Достоевский в Инженерном училище

 

Михаил Андреевич Достоевский довольно рано определил будущее двух старших сыновей, Михаила и Федора. Братьям предстояло стать военными инженерами. В то время это была профессия, обещавшая им солидный доход и хорошие виды на будущее. Но сами они не чувствовали призвания ни к инженерному делу, ни к военной карьере как таковой. Их мечтой была литературная деятельность.

Встреча с Инженерным училищем стала для пятнадцатилетнего Федора Достоевского новым прозрением русской действительности. Федору было отказано в приеме на казенный счет, и отец должен был внести немалую сумму за обучение. Позднее Достоевский узнал, что несколько человек, сдавших вступительные экзамены хуже него, были приняты на казенный счет.

Дело было, конечно, в том, что преподаватели брали взятки за эти бесплатные места. «Какая подлость! – писал Достоевский отцу, узнав о причине отказа. – Это меня совершенно поразило. Мы, которые бьемся из последнего рубля, должны платить, когда другие – дети богатых – приняты безденежно. Бог с ними!» Брата же Михаила не приняли в училище по состоянию здоровья.

Оказавшись в стенах училища, Достоевский попал во многом в чуждый ему мир. Внешняя дисциплина была важнейшим атрибутом в этом заведении, в одинаковой степени являвшемся как инженерным училищем, так и военной школой. Страх и подхалимство перед старшими порождали садизм по отношению к младшим. Новички со стороны старших воспитанников подвергались насмешкам и издевательствам, походившим на пытки. Воздух училища был пропитан духом тщеславия и карьеризма. По словам Достоевского, он увидел «мальчиков тринадцати лет, уже рассчитавших свою жизнь: где, какой чин получить, что выгоднее, как деньги загребать».

Тем не менее Достоевскому удалось по-своему пережить этот непростой период в жизни. При малейшей возможности он погружался в имевшиеся у него книги, записывал интересные мысли, не оставляя надежды рано или поздно стать литератором. Строгий режим училища и муштра были тяжелыми препятствиями, но и их Достоевский научился преодолевать: он читал и работал по ночам, стал редактором и главным автором газеты, которая издавалась в училище. Он приобрел приятелей, вместе с которыми пытался отстаивать подвергавшихся нападкам преподавателей и воспитанников, хотя это не всегда удавалось. Но научился ли Достоевский военно-инженерному делу? Осенью 1838 года он потерпел неудачу на экзаменах и был оставлен на второй год. Однако в дальнейшем учеба наладилась.

Выпускные экзамены за высший офицерский класс были успешно сданы.

После окончания училища, получив звание полевого инженера-поручика, он начал служить в чертежной военно-инженерного департамента, где пробыл несколько месяцев вплоть до своего увольнения со службы. К этому времени он успел сделать чертеж крепости, забыв, как рассказывают, обозначить ворота.

Но в программу училища входило и гуманитарное образование. Хорошим было преподавание иностранных языков. Достоевский усовершенствовал свое знание французского и немецкого. Он посещал лекции по литературе и религии, по архитектуре и строительному искусству. Кроме того, он научился работать, несмотря на невозможные условия, и знал, что барабанная дробь означает отмену приказа. Это знание пригодилось ему, когда через шесть лет после выхода из училища, осужденный на смерть, он ждал исполнения приговора.

Достоевский также прошел и жестокую школу быть одиноким среди сверстников, хотя ему удалось выработать некоторые приемы, благодаря которым в конце концов он получал признание товарищей. Проблема одиночества, отверженности позднее стала одной из основных для многих его героев.

(493 слова) По П. Воге

Пушкин в Лицее

 

Лицей считался высшим учебным заведением. Профессора и все лицейское начальство смотрели на лицеистов как на взрослых студентов и предоставляли им полную свободу. Кто хотел учиться, тот учился, а кто не хотел, тот мог откровенно и безнаказанно предаваться лени.

Пушкин не был усердным школьником. Он охотно и даже с увлечением занимался только такими науками, которые ему были по душе. Он любил французскую, русскую словесность, историю, любил лекции профессора политических наук Куницына и пренебрегал другими.

Профессора почти единодушно отмечали его блистательное дарование и крайнее неприлежание. Особенно слаб он был в математике.

Вызвал раз его Карцов к доске и задал алгебраическую задачу. Пушкин долго переминался с ноги на ногу и все писал молча какие-то формулы. Карцов спросил его наконец: «Что же вышло? Чему равняется икс?» Пушкин, улыбаясь, ответил: «Нулю». – «Хорошо! У вас, Пушкин, в моем классе все кончается нулем. Садитесь на свое место и пишите стихи».

Начальство поощряло литературные опыты лицеистов. Пушкин, Дельвиг, Кюхельбекер – лицейские поэты – объединились в кружок, издавали рукописные журналы со стихами и карикатурами.

В Лицее была огромная библиотека. В ней были те самые книги, которые принадлежали когда-то Вольтеру. Эти книги, эту «заразу умов» Александр I получил в наследство от бабки своей Екатерины II и передал Лицею. Лицеисты часто собирались в библиотеке и читали насмешливые, гневные книги Вольтера и Руссо.

В Пушкине рос дух независимости, любовь к человеку, презрение к чинам. Не о генеральских чинах, не о богатстве мечтал Пушкин в Лицее. Он мечтал быть поэтом, чтоб огненным словом своим пробуждать в сердцах подлинно человеческие чувства.

Где бы он ни был – бродил ли он в уединении по царскосельскому парку с мраморными статуями, с белыми лебедями на дремлющем пруду, гулял ли по окрестным лугам, замыкался ли в «келье» своей, сидел ли в классе, – всегда в голове его теснились рифмы и образы поэм, посланий, эпиграмм.

Пушкин не давал покоя ни бумаге, ни гусиным перьям, писал и переделывал стихи почти ежедневно. Вместе с друзьями он выпускал лицейские журналы, номер за номером, с веселыми, задорными стихами. Живой и пылкий, он серьезные занятия перемежал с проказами и шалостями, оттого воспитателям казался легкомысленным, ленивым и крайне неприлежным. Но Пушкин не был лентяем. Все существо его всегда было в непрестанном действии, голова всегда полна мыслями, а сердце – чувствами.

В 1815 году на экзамен в Лицей приехал знаменитый, уже дряхлеющий поэт Державин. Шестнадцатилетний Пушкин в его присутствии читал свои стихи «Воспоминания в Царском Селе». Когда Пушкин дошел до строк, в которых упоминалось имя Державина, голос его зазвенел и сердце забилось с упоительным восторгом. Державин был в восхищении.

После экзамена министр народного просвещения граф Разумовский устроил торжественный обед, на котором присутствовал и Державин, и отец Пушкина Сергей Львович. За обедом разговор шел о поэтическом даровании Пушкина и о воспитанниках, только что переведенных с младшего курса на старший. Граф Разумовский, обращаясь к Сергею Львовичу, сказал:

— Я бы желал, однако же, образовать сына вашего к прозе.

— Оставьте его поэтом! — с жаром воскликнул Державин.

Так в Лицее Пушкин получил благословение на трудный путь.

(480 слов)

Слово о Пушкине

 

Пушкин! С самим именем Пушкина у нас невольно связывается вздох облегчения, улыбка.

Для читающей России Пушкин своими солнечными стихами, можно сказать, утеплил ее климат. У веселого пушкинского очага мы греемся и сегодня, потому что ничего теплее Пушкина не было в русской культуре, не говоря о ее истории.

Два ярких, счастливых впечатления детства у меня связаны с именем Пушкина.

Александра Ивановна, наша старая учительница первых классов, читала нам «Капитанскую дочку». Как уютно было ее слушать, с какой невероятной радостью я ожидал появления Савельича, как хохотал над его вечно бунтующей преданностью. Его преданность доходила до того, что с невероятной комичностью оттесняла сам объект преданности. И барин Петруша ничего с этим не мог поделать.

