ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои вымышленны и достигли возраста 18 лет. Автор: СеверноеСердце Бета/гамма: Dilrukesh Жанр:Романс Отказ: герои мира Гарри Поттера принадлежат Джоан Роулинг

Цветы папоротника

Автор: СеверноеСердце
Бета/гамма: Dilrukesh
Жанр: Романс
Отказ: герои мира Гарри Поттера принадлежат Джоан Роулинг.
Рейтинг: R
Саммари: В волшебном мире все немного похоже на сказку, поэтому сказке легко стать былью, особенно в ночь на Ивана Купала.
Комментарии: фик написан на Битву Ордена Роз и Лиги Драконов. Постхогвартс. Игнор эпилога.
Предупреждение: нет
Размер: миди
Статус: закончен

ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои вымышленны и достигли возраста 18 лет.

 

 

В небольшом английском городке Хинкли, где ухоженные двухэтажные домики с зелеными двориками как две капли воды похожи друг на друга, а каждый житель знает по именам всех соседей на трех окрестных улицах, стояла тихая летняя ночь. В большинстве домов уже давно погас свет, и только молодой месяц освещал черепичные крыши мягким серебряным светом. Маленький городок, погруженный в сладкую дрему, дожидался утра, и, казалось, на тысячи миль вокруг не найдется ни одной бодрствующей души. Но вот за четверть часа до полуночи в домике, одиноко примостившемся на самой окраине и скрытом от любопытных глаз живой изгородью из кустов жасмина и сирени, зажегся свет, всполошив уснувшую в укромном уголке сада лисицу. Рыжая гостья воровато оглянулась, принюхалась к возможной опасности и не нашла вокруг себя ничего необычного, но все же решила убраться в густые заросли травы, подальше от человеческих жилищ.

В доме тем временем кипела жизнь. Его обитатели, несмотря на поздний час, суетились и ходили из одной комнаты в другую, иногда рассеянно запинаясь за ковры или высокие порожки.

— Дорогая, посмотри, спят ли дети, а я пока соберу все необходимое, — послышался глубокий низкий голос со стороны кухни.

Молодая ведьма в длинном белом сарафане, стоявшая у зеркала в прихожей и расчесывавшая густые темные волосы, слегка улыбнулась, услышав мужа. Кому-то другому могло бы показаться, что в прозвучавшей фразе не было ничего особенного, но за двенадцать лет супружества женщина научилась без труда читать эмоции любимого, и сейчас с уверенностью могла сказать, что он очень взволнован. Она прекрасно знала, что с педантичностью супруга все необходимое было собрано еще вчера утром, а сейчас ему просто необходимо несколько минут уединения перед важным путешествием. Признаться, женщина и сама была взволнована, ведь сегодняшняя ночь была для них особенной…

Из водоворота приятных воспоминаний ее вырвал звук неуклюже шлепавших по ступенькам босых ножек. Ведьма обернулась и увидела свою маленькую дочурку, спускавшуюся по лесенке в пестрой оранжевой пижаме, сползающей с одного плечика, и сонно потиравшую карие глазки.

— Мамочка, вы уже уходите? — пролепетала девчушка, преодолев последнюю ступеньку, и потянулась к маме.

— Да, как только твой папа закончит собираться, — с улыбкой произнесла женщина и, подняв дочку, крепко прижала ее к груди. — А ты почему не спишь, Лукреция?— строго обратилась она к малышке, уютно примостившейся на ее руках, и мягко поправила несколько кудрявых локонов, упавших девочке на лицо. Только тогда она заметила, что лоб дочери горячий и немного влажный, а на щечках неестественно яркий румянец.

— Ты хорошо себя чувствуешь, солнышко? — уже без намека на строгость спросила встревоженная мать.

— Хорошо, только мне жарко и я пить хочу, — жалобно проговорила Лукреция, подняла на маму большие карие глаза и серьезно добавила, — Только не говори папе, что я так поздно не спала, а то он расстроится

— Я не скажу, если ты быстренько вернешься в постель и выпьешь перцовое зелье, договорились?

Девочка отцовским жестом поднесла пальчик к губам, обдумывая предложение, а потом кивнула и аккуратно сползла на пол. Добежав до середины лестницы, малышка обернулась и тоненьким просящим голоском прошептала:

— А ты принесешь мне шоколадного молока?

Молодая мама тихо рассмеялась: когда ее дочь строила жалобную мордашку и говорила таким тоном, ни она, ни ее муж, ни даже старший сын, обычно не потакающий капризам сестры, были не в силах отказать этой хитрой крохе.

Налив в стакан шоколадного молока и добавив в него пару капель бесцветной настойки левкоя с медом, ведьма посмотрела на часы. До полуночи оставалось еще десять минут, мужа на кухне не было и ей не хотелось его понапрасну торопить, поэтому она решила посидеть с дочерью, пока та не уснет.

Лукреция лежала в своей кровати и послушно дожидалась своего молока. Иногда она казалась настоящим ангелом, хотя все прекрасно знали, что в этой девочке живет тысяча неугомонных чертят.

— Ну что, теперь ты готова уснуть? — ласково спросила женщина, присаживаясь на край кровати дочери и поправляя одеяло.

— Угу, а ты расскажешь мне сказку?

— Какую ты хочешь?

— Мою любимую!

— Опять? Ну, слушай! В далекой волшебной стране жила-была девочка…

Едва женщина начала свой рассказ, как малышка звонко расхохоталась. Мама тоже весело улыбнулась, ведь точно знала, что будет дальше и специально поддразнивала дочку.

— Нет же, мамочка, не эту сказку! Расскажи про то, как вы с папой влюбились!

На кругленьком личике Лукреции появилось мечтательное выражение, а карие глаза заблестели от любопытства, когда мама, наконец, приступила к любимой истории.

— Это было мое первое лето после окончания школы. В тот год мы с дядей Гарри и дядей Роном почти не учились.

— Потому что вы боролись с самым плохим волшебником! — со знанием дела уточнила девочка.

— Да, мы боролись с плохим волшебником, и почти весь год жили в палатке. Но это не помешало нам учить уроки, поэтому после Победы мы вернулись в школу и сдали все экзамены.

Здесь Гермиона немного кривила душой: она-то действительно много училась в тот год, а вот Гарри и Рону экзамены зачли просто как главным героям магического мира. Но разве стоит упоминать об этом, рассказывая сказку четырехлетнему ребенку?

— А потом мы отправились в Нору на каникулы.

Лукреция серьезно кивнула. Раньше, когда мама рассказывала ей про Нору, девочка представляла себе большую, вырытую под огромным деревом берлогу, в которой почему-то жили мамины друзья. Но прошлым летом, когда они с мамой побывали в там в гостях, оказалось, что Нора — обычный, разве что немного кривой забавный домик, и теперь она слегка стыдилась своей непонятливости.

— Не успели мы опомниться, как пришло время чудесного праздника — Ивана Купалы. Его отмечают волшебники во всем мире двадцать первого июня. Молодые ведьмы в эту ночь — самую короткую ночь в году — купаются в речке, разжигают костры и плетут венки из особенных цветов, взрослые волшебники собирают целебные травы, из которых варят лечебные отвары и зелья. А в полночь расцветают цветы папоротника, и тот, кто сумеет их найти и сорвать, обязательно найдет свое счастье.

— И вы с тетей Джинни пошли в лес искать цветы? — нетерпеливо переспросила девочка. Она знала эту историю наизусть и торопилась услышать самое интересное.

Гермиона же, наоборот, с удовольствием вспоминала каждую, даже самую незначительную деталь того вечера, так ясно отпечатавшегося в памяти, словно это было вчера…

***

День был жарким и бесконечно долгим. С самого утра все были заняты приготовлениями к празднику. Братья Уизли собирали хворост — для купаловских костров подходят далеко не все ветки, и собирать их нужно обязательно, без помощи магии. Дело шло медленно, ведь ребята не хотели отходить далеко от речки, спасаясь от жары частым купанием. Миссис Уизли как всегда хлопотала по дому, а Гермиона и Джинни с самого утра отправились на Косую Аллею за покупками.

