Кто виновен в гибели Бориса и Глеба? – Сылко А.

Среди множества загадок украинской истории есть довольно горькие. Одна из них связана с именем Святополка, сына киевского князя Владимира Святославича. В памяти потомков его имя прочно ассоциируется с прозвищем «Окаянный». Трудно найти другого исторического деятеля, чья характеристика на протяжении столетий была бы столь безжалостной. Ведь согласно историческим хроникам, он повинен во многих нелицеприятных деяниях, самое странное из которых — убийство родных братьев Бориса и Глеба. Кажется, никаких надежд на прощение потомков и восстановление доброго имени у Святополка нет и быть не может. Но так ли это?

Сказание про святых Бориса и Глеба. Миниатюра

У киевского князя Святослава Игоревича было три сына: Ярополк, Олег и Владимир. После гибели отца сыновья, бывшие князьями-наместниками (Ярополк — в Киеве, Олег — в древлянской земле, а Владимир — в Новгороде), стали полновластными правителями. Немудрено, что между молодыми и амбициозными князьями вскоре вспыхнула распря. Во время одной из стычек между старшими братьями под рухнувшим мостом погиб Олег. После этого Владимир убил ненавистного ему Ярополка, занял киевский престол и женился на его вдове, красавице гречанке. Вот только ребенок, родившийся вскоре и считавшийся Владимировичем, на самом деле был сыном Ярополка. Так появился на свет Святополк. Кстати, летописцы почему-то не указали точной даты его рождения.

Интересно, что имя Святополка в перечнях сыновей Владимира Святославича стоит рядом с именем Ярослава (которого впоследствии историки назовут «Мудрым»). В одних списках первым упоминается Ярослав, в других — Святополк. Не исключено, что они были одногодками. Историки после сложных сопоставлений пришли к выводу, что родились они приблизительно в 978 или 979 годах. Исходя из этого известный историк, археолог и нумизмат В. Янин сделал вывод, что в 988 или 989 году Святополк был крещен под именем Петр. Однако известны монеты и печати, на которых имя Святополка соседствует с именем Михаил. После записи о первом распределении княжений со страниц летописи на четверть века исчезают даже малейшие упоминания о нем.

Правивший в Турове Святополк «всплыл» из летописного небытия только после внезапной кончины Владимира в 1015 году, и сразу со скандалом. За год до этого непокорный сын Ярослав, прокняжив в Новгороде около года, внезапно отказался платить ежегодную дань в Клев. Владимир Святославич даже нанял варягов для усмирения бунтаря, но отряд не успел приступить к действию — князь умер. Его любимый сын Борис находился недалеко от Клева, на берегу реки Альбы. По приказу отца он во главе киевской дружины шел против печенегов. Но не встретив противника, Борис собрался было назад, когда из столицы до него дошли вести о тревожных событиях. Смерть великого князя была почему-то скрыта от киевлян. Власть в Клеве захватил неизвестно как оказавшийся там Святополк. Киевские дружинники стали уговаривать Бориса вернуть себе отцовский престол, однако он отказался. Ведь Святополк был старше его и, следовательно, имел право занять место покойного отца. После чего дружинники покинули Бориса.

Об этом, а также о том, что произошло дальше, нам известно по, так сказать, «официальной» версии, изложенной в «Повести временных лет». Итак, в ночь на 24 июля 1015 года в опустевший лагерь пробрались убийцы, якобы посланные Святополком, и пронзили Бориса копьями. Бездыханное, как казалось, тело повезли в Клев. Но по дороге неожиданно оказалось, что князь еще жив. Тогда Святополк, неизвестно как прознавший об этом, послал из Клева двух варягов, и один из них пронзил сердце князя мечом. Похоронили Бориса тайно в Вышгороде, у церкви Святого Василия. Как говорит летопись, Святополк по горячим следам решил избавиться еще от двух братьев — Глеба и Ярослава. Глеба он выманил из Мурома сообщением о болезни отца. С небольшой дружиной Глеб отправился в Клев, но когда его корабль уже миновал Смоленск, он получил послание из Новгорода от Ярослава. Тот предупреждал Глеба о кончине отца и убийстве Святополком Бориса. Не успел князь осмыслить смерть двух близких людей, как его корабли захватили подосланные убийцы. Князь, по приказу некоего Горясера, был зарезан собственным поваром.

