Иностранные термины и выражения 192 страница

всё многообразие духовных и душевных сил человека собрано в живую и стройную цельность (важную роль в этом X. отводил воле). Вера — это одновременно «познание и жизнь», «живознание».

В социальной философии противопоставление «со­борности» и «ассоциативности» выступает у X. в виде антитезы общины и «дружины» (или «коммуны»), «истин­ного братства» и «условного договора» и т. д.; идеали­зируя рус. крест. общину, он усматривает в ней наи­большее приближение к обществ. идеалу. Мировая история, по X., это история народов, каждый из к-рых мыслится в духе романтизма как коллективная лич­ность, «живое лицо», наделённое неповторимым обли­ком, характером и историч. призванием. Духовные истоки нац. истории объясняются у X. преобладанием в них «ассоциативности» или «соборности» (общиннос-ти); с этим же связано и возведение в «Записках о все­мирной истории» всех мировых религий и культур к двум началам — «кушитскому» (покорность необходи­мости — вещественной или логической, религ. магизм и т. п.) и «иранскому» (свободная стихия духа, личнос­ти, устремлённость к творчеству, нравств. самосозна­ние и т. д.). Специфич. характер рус. истории X., как и др. славянофилы, усматривал в православии как единств. источнике просвещения на Руси, в «мирном» процессе образования рус. нации, в общинном начале как основе обществ. устройства. Усвоение высшим сословием «чужеродных» начал зап. цивилизации при­вело, по X., к разрыву между «просвещённым общест­вом» и народом, достигшему апогея в послепетровскую эпоху; возвращение к исконным началам — единств. путь к созданию самобытной нац. культуры. В рамках этой консервативной культурно-историч. и социальной утопии, общей для всех славянофилов, X., в отличие от И. В. Киреевского и К. С. Аксакова, более критически относился к ранним этапам рус. истории.

Автор стихотворных трагедий «Ермак» и «Дмитрий Самозванец», лирич. стихотворений, проникнутых гражд. пафосом («России» и др.).

• Полк. собр. соч., т. 1—8, М., 1900—04; Соч., кн. 1—6, П., 1915; Стихотворения и драмы, вступит, ст. Б. Ф. Егорова, Л., 1969.

* Герцен А. И., Собр. соч., т. 9, М., 1956, с. 157; Лясковский В. Н., А. С. X. Его жизнь и соч., М., 1897; Завитневич В. 3., А. С. X., т. 1 (кн. 1—2)—2, К., 1902—13 (лит.); История философии в СССР, т. 2, М., 1968; Gratieux Α., A. S. Khomiakov. 1804—1860, t. 1—2, P., 1939; Christoff P. K., An introduction to nineteenth-century Russian slavophilism, v. l — A. S. Homjakov, s'-Gra-venhage, 1961.

ХОРКХАЙМЕР (Horkkeimer) Макс (14.2.1895, Штут­гарт,— 7.7.1973, Нюрнберг), нем. философ и социолог (ФРГ), один из основателей франкфуртской школы. Директор Ин-та социальных исследований (1931—65), в 1934—49 в эмиграции в США. Издатель журн. «Zeitschrift für Sozialforschung» (1932—41) и серии публикаций по исследованию нац. и расовых предрас­судков («Studies in prejudice», v. l—5, 1949—50). На­писанная X. совместно с Адорно «Диалектика просве­щения» («Dialektik der Aufklärung», 1948) явилась программным выражением филос.-социологич. идей франкфуртской школы. В развитой им т. н. критич. теории общества X. пытался соединить почерпнутые у К. Маркса мотивы критики бурж. общества с идея­ми гегелевской диалектики и психоанализа Фрейда, а также этики Шопенгауэра. В центре внимания X.— проблемы историч. антропологии, прежде всего иссле­дование характера как сложившейся системы реакций, играющей, по X., решающую роль в поддержании из­живших себя обществ. систем («Studien über Autorität und Familie», P., 1936, S. 3—77), анализ семьи как пер­вичного проводника обществ. авторитета и одновремен­но источника возможной оппозиции ему и т. п. Высту­пал с критикой «массовой культуры». Отмечая много-числ. черты стагнации и регресса совр. «индустриаль­ного общества», связывал их с тенденцией к тотальному управлению и исчезновению свободной инициативы.