Другое впечатление связано с моим случайным чтением «Песни о вещем Олеге».

Мне повезло: в комнате никого не было, а потому мне не стыдно было плакать сладостными слезами над судьбой вещего Олега. Мне было безумно жаль его, и я плакал. Но отчего же слезы были сладостны? Видимо, от музыки стихов, от правильности правды случившегося, оттого, что сам конь все-таки не виноват в гибели Олега. Опять преданность оказалась незапятнанной. Тогда я в первый раз столкнулся с веществом поэзии в чистом виде и на всю жизнь был потрясен этим.

Пушкин не только лучший поэт России, но и создатель первых лучших образцов русской прозы. Лев Толстой не раз высказывался по поводу прозы Пушкина, что, мол, слишком просто пишет, слишком голо. Хотя сам завершил свой путь как художник «Хаджи-Муратом» — вещью пушкинской прозрачности и простоты.

Сознательно или бессознательно настоящий художник создает вторую действительность, помогающую нам выжить в первой. Я думаю, более всего это удавалось Пушкину. По-моему, «Мороз и солнце — день чудесный...» — это не только прекрасные стихи, но и средство от простуды, и, что еще важней, средство от депрессии. Все творчество Пушкина — средство от депрессии.

Пушкин гениален не только в том, что он написал, но даже в том, чего не написал. Он гениален в том, что сюжет «Ревизора» и «Мертвых душ» отдал именно Гоголю. Скажем прямо: так Пушкин об этом не мог бы написать, здесь Гоголь был сильнее. И Пушкин это понял. Но какая интуиция, какая общенациональная литературная стратегия! И сам Гоголь ничего лучшего не написал, чем эти вещи. Такое впечатление, что Гоголь, обожествлявший Пушкина, сделал все, чтобы доказать Пушкину, что он был достоин его доверия.

Пушкин не явился на голом месте, величайший скачок поэзии с появлением Пушкина есть необъяснимое чудо. При необыкновенном богатстве русской поэзии это чудо больше не повторилось. И нет ли в творениях Пушкина высшего знака для нас? Есть.

Пушкинская улыбчивость, пушкинская бодрость, пушкинская мудрость вооружают нас мужеством и надеждой, что в печальную историю нашей страны в конце концов прольется пушкинская гармония. Можно ли поверить, что явление Пушкина — случайная игра генов, некий коктейль природы из горячей Африки и холодной России? Такое скопление великих талантов в одном человеке не может быть случайным, а может быть только путеводной звездой.

(465 слов)

По Ф. Искандеру

Поэзия Пастернака

 

Помнится, школьником, роясь в груде книг, разбросанных на стойке сухумского букиниста, я вытащил книжку стихов с именем Пастернака на обложке. Имя мне ничего не говорило. Я уже собирался положить книгу на место, но тут старый букинист сказал:

— Берите, не пожалеете. Это современный классик.

Я тогда абсолютно не верил, что классик может быть современным. Но то ли для того, чтобы не обижать букиниста, то ли для того, чтобы показать ему, что я и сам разбираюсь в стихах, листанул книгу. Я впервые прочел стихотворение «Ледоход». Впечатление было ошеломляющее и странное. Оно даже не казалось мне поэтическим. Скорее, это было ощущение физического наслаждения, только с огромным избытком. Как будто в жаркий летний день я ловлю ртом лимонадный водопад. И вкусно, и слишком много.

Конечно, я купил эту книгу. Чуть позже, в студенческие времена, я доставал все его книги, которые были изданы к тому послевоенному времени. Я уже знал, что Борис Пастернак – поэт, не слишком угодный властям, что его подолгу не издавали, а еще раньше много ругали. В мое студенческое время его почти не трогали, во всяком случае, не помню статей, написанных против него. Можно подумать, что тогда обе стороны объявили перемирие и набирались сил, готовясь к грандиозному скандалу появления романа «Доктор Живаго». Но тогда до этого было далеко и никто об этом ничего не знал.

Общение с поэзией раннего Пастернака напоминает разговор с очень интересным человеком. Изумительные откровения прерываются невнятным бормотанием, и в процессе беседы мы догадываемся, что и не надо пытаться расшифровывать невнятицу, а надо просто слушать и наслаждаться понятным. Репутация малопонятного поэта сразу же установилась за Пастернаком. Кроме того, я думаю, его высокая, чисто музыкальная одаренность сыграла в этом свою роль.

Как известно, в юности Пастернак готовил себя в профессиональные музыканты, и его первые опыты были одобрены самим Скрябиным. Но он бросил музыку из-за какой-то мистической сверхчестности. У него не было абсолютного слуха, в чем он и признался

композитору. Утешение Скрябина, что и у Чайковского, и у Вагнера тоже не было абсолютного слуха, не остановило его. Безумно любя музыку Скрябина, он ждал, что Скрябин назовет себя, так как у Скрябина тоже не было абсолютного слуха. По-видимому, абсолютный слух есть только у Бога и у настройщиков роялей.

Одним словом, юный Пастернак бросил музыку, но музыка его не бросила. Самые невнятные его стихи преимущественно музыкального происхождения, и слова тут играют роль мелодических обрывков.

Есть любители стихов, которым ранний Пастернак кажется интересней. И в этом есть доля истины. Развитие стиля и творческая победа не бывают без потерь.

В поздних стихах поэта мы не встретим ураганных ритмов, головокружительных образов, захлебывающихся импровизаций. Долгий путь послереволюционного развития таланта Пастернака действительно привел его к неслыханной простоте. Немыслимые страдания Родины, которые всегда были и его собственными страданиями, в конце концов укротили субъективность его творческой фантазии. Романтические водопады музыки ранних стихов сменились тихим журчанием подмосковных ручьев.

Поэт нашел своего большого читателя. Благородство силы заключается в чувстве равенства со слабым. И это единственное условие, при котором слабый может полюбить и, распрямляясь, дотягиваться до уровня духовной силы.

(485 слов)

По Ф. Искандеру

О Шмелеве

 

Бомбили Париж. Было утро, когда недалеко от дома упали сразу четыре бомбы, превратив в развалины два здания напротив. Обычно Иван Сергеевич вставал рано, а тут залежался в постели. Это и спасло ему жизнь. Окна разбиты вдребезги, спинку его рабочего кресла насквозь изрешетили острые осколки. Маленький листок бумаги влетел в комнату и опустился прямо ему под ноги. Это была репродукция «Богоматерь с Иисусом» итальянского художника Балдовинетти.

Как залетела она сюда? Видимо, Царице Небесной было угодно сохранить жизнь русскому писателю-эмигранту, больному и одинокому. На следующий день в одном из православных храмов он отслужил благодарственный молебен. И – за работу.

Старается много писать, продолжает роман «Пути небесные», посвященный светлой памяти своей супруги Ольги Александровны. Студент юридического факультета Московского университета многим обязан в своем духовном становлении именно ей, худенькой, синеглазой девушке, дочери генерала Охтерлони, героя обороны Севастополя. Это она предложила свадебное путешествие не куда-нибудь, а на Валаам. А впоследствии вышла книга «На скалах Валаама». Вначале расходилась она вяло, почти весь тираж Шмелев продал за гроши букинистам. А перед Первой мировой войной ни у одного букиниста найти книгу было нельзя.

Был голодный 1921 год. Супруги Шмелевы ехали из Алушты на бревне, положенном поверх тележных колес. В Феодосии зарегистрировались в коммунальной столовой, чтобы можно было получать двести граммов хлеба в день. Как-то пришли, а столовая закрыта, хлеб кончился. И вдруг подошел человек, оглянулся по сторонам, тихо спросил: «Вы Шмелев? Это вы написали «Человек из ресторана»?» – и вложил ему в руку сверток. Хлеб! Целая буханка! Эта буханка была лучшим его гонораром.