Витрины магазинов в этот день поражали разнообразием совершенно необычных товаров. Гермионе впервые приходилось встречать Ивана Купала в магическом мире, и масштабность приготовлений к празднику не могла ее не впечатлить. Такого столпотворения на Косой Аллее не бывало даже перед первым сентября или Рождеством. Разглядывая все вокруг, девушка и не заметила, как они подошли к магазину одежды мадам Малкин. Ее очень удивило, что вместо привычных модных мантий всевозможных цветов и фасонов всю витрину занимали почти одинаковые белые льняные сарафаны.

— О, вот этот просто волшебный! — восторженно вскрикнула рыжеволосая ведьма, сопровождавшая Гермиону в походе по магазинам.

— Джинни, по-моему, они все одинаковые, — с искренним недоумением ответила мисс Грейнджер. Она действительно не видела никакой разницы между нескольких десятков свободных белых одеяний, хотя если верить ценникам, разница была весьма существенна.

—Сорок галеонов? — пораженно выдохнула она, взглянув на ценник от сарафана, который рассматривала младшая Уизли. — Это немыслимо! Ты уверена, что нам действительно нужно это брать?

— Гермиона, это наш первый настоящий праздник как взрослых ведьм, и я не собираюсь испортить все только из-за нескольких лишних галеонов! В конце концов, этой ночью может решиться твоя судьба, так что не время мелочиться.

По выражению лица Джинни было ясно, что споры бесполезны. С тех пор, как война с Волдемортом закончилась, финансы семейства Уизли существенно приумножились, и родители с братьями считали своей обязанностью побаловать единственную девушку в семье. Так что у Джинни не было необходимости экономить. В ее глазах, полных решимости, легко читалось нежелание упустить свою зеленоглазую судьбу, и, раз она все равно настоит на своем, Гермиона решила смириться с неизбежным, и положиться в выборе на мнение подруги. Джиневра долго и серьезно что-то обсуждала с мадам Малкин, перебирая гору белых одежд, пока не остановила свой выбор на легком сарафане длиной чуть ниже колена с тонкой вышивкой четырехлистного клевера по подолу — символом успеха и богатства. Для подруги она выбрала сарафан с тонким поясом под грудью и длиной до щиколоток. На пояске и по краю юбки были вышиты необычные алые цветы, которых Гермиона никогда раньше не видела. На ее заинтересованный взгляд мадам Малкин с гордостью произнесла:

— Цветы папоротника! Очень редкая модель.

В учебниках по травологии Гермиона, конечно, встречала описание цветов папоротника, их лечебные и магические свойства, а так же некоторые символические значения этого растения, но нигде не встречала его изображений. В магическом мире цветок папоротника был олицетворением тайной, сокрытой от глаз силы и красоты, а так же символом вечной любви и преданности.

Кроме сарафанов девушки выбрали шелковые ленты разных цветов чтобы, как объяснила Джинни, повязать на запястья и вплести в волосы. Младшая Уизли взяла для себя оранжевые — под цвет ее волос и зеленые — как цвет глаз Гарри, а Гермионе достались белые и красные, в тон наряду и вышивке на нем.

Дальше по плану следовал поход по десятку разных лавочек с зельями, ароматическими маслами, диковинными сосудами и оберегами, назначения которых магглорожденной ведьме было неизвестно. Она даже немного пожалела, что не уделяла должного внимания традициям и обрядам магического мира, довольствуясь исключительно научной литературой. Когда уставшие подруги вернулись в Нору, солнце уже клонилось к горизонту, освобождая землю от утомительного летнего зноя.

На пороге девушек встретила взволнованная миссис Уизли. Такой воодушевленной и вместе с тем растерянной мать многочисленного рыжеволосого семейства Гермиона видела только в день свадьбы Билла и Флер. Разглядывая покупки, она выглядела такой растроганной, что, казалось, вот-вот заплачет.

Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, напоследок раскрасив небо пестрыми красно-золотыми полосами, всех мужчин из дома выдворили на улицу под предлогом того, что пора очистить поляну у реки и сложить костры, после чего дом погрузился в таинственную атмосферу древнего волшебства. Несмотря на то, что было довольно тепло, миссис Уизли разожгла все камины в доме, добавляя в огонь пахучие ветки можжевельника и кору вишни, отчего воздух наполнился чудесным ароматом. Вскоре к нему добавились нотки ароматических масел, выплеснутых в деревянные купальни, больше напоминавшие бочки, чем ванны. Ведьмы молча окунулись в сладко пахнущую воду, после чего маслами была щедро умащено все тело от пяток до кончиков ушей.

Гермиона первой закончила натирать кожу и взялась было за одежду, когда самая младшая из ведьм со смехом заметила:

— Нет, Гермиона, под это платье нельзя надевать белье.

Девушка подумала, что подруга просто решила подшутить над ней — белая льняная ткань была очень тонкой, и под ней легко угадывались все контуры тела, но снисходительная улыбка миссис Уизли заставила ее отложить трусики и натянуть сарафан на голое тело. Когда Джинни то же и Молли тоже оделись, они начали напевать забавную песенку о девушке, плетущей венок для своего любимого, и смущение, мучавшее Гермиону, потихоньку развеялось. Под незамысловатую мелодию миссис Уизли вплетала в длинные рыжие волосы дочери шелковые ленты с витиеватым орнаментом, и впервые в жизни Гермиона пожалела, что ее мать не была ведьмой — столько сакральной силы и волшебства было в простых движениях рук Молли. Заметив грусть в глазах Гермионы, миссис Уизли подошла к ней и шепнула на ушко:

— Ну что ты, не грусти. Ты же нам с Артуром совсем как родная, а когда вы с Роном поженитесь, ты станешь одной из Уизли.

Женщина стала аккуратно перебирать непослушные кудри Гермионы, вплетая в них алые и белые ленты, и, убаюканная ее неторопливыми ласковыми руками, девушка позволила себе поверить, что быть одной из Уизли — это именно то, чего она хочет, а значит, все будет хорошо…

А на темном небе уже зажегся серебряным серпом вершитель судеб молодой месяц. В окружении несчетного количества звезд его таинственный свет разгорался все ярче, расстилая по высокой траве тонкую дорожку, уводящую куда-то в темную чащу леса. Три ведьмы в белых сарафанах медленно вышли из дома, держа плетеные корзины, и направились к кромке леса, туда, куда указывал путь месяц.

Удивительно, но никогда еще Гермиона не чувствовала себя такой красивой и сильной, как в этом простом белом одеянии, с убранными лентами волосами. Она невесомо ступала босыми ногами на мягкую траву, и капельки росы, холодили кожу. Девушке казалось, что стоит ей оттолкнуться от еще теплой земли и раскинуть руки, как она взлетит в это бесконечное чернильное небо, впервые отдаваясь полету без страха и сомнения. А вокруг стояла тишина, такая густая, что казалось ее можно было потрогать руками. Ни птицы, ни лягушки, ни надоедливые цикады не решались подать голос, и только кроны деревьев, да цветы с травами перешептывались друг с другом, и в их безмолвной беседе, если прислушаться, можно было различить совсем человеческую речь.

Древний темный лес манил ароматами мха, диких цветов и тайны. В эту ночь под каждым листочком и травинкой был запрятан осколочек великого волшебства, не подвластного никому из живущих, но дарящего частицу себя каждому, кто готов открыть для него свое сердце. Лунная дорожка уходила все дальше и дальше в чащу, и когда лес стал более густым, она словно ожила и стала вилять, огибая заросли кустарников и крапивы, позволяя ведьмам беспрепятственно продвигаться по невысокой мягкой траве. По пути женщины обменивались шутками, пели и иногда останавливались, чтобы собрать в корзины целебные травы, обладающие в эту ночь особой силой. Вот впереди показалось огромное сухое дерево, ветви которого раскинулись на много метров во все стороны. Лунная дорожка упиралась прямо в лесного великана, но когда ведьмы подошли поближе, то увидели, что здесь тропинка раздваивается и идет в разных направлениях.

— Ну что же девочки, дальше вы сами выбирайте дорогу, а я подожду вас здесь. — с загадочной улыбкой произнесла миссис Уизли и опустилась на сухой пенек под деревом.

Джинни, недолго думая, побежала по тропинке, уходившей влево от лесного стража. Гермиона сначала хотела броситься вслед за подругой, но, поразмыслив, повернула в противоположную сторону и устремилась по направлению, указываемому серебряным светом молодого месяца.