Сознание неизбежности этой тенденции приводило X. к пессимистич. выводам: задачу социальной теории и практики он видел лишь в том, чтобы избежать тота­литаризма и содействовать сохранению определ. куль­турных моментов, созданных либерально-бурж. эпо­хой. Считая движущим импульсом критич. социологии восходящую к теологич. истокам внутр. «устремлён­ность к иному», исходил из принципиальной невозмож­ности к.-л. позитивного изображения идеала. Оказал значит. влияние на идеологию леворадикального сту-денч. движения в ФРГ, от к-рого, однако, сам X. отмежевался.

• The eclipse of reason, N. Υ., 1947; Sociologica, Bd 2, Рг./М., 1962 (совм, с Th. W. Adorno); Kritische Theorie, Bd 1—2, Fr./M., 1968.

• см. к ст. Франкфуртская школа.

ХРИСИП (Χρύσιππος) из Сол в Киликии (281/277—208/205 до н. э.), др.-греч. философ. Третий архонт школы стоиков после Зенона из Китиона и Клеан-фа. Развил и систематизировал учение Зенона; автор более 705 соч. Гл. заслуга X.— разработка логики стои­цизма. Изменения, внесённые X. в систему Зенона, во многом не ясны; в физике X., по-видимому, принадлежит различение судьбы и необходимости, а также учение об основных и содействующих причинах; в этике он утверждал единство души и в отличие от Зенона видел в страстях не следствия ошибочных суждений, а сами ошибочные суждения.

• Фрагменты: Arnim H. P. A. v., Stoicorum ve-terum fragraenta, v. 2—3, Stuttg., 1968.

• Brehier E., Chrysippe et l'ancien stoicisme, nouv. ed., P., 1951; Gould J. В., The philosophy of Chrysippus, Ν. Υ., [1970]; см. также лит. к ст. Стоицизм.

ХРИСТИАНСКИЙ СОЦИАЛИЗМ, направление обществ.

мысли, стремящееся придать христ. религии социалистич. окраску. Возник в 30—40-х гг. 19 в. как разновидность феодального социализма. С самого начала X. с. отличался разнообразием форм, к-рое было следствием различия во взглядах его предста­вителей: Ф. Ламенне (Франция), Ф. Д. Мориса, Ч. Кингсли (Великобритания), Ф. Баадера, И. Хубера, В. Э. Кеттелера (Германия) и др. Так, если Ламенне придерживался демократич. убеждений, то взгляды епископа Кеттелера были крайне консервативны. Мно­гие деятели Х.с. стремились и стремятся избавить эксп­луатируемых от их бедствий, подневольного состояния, но указывают при этом нереальные пути и средства (партнёрство классов, нравственно-религ. самосовер­шенствование). В ходе эволюции X. с. сформировался в одну из осн. разновидностей бурж. идеологии, про­тивостоящей науч. социализму и рабочему революц. движению.

Особую роль в попытке придать христ. религии но­вую социальную окраску и приспособить её к совр. историч. условиям играют католич. церковь и высту­пающие под флагом католицизма христ.-демократич. партии, профсоюзы и др. светские католич. орг-ции. Модернизация социальной программы церкви (пастор­ская конституция «О церкви в совр. мире», принятая 2-м Ватиканским собором 1962—65; энциклика Павла VI — «Populorum progressio», 1967 и др.), признание не­обходимости осуществить ряд социальных реформ представляют собой попытку выработать альтернативу коммунистич. программе преобразования мира. Вместе с тем идеи X. с. в трансформированном виде присущи массам верующих, к-рые в совр. условиях всё активнее участвуют в общедемократич., особенно в антивоен. и классовых движениях, облекая свои стремления к социальному благоденствию, миру, социализму в ре-лиг. формы.