Повесть «Человек из ресторана» сделала Шмелева известным. Талант был признан. И процветать бы ему, крепнуть на своей земле, питаться ее самобытными соками. Но в этом же страшном 1921 году расстреливают сына Сергея. Писатель в одночасье сгорбился, поседел, резко ухудшилось зрение.

Шмелевы уезжают за границу.

Эпопеей «Солнце мертвых» начался эмигрантский период его творчества. Это одна из самых трагических книг за всю историю человечества, которая рассказывает об одичании людей в братоубийственной войне. «Читайте, если у вас хватит смелости», – так сказал о «Солнце мертвых» Томас Манн, немецкий писатель.

Жизнь во Франции благополучной не получилась: Шмелев часто болеет, много страдает от критики нового времени, тоскует по России. В 1936 году умерла жена Ольга Александровна. Горе сломило писателя. Сорок один год они не разлучались. Однажды в порыве страшной тоски воскликнул, обращаясь к жене: «Чувствуешь ли ты, как я одинок?! Ответь каким-нибудь знаком, чтобы я знал, что ты меня слышишь». Через несколько дней он получил письмо от незнакомой женщины. «Не думайте, что Вы одиноки...» – так начиналось оно. И подпись: Ольга Александровна. Письмо пришло в день рождения его жены.

Потянулись годы одиночества. Друзья и читатели поддерживали старого, больного писателя, присылали посылки. В последние годы ему хотелось монастырского покоя и тишины, неспешной молитвы и тихих праздников. И семидесятишестилетний Иван Сергеевич Шмелев летом 1950 года отправляется в монастырь близ Парижа.

Наконец-то! Распаковал вещи, распахнул окно в зелень монастырского сада, постоял, вдыхая свежий воздух летнего вечера под негромкий колокольный звон. И спустя несколько часов умер. Так в ликовании душевном закончилось его Господне лето.

(488 слов)

По Н. Сухининой

 

№ 21 «Вечерний альбом»

В конце 1910 года вышел в свет первый сборник стихов Марины Цветаевой.

Увидев готовую книгу, Марина испытала некоторый прилив тщеславия. Достаточно ли быть напечатанной, чтобы заявить себя поэтом? Двести двадцать шесть страниц. Название набрано жирным шрифтом — «Вечерний альбом». Пониже можно прочесть заголовки разделов: «Детство», «Любовь», «Толькотени». И действительно, здесь можно найти отголоски ее детских и отроческих заблуждений и метаний.

Когда «Вечерний альбом» попал на прилавки книжных магазинов, Марина Цветаева еще прилежно посещала гимназию. Никто из окружающих и не подозревал, что у восемнадцатилетней гимназистки вышла книга. Даже отец, профессор Цветаев, поглощенный приготовлениями к открытию созданного им Музея изящных искусств, не пытался узнать, правдивы ли слухи о том, что его старшая дочь намерена посвятить себя литературной карьере.

Марина ничуть не страдала от этого заговора молчания вокруг своего первого творения. Наоборот, это ее успокаивало. Гордая и застенчивая девушка смертельно боялась, что ее вытащат из тени. Всякая шумиха, любые пересуды наводили на нее ужас.

Однако среди разнообразия книжной продукции этого времени некоторые критики заметили книгу, написанную никому не известной поэтессой, чья фамилия так прелестно напоминала слово «цветок». Максимилиан Волошин в московской газете «Утро России», обозревая женскую поэзию, посвятил «Вечернему альбому» теплые строки, говоря, что он очарован гармонией наивного стиха.

Никто не сообщил Марине о появлении этой рецензии, подписанной тридцатитрехлетним и вполне авторитетным поэтом. Не подозревая о реакции на свою первую книгу, она думала только о том, что надо писать новые стихи, не заботясь ни о своем будущем, ни о будущем своих произведений.

Как-то декабрьским вечером 1910 года в цветаевском доме в Трехпрудном переулке раздался звонок. Марина открыла дверь, думая, что это кто-то из друзей семьи. Но перед ней предстал незнакомец и сразу представился:

— Макс Волошин. Можно мне видеть Марину Цветаеву?

— Я.

— Вы читали мою статью о вас?

— Нет!

— Я так и думал и потому принес ее вам. Она уже месяц как появилась.

Пока Марина пробегала глазами хвалебную статью, Волошин внимательно изучал ее лицо. Заметно было, что статья взволновала юную поэтессу.

Они стали говорить о поэзии. Имена иностранных поэтов звучали рядом с именами русских поэтов-современников. Когда Волошин удивился, неужели Марине было не любопытно просмотреть прессу после выхода «Вечернего альбома», она призналась: «Я газет не читаю и никого не вижу. Мой отец до сих пор не знает, что я выпустила книгу. Может быть, знает, но молчит. И в гимназии молчат». Улыбнувшись последнему замечанию, гость вежливо поинтересовался: «А что вы делаете в гимназии?», на что получил мгновенный ответ: «Пишу стихи». Волошин сразу же попросил ее прочесть несколько стихотворений. Тронутая его интересом, она повиновалась.

Марина читала строфы, где было взвешено каждое слово, голос ее дрожал, глаза горели. Волошин был покорен. А на следующий день прислал Марине стихи, в которых называл ее книгу «утренней благостной вестью», чудом.

Небольшой сборник стихов открыл дверь Марине Цветаевой в большую поэзию.

(451 слово)

По Анри Труайя

 

Гиляровский

 

Ничто не может дать такого живого представления о прошлом, как встреча с его современником, особенно с таким своеобразным и талантливым, каким был Владимир Александрович Гиляровский — человек неукротимой энергии и неудержимой доброты. Прежде всего в Гиляровском поражала цельность и выразительность его характера. Если может существовать выражение «живописный характер», то оно целиком относится к Гиляровскому. Он был живописен во всем: в своей биографии, в манере говорить, в ребячливости, в разносторонней бурной талантливости.

По строю своей души Гиляровский был запорожцем. Недаром Репин написал с него одного из своих казаков, пишущих письмо турецкому султану, а скульптор Андреев лепил с него Тараса Бульбу для барельефа на своем превосходном памятнике Гоголю.

Гиляровский был воплощением того, что мы называем широкой натурой. Это выражалось у него не только в необыкновенной щедрости, доброте, но и в том, что от жизни Гиляровский тоже требовал многого. Если красоты земли, то уж такие, чтобы захватывало дух, если работа, то такая, чтобы гудели руки, если бить – так уж бить сплеча.

Среди многих свойств таланта было одно, которое покоряло всех, – это ребячливость. Гиляровский был неистощим на мальчишеские выдумки. Однажды он придумал послать письмо в Австралию какому-то вымышленному адресату, чтобы, получив это письмо обратно, можно было судить (по множеству почтовых штемпелей), какой удивительный и заманчивый путь прошло оно.

Гиляровский происходил из исконной русской семьи, отличавшейся строгими правилами и установленным из поколения в поколение неторопливым бытом. Естественно, что в такой семье рождались люди цельные, крепкие, физически сильные. Гиляровский легко ломал пальцами серебряные рубли и разгибал подковы. Однажды он приехал погостить к отцу и, желая показать свою силу, завязал узлом кочергу. Отец не на шутку рассердился на сына за то, что тот портит домашние вещи, и тут же в сердцах развязал и выпрямил кочергу.

Естественно, что человек такого размаха и своеобразия, как Гиляровский, не мог оказаться вне передовых людей своего времени. С Гиляровским дружили Чехов, Куприн, Бунин и многие писатели, актеры и художники.

Но, пожалуй, Гиляровский мог гордиться больше, чем дружбой со знаменитостями, тем, что был широко известным и любимым среди московской бедноты. Хитровцы любили его как своего защитника, как человека, который один понимал всю глубину хитрованского горя.

Никто из писателей не знал так всесторонне Москву, как Гиляровский. Было удивительно, как может память одного человека сохранять столько историй о людях, улицах, рынках, церквах, площадях, театрах, садах, трактирах.

