Глава 17. Перо и ещё раз перо

 

 

Третья неделя июня

Я не стала надолго откладывать разговор с приставом. События заставили нас заняться настоящей йогой, тем, как она по-настоящему работает, и я не собиралась позволить чему-нибудь незначительному, вроде необходимости питаться, встать на нашем пути. Кроме, того, мне не хотелось, чтобы Бузуку и его мальчишки и дальше подвергались из-за меня опасности.

— Господин, — тихо сказала я, дотронувшись до руки пристава. Он вздрогнул от неожиданности и злобно вытаращился на меня. — Мне нужно что-то есть, я хочу найти способ заработать на хлеб.

Он кивнул, и его глаза вспыхнули хищным блеском.

— Достаньте мне ткацкий станок — какой-нибудь старый, мне всё равно.

Пусть даже такой ветхий, как у старухи. — Он открыл рот, чтобы возразить, но я опередила его. Спасибо бабушке. — Если у меня в камере будет станок, я смогу делать настоящие хорошие коврики, как у нас дома, в Тибете. Они в пять раз толще, чем старухины, намного мягче и такие красивые, что просто трудно описать. Каждый из них принесёт вам больше денег, чем дюжина старых!

Пристав закрыл рот и задумался, подсчитывая в уме будущие доходы.

Он был жесток, а может быть, просто страдал, что чаще всего и порождает жестокость, но уж во всяком случае не глуп.

— Пожалуй, это можно устроить, — протянул он неуверенно.

— И ещё мне понадобится пряжа, много клубков разного цвета.

Он поморщился. Одно дело продать коврик, и совсем другое — толкаться с женщинами на рынке, копаясь в клубках шерсти.

— Вы можете послать кого-нибудь из мальчиков, господин, — послышался из-за стены голос Бузуку.

— Заткнись! — прорычал пристав, но по его глазам я поняла, что добилась своего.

Вскоре мальчики стали приносить мне в камеру отдельный поднос с едой, хотя, впрочем, куда меньший по размерам, чем тот, что доставался моему упитанному соседу.

На следующем занятии мы с комендантом некоторое время сидели в тишине, забирая и отдавая, чтобы помочь его подчинённым. Потом я целый час заставила его выполнять самые простые упражнения: разминать плечи, шею и суставы. Проделав всё и отдохнув, он выглядел бодрым и посвежевшим, но затем снова помрачнел.

— А это… это разве йога? — спросил он.

Я рассмеялась.

— По крайней мере, ближе к йоге, чем то, что вы раньше делали. Я решила начать с упражнений, которые вы, возможно, раньше где-то видели, ведь иначе вы могли бы подумать, что я на самом деле ничего не умею, и тогда моя книга была бы навсегда для меня потеряна, и… — Наступила неловкая пауза. — На самом деле это просто другая часть йоги,

— продолжала я. — Сегодня мы продолжим то, о чём говорили в прошлый раз, потому что оно лежит в основе йоги и помогает понять, как она работает. Если вы поймёте, ваша спина излечится, и вы — мы с вами — сможем вылечить и других.

Комендант внимательно рассматривал моё лицо. Потом сказал: — Я рад продолжить тот разговор. По правде говоря, когда я дома стал думать о вещах, которые только кажутся собой, то опять ничего не понял, а вчера, когда ты говорила о них, мне казалось, что понимаю.

Я кивнула. Так бывает с каждым, кто впервые сталкивается с этой ключевой идеей, но то, что он хотя бы поработал над ней сам, уже хорошо. Дальше будет легче. Я задумалась, пытаясь представить себе, что на моём месте сказала бы Катрин, ведь это была её любимая тема.

— Садитесь за стол, — сказала я наконец.

Мы устроились друг против друга. На столе лежал лист бумаги с неоконченным рапортом. Уж не про меня ли писал комендант? Рядом — глиняная чернильница и перо, такое же, как у нас дома — просто тонкая палочка из зелёного бамбука, заострённая с одного конца. Свежие палочки стояли рядом на полу в стакане. И так же, как моя дорогая Катрин, я взяла одну из них и показала своему ученику.

— Что это за вещь? — спросила я.

— Как что? Перо.

— Перо… и всё?

— Ну да, конечно!

— Само по себе?

— Разумеется. Как и любая вещь, — пожал плечами комендант.

— Ну вот, вы это и сделали, — заключила я.

— Что сделал? — недоумённо спросил он, бросив осторожный взгляд в сторону.

— Вы всё переиначили.

— Переиначил?