Она шла тихонько, стараясь не потревожить звуком шагов эту волшебную тишину, а лунная тропа становилась все тоньше и извилистей, и только в шелесте листьев иногда различалось тихое «Сюда… скорей… сюда…». Гермиона, не привыкшая так долго ходить пешком, уже сильно подустала и хотела повернуть назад, когда вдруг обнаружила, что серебряная нить лунного света исчезла, и она оказалась в кромешной тьме. Даже звезды на небе, казалось, погасли в одну секунду, или, может, просто спрятались за густыми кронами деревьев, закрывавшими небо. Девушка уже не на шутку встревожилась и пожалела, что оставила волшебную палочку на кровати, когда ее глаза, наконец привыкшие к темноте, смогли различить легкое мерцание красного света совсем рядом.

Приняв мерцание за свет костра, разожженного для Купаловской ночи, девушка торопливо направилась в его сторону, но обойдя один из высоких кустов, вышла на широкую поляну и замерла в немом удивлении. Все вокруг было усыпано прекрасными алыми цветами, удивительно похожими на вышивку на подоле ее платья. Цветы папоротника были чуть больше садовых роз, со множеством широких лепестков, и каждый лепесток был словно усыпан бриллиантовой пылью, отчего создавалось впечатление, что цветы светятся в темноте, а вся папоротниковая поляна казалась объятой пожаром из алых соцветий. Никогда, даже в детских снах, Гермиона не видела ничего столь же прекрасного и волшебного, как эта поляна. И хотя она пришла сюда, чтобы найти цветы папоротника, сейчас не решалась коснуться этого чуда.

Так она стояла посреди поляны, в окружении алого сияния, не смея пошевелиться, боясь даже дышать, а цветы вокруг нее кивали головами и шептали во все голоса: «Сорви… сплети… судьба…». Прикоснувшись к первому бутону, Гермиона ощутила легкое тепло, идущее от него. Ей даже не пришлось тянуть за стебелек, чтобы сорвать его, цветок сам остался в ее руке, словно желая показать свое согласие. Когда вся корзина наполнилась сияющими алыми цветами, на черном небе снова вспыхнули миллиарды звезд, а яркая лунная тропинка указала на обратный путь.

Обе Уизли уже ждали у сухого дерева, когда Гермиона подошла к нему. На обратном пути ведьмы не обменялись ни словом, погруженные в собственные мысли, но по взгляду Джинни было понятно, что она очень удивлена находкой подруги и немного расстроена — ее корзина полна совсем другими цветами.

Обратный путь показался вдвое короче. На берегу реки мужчины семейства Уизли и Гарри уже разожгли четыре высоких костра, от каждого из которых поднимался разноцветный дым. Ребята весело болтали и пили сливочное пиво, сидя на траве и приятно коротая время ожидания. Когда ведьмы появились, все с неподдельным интересом начали разглядывать содержимое их корзинок. Слушая удивленные возгласы, Гермиона присела на траву, растирая уставшие ноги. Ребята развернули припасенную для позднего ужина разнообразную еду, и в желудке у утомленной девушки неприятно заурчало от аромата домашней выпечки и поджариваемых на огне колбасок. Но как только Гермиона потянулась за булочкой, миссис Уизли сердито шлепнула ее по руке.

— Ведьмы не должны ничего есть прежде, чем закончиться церемония. — шикнула она девушке на ухо таким тоном, что Гермионе не захотелось уточнять почему нельзя есть и что за церемония ждет впереди.

Посидев еще пару минут вместе с ребятами, Джинни поднялась с травы и позвала за собой Гермиону. Вдвоем они прошли к берегу реки. Затем рыжая девушка снова опустилась на землю и высыпала на подол своего платья содержимое корзины.

— Мы должны сплести венки из наших цветов, а потом опустить их в воду вместе с горящими свечами. Если кто-то из парней сможет поймать твой венок, он и станет твоим мужем в следующем году, — серьезно пояснила младшая Уизли на вопрошающий взгляд Гермионы.

Не совсем уверенная в том, что делает, Гермиона решила просто повторять действия подруги, а утром отправиться в библиотеку чтобы как следует разобраться во всех этих магических церемониях.

 

Стебли цветов укладывались в причудливые петли, сплетаясь в красочные венки. Когда работа была закончена, в корзине все еще оставалось несколько сияющих алых соцветий. Выбрасывать их было безумно жалко, а использовать где-то, кроме этой странной церемонии – нельзя, как утверждала Джинни. Поэтому, повинуясь минутному порыву, Гермиона взяла оставшиеся цветы и ловкими движениями вплела в свои волосы.

— Боже, как красиво! — очарованно выдохнула младшая ведьма, и девушка не удержалась, взглянув на свое отражение в зеркале реки. Оттуда на нее смотрела прекрасная юная фея в белых одеждах, с уложенными густыми каштановыми волосами и сияющими алыми цветами, оплетающими голову. Так в детстве Гермиона представляла себе добрых волшебниц из сказок, но никогда не мечтала стать одной из них.

Оторвавшись от собственного отражения, девушка заметила на темной глади воды плывущие венки с зажженными в центре свечами. Густая тишина развеялась, и ей на смену пришло привычное разноголосье птиц, лягушек и сверчков.

— Пора! — уверенно произнесла Джинни, доставая из корзины маленькую свечку и водружая ее в центр своего венка.

— Теперь мы должны окунуться в воды реки, чтобы она узнала каждую из нас, а потом отдать ей наши венки – она исполнит судьбу каждой, — таинственным шепотом добавила девушка. Медленно поднявшись, она подошла к кромке воды и неторопливо вошла в реку по плечи. Над головой Джинни держала венок с зажженной свечой, который и опустила на поверхность.
Гермиона последовала ее примеру, и неторопливое течение реки подхватило оба венка.
Только выйдя из воды, девушка отчетливо поняла, что ее и без того полупрозрачное одеяние промокло и стало совершенно прозрачным. Как ни странно, сейчас Гермиона почти не стеснялась своей наготы, в свете тонкого месяца это казалось совсем естественным.

— Скорее бежим! — скомандовала Джинни, и как была, мокрая и босая, стремглав бросилась туда, где горели Купаловские костры. Недолго думая, Гермиона побежала за ней.

Со стороны костров доносились подбадривающие выкрики и смех мальчишек. Подойдя поближе, девушки увидели Гарри и Рона, стоявших по пояс в воде. Они растерянно оглядывались по сторонам, а мимо них по темной глади воды проплывали вереницы венков с огоньками свечей. Было совершенно непонятно, как из всего этого многообразия ребята смогут выбрать нужное.

Но вот Джинни, внимательно всматривавшаяся в ход неторопливой цветочной процессии, что-то заметила, в ее глазах мелькнул огонек и она изо всех сил выкрикнула:

— Гарри, слева!

Дважды повторять не было никакой необходимости Прирожденный ловец, Гарри молниеносно метнулся влево и через мгновение его пальцы надежно сомкнулись на сплетенных в ободок цветах. Как только Гарри поднял венок Джинни над водой, довольно демонстрируя свою добычу стоявшим на берегу, раздался хлопок, и уже через секунду он стоял на берегу рядом со счастливо улыбавшейся рыжеволосой избранницей.

Удивленная этой сценой, Гермиона немного отвлеклась от плывущих венков, но вот она заметила более яркий, чем остальные, алый огонек, который, приближаясь, принял очертания ее венка. Он медленно подплывал к рыжему парню, оставшемуся в воде.

— Прямо перед тобой! — решила помочь Гермиона.

Рональд Уизли рассеянно оглянулся, потом его взгляд упал на проплывающий мимо предмет. Как обычно на квиддичных матчах вратарь всем туловищем подался вперед, вытянув перед собой руки, но видимо не рассчитал угол наклона и неуклюже плюхнулся, с головой уйдя под воду. Гермиона тяжело вздохнула, ребята на берегу громко расхохотались, а Рон вынырнул, недовольно отплевываясь и тряся головой. Венок из цветов папоротника уже начал отдаляться от юноши, но Рон не собирался сдаваться так просто. Он бросился бежать вниз по течению, большими шагами настигая добычу. Вот юноша заметил перед собой красные цветы, вытянул руку так далеко, как только мог, и его пальцы наконец поймали причудливое сплетение. В победном жесте он поднял венок перед собой, улыбаясь во все тридцать два зуба, и только тогда заметил, что красные бутоны в его руке не светятся, лепестков на них намного меньше и вообще они как-то уж больно походили на обыкновенные маки. Еще не успев осмыслить произошедшее, Рон почувствовал знакомый рывок в районе пупка, и перед глазами все смешалось.

