки и коробки с запасом продуктов на три месяца. Потому что в деревне в те времена продукты не продавались. Магазин - был, а продуктов в нём – не было.

 

Что продавалось в этом магазине, я сейчас уже толком не помню. Помню, что там точно продавались чеснок и водка. Связками чеснока были увешены все стены, как при угрозе большого нашествия вампиров, и там же, вдоль стен, стояли друг на друге ящики с белыми бутылками. А два раза в неделю на большой машине привозили хлеб. За хлебом немедленно выстраивалась очередь – каждый раз одинаково длинная, потому что давали по две буханки в одни руки: одну – чёрного и одну – белого. Нас тоже посылали в эту очередь, потому что запастись хлебом на три месяца всё равно было невозможно. И мы подолгу стояли в пахнущем чесноком и соломой дощатом пространстве, слушали рассудительный старушечий мат и стариковский табачный беззубый хохот и предвкушали, как поцелуем тёплую корочку. Почему-то мы всегда целовались с этими буханками. Кто ввёл такой обычай, совершенно не помню, но помню, что целовать их было не менее приятно и вкусно, чем потом есть.

 

Двух жителей деревни очередь всегда безропотно пропускала вперёд. Это были деревенские дурачки, оба – Коли, но притом совершенно разные. Вообще деревенские дураки бывают двух типов: блаженные и пророки. Первых любят и жалеют, вторых боятся и уважают. Коля Кылькин был блаженный. Он был ещё не старый, вечно пьяненький и вечно счастливый. Никаких буханок он сроду не брал, а каждый раз просил продавщицу отрезать ему горбушечку и налить стаканчик. Умилённо глядел на стакан, крестился на угол с чесночной связкой, светло улыбался и говорил:

— Ну, прими, Господи, не за грех, прими за лекарство!

 

Этим лекарством он лечился всю жизнь и дожил до глубокой старости, ничем не болея. Я его почему-то стеснялась и не любила, хотя он был кротчайшим созданием, в жизни никого не обижавшим. Зато другой Коля вызывал мой живейший интерес, смешанный с вполне объяснимым страхом и не вполне объяснимым восхищением. Этот Коля был не блаженный, а пророк. Вернее, мог бы стать пророком, если бы у него был дар речи. Но он был глухонемой. Глухонемой, бородатый и страшный. Он ходил по деревне со здоровенной суковатой палкой, сверлил попадавшихся на пути односельчан яростным пророческим взглядом и иногда нехорошо, угрожающе сопел. Он был страшный и злой. Вернее, не злой – грозный. Когда его соседка Маринка уходила в запой и переставала доить коз, а те мучились, таская за собой по деревне раздутые, как меха, вымя, дядя Коля приходил и лупил Маринку своей палкой, пока та не вставала и, матерясь, не шла доить. Иногда, не добудившись её, он доил их сам, а потом выливал ей молоко на голову. Он кормил всех забредавших к нему на двор собак, кошек, кур и прочую живность – так, что те потом отказывались возвращаться к хозяевам и зачастую так и оседали в его доме. Говорят, что раньше он был пастухом, и коровы слушались его без кнута. Я не видела в этом ничего удивительного, потому что не раз наблюдала, как он пасёт тех же коз. Те шли за ним по лугу, как пионеры за вожатым, по бокам бежали громадные злющие псы, повинующиеся каждому его знаку, и сам он, бородатый, в косматой, пахнущей мякиной безрукавке, тоже был как бы немножечко козёл. Главный козёл. Козлиный вожак. Я это видела очень отчётливо и почему-то находила это вполне естественным. И называла его про себя – Дядя Коля Зверский Царь. Я знала, что правильнее было бы сказать «звериный», но «зверский» мне нравилось больше – и по ритму, и по сути.

 

Он и вправду был зверский. Безумно страшный и безумно интересный, как из сказки. Хлеб, который он брал в магазине без очереди, он скармливал своей собачье-кошачьей ораве, иногда уделяя немного воробьям и воронам, тоже исправно дежурившим возле его палисадника. Старухи-соседки плевались, но не решались с ним бороться. Бог весть, какими чарами он наводил на всю деревню почтительный, почти мистический страх. Я, как и все, разделяла этот страх, но при этом почему-то необъяснимо, совершенно безотчётно и преданно любила этого Дядю Колю Зверского Царя. Почему, за что? – до сих пор не понимаю и объяснить не могу.