В условиях растущей популярности идей науч. со­циализма идеологи Х.с. вынуждены критически оцени­вать мн. стороны капиталистич. действительности. Однако они выступают в конечном итоге как социал-

ХРИСТИАНСКИЙ 757

реформисты, ратующие за совершенствование бурж. обществ. отношений.

• Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 4, с. 59; Ле­нин В. И., ПСС, т. 12, с. 142—43, т. 20, с. 103; Лева­да Ю. А., Совр. христианство и социальный прогресс, М., 1962; Андреев М. В., Католицизм и проблемы совр. рабочего и нац.-освободит, движения, М., 1968; Шейн-ман М. М., X. с., М., 1969; Великович Л. Н., Рели­гия и политика в совр. капиталистич. обществе, М., 1970; Гpи-гулевич И. Г., Мятежная церковь в Лат. Америке, М., 1972; Ковальский Η. Α., Католицизм и мировое со­циальное развитие, М., 1974; Daujat J., Cathplicisrae et socialisine. Textes pontificayx et commentaires, P., 1951^s.

ХРИСТИАНСТВО (от греч. Χριστός — «помазанник», «мессия»), одна из трёх мировых религий (наряду с буддизмом и исламом). Возникло в 1 в. в Палестине в контексте мистико-мессианистских движений иудаиз­ма, с к-рым, однако, вступило в острый конфликт. Первоначально распространялось в среде еврейства Палестины и средиземноморской диаспоры, во уже в первые десятилетия получало все больше последова­телей из др. народов («язычников»). До 5 в. распрост­ранение X. происходило гл. обр. в географич. пределах Рим. империи, а также в сфере её политич. и культур­ного влияния (Армения, вост. Сирия, Эфиопия), в даль­нейшем (в основном во 2-й пол. 1-го тыс.) — среди герм. и слав. народов, позднее (к 13—14 вв.) — также среди балт. и фин. народов. В новое и новейшее время рас­пространение X. вне Европы происходит за счёт колон. экспансии и деятельности миссионеров. Число привер­женцев X. во всём мире превышает 1 млрд., из них в Европе — ок.475 млн., в Лат. Америке — ок. 250 млн., в Сев. Америке — ок. 155 млн., в Азии — ок. 100 млн., в Африке — ок. 110 млн.; католиков — ок. 660 млн., протестантов — ок. 300 млн. (вместе с сектами, среди к-рых 42 млн. методистов и 37 млн. баптистов), право­славных и приверженцев «нехалкидонских» вероиспове­даний Востока (монофиситов, несториан и т. п.) — ок. 120 млн.

Возникновение и распространение раннего X. про­исходили в условиях углублявшегося кризиса антич. цивилизации, основанной на рабовладении, и упадка её ценностей: гражд. этики, дополнявшейся презре­нием к чужакам и игнорировавшей духовные запросы индивида; филос. рационализма, сдавшего позиции под натиском астрологии, неопифагорейства и т. п. про­явлений оккультизма; наконец, антич. мировоззрения в целом, к-рое, по замечанию Ф. Энгельса, было «...по существу абстрактно, всеобщие, субстанциаль­но...» (Маркс К. иЭнгельс Ф., Соч., т. 1, с. 604) и не отвечало новому уровню человеч. самосознания. Отказываясь от политич. активности, X. избрало путь «...внутреннего спасения от испорченного мира...» (Энгельс Ф., см.тамже, т. 19, с. 314); грубой чувст­венности паразитич. верхов и деморализованных ни­зов оно противопоставило принцип аскетизма; высоко­мерию господ и сановников, культу славы — призыв «будь из всех последним и всем слугою» (Евангелие от Марка 9, 35) и обещание «будут первые последними и последние первыми» (в евангелиях неоднократно). Раннехрист. общины имели много сходства с товари­ществами и культовыми сообществами, характерными для быта Рим.империи; но в отличие от последних они приучали своих членов думать не только о своих нуж­дах и локальных интересах, но о (мистически понятых) судьбах всего мира. Раскинутые по всей империи и за её пределами общины ощущали своё единство как члены «вселенской» церкви. «Отрицая... все националь­ные религии и общую им всем обрядность, и обращаясь ко всем народам без различия, христианство само ста­новится первой возможной мировой религией» (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Эн­гельс Ф., Соч., т. 19, с. 313). В этом отношении была особенно важна победа универсалистской тенденции

ХРИСТИАНСТВО

над иудеохристианством, державшимся за обрядность иудаизма.