Гермиона, наблюдавшая за попытками Рона догнать венок, зажмурилась в предвкушении, когда суженый, наконец, дотянулся. Раздался хлопок аппарации, и девушка замерла в ожидании. Когда спустя несколько секунд она решилась открыть глаза, то рыжего парня рядом с ней все еще не было, не появился он ни через две минуты, ни через пять…

— Болван! — словно сквозь слой ваты услышала Гермиона рассерженный голос миссис Уизли. — Он схватил не тот венок.

Когда смысл слов дошел до ее затуманенного сознания, девушка с удивлением отметила, что не чувствует ни горечи, ни разочарования, только легкое недоумение: она привыкла считать себя будущей миссис Уизли, а теперь ее планы рушились из-за нелепой случайности. Хотя кто знает? Часто под личиной случайности в волшебном мире вершатся судьбы людей, но думать об этом сейчас совсем не хотелось.

Окружающий мир отошел для девушки на второй план. Как во сне она наблюдала за поздравлениями Гарри и Джинни, как все вместе они садились ужинать возле костров. Потом мистер Уизли подошел к дочери, взял ее за руку и краями шелковых лент, повязанным на ее тонком запястье, привязал к ней руку Гарри. Счастливая пара один за другим по кругу обходила костры, и когда последний костер остался за ними, огонь во всех четырех стал намного ниже и спокойнее.

— Пора! — вытирая слезы с лица, прошептала растроганная миссис Уизли.

Гарри и Джинни обернулись ко всем собравшимся, мальчишки Уизли громко засвистели и захлопали в ладоши, подбадривая младшую сестренку, и веселая парочка, разбежавшись, взмыла вверх, легко перелетая через все четыре костра, довольно далеко находившихся друг от друга.

А дальше все ели, пили, смеялись и рассказывали нелепые байки. Самая короткая ночь в году быстро подходила к концу. Молодой серебряный месяц уже спрятался из виду. Небо на востоке постепенно светлело и из чернильно-фиолетового становилось сиреневым, а затем и бледно-розовым, а Рон все не появлялся.

— Гермиона, милая, пойдем в дом. Нам всем не помешает поспать после такой ночи, — мягко, но как-то отстраненно обратилась к девушке миссис Уизли.

Но идти в дом, где не будет ничего кроме обшарпанных стен, не хотелось, поэтому Гермиона отрицательно покачала головой, а вскоре поняла, что осталась на берегу одна.

Здесь было тихо и прохладно. Костры давно потухли, и воздух наполнился свежим ароматом мокрой травы и полевых цветов. Легкий ветерок приятно обдувал лицо и пускал по поверхности реки мелкую рябь. На небе одна за другой гасли звезды, и на смену Купаловской ночи неторопливо приходило обычное летнее утро. От этого на душе почему-то становилось грустно. Гермионе так искренне не хотелось отпускать волшебство этой ночи, в которой была поляна с цветами папоротника, купание в теплой реке, серебряная лунная тропинка и таинственный шепот травы «сорви… сплети… судьба»

Желая продлить еще хоть на несколько мгновений волшебное ощущение, поселившееся в ней этой ночью, девушка неторопливо подошла к кромке воды и, задержавшись на секунду, медленно окунулась в реку. Прохладные струи огибали ее тело, даря чувство невесомости и покоя. Поплавав, но не торопясь выходить на берег, Гермиона еще раз взглянула на расплывчатое отражение в подернутой рябью воде. Промокшая прозрачная ткань плотно облегала фигуру, не оставляя пространства для воображения, отяжелевшие от воды темные волосы струились по плечам, а алые сияющие цветы в волосах оттеняли ее выразительные карие глаза. Небо уже приобрело насыщенный пурпурный оттенок, возвещая о скором появлении солнца. Девушка с грустью взглянула на собственное отражение, словно прощаясь со сказкой и едва сдерживая слезы, но вдруг услышала громкий хлопок и в отражении на внезапно всколыхнувшейся воде рядом с ней обрисовалась размытая темная фигура.

— Ты опоздал… — голосом, полным невысказанной горечи, обратилась девушка к чужому отражению.

— Я тоже так думал. Но ты здесь, а солнце еще не взошло, значит, у нас есть несколько минут, — ответил ей низкий мужской голос с легкой хрипотцой, от которого по спине пробежали мурашки.

Было в этом голосе что-то неуловимо знакомое, почти родное – наверное, мягкие бархатные нотки, от которых казалось, что голос звучит не снаружи, а внутри тебя. Но вспомнить хозяина этого хрипловатого голоса Гермиона не могла. Единственное, в чем она была уверена – за ее спиной стоял не Рональд Уизли, его голос никогда не заставлял ее кожу покрываться мурашками, а сердце взволнованно замирать.

— Кто вы? — не смея пошевелиться, прошептала девушка так тихо, что сама еле услышала свой голос. Но незваный гость, казалось, хорошо ее расслышал.

— Не уверен в том, что мы знакомы, но, думаю, это принадлежит вам, — подойдя на шаг, вкрадчиво проговорил мужчина, и, продолжая стоять за спиной, протянул ей венок, сплетенный из пылающих, словно само солнце, цветов папоротника.

— Где вы его нашли? — сама не зная зачем, спросила Гермиона.

— На берегу Ледяного озера. Признаться, я не собирался его возвращать, цветы папоротника слишком ценная находка, чтобы расстаться с ней. Но у них, видимо, свои планы и предназначение, — скорее для себя ответил мужчина.

— И что теперь? — поспешила заполнить паузу девушка, словно боялась, что если не будет говорить, то странный гость исчезнет. А в его присутствии она ощущала удивительные тепло и умиротворенность.

— Вы всегда задаете так много вопросов? — чуть насмешливо произнес голос за спиной, и в иронической интонации этого голоса прозвучало что-то, что, как ключик к замку, подошло к ее запечатанной памяти.

— Вы? — пораженно воскликнула Гермиона, оборачиваясь, чтобы взглянуть в лицо тому, кого никогда больше не ожидала увидеть.

— Вы? — эхом отозвался голос ее бывшего профессора Северуса Снейпа.

Мгновение оба стояли, молча всматриваясь друг в друга, словно пытаясь осознать реальность происходящего, а затем мужчина поднял глаза к небу и громко рассмеялся. Если бы не этот смех – тихий, чуть хрипловатый, но такой заразительный, Гермиона подумала бы, что перед ней стоит призрак. А еще отсвет розового неба, ложась на его кожу, делал лицо профессора таким живым, каким он никогда не был на памяти бывшей ученицы.

— Да, задавать вопросы всегда было вашей отличительной чертой, мисс Грейнджер, — все еще с нотками смеха в голосе, произнес Снейп, внимательно разглядывая собеседницу.

— Пожалуй, вы правы, — отчего-то тоже улыбаясь, согласилась девушка.

— Какова вероятность того, что из всех ведьм на земле этот венок должен был принадлежать бывшей гриффиндорке? — произнес Снейп так, словно ответ на этот вопрос был для него очевидным. А по слегка сдвинутым тонким бровям можно было понять, что этот ответ профессор считает неутешительным.

Что искренне сбивало с толку, так это внимательный пристальный взгляд зельевара. Еще никогда в его взгляде, обращенном к ней, Гермиона не замечала столько противоречивых эмоций. Обычно Северус Снейп смотрел на нее с насмешкой, раздражением или в худшем случае с презрением. Но сегодня в его черных глазах были печаль, понимание, и если бы Гермиона не была сама собой, то сказала бы, что бывший профессор смотрит на нее с восхищением.