— Переделали. То есть, не вы, а ваш разум. В самом начале «Краткой книги» есть строчки, которые, пожалуй, важнее всего в этом собрании мудрости. Мастер говорит:

 

Йога учит, как не дать разуму

Переиначивать вещи.

I.2

 

— Я не пони…

— Му-у! Му-у! — Его слова прервало оглушительное мычание.

Я расхохоталась — впервые за несколько месяцев. В нашем скучном мире всё же осталось немного волшебства! Подскочив к окну, я выглянула наружу. Там была большая чёрная корова: задрав голову, она пыталась ободрать последние зелёные листочки с мангового деревца, росшего у самой стены.

— Караульный! Ко мне! — заорал комендант.

Тот мгновенно влетел в дверь, словно всё это время стоял позади неё и подслушивал.

— Господин? — вытянулся он, ожидая приказаний.

— Караульный, выйдите во двор и уберите оттуда животное.

Я ничего не слышу из-за этого рёва!

Молодой человек задумчиво почесал ногу и двинулся прочь. Я снова взглянула на корову: громадная, чёрная, с длинными ушами, напоминавшими вороньи крылья, и большим выменем.

Корова была чрезвычайно настойчива и полна энергии — такая уж точно лягнёт, да ещё и нагадит сверху.

— Господин, — попросила я, — пусть пока останется. Она нам понадобится.

— Понадобится? Да ведь она мешает! — возмутился мой прилежный ученик.

— Да-да, понадобится, — решительно кивнула я.

— Караульный! — позвал комендант.

— Господин? — гаркнул тот, снова появившись в дверях.

— Приказ отменяется! Пусть корова остаётся.

— Но, господин, она же съест последнее дерево… Так точно, слушаюсь!

— щёлкнул каблуками караульный, встретив суровый взгляд начальника.

— И ещё…

— Господин?

— Повернитесь кругом, выйдите отсюда, тихо закройте дверь, сядьте на скамейку напротив и ничего не делайте, совсем ничего — пока я вас не позову. Понятно?

— Так точно, господин! Сидеть и совсем ничего не делать. Слушаюсь!

— Караульный исчез, и мы с комендантом облегчённо вздохнули.

Я высунулась в окно, сорвала несколько мясистых листьев и бросила на землю, чтобы нашей гостье было чем заняться. Потом вернулась за стол и снова взяла в руку перо.

— Итак, ещё раз — это…

— Перо.

— И всё?

— И всё.

— Само по себе?

— А как же иначе?

— Теперь посмотрим. — То же самое когда-то произнесла Катрин, обращаясь ко мне. — Идите сюда.

Комендант вместе со мной подошёл к окну и выглянул наружу. Я бросила взгляд на его кудрявые чёрные волосы и крупные черты лица, только сейчас осознав, как похожи они с моим отцом. Сердце пронзила острая боль. Подумать только, целых три года — три долгих года я не видела своих родных!

Я прищёлкнула языком, подзывая корову. Она подняла голову и недоверчиво повела ушами.

— Ну, ну, я не трону тебя, — ласково проговорила я, — вот тебе ещё. — и протянула ей новое бамбуковое перо коменданта. Тот изумлённо поднял брови и открыл рот, чтобы остановить меня, но было уже поздно. Массивный язык мелькнул в воздухе и исчез, мгновенно слизнув предложенное лакомство. Послышался хруст, и корова уставилась на нас, ожидая продолжения. Я бросила ей ещё пару листьев и снова уселась за стол вместе с учеником. Потом вытащила из стакана новое перо.

— Ещё раз — что это?

— Перо! — воскликнул он, уже несколько раздражённо.

— И всё?

— И всё!

— Само по себе?

— Само по себе.

— Значит, и для коровы оно — перо?

Комендант озадаченно нахмурился. Он бросил взгляд на окно и нервно облизал губы. Потом неуверенно проговорил:

— Ну., не знаю, можно ли так сказать. Не думаю, что корова видит его… э-э… как перо.

— Вот именно! — с жаром воскликнула я, стараясь воспроизвести тон и выражение лица Катрин, её ясный и жёсткий взгляд, от которого хотелось плакать. — Разве не очевидно, что с точки зрения коровы это нечто иное — совершенно иное? Вы же понимаете: для неё это просто еда!

— Ну… да. Наверное… — промямлил комендант.

— Наверное? Или точно? Для неё это совсем не перо, согласитесь!

— В общем, конечно… То есть… Да, так и есть, — кивнул он.

— Итак, вы считаете, что это перо, а корова считает, что еда. Так кто же из вас прав? Еда это или перо? Что это на самом деле? — настаивала я.