Администрация цезарей долго рассматривала X. как полное отрицание офиц. идеологии, инкриминируя христианам (обычно выходцам из презираемых низов общества) «ненависть к роду человеческому»; отказ участвовать в языч. религ.-политич. церемониях (преж­де всего в культе императора) навлекал на христиан репрессии. Влияние этого факта на мировоззрение и специфич. эмоциональную атмосферу X. оказалось глу­боким и универсальным: лица, подвергшиеся за свою приверженность X. казни («мученики») или заключе­нию и пыткам («исповедники»), первыми в истории X. почитались как святые, идеал мученика (соотнесённый с образом распятого на кресте Иисуса Христа) стал центр. парадигмой христ. этики, рассматривающей весь мир как стоящий под неправой властью «князя мира сего» (сатаны), а должное поведение — как драма-тич. конфликт с миром и непременно принятие страда­ния. Однако позиция пассивного сопротивления рим. го­сударственности (Тертуллиан: «для нас нет дел более чужих, чем государственные») уже в этот период со­существует с тенденциями к лояльности по отношению к существующему порядку во всём, кроме вопросов ве­ры («противящийся власти противится божьему уста­новлению», Рим. 13, 2); тенденции эти усиливались по мере того, как в христ. общинах возрастал удельный вес состоят. членов. Кроме того, космополитизм импе­рии был созвучен универсализму X., обращающегося ко веем людям; христ. полемисты 2—3 вв. (т. н. аполо­геты) призывали к примирению между церковью и им­перией. Так же двойственно отношение раннего X. к греко-рим. культурной традиции. Христ. авторы в рез­ких выражениях критикуют самоцельные дискуссии фи­лософов, внеш. характер риторич. образованности, ге­донизм поэзии, музыки, театра и пластич. иск-в, а так­же связь всего этого с языч. культом. С др. стороны, историч. облик X. навсегда получает отпечаток греко-рим. культуры: особенно велика роль антич. филос. идеализма в формировании понятийного аппарата христ. догматики.

X., как и ислам, наследует созревшую в иудаизме идею единого бога, обладателя абс. благости, абс. знания и абс. могущества, имеющего свою причину в себе самом, по отношению к к-рому все существа и предметы являются его творениями: всё создано богом из ничего. Бог не нуждается в мире и сотворил его не в ходе к.-л. необходимого процесса, но в свободном акте воли. Личностное понимание абсолюта, свойственное библей­ской традиции, доведено в X. до новой стадии, что выра­жено в двух центр. догматах X., составляющих его важ­нейшее отличие от иудаизма и ислама,— триединства и боговоплощения. Согласно догмату триединства, внутр. жизнь божества есть личное отношение трёх «ипоста­сей», или лиц: Отца (безначального первоначала), Сына, или Логоса (смыслового и оформляющего прин­ципа), и св. Духа («животворящего» принципа). Сын «рождается» от Отца, св. Дух «исходит» от Отца (по правосл. учению) или от Отца и Сына (по католич. уче­нию), но как «рождение», так и «исхождение» имеет мес­то не во времени, а в вечности: все три лица существо­вали всегда («предвечны») и равны по достоинству («равночестны»). Христ. доктрина требует «не смешивать лиц и не разделять сущности»; в чётком размежевании уровней сущности и «ипостаси» — специфика триединст­ва в X. сравнительно с триадами др. религий и мифоло­гий (напр., тримурти индуизма). Учение о Троице, уста­новившееся в т. н. тринитарных спорах 4 в. (в поле­мике с арианством), принимается большинством христ. церквей и групп.