Каждому времени нужен свой летописец не только в области исторических событий, но и в области быта, уклада. Летопись быта с особой резкостью и зримостью приближает к нам прошлое. Чтобы до конца понять хотя бы Льва Толстого или Чехова, мы должны знать быт того времени. Даже поэзия Пушкина приобретает свой полный блеск лишь для того, кто знает быт пушкинского времени. Поэтому так ценны для нас рассказы таких писателей, как Гиляровский.

Есть люди, без которых трудно представить себе существование общества и литературы. Таким был Владимир Александрович Гиляровский — поэт, писатель, знаток Москвы и России, человек большого сердца, чистейший образец талантливости нашего народа.

(469 слов)

По К. Паустовскому

 

Качалов

 

Трудно рассказать в нескольких словах, какое место занимает в жизни моего поколения Василий Иванович Качалов. От спектакля до спектакля мы бережно хранили в памяти каждую его интонацию, каждый его жест, исполненный благородной простоты и свободы. Но всякий раз, когда мы видели Качалова на сцене, он казался нам неожиданным и новым.

Бывая в Москве по делу или проездом, мы считали невозможным упустить случай попасть в Художественный театр, чтобы увидеть Качалова. Часто случалось нам во время поездок в Москву встречать на ее улицах высокого, статного, неторопливого человека, всегда со вкусом одетого, — артиста с головы до ног. Шел он обычно один, занятый своими мыслями, немного рассеянный. Походка его была легкой и твердой, даже в том возрасте, который называют преклонным. Годы мало отражались на его облике. До конца дней сохранил он и внешнюю моложавость, и молодой интерес ко всему новому.

Пожалуй, среди актеров, которых я знал на своем веку, никто так не любил и не чувствовал слова, как Василий Иванович Качалов. Никто не умел передавать с такой свободой и точностью лучшие поэтические страницы Льва Толстого, Чехова, Горького, сонеты Шекспира, мужественное слово Маяковского. Это был актер-поэт.

Помню, мы встретились с ним в санатории в Архангельском, в бывшем имении Юсупова, которому Пушкин посвятил свою оду «К вельможе». В руках у Качалова была книжка. Он раскрыл книгу, надел пенсне и принялся неторопливо читать, едва скользя глазами по строчкам.

Это были два маленьких рассказа Горького «Могильщик» и «Садовник». Первые строчки рассказа Качалов прочел ровным, спокойным голосом, не играя, а именно читая. Но вот книга отодвинута, пенсне сброшено, и вместе со стеклами исчез знакомый нам качаловский облик. Перед нами предстал одноглазый кладбищенский сторож Бодрягин, страстный любитель музыки. Горький нежданно осчастливил героя щедрым подарком – гармоникой. Захлебнувшись от радости, Бодрягин не говорит, а будто выдыхает слова.

Василий Иванович перелистывает еще несколько страниц книги. На смену кладбищенскому сторожу является садовник – обстоятельный, деловитый, в чистом переднике, то с лопатой, то с лейкой, то с большими ножницами в руках. Дело происходит в различные месяцы 1917 года в Петрограде, в Александровском саду. Под треск пулеметной стрельбы, под грохот и рев пролетающих мимо грузовых машин садовник неуклонно и добросовестно занимается своим хозяйством, да при этом еще по-отцовски поучает пробегающего по саду солдата:

— Ружье-то почистил бы, заржавлено ружье-то.

Качалов читал все это, вернее играл, с такой необыкновенной точностью памяти и наблюдения. И дело было не только в таланте и мастерстве большого актера. Главное было в том, что рассказы Горького читал его современник, родственно переживший с ним одни и те же события, мысли и чувства, повидавший на своем веку те же города, те же дороги, тех же людей.

Василий Иванович закрыл книжку и превратился в прежнего Качалова – спокойного, холодновато-любезного, слегка рассеянного. А когда он ушел, пожилой военный врач, приехавший на несколько дней с фронта, сказал мне:

— Вот уж никак не думал, что попаду на качаловский концерт, да еще такой блестящий.

Ведь это тот самый Василий Иванович Качалов, ради которого я в студенческие годы простаивал ночи у театральных касс. Иной раз продрогнешь, промокнешь под дождем, а все стоишь. Может быть, посчастливится получить билетик на галерку!

(497 слов)

По С. Маршаку

Анна Павлова

 

Было морозное январское утро 1881 года, когда у бедной швеи, подрабатывающей иногда стиркой, родилась девочка. Ее крестили и нарекли Анной в честь святой, праздник которой в тот день значился в церковном календаре. А когда Анне исполнилось восемь лет, мать объявила, что они поедут в Мариинский театр.

Увиденное и услышанное потрясло воображение девочки. Во втором акте группа мальчиков и девочек танцевала «Вальс цветов».

— Хотела бы ты так танцевать? – спросила мама Анну.

— Нет. Я хочу танцевать так, как та красивая дама, что изображает Спящую Красавицу. Когда-нибудь и я буду так танцевать, и в этом же театре.

Мать посмеялась, назвала дочь глупенькой, не подозревая, что та уже нашла свое призвание в жизни. После слез и настоятельных просьб мать повела девочку в балетную школу. В тот год ее не приняли. Но в десять лет она все же стала ученицей Императорской балетной школы.

Первые гастроли в Европе принесли Анне Павловой небывалый успех. После одного из представлений в Стокгольме до самого отеля за экипажем Павловой молча шла толпа зрителей. Люди не аплодировали, не переговаривались, не желая нарушать отдыха артистки. Никто не ушел и тогда, когда балерина скрылась в отеле. Павлова недоумевала, как ей поступить, пока горничная не подсказала, что нужно выйти на балкон и поблагодарить зрителей. Анну встретили бурей рукоплесканий. Она только кланялась. А потом бросилась в комнату, вытащила корзину, подаренную в тот вечер, и стала бросать в толпу цветы: розы, лилии, фиалки, сирень.

Когда французский композитор Сен-Санс увидел Павлову, танцующую его «Лебедя», он добился встречи с ней, чтобы сказать: «Мадам, благодаря вам я понял, что написал прекрасную музыку!»

Небольшая хореографическая композиция «Умирающий лебедь» стала ее коронным номером. Исполняла она его совершенно сверхъестественно. На сцену, огромную или маленькую, спускался луч прожектора и следовал за исполнительницей. Спиной к публике на пуантах появлялась фигурка, одетая в лебяжий пух. Она металась в замысловатых зигзагах предсмертной агонии и не спускалась с пуантов до конца номера. Силы ее ослабевали, она отходила от жизни и покидала ее в бессмертной позе.

Павлова была чрезвычайно суеверной. Она подмечала приметы: боялась грозы, встречи со священником, пустых ведер, черных котов. То, что для других было пустяком, для нее превращалось в какой-то особый, тайный знак. Однажды в гостях, заглядевшись на огромный куст чайных роз, она сказала: «Вот, когда этот куст умрет, и я умру. Это так. Я точно знаю». На следующий год она спешила на гастроли в Гаагу. По дороге простудилась.

Легкий насморк перенесла на ногах, затем — воспаление легких. Странно, но слова Анны Павловой по поводу куста роз оказались пророческими. Когда она заболела, цветы покрылись ржавыми пятнами и погибли в несколько дней. Через три дня, не дожив восьми дней до своего пятидесятилетия, умерла и великая русская балерина.

Последний раз, приподнявшись в постели, будто готовясь встать, она отчетливо и строго, как всегда распоряжаясь, сказала: «Приготовьте мне костюм Лебедя».

(453 слова)

По С. Шевцовой

Улыбка Моны Лизы

 

Поздняя ночь опускается на улицы Флоренции. Город делается похож на огромный корабль без огней.

— Если синьора хочет, я расскажу ей сказку, – говорит Леонардо.

Она кивнула утвердительно головой и приготовилась слушать. А Леонардо вспомнил любимую сказку бабушки Лючии.