Злая участь была уготована и другим братьям Свято-полка, который по «высокоумию своему» решил перебить их всех и принять «власть русьскую един». Но Ярослав положил конец его бесчинствам. Он якобы не только попытался спасти Глеба, но и решил отомстить братоубийце. Новгородско-варяжское войско Ярослава встретилось с киевско-печенежскими полками Святополка недалеко от города Любеча. Противников разделял Днепр. Три месяца простояли они на противоположных берегах реки, не решаясь напасть друг на друга. И лишь когда уже начались заморозки, Ярослав отважился на бой, одержал победу и занял княжеский престол в Клеве, «на столе отьни и дедни». Святополк же укрылся в Польше и вернулся на Русь только летом 1018 года в сопровождении войск польского короля Болеслава Храброго. Поначалу Ярослав бежал в Новгород и только в следующем году во главе войска встретился с неприятелем на Альте, в том самом месте, где нашел свою смерть Борис. Победу одержал Ярослав, а Святополк бежал куда-то «в пустыню межю Ляхы и Чехы». Там его одолела странная хворь. Он так ослаб, что слуги были вынуждены нести его на носилках, к тому же князя одолевал страх, что вот-вот настигнут враги. Святополк умер, и, как утверждал автор «Повести временных лет», даже от могилы его исходило страшное зловоние…

Но все ли рассказанное в летописи соответствовало действительным событиям? Уж очень много «белых пятен» в этой истории. Летописи почему-то умалчивают, куда подевался Святополк во время перераспределения княжений между Владимировичами после смерти старшего из них, Вышеслава? А по обычаям того времени после смерти самого старшего брата все те, кто был младше, должны были подняться на одну «ступеньку» выше к киевскому престолу. Неясно и то, как Святополк, княживший в Турове, в момент кончины Владимира Святославича «перенесся» в Клев. Ведь эти города разделяют свыше 900 км. Даже мчась во весь опор со сменой лошадей, туровский князь мог добраться в стольный град никак не ранее 8—10 августа 1015 года. А Борис, если верить летописи, был убит еще 24 июля!

Выдающегося исследователя летописей А. Шахматова заинтересовал и другой вопрос: почему вышегородские бояре поддержали Святополка? Он даже высказал предположение, что Святополк был вышегородским князем. Но ведь Вышгород никогда не был центром княжества, а являлся загородной резиденцией киевского князя. С учетом вышесказанного еще загадочнее выглядят заявления летописца и автора жития Бориса и Глеба, что киевляне, хотя бы те самые, которые уговаривали Бориса захватить Клев, отказались принять его тело, и несчастного князя пришлось похоронить в том же Вышгороде.

А дальше вопросы посыпались, как из рога изобилия. Откуда летописцу известно, что обезглавленный труп, найденный на месте убийства Бориса, принадлежит юному оруженосцу князя Георгию по прозвищу Угрин? Ведь, по его же словам, тело не было опознано. И зачем Свято-полку потребовалось дважды посылать убийц к Борису? От кого он узнал о том, что «убитый» князь еще жив? И почему сами убийцы, везшие его тело, не заметили этого? Кстати, зачем Глебу понадобилось выбирать кружной путь из Мурома в Клев через Смоленск? Ведь он, как отмечают авторы летописей, очень торопился, чтобы застать отца в живых. И как при этом Ярослав, будучи в Новгороде, не только успел получить весть из Клева, но и предупредил Глеба о грозящей опасности? Ведь путь-то от Клева до Новгорода, а оттуда до Смоленска составлял более 2200 верст и должен был занять не менее полутора месяцев.