Так в немом разговоре глаз тянулись мгновения, казавшиеся обоим бесконечными. Но все в мире имеет начало и конец, и самая короткая ночь в году, и так затянувшись непозволительно долго, тоже обязана была закончиться. Первые золотые лучи упали на землю, отражаясь от поверхности водной глади миллионом солнечных зайчиков. Девушка, стоявшая в расплавленном золоте отраженного в реке солнца, сощурилась от яркого света, и в то мгновение, когда лучи коснулись ее макушки, алые цветы, вплетенные в ее волосы, растаяли в воздухе, словно их никогда и не было, так же как и венок в ее руках. Вслед за этим неизвестно откуда у Гермионы возникло чувство, что и необычный гость вот-вот растает словно мираж. Повинуясь неясному чувству, она протянула вперед руку, касаясь кончиками пальцев мужского плеча, словно этим легким прикосновением можно было его удержать. Мужчина взглянул на нее с немой тоской, его тонкие пальцы обхватили ее лицо, и прежде чем она сумела осознать происходящее, тонкие мягкие губы прижались к ее лбу в целомудренном поцелуе.

— Прощайте, Гермиона. — тихо произнес Северус Снейп и со знакомым хлопком аппарации исчез в утреннем воздухе, оставляя после себя лишь приятное тепло в том месте, куда мгновение назад прильнули его губы, и чувство нестерпимой, невосполнимой утраты.

 

***

— А потом ты искала папу до-о-олго-долго, да мама? — растягивая слова, залепетала Лукреция, которая не собиралась засыпать, не дослушав любимую сказку до конца. — Но нигде не могла найти, потому что все думали, что папа умер, а он совсем не умер!

Гермиона понимающе улыбнулась. Дочка всегда перебивала ее на этом месте, будто каждый раз боялась услышать, что ее папа тогда потерялся, и ее родители могли никогда больше не найти друг друга. Признаться, Гермиона и сама не очень любила вспоминать тот период, когда ее жизнь превратилась в бесконечный поиск человека, которого все считали погибшим. Непонятно, что заставляло ее все это время верить, что бывший профессор не был лишь видением.

***

После Купаловской ночи Гермиона покинула Нору. Было слишком тяжело выдерживать виноватые и сочувствующие взгляды всех ее обитателей. Разве могла она объяснить всему семейству Уизли, что предстоящая свадьба их двоих детей для нее не трагедия, а вполне ожидаемый ход событий. В ту ночь сама судьба распорядилась так, что Рон поймал не ее венок, поэтому, когда он вернулся домой весь потрепанный и с засосами на шее, Гермиона не удивилась. И хотя она всегда представляла именно себя в белом платье, идущую под венец с этим рыжим парнем, весть о двойной свадьбе Гарри с Джинни и Рона с Лавандой не стала для нее немыслимым ударом. Скорее эти события только утвердили ее в мысли, что все идет правильно, и подтолкнули к более активным действиям по определению собственного будущего.
Как и собиралась, сразу после отъезда из Норы Гермиона занялась подробным изучением всех традиций и ритуалов, связанных с ночью Ивана Купала. Так она узнала, что цветы папоротника появляются в эту ночь не так уж часто, и еще реже удается собрать их. Та же, которая сплетет из них венок, по преданию должна в следующем году обрести истинную любовь на всю оставшуюся жизнь. Еще, по обычаям магического общества, если волшебник ловил венок и после возвращения его ведьме дарил ей поцелуй, это считалось равносильным помолвке. Правда, нигде не говорилось о том, можно ли считать предложением руки и сердца поцелуй в лоб, да и вообще во всех этих магических традициях было слишком много туманного и недосказанного. Например, в одной из книг Гермиона нашла заговор, позволяющий девушке самой перенестись к любимому; правда, для этого нужно было надеть венок и, не снимая, окунуться в воду с головой. Но что делать дальше и как будет расценен с точки зрения морали подобный поступок, молодой ведьмы оставалось только догадываться.
Трудно было признаться даже самой себе, но эта мимолетная встреча на границе дня и ночи взволновала девушку гораздо сильнее любого свидания в ее жизни, и это переворачивало весь ее внутренний мир с ног на голову. Поначалу Гермиона пыталась убедить себя, что это чистое безумие — искать встречи с бывшим профессором, которого в школе она откровенно побаивалась. Она перебирала в голове сотни аргументов против возможности любых отношений с таким человеком. Он был старше ее почти на двадцать лет, некрасив, желчен и саркастичен. Он был ее учителем и никогда не выказывал в ее сторону хотя бы нейтрального отношения. В конце концов, она вообще не была уверена, что Северус Снейп способен на какие-либо отношения с другими людьми. Но с другой стороны, Гермиона прекрасно понимала, что кривила душой, перебирая все эти факты. Если быть объективной, ни Виктор, ни Рон не были красавцами, и со времен Гилдероя Локхарта она вообще несколько предвзято относилась к красивым мужчинам. Разница в возрасте тоже вряд ли могла считаться препятствием, ведь более опытный и состоявшийся мужчина в ее глазах был куда более подходящей партией, чем легкомысленный сверстник. Кроме того, Северус Снейп был умен, талантлив, а после смерти Волдеморта и Дамблдора его вполне можно было отнести к кандидатам на звание самого сильного волшебника современности. А еще она видела его воспоминания, и это обезоруживало ее рассудок в попытках обрисовывать Снейпа черствым, не способным на чувства человеком.
Когда после долгих уговоров Гарри согласился показать ей то, что Снейп передал ему перед смертью, Гермиона много ночей подряд провела в слезах. Ее сердце разрывалось от боли и жалости. Нет, не жалости к Северусу Снейпу, этот человек заслуживал уважения, восхищения, но никак не жалости. Гермиона Грейнджер рыдала в подушку, жалея саму себя, потому что не надеялась когда-либо испытать любовь столь же сильную, безграничную и безусловную, как подсмотренная в отрывках чужой жизни, и не могла даже мечтать о том, чтобы встретить мужчину, способного на такие высокие и непреходящие чувства. И вот сейчас, спустя каких-то пару месяцев сама судьба привела его к ней, даря надежду на несбыточное, невообразимое, а она просто отпустила его, не смогла удержать, поверить, убедить. Даже не попыталась использовать, возможно, единственный шанс, слишком погруженная в себя и свои надуманные печали.
Теперь же, когда первые попытки отрицания очевидного с треском провалились, Гермиона уже не могла помыслить дальнейшую жизнь без возможности встретиться с Северусом Снейпом. Она просто обязана была найти возможность его увидеть, и неважно для чего. Пусть он скажет, что она ему совсем неинтересна и посмеется над ее глупостью, или даст возможность высказаться, подарит надежду на нечто большее – неважно. Важно только то, что не узнав, есть ли хоть малейший шанс того, что этот человек сможет ответить на ее пока еще неясные чувства, она не сможет спокойно жить. Каждый мужчина с того удивительного утра для нее будет лишь поводом вспомнить о бывшем профессоре и гадать, а как бы все могло обернуться с ним. Глядя в глаза любому мужчине, она бы мысленно сравнивала его с Северусом Снейпом и разочаровывалась, ведь никто из встреченных ею не мог похвастаться таким острым умом и эрудицией, такой магической силой, способностью хранить верность, храбростью… Кто сказал, что храбрость — отличительная черта гриффиндорцев? Таких храбрых людей, как бывший декан Слизерина, больше нет на этой земле, в конце концов, именно он оказался истинным героем прошедшей войны.

— Герой… — вслух произнесла Гермиона, прохаживаясь из одного угла комнаты в другой.

Было в этом слове что-то сокрытое, что-то важное, вызывающее в памяти множество ассоциаций, которые так или иначе были связанны с человеком, которого вот уже несколько месяцев она безуспешно пыталась разыскать.

— Думай, Гермиона, напряги свои мозги, которыми так гордишься, — со злостью бормотала она себе под нос, упрямо постукивая кулаком по лбу. — Герой… героические сражения… древние герои…

«На берегу Ледяного озера», — всплыли в памяти слова профессора.

— Точно! Ледяное озеро — последнее пристанище павших героев!