Случилось это очень давно, когда еще не было положено ни одного камешка в постройки нашей Флоренции, не было и Рима. Жил-был один бедный человек, и у него было четыре сына: три умных, а один и так и сяк, ни ума, ни глупости. Любил слушать и думать про себя, а ночью смотреть на звезды. И вот пришла за отцом смерть. Перед тем как расстаться с жизнью, он призвал к себе детей и говорит: «Сыны мои, скоро я умру. Как только вы меня схороните, заприте хижину и идите на край света добывать себе счастье. Пусть каждый чему-нибудь научится, чтобы мог кормить сам себя».

Отец умер, а сыновья, похоронив его, пошли на край света добывать свое счастье.

Прошло три года, и, помня уговор, вернулись братья с края света на полянку родной рощи. Пришел первый брат. Он научился плотничать. От скуки срубил дерево, обтесал его и сделал из него женщину. Вернулся второй брат, увидел деревянную женщину, и так как он был портной, то сейчас же, в одну минуту, как искусный мастер, сделал ей красивую шелковую одежду. Пришел третий сын, украсил деревянную девушку золотом и драгоценными камнями. Ведь он был ювелир и сумел накопить большое богатство. И пришел четвертый брат. Он не умел ни плотничать, ни шить — он умел только слушать, что говорит земля, говорят деревья, травы, звери и птицы, знал ход небесных планет и еще умел петь чудесные песни. Он увидел деревянную девушку в роскошной одежде, в золоте и драгоценных камнях. Но она была глуха и нема и не шевелилась. Тогда он собрал все свое искусство и запел прекрасную песню, от которой плакали притаившиеся за кустами братья, и песней этой вдунул душу в деревянную женщину. Она улыбнулась и вздохнула.

Тогда братья бросились к ней, и каждый кричал одно и то же:

— Я тебя создал, ты должна быть моей женою!

— Ты должна быть моей женою, я тебя одел!

— Я тебя сделал богатой, ты должна быть моей женою!

Но женщина отвечала:

— Ты меня создал – будь мне отцом. Ты меня одел, а ты украсил – будьте мне братьями. А ты, что вдохнул в меня душу и научил радоваться жизни, будешь мне мужем на всю жизнь.

Кончив сказку, Леонардо взглянул на Мону Лизу. Что сделалось с ее лицом! Оно будто озарилось светом, глаза сияли. Потом, точно пробудившись от сна, она вздохнула, провела по лицу рукою и без слов пошла и села на свое место, сложила руки и приняла обычную позу.

Улыбка блаженства, медленно исчезая с ее лица, осталась в углах рта и трепетала, придавая лицу загадочное и чуть лукавое выражение, как у человека, который узнал тайну и, бережно храня ее, не может сдержать торжество.

И Леонардо молча работал, боясь упустить этот момент, этот луч солнца, осветивший его Мону Лизу.

(467 слов)

По Ал. Алтаеву

О Ландау

 

Он родился в 1908 году в Баку в семье преуспевающего инженера-нефтяника. Читать и писать Леву научила мама, она рано заметила необыкновенные способности сына. Мальчик прекрасно учился, в двенадцать лет уже умел дифференцировать, в тринадцать – интегрировать, но потом, когда гимназию закрыли, Лев год сидел дома. Мать стала твердить сыну, что от безделья человек превращается в ничтожество, увядает. Ее слова возымели совсем не то действие, на которое она рассчитывала. Мальчик и без того страдал от насмешек сверстников, потому что был хил и слаб, а тут решил, что жизнь не удалась и лучше все это разом покончить. Он уже обдумывал, каким способом это сделать, когда ему в руки попал роман французского писателя Стендаля «Красное и черное». Эта книга буквально перевернула его жизнь. Он понял, что человек может стать настолько сильным, что в его власти будет решать свою судьбу.

Выучив, подобно своему герою Сорелю, наизусть страницу газетного текста, Лев решил впредь учить не нудные статьи, а стихи. Так родилась любовь к поэзии. В зрелые годы он часто декламировал своих любимых поэтов: по-видимому, стихи помогали ему отключаться от привычных дум. И все это способствовало развитию памяти. Льву достаточно было прочитать стихотворение три-четыре раза, и он запоминал его навсегда.

Окружающие заметили происшедшие в нем перемены. Они решили, что мальчик взрослеет. Никому и в голову не могло прийти, что он пережил. Постижение святых и вечных истин далось ему нелегко, он умел держать себя в узде. Ни в чем не давал спуску.

В четырнадцать лет Лев Ландау блестяще сдал вступительные экзамены в Бакинский университет. Он был самым молодым студентом. Но после первой же сессии заслужил уважительное отношение и однокурсников, и преподавателей, а спустя два года преподаватели посоветовали его матери перевести сына в Ленинград.

Шестнадцатилетним юношей Лев Ландау попал в северную столицу и очутился в центре студенческой жизни. За полгода до окончания университета была опубликована его первая научная работа, и вскоре в числе лучших молодых научных работников Лев Ландау был послан в длительную заграничную командировку для пополнения образования.

За границей Ландау много работал и приобрел известность в научных кругах. Ему не раз предлагали остаться работать в лучших европейских университетах, но он неизменно отвечал отказом: «Нет, я вернусь в свою рабочую страну, и мы создадим лучшую в мире науку».

Главное в Ландау – фантастическая работоспособность и научная честность. В теоретической физике Ландау знал все. Было время, когда его ученики не всегда могли понять работы друг друга, он же понимал всех.

По окончании занятий его ожидала целая толпа студентов, он подолгу беседовал со своими учениками, отвечал на их вопросы.

Это было общение с людьми, без которого Ландау не мог жить. Недаром впоследствии, выводя свою формулу счастья, он сделает общение одной из трех составляющих счастливой жизни. Ландау любили и уважали коллеги и ученики. При его энергии и силе внушения он умел растормошить человека, заставить его отбросить лень. Он пробуждал желание жить и работать.

(462 слова)

По М. Бессара

Размышляя о Вселенной

 

Мы живем в странной и замечательной Вселенной. Неординарное воображение требуется, чтобы оценить возраст ее, размеры, неистовство и даже красоту. Место, занимаемое людьми в этом безграничном космосе, может показаться ничтожным. И все же мы пытаемся понять, как устроен весь этот мир и как мы, люди, смотримся в нем.

Несколько десятилетий назад известный ученый выступал с публичной лекцией по астрономии. Он рассказал, что Земля обращается вокруг Солнца, а оно – вокруг звездной системы, называемой нашей Галактикой. В конце лекции маленькая пожилая леди, сидевшая в задних рядах, встала и заявила:

— Вы рассказали нам здесь полную ерунду. В действительности мир – это плоская плита, покоящаяся на спине гигантской черепахи.

Улыбнувшись с чувством превосходства, ученый спросил:

— А на чем стоит черепаха?

— Вы очень умный молодой человек, очень, – ответила старая леди. – Она стоит на другой черепахе, и так дальше, до бесконечности!

Сегодня большинство людей нашло бы довольно смешной такую картину Вселенной. Но что заставляет нас думать, будто мы знаем больше? Забудьте на минуту то, что вы знаете о космосе. Вглядитесь в ночное небо. Чем представляются вам все эти светящиеся точки? Может, это крошечные огоньки? Нам трудно догадаться, чем они на самом деле являются.

Если вы часто наблюдаете за ночным небом, то, вероятно, замечали в сумерках над самым горизонтом ускользающую искорку света. Это Меркурий – планета, разительно отличающаяся от нашей собственной. Сутки на Меркурии длятся более полугода. На солнечной стороне температура зашкаливает за плюс четыреста, а глубокой ночью падает почти до минус двадцати.

Но как бы ни отличался Меркурий от нашей планеты, еще труднее вообразить обыкновенную звезду – колоссальное пекло, ежегодно сжигающее миллионы тонн вещества и разогретое в центре до десятков миллионов градусов.