Образ посредника между божеств. и человеч. планами бытия известен самым различным мифологиям и религи­ям. Однако Иисус Христос не есть полубог, т. е. проме­жуточное существо ниже бога и выше человека: соглас­но догмату боговоплощения, он совмещает в личност-

ном единстве всю полноту как божеств., так и человеч. природы («не через смешение сущностей, но через единство лица», текст «Quieumque», 4—5 вв.). Богово-площение понимается как еджнократное — отсюда значение историч. времени, к к-рому прикреплено яв­ление надвременного (историч. датировка в символе веры — «при Понтии Пилате»; мистич. периодизация истории человечества — время «до рождества Хрис­това» и «после рождества Христова», обстоят. членение времени от сотворения мира до страшного суда в ср.-век. христ. теологии).

Ситуация человека мыслится в X. крайне противоре­чивой. Человек сотворён как носитель «образа и подо­бия» бога; в этом изначальном состоянии и в конечном замысле бога о человеке мистич. достоинство принад­лежит не только человеч. духу (как в антич. идеализ­ме, в гностицизме и манихействе), но и телу. «Грехопа­дение» (первый акт непослушания богу, совершённый первыми людьми) разрушило богоподобие человека — в этом вся тяжесть вины «первородного греха», описан­ного в Ветхом зарете, но никогда не игравшего в кон­цепциях иудаизма такой центр. роли; X. создало раз­витое иск-во усмотрения собств. виновности (ср., напр., «Исповедь» Августина): самые почитаемые христ. свя­тые считали себя великими грешниками, и с т. зр. X. они были правы. Христос победил силу греха, «искупил» людей, как бы выкупил их из рабства у сатаны, приняв истязания и мучит. смерть (образ этой смерти на кресте — эмоциональный и идейный центр всей христ. символики). X. высоко оценивает очистит. роль страдания — не как самоцели (назначение человека — райское блаженство, срободное от страданий), но как самого сильного орудия в войне с мировым злом. Жела­тельное с т. зр. X. состояние человека в этой жизни — не спокойная безболезненность стоич. или буддийского мудреца, но «сердце болезнующее», напряжение борьбы с собой и страдания за всех (ср. культ добровольного нищенства, юродства, молчальничества, затворничест­ва и т. п. в ср.-век. X.); лишь «принимая свой крест», человек, по учению X., может побеждать зло в себе и вокруг себя. Любая покорность («предстоятелям» в церк. иерархии и т. ц.) есть, с т. зр. X., аскетич. уп­ражнение, в к-ром человек «отсекает свою волю» и через это парадоксальным образом становится свободным. Схождение бога к человеку есть одновременно требование восхождения человека к богу: человек должен быть не просто приведён к послушанию богу и исполнению за­поведей, как в иудаизме и исламе, но преображён и «обожен». Если же он не исполнит этого назначения и не оправдает жертвенной смерти Христа, то погибнет на всю вечность: середины между славой и погибелью нет.

С этой концепцией связано чуждое другим религиям понятие «таинства» как особого культового действия, выходящего за пределы обрядности: если обряды сим­волически соотносят человеч. быт с божеств. бытием и этим гарантируют стабильность равновесия в мире и человеке, то «таинство», по христ. пониманию, реаль­но вводит божественное в жизнь человека и служит залогом преображения, прорыва эсхатологич. времени уже в настоящем. Важнейшие из «таинств», признавае­мые всеми вероисповеданиями,— крещение (инициа­ция, по учению X. пресекающая инерцию наследств. греховности) и евхаристия, или причащение (вкушение хлеба и вина, мистически претворённых в плоть и кровь Христа, имеющие целью интимно соединить верующего с Христом, чтобы Христос «жил в нём»). Православие и католицизм признают ещё 5 «таинств», отвергаемых протестантизмом: миропомазание, имеющее целью сооб­щить верующему мистич. дары св. Духа и как бы увен­чивающее крещение; покаяние, или исповедь; священст­во, или ординацию (возведение в духовный сан, дающий не только полномочие учить и вести верующих, но так­же — в отличие от «духовенства» иудаизма и ислама — власть совершать «таинства»); брак, понимаемый как

