Т. Карлейль. Отрывок из книги «Этика жизни». Глава «Труд».

Рихард фон Фолькман. Старая мельница.

В давние старые времена в Тюрингии, близ Аполды, была старая мельница. Она выглядела как обычная кофейная мельница – с той лишь разницей, что была гораздо больше, и ручка у нее была не наверху, а сбоку. Эта мельница обладала удивительным свойством. Если в ее верхнюю часть заходила немощная морщинистая старуха, горбатая, без волос и зубов, то внизу она выпрыгивала молодой, краснощекой, нарядной девицей. Когда мельница работала, внутри нее что-то щелкало, скрипело и вскрикивало, как от боли.

Когда же молодая девчонка появлялась внизу, то у нее спрашивали, не страшно ли было перемалываться. А она отвечала весело:

– Что вы, ничуть. Это все равно что проснуться спозаранку. Ты хорошо выспалась, за окном светит солнце, поют птицы, шумят деревья. Потянешься – только косточки хрустят.

В одной глухой деревушке далеко от Аполды жила дряхлая старуха, которая слышала об этой мельнице, но никак не могла собраться, чтобы сходить туда. Однако ждать дольше было нельзя – вот-вот смерть придет. Собралась старушка и пустилась в дальний путь. Шла она долго, старые больные ноги еле несли ее, одолевали и кашель, и боль в спине, но она брела и брела вперед. Наконец пришла она к чудо-мельнице.

На скамье у мельницы сидел мельник – молодой парень. Засунув руки в карманы, он покуривал трубку, пуская кольца в небо.

– Нельзя ли мне, господин мельник, снова сделаться молодой? – спросила старушка. – Говорят, ваша мельница это делает.

– Правду говорят, – сказал мельник. – Как зовут тебя?

Старуха назвала свое имя.

Мельник зашел в мельницу и вынес оттуда большую толстую книгу.

– Сколько возьмете с меня? – полезла старуха за деньгами.

– Перемолка ничего не стоит, – ответил мельник. – Но вот здесь ты должна поставить свою подпись.

– Подпись? – перепугалась старуха. – Свою душу отдать в услужение дьяволу? Ну нет. Я набожная женщина и все же надеюсь попасть на небо.

– Что ты, бабка, – засмеялся мельник. – Какой дьявол? С этим у нас все чисто. Но в этой книге с точностью по дням и по часам записаны все прегрешения, какие ты совершила в жизни. Ты должна подписаться, что, когда перемелешься, повторишь их все снова.

Мельник посмотрел на опешившую старуху, заглянул в книгу и сказал насмешливо:

– С шестнадцати до двадцати шести лет записи идут густо, не по одной странице, к сорока годам поменьше, после сорока опять густо, ну а к старости – тут редко.

Старушка покачала головой и жалобно попросила:

– Нельзя ли там хоть кое-что повычеркнуть, милый господин мельник? Хотя бы только три строчки. Я скажу, какие. А то повторить все снова – это ужасно!

– Нет, – ответил мельник. – Только с таким условием работает мельница.

– Закройте вашу книгу, – недовольно сказала старуха. – Такая перемолка мне не подходит. Это все равно что переливать из пустого в порожнее. – И она побрела в родную деревню.

Когда старушка вернулась домой, вся деревня сбежалась смотреть на нее, помолодевшую.

– Бабушка, – удивлялись все, – вы такой и вернулись, какой ушли. Мельница изломалась или о ней все врут?

– Нет, не изломалась, и правду говорят о ней, – отвечала путешественница за молодостью. – Да не зря говорится: сколь ни мели, не получится из ржи пшеничная мучица.

К вопросу №9:

Т. Карлейль. Отрывок из книги «Этика жизни». Глава «Труд».

Есть что–то облагораживающее и даже свяшенное в труде. Как бы ни был человек погружен в мрак ночи, как бы мало ни думал он о своем высоком призвании, на него все еще следует возлагать надежды, покуда он действительно серьезно трудится; лишь в праздности — вечное отчаяние. Труд, как бы он ни был низок или корыстен, всегда тесно связан с природой. Уже одно желание трудиться ведет все ближе и ближе к истине, к тем законам и предписаниям природы, которые суть истина.

«Познай самого себя!» — твое бедное я долгие годы промучило тебя, но ты, по–моему, никогда не сумеешь «познать» его. Не считай же своей задачей познание самого себя, потому что ты представляешь собою существо, которого тебе никогда не познать. Познай же, над чем ты можешь трудиться, и работай, как Геркулес! Ничего лучшего не может быть для тебя.