***

Со скоростью урагана девушка вылетела из дома, стремясь как можно скорее разузнать все, что возможно, о Ледяном озере. К счастью, литературы на этот счет в публичной магической библиотеке оказалось предостаточно. Почти в каждом издании, посвященном героическим сражениям и величайшим магическим войнам, упоминалось о Ледяном озере. Из разрозненной информации удалось выделить несколько общих моментов. Во-первых, Ледяное озеро — последнее пристанище павших героев — на самом деле являлось пристанищем для героев, добровольно пожертвовавших собой в неравных сражениях, но не погибших, а чудом выживших. Если такой человек в бою получал ранения, которые ни заклинаниями, ни зельями не смогли бы вылечить колдомедики, то он переносился в это таинственное место, где сами духи природы исцеляли его. Во-вторых, Ледяное озеро — это не какое-то абстрактное явление, а вполне реальное географическое место, близкое по своей сути центру Земли, где концентрация природной целебной магии достигает наивысшего предела. Дальше поводы для радости заканчивались. Третье, что было доподлинно известно об этом месте — это то, что источник сильнейшей магии тщательно скрыт ото всех, и еще никому кроме самих героев не удавалось проникнуть туда. Ледяное озеро вообще долгое время считали вымыслом, ведь в подтверждение его существования не было никаких достоверных фактов, кроме того, что великие герои, будучи смертельно раненными, исчезали с полей битвы иногда на глазах у союзников и противников, а их тела после этого не находились. Более конкретная информация об этом месте появилась лишь в девятнадцатом веке, когда один из героев, считавшихся погибшим, внезапно вернулся в магический мир. Он и стал автором наиболее полного описания Ледяного озера. От него же стало известно, что месторасположения волшебного озера не может назвать даже тот, кто провел там много времени, видимо под действием сильной защитной магии. Если человек покидает это место, на него налагается непреложный обет молчания. Еще один неутешительный факт: чтобы покинуть Ледяное озеро, у героя должны быть очень серьезные причины. Вместе с исцелением избранные герои находят там свой приют, и в мире и покое проживают свою жизнь до глубокой старости, если только в оставленном мире их ничего не держит. Например, Асмодеус Великий - автор труда о Ледяном озере, вернулся в Британию, когда выигранная с его помощью война вновь разгорелась через двадцать три года после его мнимой смерти. Когда же вспышка кровопролития была погашена, он вновь бесследно исчез. Еще был описан случай, когда исчезнувший герой вернулся, чтобы взглянуть на новорожденного сына, но вот дальнейшая судьба его была неизвестна. Остался ли он со своей семьей или вынужден был возвратиться к месту исцеления, автор книги не уточнял. Могут ли быть другие причины, позволяющие герою покинуть свое пристанище, нигде в письменных источниках не указывалось.
Проведя, в общем, около месяца над книгами в тщетных попытках найти способ попасть к Ледяному озеру либо связаться с его обитателями, Гермиона Грейнджер впервые в жизни была вынуждена признать свое полное поражение. Обмануть защиту, созданную самой природой, оберегающей баланс сил света и тьмы на Земле, не под силу никому из живущих. Убедившись в невозможности найти Северуса Снейпа, девушка немного успокоилась и постаралась убедить себя в том, что ее маниакальное желание встретиться с совершенно чужим ей человеком, которого она знала только в школе и не питала к нему никаких привязанностей, на самом деле ничто иное, как гипертрофированная реакция на предательство и предстоящую свадьбу ее бывшего жениха.

В таких размышлениях определенно была доля правды. Острое желание отыскать бывшего профессора появилось у Гермионы в тот момент, когда утром на кухню явился Рональд, растрепанный, с сухими травинками, запутавшимися в рыжих волосах и красноречивыми отметинами на шее. Позже, когда девушка наблюдала за Лавандой Браун, счастливо прижимавшейся к теперь уже ее будущему супругу, крепко, словно пиявка, цеплявшейся за локоть юноши, у Гермионы возникало неприятное чувство дежа вю. Она словно вновь попала на свой шестой курс в гостиную Гриффиндора и наблюдала, как ее любимый при всех целуется с другой. Когда же она иногда представляла себе сцену, где Рон с венком в руках выныривает из воды и видит перед собой не свою девушку, а голубоглазую Лаванду, чьи полные груди обтянуты прозрачной мокрой тканью. А потом они оба выходят из воды и сразу же бросаются в объятия друг друга, срывая немногочисленную одежду с мокрых тел, совокупляясь прямо на траве… В такие моменты внутри Гермионы поднималась горячая волна пусть не ревности, но обиды и злости за то, что кто-то мог так с ней поступить, и этот кто-то – ее лучший друг и человек, с которым она собиралась разделить всю оставшуюся жизнь.

В общем, неудивительно, что осознав невозможность найти Снейпа, а заодно заметив, что на дворе уже ноябрь, и свадьба Рона состоится через неделю, Гермиона ощутила себя потерянной и ненужной. Проплакав три дня в подушку, лишь периодически выглядывая в окно, чтобы убедиться, что и там все хмуро, безрадостно и дождливо, девушка предприняла еще одну попытку избавиться от накатившей осенней депрессии. Решение выбивать клин клином пришло как-то само собой, и вот за два дня до двойной свадьбы в Норе она вызвала по каминной сети Виктора Крама, давно напрашивавшегося к ней в гости, и предложила стать ее спутником на предстоящем торжестве.

Казалось, в ее плане все было продуманно до мелочей. Волосы, уложенные вызванным на дом парикмахером, лежали идеально. Шикарное вечернее платье сочного алого цвета с откровенным декольте, на которое Гермиона потратила больше, чем на все покупки за последние полгода, запросто могло посоперничать за внимание окружающих со стандартными нарядами невест, и просто не могло оставить ее незамеченной на будущем празднике. А то, что ее кавалером будет капитан лучшей квиддичной команды этого года, должно было заставить всех окружающих понять, что это именно Рональд упустил блестящую партию и должен кусать себе локти, а вот она как раз красива, успешна и счастлива.

План был безупречен, но у судьбы на этот вечер, похоже, были свои планы. Это стало ясно, как только Виктор шагнул на порог ее дома с шикарным букетом красных цветов. В букете было несколько крупных роз, веточка мелких хризантем, но основную его часть составляли декоративные маки.

— Только не это! — не смогла сдержать возглас разочарования Гермиона при виде злополучных цветов, так ярко напоминавших о ночи Ивана Купала.

— О, прости, тебе не нравятся цветы? — обиженно пробормотал мужчина, все так же стоя на пороге. — Просто ты сказала, что будешь в красном платье, и я подумал, что они подойдут к твоему наряду.

Быстро придя в себя и рассудив, что Виктор меньше всего виноват в ее бедах и дурном расположении духа, Гермиона поспешила исправить ситуацию.

— Нет-нет, что ты, цветы замечательные! — спокойно соврала она. — Просто я подумала, что неудобно будет ходить с таким огромным букетом весь вечер. — Слово «огромный» она специально подчеркнула, давая понять, что оценила щедрость дарителя. — Давай-ка мы оставим его здесь, а вот это я возьму с собой.

С этими словами Гермиона вытащила из букета одну алую розу, и под руку с довольным собой Виктором отправилась на торжество семейства Уизли.

В Норе, казалось, все шло благополучно. Гости постоянно оглядывались на видную пару, которую составляла блистательная Гермиона и знаменитый Виктор Крам, уделяя им чуть ли не больше внимания, чем новоиспеченным молодоженам. Лаванда ходила зеленая от злости и ни на минуту старалась не выпускать из виду жениха. Кульминацией вечера стал короткий разговор с Роном прямо перед тем, как он должен был идти под венец с ожидавшей его невестой. Рональд долго краснел и не мог связать свои мысли в достойную изложения конструкцию, но суть его сбивчивой речи была в следующем: он признался бывшей девушке в том, что никогда бы не променял ее ни на кого другого, если бы она иногда выглядела так же привлекательно для него. Более того, он говорил, что и сейчас готов бросить все, если только Гермиона согласиться вернуть то, что было между ними и не вспоминать о его измене.

Представив себе рыдающую у алтаря в подвенечном платье Лаванду, самолюбие Гермионы издало победный клич, вот только идея провести остаток жизни с человеком, который так легко ее предал, показалась до отвращения неприемлемой. «Подонок!— про себя возмущалась девушка. —Да как он смеет думать, что после всего я захочу быть с ним? Значит все, что мне нужно было, чтобы завладеть его вниманием — это пара ярких тряпок? А завтра появится другая, которая наденет юбку покороче, и все повторится. Ну уж нет, без меня!» Да и глядя на покрасневшего до кончиков ушей долговязого парня, Гермиона внутренне содрогнулась от мысли, что именно его она считала героем собственных фантазий и планов на будущее. Теперь это казалось смешным и нелепым. Рон Уизли был хорошим преданным другом, но вот хорошим мужчиной он не был никогда и вряд ли когда-нибудь станет. Вслух же девушка произнесла только:

— Иди, Рон, твоя невеста уже заждалась.