А как посланцы Ярослава узнали, какой дорогой отправился Глеб в Клев? И куда они делись, когда практически одновременно с ними здесь же оказались убийцы, посланные Святополком? Кстати, те должны были преодолеть расстояние чуть ли не в пять раз меньше — всего лишь около 460 верст.

Или, скажем, почему митрополит Георгий, присутствовавший в 1072 году при перенесении мощей Бориса и Глеба в новую церковь, засомневался в их святости? Да и вообще, зачем Святополку понадобилось убивать братьев? Ведь Борис и Глеб добровольно признали его старшинство и право на киевский престол. Вопросы, вопросы, вопросы… Существует еще один, и он, безусловно, очень важен. По обычаю русичей имена невинно убиенных или рано ушедших из жизни близких обычно давали вновь появившимся на свет. Да вот только Ярослав никого из своих сыновей не назвал Борисом или Глебом, либо Романом или Давидом (их полученными при крещении именами). А вот внука Ярослава от сына Изяслава назвали Святополком. И это еще при жизни Ярослава Мудрого. Значит, тогда, в 1050 году, имя туровского князя еще не считалось запятнанным братоубийством? Но кого же тогда считали убийцей? И почему киевляне поддержали Святополка, а не Ярослава? Или, например, чем объясняется разительное совпадение описаний обеих битв братьев в 1015 и 1018 году?

Ни летопись, ни другие отечественные источники ответов на эти вопросы не дают. А вот в зарубежных публикациях кое-какие ответы найти можно. Например, почему Святополк бежал в Польшу и польский король поддержал его и помогал изгнаннику вернуть киевский престол. Современник распри между Владимировичами епископ Титмар (Дитмар) сообщает о том, что третья дочь польского короля Болеслава I Храброго вышла замуж за Святополка Владимировича. Брак, заключенный не позднее 1012 года, обернулся трагедией. По словам Титмара, Владимир обвинил Святополка в том, что тот, поддавшись на тайные увещевания Болеслава, готовился захватить киевский престол. По этому обвинению Святополк вместе с женой и ее духовником, епископом колобжегским Рейнберном, были брошены в темницу.

По свидетельству того же Титмара, Святополку удалось вырваться из темницы лишь спустя какое-то время после смерти Владимира, когда владения скончавшегося князя уже были поделены между двумя старшими наследниками. Оставив в темнице на произвол нового киевского правителя свою жену, он бежал к тестю, очевидно рассчитывая на его помощь. Из этого явно вытекает, почему имя Святополка отсутствует в рассказе русского летописца о перераспределении княжений между Владимировичами: в момент смерти Владимира он находился в заточении по обвинению в государственной измене и, естественно, не мог претендовать на новгородское княжение, положенное ему по праву.

Следовательно, Святополк просто не имел ни возможности, ни сил для захвата киевского престола и зверского убийства братьев. Тогда кто же стал новым киевским князем и вероятным виновником гибели Бориса и Глеба, а также Святослава? Возможно, ответ на этот вопрос заключен в так называемой «Эймундовой саге», которая была записана в XIII веке, а до того передавалась в устной традиции. Это рассказ о норвежском конунге Эймунде, побратиме конунга Олафа II Святого. В 1015 году Олаф захватил власть над землями девяти конунгов (в том числе отсутствовавшего тогда Эймунда) и стал королем Норвегии. Не желая враждовать с ним, Эймунд вместе со своим другом Рагнаром покинул Норвегию и, прослышав о смерти Владимира, отправился на Русь. Разлад между братьями при дележе земель, по его мнению, позволял легко добыть богатство и почести, нанявшись в войско к одному из наследников. Им оказался… новгородский князь Ярослав. Конечно, историки разобрались в том, что Хольмгард из саги соответствует Новгороду, Кенугард — Клеву, а Пальтескью — Полоцку. В этом практически нет сомнений, так же как и в том, что конунг Ярицлейв — это князь Ярослав. Однако множество сомнений вызвало имя Бурислав, который потребовал от Ярицлейва (т. е. Ярослава) отдать часть владений. Ярицлейв, опираясь на наемников, нанес ему поражение и, судя по всему, захватил княжество Бурислава.