 

Мама предупреждала меня, чтобы я держалась от него подальше.

— Он, во-первых, психически нездоровый старик. А во-вторых, он человеконенавистник. Это человеконенавистничество в нём так проявляется, - Мама часто говорила со мной, как со взрослой, не заботясь о том, насколько правильно я её понимаю. – Бывает, что чем больше люди ненавидят других людей, тем больше они любят животных. Но это ненормально, так не должно быть. Надо всех любить, иначе это тоже какое-то притворство получается… И не вздумай его больше дразнить. А то он ударит тебя по голове, и будет сотрясение мозга.

 

А я и не думала его дразнить, видит Бог! Просто я за ним наблюдала. Это была такая игра. Я залезала в заросли репейника перед его домом и смотрела через дыру в заборе, что он делает. Как он кормит ворон, а они ходят по его плечам и по голове, как по полу. Как молча, подолгу разговаривает с курами, держа их на коленях и нежно поглаживая, а они слушают, прикрыв плёнкой глаза, и лица у них становятся серьёзные и совсем не такие глупые, как обычно. Как быстро, ловко плетёт корзины из ивовой лозы, а лоза как будто сама вырывается у него из рук и сплетается в жгуты и косы. Как переносит с места на место хромого поросёнка, у которого, Бог весть отчего, отнялись задние ноги; а поросёнок радостно хохочет и заглядывает ему в бородатое лицо.

— Мам, - говорила я вечером дома, - а дядя Коля у тёти Зины поросёнка отобрал. Она хотела зарезать, а он отобрал и себе взял. А она сперва ругалась, а потом отдала. Он больной потому что… поросёнок этот.

— Господи, какой ещё поросёнок? - вздыхала мама. – Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты к этому дяде Коле не ходила!

— Я к нему и не хожу… Мам.. А что он с ним будет делать, с поросёнком?

— Ну.. что делают с поросятами? Тоже зарежет, наверное.

 

Но я знала, что нет. Никогда Дядя Коля Зверский Царь не зарежет поросёнка. Тётю Зину – может зарезать, вполне. А поросёнка – нет. Это называется – чело-веко-нена-вист-ник. Очень длинное слово. Язык сломаешь.

 

Иногда во время моих наблюдений под дяди-Колиным забором меня обнаруживали его собаки и поднимали зверский вой и лай, а потом неслись к дяде Коле. Дядя Коля Зверский Царь немедленно хватал свою палку и, слегка прихрамывая, нёсся к забору со зверским лицом. Холодея от радостного ужаса, я вылетала из бурьяна, вся расцарапанная, в репьях и одуванчиковом пухе, и удирала во все лопатки по тёплой пыльной тропинке к своему дому. Он никогда не гнался за мной, но я лопатками чувствовала, что гонится, и летела с бешено колотящимся сердцем, не разбирая дороги. Это тоже была часть игры. Интересно, что Дядя Коля Зверский Царь как будто бы сознательно в ней участвовал. Во всяком случае, он ни разу не принял ко мне каких-либо серьёзных санкций и, кстати говоря, так и не заделал дыру в заборе. Я расценивала это как молчаливое согласие на продолжение игры и через денёк-другой опять шла подглядывать.

 

Дом Дяди Коли Зверского Царя был как раз рядом с магазином. Однажды кто-то пустил слух, что в магазин привезли мороженое. Невиданное дело: в деревне – и вдруг мороженое. Я выпросила у мамы денег и понеслась туда. Но слух оказался ложным: на полках не было ничего, кроме водки и чеснока. Даже буханок не было, потому что был не буханочный день. Очень ярко помню проткнувшее меня насквозь острое и безысходное разочарование. Дело было не в мороженом как таковом. А в том, что я уже настроилась на чудо и праздник. А ни того, ни другого не случилось. Хуже того – даже и не предвиделось. Помню, как я спускалась по разогретым солнцем магазинным ступеням, низко опустив голову. Потом подняла её – и увидела Зверского Царя.