Помолчав растерянно, он, наконец, ответил:

— Не знаю, можно ли сказать, что кто-то из нас прав. Корове кажется одно, мне — другое… Наверное, можно сказать, что всё зависит от того, кто смотрит. — Он взглянул на меня, ожидая реакции. Но от меня не так-то просто было отделаться.

— Так это всё-таки не перо?

— Ну… не для всех, скажем так.

— Значит, не только перо?

— В каком-то смысле, да, — согласился он.

— То есть, не перо само по себе, так? Иначе оно было бы пером и для коровы! Я права?

— М-м… Пожалуй… То есть, да, конечно, ты права, — кивнул он, напряжённо размышляя.

Пора было ему помочь. Я показала на исписанный лист.

— Что это за бумага?

— Рапорт, — удивлённо ответил комендант. — В столицу, для начальника.

— Просто рапорт? Сам по себе?

— М-м… нет, — покачал он головой. — Его написал я. Взял чистый лист, стал писать, и тогда он стал рапортом. Сам по себе он бы им не стал.

Я взяла в одну руку рапорт, а в другую — перо.

— Посмотрите, разве вы не видите? — Моё лицо горело, также, как лицо Катрин, когда она вела меня тем же путём. — Неужели вы не понимаете, что с пером всё происходит точно так же?

— Нет… не понимаю, — поморщился он, явно огорчённый тем, что не может разделить мой энтузиазм.

— Перо — оно такое же! Вы сами делаете его пером, потому что вы им пишете. Это просто тоненькая зелёная палочка, и больше ничего, но когда вы смотрите на неё и думаете о ней как о приспособлении для письма, тут-то она и превращается в перо… — Я сделала паузу, давая ученику возможность уловить мою мысль и продолжить её. И он оправдал мои ожидания.

— Ах, вот оно что! Ну да, конечно, теперь я понимаю… А корова… ведь она мыслит совсем по-другому — ну да, и её разум способен сделать из той же зелёной палочки только лишь еду! Если бы это было только перо, само по себе, тогда и корова не могла бы видеть в нём ничто другое — она и не подумала бы его съесть… — Комендант задумался, потом прошептал:

— Вещи не существуют сами по себе. Потрясающе! Никогда бы не подумал! — Он ещё помолчал, потом озадаченно спросил: — Но какое это имеет отношение к моей больной спине?

— Очень большое, — ответила я.

— Об этом позже? — улыбнулся он.

— Подумайте пока сами, — кивнула я и вернулась в свою тюрьму, которая уже становилась не совсем тюрьмой.

 

Глава 18. Там и здесь

 

 

Четвёртая неделя июня

— Вы помните, как я говорила о самой вредной мысли, которая запирает ветры в каналах и вызывает боль в вашей спине. Она ещё хуже, чем эгоизм, и, по существу, лежит в его основе. На самом деле именно эта мысль вызывает любую боль, физическую или душевную.

— Да, я помню, — кивнул комендант.

— Итак, что же это такое? Это тот самый образ мышления, который переделывает вещи, и Мастер говорит, что основная цель и смысл йоги — прекратить подобную практику.

— Ну… — задумчиво проговорил он, — остановить мысли, которые забивают каналы и вызывают проблемы со спиной и всем прочим — цель вполне понятная. В таком случае позы, то есть упражнения, которые для большинства людей и есть йога, просто помогают достичь этой цели — мы как бы стучим по трубам снаружи. В то же время мы прочищаем их изнутри, выправляя потоки мыслей-ветров…

— Так и есть, — подтвердила я, ожидая вопроса.

— Меня одно только беспокоит, — продолжал он. — Понятно, что сидеть в тишине и представлять, как забираешь чужую боль, а потом уничтожаешь её в своём сердце, очень полезно для внутренних ветров, поскольку они привязаны к мыслям. И дарить мысленно людям то, о чём они мечтают, тоже полезно. Однако я не вижу, какое отношение ко всему этому имеют рассуждения насчёт пера и рапорта. Ну, хорошо, мой разум заставляет меня считать бамбуковую щепку пером, а разум этой проклятой коровы заставляет её рассматривать ту же самую щепку в качестве десерта. Таким образом, перо оказывается совсем не тем, что я думал, а значит, я всё время мысленно переиначивал вещи, считая, что они существуют сами по себе, без моего участия, тогда как на самом деле они лишь то, чем их делает моё сознание. Но что из этого следует? С добрыми мыслями всё понятно, а как мне действовать тут? Что может помочь мне исправиться, как помогают, к примеру, позы?