соучастие в мистич. браке Христа и церкви; соборова­ние, или елеосвящение (сопровождающееся молитвами помазание тела тяжелобольного елеем как последнее средство вернуть к жизни и одновременно напутствие к смерти). Понятие «таинства» и этика аскетизма взаи­мосвязаны в X.: последний, в отличие, напр., от буддий­ского, манихейского или стоич. аскетизма, ставит своей целью не только отрешение духа от плоти, но — в идеале — очищение и освящение самой плоти, её переход в состояние эсхатологич. просветлённости. Идеал аскетизма — дева Мария, по преданию телесно «воспринятая в небесную славу». Характерно, что в протестантизме, где слабеет переживание «таинства», закономерно отпадает аскетич. идеал (упразднение монашества, почитания девы Марии и т. д.).

Став в 311 официально дозволенной, а к кон. 4 в. господствующей религией в Рим. империи (Констан­тин I открывает ряд христ. императоров), X. поступает под покровительство, но также опеку и контроль гос. власти, заинтересованной в выработке у подданных единомыслия. Границы христ. мира нек-рое время практически совпадают с границами империи, так что сан императора есть сан единственного верховного свет­ского предстоятеля всех христиан в мире (ср. халифат в исламе). Этот опыт определил визант. теологию священ­ной державы и отчасти нек-рые традиции православной ветви X. (подчинённое по отношению к монарху поло­жение иерархов, на Руси — идея «белого царя», «третьего Рима» и т. д.), тогда как в зап. половине Рим. империи слабость, а затем и крушение государст­венности привели к подъёму власти рим. епископа (папы), перенявшей также и светские функции. Меняю­щийся в зависимости от условий эпохи и культуры политико-идеологич. контекст X. определил логику пос-ледоват. ряда церк. разделений («схизм»), в результа­те к-рых явились соперничающие разновидности X. («вероисповедания»). Уже в 5—7 вв. в ходе выяснения доктрины о соединении божеств. и человеч. начал в личности Христа (т. н. христологич. споры) от импер­ской церкви отделились христиане Востока, жившие вне греко-лат. языковой зоны: несториане, пользовав­шиеся значит. влиянием вплоть до позднего средне­вековья в Иране и от Ср. Азии до Китая (ныне общины в странах Бл. Востока, а также «христиане св. Фомы» в Индии); монофиситы, пришедшие к господству в армян­ской, эфиопской, коптской (егип.) и т- н. яковитской (си­рийской) церкви; монофелиты, реликт к-рых—вторично соединившаяся с католиками маронитская церковь Ливана. К 1054 созрело разделение православной и ка-толич. церквей (конфликт визант. теологии священной державы и лат. теологии универсального папства, осложнённый доктринарными и обрядовыми расхож­дениями). В России, гл. стране православия после гибели Византии в 1453, присущая визант. X. тенденция к отождествлению гос-ва, церкви и народа и к сакрали­зации быта привела в спорах 17 в. о норме обрядовой практики К расколу, в результате к-рого от право­славия отделилось старообрядчество. На Западе папст­во как реальность и идеология вызывало в ср. века протест как сверху, со стороны светских владык (осо­бенно герм. императоров), так и снизу (лолларды, гуси­ты); на пороге нового времени, в условиях подъёма раннего капитализма, протест этот был суммирован Реформацией (16 в.), породившей неск. вероисповедных форм, к-рые вступили в конфликт с католицизмом и друг с другом: евангелич. вероисповедание (люте­ранство), реформатское вероисповедание (кальвинизм, во Франции — гугенотство, в англосаксонских стра­нах — пуританство и пресвитерианство), «церковь Анг­лии» (англиканство), а также многочисл. секты. Если англиканство стремилось удержать догматич. основы, организац. структуры и обрядность католицизма, лишь