Говорят: «Значение труда не поддается учету». Человек совершенствуется при помощи труда! Пространства, заросшие сорной травой, расчищаются, на их месте появляются чудные нивы, воздвигаются дивные города, и сам человек перестает быть пашней, заросшей плевелами, или бесплодной, чахлой пустыней. Вспомните, что даже самый низменный труд в известной степени приводит душу в состояние истинной гармонии.

Сомнения, страсти, заботы, раскаяние, разочарование, даже уныние — все эти исчадия ада мучительно осаждают душу бедного поденщика точно так же, как и всякого другого человека. Но стоит лишь человеку свободно и бодро приняться за труд, как все они умолкают и, ворча, прячутся по своим конурам. Человек становится воистину человеком. Священный жар труда похож на очистительный огонь, истребляющий любой яд, сквозь самый густой дым дающий светлое, чистое пламя!

Видели ли вы когда–нибудь, как вертится гончарный станок? Бесформенные комья глины одним только быстрым вращением превращаются в красивые, круглые сосуды. Представьте же себе самого прилежного в мире горшечника, но без станка, поставленного в необходимость изготовлять посуду или, вернее, безобразный брак, формуя глину руками и затем обжигая ее!

Таким горшечником явилась бы судьба по отношению к душе человека, если бы та захотела отдыхать, расположиться поудобнее, не работать и не кружиться. Из ленивого, неподвижного человека самая благосклонная судьба, подобно самому старательному горшечнику без станка, не создаст ничего, кроме брака. Сколько бы судьба ни потратила на него дорогих красок и позолоты, он навеки останется лишь браком. Из него никогда не получится сосуд, а выйдет только неустойчивый, безобразный, кривой, косоугольный, бесформенный брак; раскрашенный и позолоченный сосуд бесчестья! Пусть подумают об этом ленивые.

Надо жить, а не прозябать!

В каждой истинной работе, хотя бы то было просто рукоделие, есть что–то божественное. Труд обширный, как земля, упирается вершиною в небо. Труд в поте лица, в котором принимают участие и мозг, и сердце, труд, породивший вычисления Кеплера, рассуждения Ньютона, все знания, все героические поэмы, все совершенные на деле подвиги, все страдания мучеников, до «кровавого пота смертных мук», признанных всеми божественными, о братья! если это — не молитва, тогда молитву надо пожалеть, потому что это — самое высокое, что до сих пор известно нам под Божьим небом.

Что касается вознаграждения за труд, то можно было многое сказать по этому поводу, и многое еще скажут, многое еще напишут об этом…

Мне хочется сделать только одно замечание по отношению к решению этого затруднительного вопроса о вознаграждении: награда за всякое благородное дело дается на небе либо нигде. Ни в каком банке на свете тебе, героическая душа, не учтут твоего векселя.

Но нужна ли тебе, собственно говоря, награда? Разве ты стремился к тому, чтоб за свой героизм набить себе брюхо лакомыми кусками, вести пышную, комфортабельную жизнь и получить в сем мире или в ином то, что люди называют «счастьем»? Я за тебя отвечаю с уверенностью: нет. Вся духовная тайна новой эпохи в том и заключается, что ты со спокойной головой от всего сердца можешь за себя решительно ответить: нет!

Брат мой, мужественный человек должен подарить свою жизнь. Подари ее, советую тебе; или ты ждешь случая приличным образом ее продать? Какая же цена, примерно, удовлетворила бы тебя? Все творения в Божьем мире, все пространство во вселенной, вся вечность времен и все, что в них есть, — вот что ты бы потребовал, и на меньшее ты бы не согласился, в этом ты должен сознаться, если хочешь быть правдивым. Твоя жизнь — всё для тебя, и взамен ее ты пожелал бы себе всё.

Никогда ты жизнь свою или хоть часть своей жизни не продашь за надлежащую цену. Подари же ее по–царски; пусть ценой ее будет ничто. Тогда окажется, что ты в известном смысле получил за нее все! Человек с героической душой (а разве не всякий человек — дремлющий герой?) должен так поступить в любое время и при всяких обстоятельствах.

…В сущности говоря, мы совершенно согласны со старинными монахами: молиться значит трудиться. Во многих отношениях истинный труд на деле оказывается настоящей молитвой!

ВОПРОСЫ

1.Прокомментируйте следующие слова Т. Карлейля:

«Глупые люди полагают, что раз наказание за злое дело не последовало тотчас же, то здесь на свете нет справедливости, а если есть, то лишь случайная. Наказание за злое дело задерживается иногда на несколько дней, иногда на несколько столетий, но оно так же верно, как жизнь, так же неминуемо, как смерть!»