Когда комендант закончил, мы оба внезапно осознали, насколько он продвинулся вперёд. За всё время беседы его рука ни разу не дотронулась до поясницы. Мешки под глазами почти исчезли, сон наладился. Вообще, симптомы выздоровления куда труднее заметить, чем, скажем, начавшуюся боль в спине. Вот почему заслуги учителей йоги так редко бывают оценены по достоинству.

— Вам следует увидеть всю картину целиком, — улыбнулась я, — и тогда мы сможем наметить план действий, направленных на основную причину вашей боли.

— Я думал, что всё дело в каналах, — сказал он. — Каналы, внутренние ветры, забитые трубы и так далее. Разве не в этом основная причина?

— Есть причины, и есть причины причин, — ответила я. — Надо двигаться вглубь, тогда мы доберёмся и до основной. Давайте-ка начнём с самого начала — с материнской утробы.

Комендант внимательно слушал, пристально глядя мне в лицо.

— Итак, — продолжала я, — худший из способов мышления — думать, что вещи могут существовать сами по себе. Это и есть то, что Мастер называет «неправильным пониманием мира». Оно хуже всего, потому что само засоряет наши внутренние каналы и вдобавок вызывает другие плохие мысли, которые приводят к тому же самому, а закупорка каналов и вызывает все наши болезни, физические и душевные. В первую очередь вам надо понять, что привычка переиначивать всё окружающее есть у нас с самого рождения. Каждый получает её ещё в утробе матери.

Фактически она тонко, почти незаметно направляет наше развитие, порождая уже на этой ранней стадии места закупорки каналов, поверх которых нарастает наша плоть…

— Подобно тому, как иней нарастает на ветвях дерева, повторяя их форму, — закончил за меня мой блестящий ученик.

Я одарила его сияющей улыбкой и продолжила:

— И уже в утробе, по мере того, как у нас появляются первые мысли, порождённые ощущениями тепла и тесноты, этот вредный способ мышления входит в привычку и заражает все мысли и ощущения, которые у нас возникнут в течение всей последующей жизни.

И только потом, когда он из зародыша превращается в существенный и активный элемент нашего сознания, мы даём ему специальное название — «самость» или «отдельность». Мастер так говорит об этом:

 

Самость — это когда Сильное впечатление

У того, кто видит что-то,

От того, что он видит,

Вызывает ощущение,

Что каждый — сам по себе.

II.6

 

 

— Э-э, — протянул комендант, — как-то уж очень сложно…

— Это только так кажется. Я пока не буду объяснять, а вы не ленитесь, подумайте сами и объясните мне, что, по-вашему, имел в виду Мастер.

Молчание длилось довольно долго — мой ученик мучительно размышлял над тем, как он воспринимает окружающий мир. Бесценный момент в его жизни — не каждый человек, достигший зрелости, даёт себе труд задуматься о таких вещах.

— Кажется, я понял, — произнёс он наконец, заставляя себя привыкнуть к новой для него мысли.

— Я слушаю, — тихо сказала я.

— Ну… наверное, всё дело в силе впечатления — Мастер так и говорит.

Когда ты в первый раз взяла перо и спросила меня, что это, я понятия не имел, что мой разум способен выкидывать такие штуки, то есть, делать простую палочку пером. Оно просто было там, — он показал на перо, лежавшее на столе, — а я здесь. — Его рука притронулась к груди. — Поэтому мы — перо, на которое я смотрел, и я, который смотрел на него — казались как бы… ну., сами по себе, отдельно друг от друга. Чувство отдельности было таким сильным… В общем, пока ты не проделала свой фокус с коровой, я не мог осознать, что только мой разум делает перо пером, тогда как в сознании коровы оно может быть лишь пищей.

— Замечательно, я и сама не смогла бы сказать лучше! — воскликнула я.

— Теперь поразмышляйте ещё недельку, вам надо это как следует переварить.

— To есть, пережевать? — усмехнулся он. — Не превратиться бы в корову…

Я окинула его холодным взглядом, одним из взглядов Катрин.

— Постарайтесь поймать себя в тот момент, когда будете переиначивать вещи. Почаще напоминайте себе, что только наш разум заставляет нас видеть их такими. Они находятся в стороне от нас — там или здесь, — я показала рукой, — и поэтому мы думаем, что они таковы сами по себе, отдельно от нашего сознания… Попробуете?

— Попробую, — ответил комендант.

Его успехи так меня порадовали, что я отпраздновала этот день, доведя его упражнениями до седьмого пота. Впрочем, то, что учителю кажется удовольствием, не всегда приятно ученику. Вещи не всегда бывают тем, чем кажутся.