Другая вещь, которая с трудом укладывается в голове, – это расстояния до планет и до звезд. Древние китайцы строили каменные башни, чтобы увидеть их поближе. Расстояния эти настолько велики, что нет смысла выражать их в привычных единицах – метрах или километрах. Вместо них используют световые годы (световой год – путь, который свет проходит за год).

Ближайшая к нам звезда удалена примерно на четыре световых года. Это так далеко, что самый быстрый из проектируемых ныне космических кораблей летел бы к ней около десяти тысяч лет.

Еще в древности люди пытались постичь природу Вселенной, но они не обладали возможностями, которые открывает современная наука, в частности математика. Сегодня мы располагаем мощными технологическими инструментами вроде компьютеров и телескопов. С их помощью ученые собрали воедино огромное количество сведений о космосе.

Но что мы действительно знаем о Вселенной и как мы это узнали? Откуда она появилась? Имела ли начало? Можно ли вернуться назад во времени?

Недавние крупные физические открытия, сделанные отчасти благодаря новым технологиям, предлагают ответы на некоторые из этих давних вопросов. Возможно, когда-нибудь эти ответы станут столь же очевидными, как обращение Земли вокруг Солнца, или, быть может, столь же курьезными, как башня из черепах.

Только время это покажет.

(455 слов)

По Стивену Хокингу

 

Как говорить?

 

Неряшливость в одежде – это прежде всего неуважение к окружающим вас людям, да и неуважение к самому себе. Дело не в том, чтобы быть одетым щегольски. В щегольской одежде есть, может быть, преувеличенное представление о собственной элегантности, и по большей части щеголь стоит на грани смешного. Надо быть одетым чисто и опрятно, в том стиле, который больше всего вам идет, который соответствует вашему возрасту.

А как расценивать отношение к языку, которым мы говорим? Язык ведь в большей мере, чем одежда, свидетельствует о вкусе человека, о его отношении к окружающему миру, к самому себе.

Есть разного рода неряшливости в языке человека. Если человек родился и живет вдали от города и говорит на своем диалекте, в этом никакой неряшливости нет. Диалекты часто бывают неиссякаемым источником обогащения русского литературного языка. Иное дело, если человек долго живет в городе, знает нормы литературного языка, а сохраняет формы и слова своей деревни. Это может быть оттого, что он считает их красивыми и гордится ими. Пусть он и окает, и сохраняет свою привычную напевность. В этом заключается гордость своей родиной – своим селом. Это вовсе не плохо, и человека это не унижает. Это так же красиво, как забытая сейчас косоворотка, но только на человеке, который ее носил с детства, привык к ней. Если же он надел ее, чтобы покрасоваться в ней, показать, что он истинно деревенский, то это и смешно, и цинично: мол, глядите, каков я, плевать я хотел на то, что живу в городе. Хочу быть непохожим на всех вас!

Бравирование грубостью в языке, как и бравирование грубостью в манерах, неряшеством в одежде, – распространенное явление, и оно в основном свидетельствует о психологической незащищенности человека, о его слабости, а вовсе не о силе. Говорящий стремится грубой шуткой, резким выражением, иронией, циничностью подавить в себе чувство страха, боязни, иногда просто опасения. Это происходит полусознательно, не говоря о том, что это признак невоспитанности, неинтеллигентности, и иногда и жестокости.

В основе любых жаргонных, циничных выражений и ругани лежит слабость. «Плюющиеся словами» люди потому и демонстрируют свое презрение к тем жизненным явлениям, которые их травмируют, потому что эти явления их беспокоят, мучают, волнуют, и люди чувствуют себя слабыми, не защищенными против них.

По-настоящему сильный, здоровый и уравновешенный человек не будет без нужды говорить громко, не будет ругаться и употреблять жаргонных слов. Ведь он уверен, что его слово и так весомо.

Наш язык – это важнейшая часть нашего общего поведения в жизни. И по тому, как человек говорит, мы сразу и легко можем судить о том, с кем мы имеем дело: мы можем определить степень интеллигентности человека, степень его психологической уравновешенности, степень его возможной «закомплексованности».

Учиться хорошей, спокойной, интеллигентной речи надо долго и внимательно – прислушиваясь, запоминая, замечая, читая и изучая. Но хоть и трудно – это надо. Наша речь – важнейшая часть не только нашего поведения, но и нашей личности, нашей души, нашей способности не поддаваться влияниям среды, если она затягивает.

(466 слов)

По Д. Лихачеву

 

О русской интеллигенции

 

Что такое интеллигенция? Как я ее вижу и понимаю? Понятие это чисто русское, и содержание его преимущественно ассоциативное, эмоциональное. Я пережил много исторических событий, насмотрелся чересчур много удивительного и поэтому могу говорить о русской интеллигенции, не давая ей точного определения, а лишь размышляя о тех ее лучших представителях, которые, с моей точки зрения, могут быть отнесены к разряду интеллигентов.

К интеллигенции, по моему жизненному опыту, принадлежат только люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам.

Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли. Человек должен иметь право менять свои убеждения по серьезным причинам нравственного порядка. Если он меняет убеждения по соображениям выгодности, то это высшая безнравственность.

Русская интеллигенция в целом выдержала испытание нашим смутным временем, и мой долг человека – свидетеля XX века – восстановить справедливое к ней отношение.

Какими высокими и мужественными интеллигентами были интеллигенты из потомственных дворян! Я часто вспоминаю Георгия Михайловича Осоргина, расстрелянного 28 октября 1929 года на Соловках. Он уже находился в камере смертников, когда к нему неожиданно для соловецких властей приехала жена, урожденная Голицына. Неожиданность произошла от полного беспорядка в тогдашних лагерях: власти на материке не знали, что по своему произволу предпринимали начальники на острове. Так или иначе, но под честное слово дворянина Осоргина выпустили из камеры смертников на свидание с женой, обязав не говорить ей, что его ожидает. И он выполнил свое обещание, данное палачам. Через год после краткого свидания Голицына уехала в Париж, не зная, что на следующий же день Георгий Михайлович был зверски расстрелян.

Мужество русской интеллигенции, десятки лет сохранявшей свои убеждения в условиях жесточайшего произвола и погибавшей в полной безвестности, меня поражало и поражает до сих пор. Преклоняюсь перед русской интеллигенцией старшего, уже ушедшего поколения. Она выдержала испытания красного террора, начавшегося сразу же после пришествия к власти большевиков.

Чем сильнее было сопротивление интеллигенции, тем ожесточеннее действовали против нее. О сопротивлении интеллигенции мы можем судить по тому, какие жестокие меры были против нее направлены, как разгонялся Петроградский университет, как реформировались программы в школах и высших учебных заведениях, как насаждалась политграмота. Детей интеллигенции вообще не принимали в вузы. И тем не менее в университетских городах возникали кружки самообразования. Петербургские профессора читали лекции на дому, издавали свои работы за собственный счет.

Можно было бы привести пример сотен и тысяч ученых, художников, музыкантов, которые сохраняли свою духовную самостоятельность в науке и творчестве. За спинами главарей различного рода разоблачительных кампаний стояли толпы полузнаек, полуинтеллигентов, которые осуществляли террор, прихватывали себе ученые степени и академические звания на этом выгодном для них деле.

Вопрос о нравственных основах интеллигентности очень важен. Совесть не только ангел–хранитель человеческой чести. Это рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, а указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни, особенно современной.

(455 слов)

По Д. Лихачеву

Любите читать!

 

Каждый человек обязан заботиться о своем интеллектуальном развитии. Это его обязанность перед обществом, в котором он живет, и перед самим собой. Основной, но, разумеется, не единственный способ своего интеллектуального развития – чтение.