ХРИСТИАНСТВО 759

отменив монастыри, а главное — поставив на место вненац. супрематии папы внутринац. супрематию ко­роля как главы церкви, т. е. отождествив церковь и гос-во в духе абсолютизма, то кальвинизм наиболее ра­дикально выразил новые тенденции, дав форму ранне-капиталистич. респ. духу Женевы Кальвина и Англ. бурж. революции 17 в. (концепция «мирского аскетиз­ма» и предопределения как освящение бурж. бережли­вости и деловитой уверенности в себе). С явлением про­тестантизма в истории X. наступает т. н. конфессио­нальная эпоха: после кровавых попыток восстановить единство европ. X. на основе одного из наличных веро­исповеданий (религ. войны 16—17 вв.) устанавливается компромисс по формуле: «Чьё царство, того и вера»; идея вселенской или хотя бы всеевроп. общины христиан уступает место идее гос. регулирования религ. жизни подданных в рамках суверенитета данного режима. Конфессиональная карта Европы приобрела после 17 в. стабильный вид: католицизм упрочился в романских странах (кроме Румынии) и в Ирландии, православие — в слав. странах (кроме католич. Польши и Хорватии), в Греции и Румынии, протестантизм — в германско-сканд. странах (кроме католич. Австрии и Баварии). Наряду с жёсткостью религ.-политич. разделений про­исходят обратные процессы в религ. жизни как таковой: вырабатываются космополитич. и межконфессиональ­ные типы религ. эмоциональной культуры и офиц. богословствования. Примером первого могут служить мистич. движения кружкового характера, проходящие в 17— нач. 19 вв. поверх конфессиональных границ (пиетизм в лютеранстве, квиетизм и янсенизм в католи­цизме и т. п.), примером второго — усвоение структур зап. теологии в правосл. Греции и особенно в России после реформ Петра I.

Секуляризаторские, антицерк. тенденции, наметив­шиеся с эпохи Ренессанса (см. Секуляризация, Атеизм), последовательно выявляются и широко пропаганди­руются мыслителями эпохи Просвещения. Отрицанию подвергнута не только практика церкви (что было обыч­но для ср.-век. вольнодумства и ересей), но и идеал X. как таковой; в противовес ему выдвигается идеал земного прогресса. Крушение традиц. монархич. ре­жимов принесло конец тому «союзу трона и алта­ря», к к-рому свелась идея христ. теократии (Великая франц. революция специально объявила в 1793 кам­панию «дехристианизации»); миновала «константи-новская эра» официозного X. В этих условиях церковь (особенно зап. вероисповедания) стремится восстановить контакт с изменившейся реальностью и дать свои ответы на новые проблемы. Характерные для будущего тенденции ещё в кон. 19 в. выявил папа Лев XIII, стремившийся поднять междунар. престиж церкви и наметивший позицию в социальных конфликтах (призыв к классовому миру в 1-й энцик­лике по рабочему вопросу «Rerum Novarum», 1891; под­чёркивание первичности прав индивида сравнительно с правами гос-ва). Одно из характерных явлений совр. X.— ослабление конфессиональной розни (деятельность основанного в 1948 Всемирного совета церквей, взаим­ное снятие многовековых анафем между католич. и правосл. церковью в 1965 и др.). Наряду с клерикаль­ным политич. консерватизмом имеют место попытки создать т. н. теологию революции, осуществляемые представителями католич. церкви в Лат. Америке (напр., в Сальвадоре). В целом же X. неизменно на­стаивает на том, что решение всех противоречий чело-веч. существования дано только в боге и отказывается признать таким решением социальные преобразования (см. также Религия).

• Энгельс Ф., О первоначальном X., М., 1962; Гар-нак А., История догматов, в кн.: Общая история европ. культуры, т. 6, СПБ, [1911]; Спасский А., История догматич. движений в эпоху вселенских соборов (в связи с фи-