 

Он тоже увидел меня и поманил пальцем. Я сразу сильно испугалась, но подошла. Потому что это был привычный, нестрашный страх. Почему-то – сама не знаю, откуда, но я знала, что он никогда не сделает мне ничего плохого. Он показал мне знаком, чтобы я ждала его у калитки. И я поняла и стала ждать. Через забор переваливалась уже отцветшая сирень с тёмно-зелёными, почти чёрными листьями. Пахло какими-то цветами и мёдом. Когда дядя Коля вышел, я поняла, почему пахнет мёдом. Он вынес мне мёда в громадной эмалированной кружке. Целую кружку до верха. Прозрачного, тёмно-коричневого, с золотыми прожилками, как мамино янтарное кольцо, через которое я вечером любила тайком смотреть на лампу.

 

Господи, какой у него был запах, у этого мёда! Ни в сказке сказать, ни пером описать. А ложки к нему не было. Вместо неё в кружке был обломок липовой ветки, без листьев и сучков. Я моментально догадалась, как надо действовать, взяла эту ветку и стала облизывать. Мёд был такой густой, что сразу облеплял её, как смола, и почти не капал мне на платье… И вкус его в сочетании со вкусом липовой коры, шершавой и слегка царапавшей мне язык, был совершенно неописуем. И я облизывала эту палку, и снова макала в кружку, и смеялась, а за забором ярились и хрипели дяди-Колины псы, но я их совершенно не боялась. Я знала, что он не разрешит им меня трогать.

 

После мёда очень захотелось пить, и я пила из колонки, брызгая ледяной водой себе на ноги. А надо мной на дереве сидел дяди-Колин знакомый воробей и говорил «чирик» с ударением на первый слог. Это был и мой знакомый воробей. Я узнала его по выговору. За весь июнь он так и не построил своего жилья и всё норовил пригласить своих женщин в опустевшее воронье гнездо, жуткое и корявое. Женщины вылетали оттуда, как пробки, и больше не возвращались. Вот уже чуть не половина лета прошла, а он всё так и не женился.

 

 

9 февраль 2009 г. "Это будет трудная и страшная охота", или Бедный Дюдик

 

Не успев донести до Туськи все наши наработки по теме обамового инспектора, я заболела, и почти две недели мы не общались. Даже по телефону. За это время они со своим приятелем Алёшкой успели сочинить свою версию похождений Огюстена Дюдика. Предлагаю её вашему вниманию.

 

«Давно. Жил полецеиский сыщщик Огюстен Дюдик. Огюстен Дюдик жил в маленьком горадке Париж. Он жил ва Франции. Он был негор мулад. Он был светло чёрной кориченневый. У него были глаза чёрно зелёнуи. У него волосы были курчеравои но не доплечеи. А только на голове. Он был студент овокадо. Он учился в полецейтцкои академеи. Он пошол работать в политцыю. Он болел пол года грипом. Он пошол на работу не сначало года а в серидинне. Он был в полетцеи новенькей. Над ним по этому смеялис. Его иногда обиджале. Не иногда а часта. Его обижале по томучто он был новенкей. Главныи коммиссар невелел полетцеискин его обижать. А они обижале всёравно. Огюстен Дюдик был храбрый и красивыи. Он ходил в кафе. Он ходил по французской улице. Каждый день. Он был смелый. Однаждый. В однои квартире переступики убили беднуйю старужку. Они убили старушку острами ножами. Вавсеи квартрире было всё поломанно. В кавартире было много крове на полу. В квартире старушке было много от печятков пальцов переступников. На полу вквартире были следы сапок. Ботинок. Всё бло большойе и грязное. Огюстен Дюдику велели полецеискии рас следовать. Кто убил. Они смеялись. Воры украли у страрушке деньги тримиллионна ев ро и золото 2 сунока. Огюстен дюдик внимательно рас глядел всё. Огюстен Дюдик пошол ксвоему другу. У Огюстена Дюдика был друг. Его звали каррбуддо. Он был опатный переступник. Он жил в тюрьме окало дома Огюстена Дюдика. Огюстен Дюдик часто ходил кнему в госте. Огюстен Дюдик и Крабуддо пили чай с француской выпечкуй. Каррбуддо сказал. Это перступнеки на лили кровь на полу. Это не кровь старушке. Это кровь переступнеки налили спецально чужую. Это не от петчядки пальцов. Они наставили не свои от печтатки пальцов. А чужийе. Они украли 3 миллинонна не старушке. У старушке небыло 3 миллинна евро. Она была бедная. Она была бес работаная. Переступнеки украли чужийе 3 миллионн и 3 сундока золото. Они запутали следы. Они как зайцы. Это будт труднойя и страшная охота. Огюстен Дюдик узнал проэто. Он очень рас строилса а плакать не стал. А стал думать целыи день и ночь».