Чтение не должно быть случайным. Это огромный расход времени, а время – величайшая ценность, которую нельзя тратить на пустяки. Чтение, для того чтобы оно было эффективным, должно интересовать читающего. Интерес к чтению вообще или по определенным отраслям культуры необходимо развивать в себе. Литература дает нам колоссальный, обширнейший и глубочайший опыт жизни. Она делает человека интеллигентным, развивает в нем не только чувство красоты, но и понимание – понимание жизни, всех ее сложностей, служит проводником и другие эпохи и к другим народам, раскрывает перед вами сердца людей. Одним словом, делает вас мудрыми. Но все это дается только тогда, когда вы читаете, вникая во все мелочи. Ибо самое главное часто кроется именно в мелочах. А такое чтение возможно только тогда, когда вы читаете с удовольствием, не потому, что то или иное произведение надо прочесть (по школьной ли программе или по велению моды и тщеславия), а потому, что оно вам нравится и вы почувствовали, что автору есть что сказать, есть чем с вами поделиться и он умеет это сделать.

У человека должны быть любимые произведения, к которым он обращается неоднократно, которые знает в деталях, о которых может напомнить в подходящей обстановке окружающим и этим то поднять настроение, то разрядить обстановку, то посмешить, то просто выразить свое отношение к происшедшему с вами или с кем-либо другим.

«Бескорыстному» чтению научил меня в школе мой учитель литературы. Леонид Владимирович приходил в класс, непринужденно садился на учительский столик и, вынимая из портфеля книжки, предлагал нам что-нибудь почитать. Мы знали уже, как он умел прочесть, как он умел объяснить прочитанное, посмеяться вместе с нами, восхититься чем-то, удивиться искусству писателя и радоваться предстоящему. Так мы прослушали многие места из «Войны и мира», «Капитанской дочки», былину о Добрыне Никитиче, басни Крылова, оды Державина и многое, многое другое. Я до сих пор люблю то, что слушал тогда в детстве.

Умейте читать не только для школьных ответов. Умейте читать с интересом и не торопясь. Сядьте с книгой поудобнее, и вы поймете, что есть много книг, без которых нельзя жить, которые важнее и интереснее, чем многие передачи. Определите сами свой выбор, сообразуясь с тем, какую роль приобрела выбранная вами книга в истории человеческой культуры, чтобы стать классикой.. Это значит, что в ней что-то существенное есть. А может быть, это существенное для культуры человечества окажется существенным и для вас?

Классическое произведение – то, которое выдержало испытание временем. С ним вы не потеряете своего времени. Но классика не может ответить на все вопросы сегодняшнего дня. Поэтому надо читать и современную литературу. Не бросайтесь только на каждую модную книгу. Не будьте суетны. Суетность заставляет человека безрассудно тратить самый большой и самый драгоценный капитал, каким он обладает, — свое время.

(460 слов)

По Д. Лихачеву

 

 

Колокольный звон

 

Любила Русь колокольный звон. Колокола звучали в дни торжеств и бед народных. Многие века колокольный звон сопутствовал народной жизни: оповещал о приближении врага, созывал ратников на битву, был криком о помощи во время бедствия, приветствовал победоносные полки, вносил в праздники веселье и торжественность.

Радостным мелодичным звоном встретила Москва воинов, возвратившихся с Куликова поля. Под колокольный звон проходили по Москве ополчения Минина и Пожарского, изгнавшие интервентов из столицы. Колокол созывал вольнолюбивых новгородцев на вече, на котором решались судьбы Отечества.

Колокола обычно изготовлялись в пушечных мастерских. Пушечных дел мастера лили преимущественно крупные колокола, а колокольники (была и такая специальность), как правило, отливали мелкие звоны и била. Литье колоколов и бил считалось почетным делом. Когда отливался большой колокол, то летописец заносил это событие в свою хронику, не забывая упомянуть и имя мастера литейного дела.

С колоколами были связаны самые различные поверья. Когда, например, приступали к литью крупного колокола, то нарочито распускали ложный слух. Надо было выдумать что-нибудь совершенно маловероятное, чтобы молва расходилась от села к селу, от города к городу. Считалось, что, чем дальше распространится слух, тем сильнее будет гудеть колокол.

Было дурной приметой, если колокол ночью позвонит сам по себе. Тот, кто услышит ночью звон, должен ждать для себя величайшего несчастья. Так, в Москве, в самом центре, висел набатный колокол, который в разговорной речи именовался всполошным. В тысяча шестьсот восемьдесят первом году глухой ночью царь Федор Алексеевич вскочил в испуге: ему показалось, что всполошный колокол сам по себе позвонил. Разгневанный царь утром созвал ближайших бояр и держал совет. Колокол отправили в ссылку за тридевять земель, в глухую и лесистую Карелию.

О колоколах и колокольном звоне складывалось в народе множество остроумных притч, пословиц, поговорок, загадок и шуток. Колокол был, например, для деревенских жителей своего рода часами, возвещавшими о начале дня. Поэтому в ходу была поговорка: первый звон – пропадай мой сон, другой звон – земной поклон, третий звон – из дому вон. Иногда звонница с колоколами представлялась селянину неким ревущим чудищем, поэтому и говорили: стоит бык на горах о семи головах, ребра стучат, бока горят. О колокольных звонах повествовали метафорично: сидит петух на воротах, косы до полу, голос до неба.

На берегах озера Неро, между Москвой и Ярославлем, стоит Ростов Великий. Этому небольшому городу перевалило за тысячу лет. В этом городе вы себя чувствуете так, словно перенеслись в эпоху былинных богатырей.

Каждый заметный колокол в Ростове имеет свое имя: Большой Сысой, Лебедь, Голодарь, Красный... Более мелкие колокола безымянны. У каждого колокола – свои переливы, у каждого звона – свое назначение.

Народная музыка привлекала в Ростов людей со всей России. В середине прошлого века знаток акустики Аристарх Израилев сделал нотную запись ростовских звонов.

(424 слова)

По Е. Осетрову

 

Сады и парки

 

Садово-парковое искусство – наиболее захватывающее и наиболее воздействующее на человека из всех искусств. Такое утверждение кажется на первый взгляд странным. С ним как будто бы трудно согласиться. Почему, в самом деле, садово-парковое искусство должно быть более действенным, чем поэзия, литература в целом, философия, театр, живопись? Но вдумайтесь беспристрастно и вспомните собственные впечатления от посещения наиболее дорогих нам всем исторических парков.

Парк окружает вас со всех сторон. Вы и парк обращены друг к другу, парк открывает вам все новые виды. Вас окружает тишина, и в тишине с особой остротой возникает шум весенней листвы вдали или шуршание опавших осенних листьев под ногами, слышится пение птиц или легкий треск сучка вблизи. Все чувства ваши раскрыты для восприятия впечатлений, и смена этих впечатлений создает особую симфонию красок, объемов, звучаний и даже ощущений, которые приносит вам воздух, ветер, туман, роса.

Сады и парки – это тот важный рубеж, на котором объединяются человек и природа. Нет ничего более захватывающего, увлекающего, волнующего, чем вносить человеческое в природу, а природу торжественно, «за руку» вводить в человеческое общество: смотрите, любуйтесь, радуйтесь.

Есть и еще одна сфера, которую человеку дарит по преимуществу парк или даже только парк. Это сфера исторического времени, сфера воспоминаний и поэтических ассоциаций.

Исторические воспоминания и поэтические ассоциации – это и есть то, что больше всего очеловечивает природу в парках и садах, что составляет их суть и особенность. Парки ценны не только тем, что в них есть, но и тем, что в них было. Временная перспектива, которая открывается в них, не менее важна, чем перспектива зрительная.

Отношение к прошлому может быть двух родов: как к некоторому зрелищу, театру,

представлению, декорации и как к документу. Первое отношение стремится воспроизвести прошлое, возродить его зрительный образ. Второе стремится сохранить прошлое хотя бы в его частичных остатках. Первое отношение к прошлому требует вырубить в аллее старые деревья и насадить новые: так аллея выглядела. Второе отношение сложнее: сохранить все старые деревья, продлить им жизнь и подсадить к ним на места погибших молодые. Две-три старые дуплистые липы среди сотни молодых будут свидетельствовать: это та самая аллея – вот они, старожилы. А о молодых деревьях не надо заботиться: они растут быстро, и скоро аллея приобретет прежний вид.