И он ушел, а через мгновение послышались звуки свадебного марша, словно знаменуя окончание этой истории. Не осталось ни горечи, ни обиды. Стало как-то совсем безразлично, и даже первый поцелуй молодоженов не отозвался в сердце болезненным уколом — была лишь пустота. Было такое ощущение, словно из ее сердца вырвали кусочек, и на этом месте выросла черная дыра, но эта частичка, вырванная из сердца, никак не связана с бывшим женихом.

Весь вечер Гермиона пыталась избавиться от сосущей пустоты, стараясь заполнить ее чужим вниманием и искрящимся шампанским. Но ни сладковатый напиток, ни отмщенное самолюбие, ни ухаживания Виктора не помогали заполнить пустоту в ее сердце. Кроме того, в общении с Крамом девушку непрерывно преследовали мелкие несчастья. Сначала эти проклятые цветы, потом, когда мужчина пригласил спутницу на танец, с первыми аккордами музыки ее туфелька попала в щель между досками на импровизированной танцплощадке, и каблук с корнем вырвался, не оставляя ни малейшего шанса починить его с помощью заклинаний. Дальше было еще хуже. Когда Виктор принес Гермионе прохладительный напиток и приобнял ее за талию, девушка закашлялась и пролила содержимое бокала на несчастного ухажера. Венцом всех несчастий стала провалившаяся попытка прощального поцелуя на пороге квартиры Гермионы. Мужчина уже наклонился к ее лицу, она прикрыла глаза, но тут из приоткрытой двери огненным метеором вылетел рыжий кот, сбивший с ног Виктора, который с громкими ругательствами повалился на пол. В конце концов ловец куда более уверенно чувствовал себя на метле, а на земле всегда казался немного неуклюжим.

Злополучная свадьба закончилась. Виктор уехал обратно в родную Болгарию. В магический Лондон пришла зима, а вместе с ней холод одиночества и чувство растущей черной дыры в области сердца, которая подобно дементорам высасывала все положительные эмоции, оставляя лишь отчаяние и обреченность. Но со временем люди привыкают практически ко всему. К концу зимы привыкла к этой пустоте и Гермиона. Нет, пустота не стала менее болезненной, просто девушка научилась не обращать на нее слишком много внимания, принимая как часть повседневной жизни. Так уныло, но вполне размеренно шло время. Гермиона больше не предпринимала попыток отвлечься легкомысленным романом, так же как и не искала встреч с Роном или способов найти Снейпа. Она просто жила, наблюдая за течением одинаковых дней и ночей, все дальше уносивших ее от прошедших событий и болезненных воспоминаний. Она уже почти поверила, что окончательно пришла в себя, когда однажды утром проснулась от острого чувства тревоги и охватившего все ее существо волнения.

Взглянув на листок отрывного календаря, Гермиона Грейнджер чуть не потеряла сознание. Там яркими красными цифрами стояла дата: «21 июня».

 

***

С того дня, когда она поняла, что ей не найти возможности встретиться с удивительным гостем, Гермиона запрещала себе думать о волшебной ночи Ивана Купала и прекрасном рассвете того утра, унесшем с собой кусочек ее сердца. Но памятная дата, маячившая на листке календаря, разбередила сердце и всколыхнула воспоминания о лесной поляне с пылающими цветами и золотистых отблесках рассветного неба, отражавшихся на суровом лице Северуса Снейпа. Каждое мгновение, проведенное с ним на берегу реки, всплыло в памяти так отчетливо, словно это было только вчера. Даже такие мелкие детали как запах мокрой травы, ласковые прикосновения волн к коже и тепло чужих рук на ее лице, оживали в воображении. Участок кожи, к которому прикоснулся губами Северус, снова обожгло мягким теплом. Повторно переживать эти мучительно сладкие мгновения, пусть даже в собственной памяти, и знать, что это больше никогда не повториться, было невыносимо больно.

«Что же мне делать? Что мне делать?» — отчаянно кричала, она мечась по комнате и разбрасывая вокруг все предметы, которые попадали под руку. Сначала на пол полетела сиреневая ваза, — подарок матери на рождество — с дребезгом разлетевшись на осколки. Затем за ней последовали диванные подушки, маленькие подсвечники и рамки с фотографиями, стоявшие на камине, табуретка, некстати оказавшаяся на пути. Когда же дело дошло до стопки книг, лежавших на письменном столе, они, словно птицы, не умеющие летать, вспорхнули страницами-крыльями и с глухим стуком рассыпались по полу. Несколько страниц вырвалось из особо ветхих книг и, медленно покачиваясь в воздухе, опустилось поверх всего того бедлама, что она только что сотворила.

«Это просто безумие», — прошептала Гермиона, падая на колени, и бессмысленно собирая в кучу рассыпанные книги. Она подняла с пола несколько оторванных страниц, когда ее взгляд упал на заголовок «Ритуал призыва возлюбленного в ночь солнцестояния», и в голове забилась шальная мысль: она сама перенесется к Снейпу, и будь что будет. Неважно, что он может счесть ее поступок аморальным, неважно, что может отвергнуть и посмеяться над ее нелепыми чувствами, все это лучше, чем жить с постоянной ноющей пустотой в сердце.

Все было решено в считанные секунды. Внимательно прочитав инструкции по проведению древнего ритуала, девушка принялась за приготовления. Из сундука, спрятанного в магически увеличенном шкафу, были извлечены шелковые ленты и белый сарафан с вышивкой по подолу. На Косой аллее куплено все недостающее. В том лесу, где Гермиона нашла цветы папоротника, были собраны цветы и травы, нужные для заговора. К часу дня девушка уже была готова сделать все необходимое, но время проведения ритуала непременно должно было совпасть с полночью. Минуты текли бесконечно долго, растягивая пытку ожидания, и к девяти вечера, когда солнце все еще висело над горизонтом, Гермиона уже искренне проклинала самый долгий день в году, думая, что он никогда не кончится.

Наконец солнце сжалилось над бедной девушкой и уступило свое место Купаловской ночи, с ее звездным небом и серебряным месяцем, напоминавшим о том, что сегодня кто-то обязательно отыщет свою половинку. А время, словно издеваясь и поддразнивая несчастную, полетело так стремительно, что оставалось только поспевать за ним, в бешенном ритме вычерчивая на речном берегу древние символы и руны. Когда основная часть приготовлений была закончена, Гермиона села на траву, высыпав на подол сарафана собранные травы и цветы. Здесь были стебельки осоки, веточки вереска, цветы клевера и ромашки, а так же тоненькие вымоченные в ароматическом масле полоски из корня женьшеня, колосья пшеницы, ржи и стебельки с пушистыми головками льна. Девичьи руки ловко переплетали растения, постепенно составляя из них длинную цепь, которая должна была стать венком, а губы раз за разом напевно проговаривали слова заговора:

Молодая осока,
Тянешь стебли высоко,
Озирайся почаще,
Отыщи мое счастье.
Вереск, к часу ночному
Приведи к его дому.
Покажи ему, клевер,
То, что в сердце лелею.
Расскажите ромашки
Об уюте домашнем.
Мудрый корень женьшеня,
Подскажи мне решенье.
Сестра медная рожь,
Мои чувства — не ложь.
Брат серебряный лен,
Коль и милый влюблен.
Золотая пшеница,
Нам позволь пожениться.

Когда стебелек пшеницы лег в последнюю петлю, скрепляя два конца венка, Гермиона посмотрела на часы. Минутная стрелка уже стояла на отметке двенадцать а секундная неумолимо стремилась слиться со старшими сестрами, отмечая наступление полночи. Быстро надев венок на голову и стараясь не думать о том, что она собирается сделать, девушка вошла в речную воду и, сделав глубокий вдох, нырнула в прохладные темные волны судьбы.