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ

лос. учениями того времени), т. 1, Сергиев Посад, 1914²; Спекторский Е., Происхождение протестантского ра­ционализма, Варшава, 1914; Болотов В. В., Лекции по истории древней церкви, т. 1—4, СПБ, 1907—18; К а р с а-в и н Л. П., Католичество, П., 1918; Капелюш ф. Д Религия раннего капитализма, М., 1931; Ранович А. б!) О раннем X., М., 1959; Курочкин П. К., Эволюция совр. рус. православия, М., 1971; Кубланов M. M., Возникно­вение X., М., 1974; Bardenhewer O., Geschichte der altkirchlichen Literatur, Bd l—5, Freiburg im Breisgau, 1913— 1932; Brunner E., Religionsphilosophie evangelischer Theologie, Münch., 1927; Dölger P. J., Antike und Chris­tentum, Bd 1—6, Münster, 1929—50; Grabmann M., Die Geschichte der katholischen Theologie seit dem Ausgang der Väterzeit, Freiburg im Breisgau, 1933; Torrey С h. G., Do­cuments of the primitive Church, N. Υ.—L., 1941; D a n i ё-lou J., Histoire des doctrines chretiennes avant Nicee, v l—3 P., 1958—78; Lossky V., Theologie mystique de l'Eglise d'Orient, P., 1960; Janelle P., The Catholic reformation, Milwaukee, 1963; The Pelican guide to modern theology, v. 1—3, Harmondsworth, 1969—70; Spidlik Th., La spiritualiti de I'Orient chretien. Manuel systematique, Roma, 1978; см. также лит. к ст. Религия. С. С. Аееринцев.

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ, всеобщая категория художеств. творчества, средство и форма освоения жиз­ни иск-вом. Под образом нередко понимается элемент или часть произв., обладающие как бы еамостоят. су­ществованием и значением (напр., в лит-ре образ персонажа, в живописи — изображение предмета и т. п.). Но в более общем смысле X. о.— самый способ бытия художеств. произв., взятого со стороны его вырази­тельности, впечатляющей энергии и осмысленности. В ряду др. эстетич. категорий X. о.— сравнительно позднего происхождения. Начатки теории X. о. можно, правда, обнаружить ещё в учении Аристотеля о мимеси-се (см. Подражание) — о подражании художника жизни в её способности производить цельные, внут­ренне устроенные предметы и о связанном с этим удо­вольствии. Всё же антич. и ср.-век. представления об иск-ве, не выделявшие эстетическое в особую сферу, имели дело прежде всего с каноном — сводом приклад­ных правил художеств. или поэтич. ремесла, как раз и призванных обеспечить это «подражание» художеств. началу самого бытия. К эстетике Возрождения восходит (и закрепляется в классицизме) категория стиля, пред-полагающая право художника создавать произведения в соответствии со своей творч. инициативой и имманент­ными законами определ. жанра или вида иск-ва. В даль­нейшем реакция на утилитаризм, в т. ч. в подходе к эстетич. явлениям, породила в 18 в. особое пони­мание художеств. формы—как организованности по принципу внутр. цели, а не внеш. использования (прекрасное, по Канту). Наконец, в связи с «теорети-зацией» иск-ва, с выдвижением на первое место более «духовных» (в сравнении со скульптурой и зодчеством) иск-в — словесности, живописи, музыки, в связи с окончат. отделением иск-ва от художеств. ремёсел возникла необходимость описать художеств. творчество как работу мысли и отграничить этот тип мышления от научно-понятийного. Категория X. о. оформилась в эс­тетике Гегеля именно в процессе такого противопостав­ления: образ «...являет нашему взору не абстрактную сущность, а конкретную ее действительность...» («Эстетика», т. 3, М., 1971, с. 384) — формула, усвоен­ная и развитая рус. эстетич. мыслью, прежде всего Белинским. Восходящее к гегелевской эстетике опре­деление иск-ва как «мышления в образах» было вуль-гаризовано позитивистско-психологич. концепциями конца 19 — нач. 20 вв.: X. о. рассматривался как наглядная демонстрация подразумеваемой общей идеи — пример, ведущий от частностей одного круга к част­ностям др. круга, в обход неизбежного при науч. доказательстве абстрагирования. Получаемое при этом эстетич. наслаждение трактовалось как вид интел­лектуального удовлетворения, в корне отличный от воздействия «безобразных», «эмоциональных» иск-в (напр., взгляды Д. Н. Овсянико-Куликовского), чем ставилась под сомнение универсальность категории X. о. Как протест против такого рода интеллектуализ­ма в нач. 20 в. возникли безобразные теории иск-ва