Отношение к прошлому формирует собственный национальный облик. Ибо каждый человек – носитель прошлого и носитель национального характера. Человек – часть общества и часть его истории.

Культура прошлого и настоящего тоже сад и парк. Недаром «золотой век», «золотое детство» человечества – средневековый рай – всегда ассоциировались с садом. Сад – это идеальная культура, культура, в которой облагороженная природа идеально слита с добрым в ней человеком.

Не случайно Достоевский мечтал превратить самые злачные места Петербурга в сад. Самый светлый эпизод «Идиота» Достоевского – свидание князя Мышкина и Аглаи – совершается в Павловском парке утром. Это свидание нигде в ином месте и не могло произойти. Именно для этого свидания нужен Достоевскому Павловск. Вся эта сцена как бы вплетена в приветливый пейзаж Павловска.

(462 слова)

 

По Д. Лихачеву

О русской литературе

Литература всегда вторгалась в жизнь, а жизнь – в литературу, и это определяло характер русского реализма. Подобно тому как древнерусское повествование пытается рассказывать о реально бывшем, так и в новое время Достоевский заставляет действовать своих героев в реальной обстановке Петербурга или провинциального города, в котором он сам жил. Тургенев пишет свои «Записки охотника» к реальным случаям. Гоголь объединяет свой романтизм с самым мелочным натурализмом.

Особенности эти переходят и в литературу советского и постсоветского периода. И эта конкретность только усиливает нравственную сторону литературы – ее учительный и разоблачительный характер. В ней не ощущается прочности быта, уклада, строя. Действительность постоянно вызывает нравственную неудовлетворенность, стремление к лучшему в будущем.

Литература, созданная русским народом, – это не только его богатство, но и нравственная сила. Она помогает народу во всех тяжелых обстоятельствах, в которых он оказывался. К этому нравственному началу мы всегда можем обращаться за духовной помощью. Русская литература как бы сжимает настоящее между прошлым и будущим.

Неудовлетворенность настоящим составляет одну из основных черт русской литературы, которая сближает с народной мыслью, типичными для русского народа поисками счастливого царства, где нет притеснения начальников и помещиков.

Говоря о тех огромных ценностях, которыми русский народ владеет, я не хочу сказать, что подобных ценностей нет у других народов. Но ценности русской литературы своеобразны в том отношении, что их художественная сила лежит в тесной связи ее с нравственными ценностями.

Русская литература – совесть русского народа. Она носит при этом открытый характер по отношению к другим литературам человечества. Она теснейшим образом связана с жизнью, с действительностью, с осознанием ценности человека самого по себе.

Русская литература (проза, поэзия, драматургия) – это и русская философия, и русская особенность творческого самовыражения, и русская всечеловечность.

Русская классическая литература – это наша надежда, неисчерпаемый источник нравственных сил наших народов. Пока русская классическая литература доступна, пока она печатается, библиотеки работают и для всех раскрыты, в русском народе будут всегда силы для нравственного самоочищения.

Место русской культуры определяется ее многообразнейшими связями с культурами многих и многих других народов Запада и Востока. Об этих связях можно было бы говорить и писать без конца. И какие бы ни были трагические разрывы в этих связях, какие бы ни были злоупотребления связями, все же именно связи – самое ценное в том положении, которое заняла русская культура (именно культура, а не бескультурье) в окружающем мире.

Значение русской культуры определялось ее нравственной позицией в национальном вопросе, в ее мировоззренческих исканиях, в ее неудовлетворенности настоящим, в жгучих муках совести и поисках счастливого будущего, пусть иногда ложных, лицемерных, оправдывающих любые средства, но все же не терпящих самоуспокоенности.

Русская культура иная по типу, чем культуры Запада. Это касается прежде всего Древней Руси, и особенно ее XIII–XVII веков. Игорь Грабарь считал, что зодчество Древней Руси не уступало западному. Уже в его время, то есть в первой половине XX века, было ясно, что не уступает Русь и в живописи, будь то иконопись или фрески. Сейчас к этому списку искусств, в которых Русь никак не уступает другим культурам, можно прибавить музыку, фольклор, летописание, близкую к фольклору древнюю литературу.

(482 слова)

По Д. Лихачеву

 

Царь-колокол и Царь-пушка

 

Есть несколько олицетворений Москвы, таких, как, скажем, бронзовая четверка несущихся коней и правящий ею Аполлон – знаменитая квадрига, украшающая Большой театр, или Останкинская башня. Но, пожалуй, даже более известны такие столичные долгожители, как Царь-колокол и Царь-пушка. Без их изображения не обходится ни один путеводитель по Москве.

Кремлевские ветераны не только свидетели многосотлетних событий. У них богатая родословная, с ними связаны имена государственных деятелей, умельцев, воинов и дипломатов.

Почему длинноствольное орудие прозвали Царь-пушкой? Есть разные истолкования. В народной речи, в разговоре необыкновенное, заметно выделяющееся – величиной, весом, значением – принято именовать так: царь-рыба, царь-дерево, царь-девица. Неудивительно, что и крупнейшее артиллерийское чудо Древней Руси именовали Царь-пушкой. Историки доказывают, что прозвание пушка получила потому, что на ней, на правой стороне дульной части, изображен царь Федор Иванович, едущий на коне. Одно не исключает другое. На орудии имеется надпись, гласящая: «Делал пушку пушечной литец Ондрий Чохов».

Случилось это в 1586 году. Андрей Чохов был знаменитым мастером, вызванным в Москву из Мурома на Оке. Андрей Чохов мастер был отменный. Крепость и раньше видела богатырские орудия, но никогда еще на холме не стояла пушка весом около сорока тонн, длиною почти пять с половиной метров, а диаметр дула составлял чуть ли не метр.

Немногие знают, что у Царь-пушки есть младший брат – пушка «Царь Ахиллес», отлитая также Андреем Чоховым. Название примечательно: значит, в Москве издавна знали быстроногого и непобедимого героя, как и других гомеровских героев Троянской войны. «Ахиллес» немного уступает по размеру и весу Царь-пушке.

Царь-пушка – знаменитейшее, но не единственное древнее орудие холма над Москвой-рекой. И поныне стоят на Троицкой площади медные «боги войны». Их ревностно почитали в старину, давая им причудливые наименования. Есть отлитые Андреем Чоховым «Троил» и «Аспид». Троил – Троянский царь, Аспид – крылатый змей с двумя хоботами и клювом.

Царь-колокол не менее знаменит, чем Царь-пушка. Отливал Царь-колокол Иван Моторин, знаменитый московский литейщик, с сыном Михаилом в 1733–1735 годах. В мире нет колокола, который превосходил бы Царь-колокол по весу.

Было это в 1737 году. Отлитый колокол-гигант находился в яме, на строительных лесах. Приключился пожар, объявший Кремлевский холм. Пылающие головни летели в Москву-реку. В этой огненной суматохе была сделана попытка спасти музыкального титана. Воду лили усердно, раскаленный металл треснул, и выпал кусок двухметровой высоты.

Колокола – грандиозный оркестр под открытым небом, концерт для всех. Древняя Русь складывала песни, поговорки, изречения о колокольном звоне. Стозвучные голоса колоколен встречали воинов из походов и провожали их в дальний путь. На звон колокола шли в ночи путники и возвращавшиеся с охоты. Искусство звонаря ценилось необыкновенно высоко.

И Царь-пушка и Царь-колокол напоминают нам об умельцах старинных, чьи золотые руки вызывают восхищение.

(420 слов)

По Е. Осетрову

 

Памяти Чехова

 

Ялтинская дача Чехова стояла почти за городом, глубоко под белой и пыльной дорогой. Она был