________

 

Честное слово, я бы на его месте заплакала. Ситуация просто какая-то совершенно безнадёжная… Интересно, как бедный стажёр-инспектор из неё выпутается? Да ещё и под злорадный хохот своих вредных коллег, которые развели дедовщину прямо под носом у главного комиссара… Просто кошмар. Бедный Дюдик.

 

Только бы Туське этот сюжет не надоел. А то как-то хочется узнать-то, чем дело-то кончилось...

PS. Только что звонила Туське. Выяснилось, что студент овокадо - это студент, обучавшийся в университете Овокадо. Овокадо - это такая африканская страна. По-видимому, бывшая французская колония. А "опатный" преступник - это не "опасный", как я была уверена, а "опытный"! Вот оно как.

 

 

Март 2009 г.

 

 

Фрагменты из телевизионного сценария, редактируемого моей подругой

 

_________

 

Из характеристик некоторых персонажей

**

Варенин Сергей Львович. Лечащий врач. Психопаталог. В нужный момент проводит сеанс гипноза в зале суда.

 

Павленко Елена Петровна. Труп. Но выглядит моложе.

 

Семенова Мария Георгиевна. Призрак в поселке, снятый соседями.

 

2 сотрудника милиции. Можно 3, но лучше не надо. Лучше 1.

 

Бабенко Анатолий Сергеевич. Муж Бабенко, но не знает об этом. Бывший отец Ольги.

 

Климакова Лидия Васильевна. Утверждает, что шофер ее изнасиловал, но после этого ему удалось спастись.

 

Мареев Сергей Иванович. 30 лет. Крепкого, здорового телосложения. Все 30 лет он жил с одной мыслью, о мщении. Жажда мести помогла ему выжить все эти долгие годы.

 

***

 

Так бывает, что люди вдруг находят друг друга, и даже, не встречаясь, сразу начинают жить вместе.

 

Защита призывает учитывать тот факт, что подсудимый уже неоднократно проходил, через все стадии ада.

 

Мой клиент не сумасшедший, и не психопат, и нет оснований, доверять его показаниям. Если даже, что я полностью не исключаю, подсудимый мог находится в состояние сильного душевного волнения, не связанного с психическим заболеванием. То мы готовы доказать, что в это состояние он был привнесен умышленно.

 

ЗУБАРЕВ. Я убил свою жену. Я признаю. Я убил ее еще до того, как ее тело, нашли водолазы!

 

На днях моя дочь познакомилась с не со старым мужиком.

 

Он предложил ей, с ним встретиться, потом она еще раз несколько раз с ним виделась за деньги.

 

Диспетчер решил не связываться с водителем, пока, тот все еще находится в маршруте.

 

Я открыла дверь и выпрыгнула, к нему на руки. Как оказалось, это был бордюр.

 

Мы остановили такси. Водитель не обратил на это внимание.

 

В этом поганом такси часто ездили счастливые, молодые люди.

 

Все это время он ходил по городу с крупным штрафом, как рецидевист.

 

СУДЬЯ. И что вы сделали, когда увидели, в своем доме привидение?

БАБЕНКО. Отключил охранную сигнализацию.

 

Главный свидетель появился неожиданно, из пробки.