Через год тот же Бурислав вновь напал на город, был отбит, но во время штурма Ярицлейва ранили в ногу, и с тех пор и до конца жизни он сильно хромал. Еще через год Бурислав предпринял новую попытку захватить власть над Русью. Узнав о приближении Бурислава с войском, Эймунд захватил с собой нескольких воинов и тайно выступил навстречу врагу. В дне пути от столицы Ярицлейва на опушке леса варяги дождались неприятеля и ночью, когда все уснули, внезапно напали на шатер Бурислава и перебили тех, кто в нем находился. Самому Буриславу Эймунд отрубил голову, которую представил в качестве доказательства Ярицлейву. Тот, увидев голову брата, покраснел и велел Эймунду позаботиться о погребении убитого. Тогда Эймунд с товарищами вернулся в стан Бурислава. Как и предполагал предводитель варягов, дружина убитого князя разбежалась, а его обезглавленное тело было брошено в лесу. Эймунд забрал останки Бурислава и отвез в город, где они и были погребены. С этого времени, как говорит сага, «весь народ в стране пошел под руку Ярицлейва конунга и поклялся клятвами, и стал он конунгом над тем княжеством, которое они раньше держали вдвоем».

Первый переводчик «Эймундовой саги» на русский язык, литератор и историк О. Сенковский, предположил, что в образе Бурислава совместились Святополк Окаянный и Болеслав Храбрый. Однако историк Н. Ильин, потративший несколько лет, чтобы узнать, из каких источников черпал автор «Повести временных лет» информацию о трагических событиях 1015 года, получил совсем другие результаты. И звучали они, так сказать, «еретически». Ильин сопоставил имя Бурислава и обстоятельства его гибели, описанные «Эймундовой сагой», с сообщениями «Повести временных лет» и сделал вывод, что Ярицлейв в саге сражался вовсе не со Святополком или с полоцким князем Брячиславом, а с Борисом. Кстати, в источниках встречается и полная форма этого имени — Борислав.

Но тогда получается, что с Борисом расправились убийцы, посланные не Святополком, а Ярославом! В таком предположении нет ничего невероятного. Известный историк, академик В. Янин высказывал такое предположение еще в 1969 году. Кстати, это был достаточно мужественный поступок, ведь отход от официозных стереотипов и оценок не поощрялся. Это предположение полностью согласуется с данными епископа Титмара. И кроме того, оно позволяет объяснить многие странности и недомолвки «Повести временных лет». Становится ясным, кто занимал киевский престол после смерти Владимира, пока Святополк был в изгнании, а Ярослав княжил в Новгороде, — это был Борис! Исходя из этого, находит вполне естественное объяснение таинственное исчезновение посланников Ярослава к Глебу, которые должны были предупредить того о готовящемся на него покушении, ведь сами они и были убийцами.

А тот странный факт об отсечении головы у Георгия Угрина получает другое толкование: на самом деле обезглавлен был Борис, и, видимо, это его тело не смогли опознать. Совсем по-другому воспринимается теперь и миниатюра XIV века, копия с оригинала конца XI — начала XII веков. На ней убийцы передают пославшему их князю меч Бориса и какой-то круглый предмет. Как предположил известный историк М. Алешковский, это не что иное, как голова убитого.