«Странно, что вода оказалась такой холодной,» — было первой мыслью Гермионы, когда она оказалась с головой под водой. В прошлом году во время купания вода была ласковой и почти теплой. А сейчас едва она окунулась, стало ощутимо холодно, а потом с каждой секундой казалось, что температура воды стремительно понижается, пока наконец не стала абсолютно ледяной. Не желая дольше испытывать этот холод, Гермиона стала подниматься на поверхность воды, желая поскорее выйти на берег и согреться. Неизвестно, как так получилось, но она оказалась гораздо глубже, чем ожидала, и к тому моменту, как она смогла различить блеклый свет луны сквозь толщу воды, ледяной холод как тысяча лезвий одновременно обжигал ее кожу. Грудь сдавило от недостатка воздуха, отчаянно хотелось вдохнуть, и девушка сделала последний рывок, отделявший ее от поверхности. Но внезапно вместо теплого воздуха над собой, руки Гермионы уперлись в твердый холодный панцирь. Если бы она не находилась под водой, то вскрикнула бы от боли, так сильно ее ладошки ударились о неожиданную преграду. Еще не понимая, что происходит девушка стала отчаянно колотить по тому, что отделяло ее от желанного глотка воздуха, но преграда не поддавалась под ее натиском. Попытка оплыть преграду тоже не удалась, куда не металась задыхающаяся Гермиона, всюду ее руки натыкались на прозрачный, но прочный панцирь. «Ледяное озеро, идиотка, Ледяное озеро, вечно покрытое льдом. Как можно было об этом забыть?» — мысленно ругала она саму себя. Но злиться времени не было. От холода руки и ноги совсем онемели и нещадно болели, каждое движение давалось ценой неимоверных усилий, в глазах стало мутно от недостатка кислорода. Выбившись из сил и не желая выносить муку агонии ни секундой дольше, девичье тело сдалось, перестав бороться, и стало медленно погружаться на дно. Сердце билось все медленнее, больно ударяясь о сдавленные ребра, перед глазами расплывался огрызок лукавой луны, а в ушах нарастал оглушительный гул и треск.

«Как жаль, что я так и не смогла его увидеть», — было последней различимой мыслью девушки, а потом внезапно треск усилился, вода вокруг всколыхнулась и что-то с силой потянуло ее наверх. Края расколовшегося льда полоснули по коже, студеный воздух ворвался в легкие новым приступом острой боли и измотанное сознание провалилось в спасительную темноту.

***

— И папа спас тебя, как настоящий герой свою принцессу! — полным восхищения голоском проговорила Лукреция, снова перебивая маму на волнующем моменте. — Он ждал тебя на берегу своего озера до-о-олго-долго, пока ты не пришла к нему!

— Да милая, папа спас меня, как настоящий герой, — с улыбкой ответила женщина.

Рассказывать Лукреции подробности этого чудесного спасения она не стала бы ни за что на свете, но вот самой вспоминать эти мгновения было более чем приятно…

***

Гермиона лежала на мягкой постели с закрытыми глазами, прислушиваясь к звуку собственного дыхания. Сердце билось ровно, легкие заполнял мягкий теплый воздух, значит, все оказалось, просто дурным сном. Этот жуткий холод, лед и невозможность дышать ей просто приснились. Она, наверное, уснула на диване, дожидаясь вечера, и на самом деле нет никакого озера, а есть только мягкое покрывало и теплый летний вечер и… Чьи-то теплые руки, обнимающие ее за талию, и сильное тело, прижимающееся к ее обнаженным бедрам, и горячее сбивчивое дыхание, обжигающее шею… этого в ее квартире не было, не могло быть. Боясь пошевелиться и выдать свое бодрствование, девушка опасливо приоткрыла глаза, чтобы оглядеть окружающую обстановку. То что она увидела, даже отдаленно не напоминало ее квартиру. Вместо оставленного ею разгрома вокруг была уютная просторная комната с горящим камином и пушистыми коврами. А лежала она не на своем узеньком диванчике, а на большой мягкой кровати со множеством подушек и парой пуховых одеял. Не решаясь предположить, где она находится, Гермиона не знала, стоит ли ей давать понять незнакомцу, что она не спит. Сердце от волнения заколотилось так быстро, что, казалось, выскочит из груди. Наверное незнакомец почувствовал как ускорилось ее сердцебиение, потому что в следующую секунду его руки разомкнулись, по коже пробежал холодок, и девушка услышала знакомый хрипловатый голос.

— Слава Богу, вы пришли в себя.

От звуков этого голоса и без того колотящееся сердце совсем обезумело, стремясь покинуть оковы плоти. Не в силах больше сдерживаться, Гермиона резко обернулась, и убедившись, что перед ней никто иной как Северус Снейп, бросилась ему на шею, крепко обвивая его полуобнаженное тело руками и жадно целуя тонкие мягкие губы мужчины. Он на мгновение замер, но вскоре поддался ласкам и с таким же жаром ответил на ее поцелуй. Ободренная его реакцией, Гермиона оторвалась от мягких губ и стала покрывать поцелуями шею Северуса с бледными отметинами шрамов. «Видно это из-за ран от укуса Нагини его голос так изменился и стал хриплым», — мимолетно подумала девушка, и словно в ответ на ее мысли тот самый голос произнес:

— Что вы делаете? Остановитесь немедленно, вы не в себе, мисс Грейнджер.

Неохотно отрываясь от своего приятного занятия, чтобы ответить мужчине, Гермиона пробурчала:

— Почему это я не в себе? Очень даже в себе.

— Тогда почему вы голая бросаетесь мне на шею с поцелуями? — саркастически заметил Снейп.

Только сейчас девушка поняла, что на ней нет совершенно никакой одежды, даже трусиков, ведь она, как и положено, не стала надевать их под проклятый сарафан. Краска стыда залила ее щеки, но вместе со стыдом в душе родилось возмущение, которое она незамедлительно выплеснула на единственного человека, находящегося с ней в одной комнате.

 

— Но это вы меня раздели, и вы только что обнимали меня, лежа на кровати! — возмущенно воскликнула она, от переизбытка чувств даже не догадавшись натянуть на себя простынь.

Видимо, голая и разгневанная, она представляла собой забавную картину, потому что тонкие губы Снейпа изогнулись в подобие улыбки.

— Я всего лишь старался отогреть ваше окоченевшее тело после почти удавшейся попытки самоубийства, а не воспользоваться бессознательным состоянием в грязных целях. Нырнуть под лед без волшебной палочки — это вершина гриффиндорского безумства. Всем выпускникам вашего факультета нужно выписывать принудительное лечение в Мунго. Пожизненно, — почти рыча от гнева, произнес мужчина.

Девушка смотрела на него полными изумления глазами, но не выказывала ни капли раскаяния или понимания. Только легкая искорка разочарования мелькнула во взгляде.

— Значит вы не собирались меня обнимать? — потухшим голосом прошептала Гермиона, неуклюже пытаясь вытянуть из-под себя краешек одеяла, одновременно прикрывая другой рукой обнаженную грудь.

— Нет, я не собирался вас обнимать, пока вы лежали здесь замерзшая и без сознания. Но раз вы пришли в себя и, похоже, не возражаете против такого развития событий, я имею право это сделать, — на одном дыхании выпалил Снейп, одновременно отстраняя ее руки от груди и возвращая их себе на плечи.

Всего мгновение Гермиона гадала, что ей сделать: вырваться и убежать или разрыдаться от счастья и облегчения? А потом она уже была не в состоянии думать или решать, плавясь под умелыми ласками сильных рук. Ее губы сами нашли его лицо, осыпая поцелуями лоб, щеки, подбородок, шею. Руки блуждали по широкой спине, поднимались к затылку, путались в длинных черных волосах и с упоением проделывали обратный путь. А тело с жаждой прижималось к мужчине, стремясь слиться с ним в одно неразделимое существо.

Северус осыпал ее в ответ ласками с не меньшей страстью, не позволяя задуматься о собственной наготе, каждым движением давая почувствовать, насколько она желанна, необходима. Вскоре жар страсти разгорелся настолько, что пуховые одеяла и горящий камин оказались совершенно лишними. Окажись они сейчас обнаженными на снегу — в объятьях друг друга они бы даже не заметили этого. А потом Северус прошептал сгорающей от желания девушке «Я не могу больше ждать» — и весь мир для нее погрузился во тьму, но не ту, что жила в ее душе весь последний год, а в бездну сладкого забвения.

***

— А потом вы поженились и родился Дэмиан, да, мама? — сонным голос