 

Нахождение в своей квартире человека, еще не доказывает, что он там был!

 

Мареева юридически пока нет. Но его видели 2 свидетеля.

 

Полгода, назад я выставил на аукцион браслет, но оказалось, что это изделие с двойным убийством.

 

СУДЬЯ. Свидетель вы можете занять место в зале суда. Что там у вас в руках? Адвокат защиты?

 

Инга, я люблю тебя, верь мне! Больше я за всю жизнь не скажу ни слова!

 

Сергей был добрый, военный да еще и врач!

 

Мареев хотел женится, только, чтобы уйти от реальности.

 

 

6 март 2009 г. Он для меня "Тарара" сочинил!

 

Любите ли вы музыку Сальери так, как я её люблю? Особенно – «Тарара». Особенно – в постановке Мартиноти 1988 года (Schwetzinger Festspiele)

 

Описывать это словами так же бессмысленно, как пытаться получить представление об этой опере, читая её либретто в трескучем и, по всей вероятности, весьма близком к оригиналу переводе Щепкиной-Куперник. Вообще читать либретто в отрыве от музыки и постановки – занятие смешное и неблагодарное, а уж в этом случае – и подавно.

 

Но как хороша постановка, люди! Как же она, ёлки-палки, хороша!

 

Пролог. Наивный и праздничный философский трактат в лицах и аллегориях. Жемчужно-серые, голубые и бежевые тона с вкраплениями бархатистого шоколада. Кружевная воздушная тяжеловесность позднего барокко, как она есть. Музыка хороша до того, что пересыхает в горле и кружится голова – от предвкушения. И, право слово, есть, что предвкушать.

 

Интрига сама по себе занимательна и где-то напоминает «Морского ястреба» Сабатини, явно написанного под впечатлением «Тарара». Условно-восточный тиран Атар похищает у одного из своих военачальников, Тарара, его жену – отчасти потому, что она ему понравилась, но главным образом ради того, чтобы нагадить самому Тарару, которого в последнее время как-то уж слишком сильно полюбил народ и, что ещё хуже, - армия. Тарар не знает о том, кто истинный похититель, и прибегает к своему государю за помощью и защитой. Изумительно поставленная и сыгранная сцена. Перед вальяжным и усатым Атаром тощий, как щепка, узкоплечий и всклокоченный Тарар выглядит, как мокрая дворняжка перед ротвейлером. Он по-детски обиженно плачет у ног господина и просит, чтобы тот помог ему найти и наказать похитителей. Атар, не скрывая удовольствия от происходящего, стыдит его за то, что он, его лучший солдат, распустил сопли из-за бабы, и в утешение предлагает ему любую красавицу из собственного сераля. А Тарар не видит и не понимает, что над ним глумятся. Он невероятно трогателен, почти комичен в своей уверенности, что найдёт сочувствие у господина, которому так долго и преданно служил. Ховард Крук, исполняющий эту партию, играет свою роль так, что невозможно оторвать от него глаз. И тот неуловимый момент, когда он встряхивается и вдруг из печальной дворняги превращается в обозлённого фокстерьера – блистателен. Как всё это можно сыграть, я просто не понимаю. А ведь при этом надо ещё и петь! И КАК петь, чёрт побери!

 

Впрочем, там все одинаково хороши. И Атар с его изумительным тяжёлым баритоном, и совершенно неподражаемый евнух Кальпиджи – некая вариация Фигаро, тайная и главная пружина всего действия, приводящая всё к благополучному финалу… И Астазия, жена Тарара, и верховный жрец с потрясающими бараньими рогами и козлиной бородой – все, абсолютно все бесподобны. Постановка не просто наполнена, а переполнена действием и жизнью. Ни намёка на пафос и одеревенелость при абсолютно классических костюмах и декорациях. Жесты, позы, ужимки, ухватки, постоянное и на редкость естественное переплетение пронзительной сентиментальности и мягкой самоиронии. И – море чувства. Живого, человеческого, ни на йоту не «условного» и не «оперного» чувства. Интрига развивается стремительно и на редкость логично:

(Прочитать целиком)