Видимо, киевский престол незаконно занял именно Борис, которого отец любил, по свидетельству летописца, более других сыновей и всегда держал рядом с собой. Ярослав, нанявший к тому времени варягов для борьбы за независимость Новгорода от Клева, выступил против нового киевского князя и в битве на Днепре (предположительно, осенью 1015 года) одержал победу. В результате киевский престол перешел к нему.

Тем временем из темницы удалось бежать Свято-полку, который не мешкая отправился к своему тестю, рассчитывая с его помощью захватить власть в Клеве, принадлежавшую ему по праву старшего в роду. Пока он собирался с силами, Борис, опираясь на поддержку печенегов, попытался вернуть утраченную власть. Но киевляне, возглавляемые Ярославом и поддержанные довольно большим отрядом наемников, дали ему отпор. Во время обороны Клева Ярослав получил ранение, сделавшее его калекой. Это столкновение, очевидно, завершило 1016 год. В следующем году новая попытка Бориса вернуть Клев закончилась для князя трагически — 24 июля 1017 года его убили варяги, посланные Ярославом. Приблизительно в это же время были убиты Глеб и Святослав Владимировичи.

Конечно, все это не является безусловным доказательством гипотезы Н. Ильина. Но и не противоречит ей, и к тому же вполне увязывается с обликом братолюбца и мстителя Ярослава, который продержал 24 года в псковской тюрьме другого брата, Судислава, уцелевшего после событий 1015–1019 годов, и всю многолетнюю войну еще с одним братом, Мстиславом.

Так что когда летом 1018 года на Русь обрушились польско-немецкие отряды польского короля Болеслава Храброго, во главе их шел законный наследник киевского престола Святополк. Ярослав же тогда позорно бежал в Новгород, а затем к тестю в Швецию, бросив в Клеве мать и восемь своих сестер. И только решительно настроенные новгородцы, возглавляемые посадником Константином Добрыничем, заставили Ярослава возглавить поход против Святополка. Следует сказать, что вступление Святополка в стольный град киевляне встретили достаточно доброжелательно, тем более что через месяц-другой польские отряды покинули Клев. Приблизительно в декабре 1016 года у Любеча дружина Святополка сошлась на поле боя с воинами Ярослава. Победу одержал Ярослав. Судя по всему, Святополку удалось скрыться с поля брани, но это не спасло его от мести Ярослава.

Так в высшей степени благополучно сложились для Ярослава обстоятельства, давшие ему в руки безраздельное господство на Руси. Его назвали Мудрым, и поколения читателей летописи поражались его благочестию. Больше всего он лелеял память о своих невинно загубленных братьях. Именно Ярославу приписывают инициативу причисления их к лику святых в 1021 году. Борис и Глеб — первые русские святые — стали необычайно популярны на Руси. В их честь нарекали княжичей и строили белокаменные церкви, мумифицированной рукой Глеба благословляли князей. Оплакивая братьев, люди воздавали хвалу Ярославу Мудрому и проклинали Святополка, чья гибель открыла для Ярослава блестящую возможность: свалить все на фактического «соучастника», ставшего навсегда «Окаянным». Кстати, следует заметить, что слово «окаянный» в древнерусском языке имело не только значение «проклятый», но и «жалкий», «несчастный», «многострадальный, заслуживающий сожаления». Это добавляет новые штрихи к характеристике Святополка, делает ее хотя бы немного мягче.

Вполне вероятно, что князь Святополк стал жертвой политических интриг и на него удалось списать целый ряд политических преступлений, совершенных другими лицами, например тем же Ярославом Мудрым. Вся судьба Святополка говорит о том, что это скорее страдалец, жертва, чем преступник. В детстве он был лишен отцовской ласки; затем последовали династический брак по расчету, бегство на чужбину. Святополк, конечно, был сыном своего времени и, возможно, подобно большинству своих современников, обладавших властью, действительно отличался жестокостью и коварством. И все же внимательный анализ исторических документов дает основания усомниться в его однозначной вине. Так что окончательно ставить точку в «деле Бориса и Глеба» еще рано…