О том, как клад нибелунгов был перевезён в Вормс

 

 

Когда лишиться мужа пришлось Кримхильде вдруг,

Граф Эккеварт остался при ней с толпою слуг.

По целым дням сидел он с несчастною вдовою

И горевал о Зигфриде с ней вместе всей душою.

 

Близ вормсского собора ей выстроили дом.

Был он обставлен пышно, хватало места в нём.

Там заперлась Кримхильда и только по утрам

Ходила мужа поминать со свитой в божий храм.

 

Оттуда отправлялась она в мороз и в зной

На кладбище, где Зигфрид лежал в земле сырой.

Там Господа Кримхильда, как верная подруга,

Молила о спасении души её супруга.

 

Нередко к ней являлась и королева-мать.

Не уставала Ута Кримхильду утешать,

Но дочь её, как прежде, была тоски полна.

Вовеки не печалилась так ни одна жена,

 

Чей муж погиб до срока, в расцвете лет и сил.

Вдову душою твёрдой создатель наделил.

Она грустила долго о Зигфриде своём

И отомстила за него с лихвой врагам потом.

 

Три с половиной года[179]— ручаюсь в этом вам —

Кримхильда предавалась унынью и слезам,

Ни Гунтеру ни разу словечка не сказав,

Ни глаз на злого Хагена ни разу не подняв.

 

И вот владетель Тронье промолвил: «Государь,

Не худо бы с сестрою вам сблизиться, как встарь.

Когда б опять в доверье к Кримхильде вы вошли,

Клад нибелунгов[180]мы б к себе на Рейн перевезли».

 

Король сказал: «Считаю совет разумным я

И попрошу, чтоб братья — они ведь с ней друзья —

Кримхильду убедили со мною примириться».

На это Хаген возразил: «Она не покорится».

 

С маркграфом Гере вместе был Ортвин призван в зал.

Отправиться к Кримхильде король им приказал.

Млад Гизельхер и Гернот сопровождали их,

И Гернот стал увещевать сестру в словах таких:

 

«Довольно о супруге скорбеть вам день и ночь.

Он умер, и слезами ему нельзя помочь.

Король, наш брат, клянётся вам, госпожа, к тому же,

Что нет у вас причин винить его в убийстве мужа».

 

Она сказала: «В этом я не виню его.

Убил не он, а Хаген супруга моего.

Злодею я открыла, где Зигфрид уязвим,

Зато и каюсь, что была столь откровенна с ним.

 

Когда б я мужней тайны не выдала сама,

Мне б не пришлось от горя теперь сходить с ума.

Нет, тех, кем сгублен Зигфрид, я не могу простить».[181]

Тут начал Гизельхер сестру за Гунтера просить.

 

Она дала согласье на встречу с королём,

И к ней явился Гунтер со всем своим двором.

Лишь Хаген не решился отправиться туда —

Уж слишком много причинил Кримхильде он вреда.

 

А Гунтер оправдался и ею был прощён.

С сестрой расцеловался в знак примиренья он.

Давно бы уж поладить сумел с Кримхильдой брат,

Когда бы он не чувствовал, что вправду виноват.

 

Немало при свиданье пролито было слёз.

Забыла зло Кримхильда всем, кто ей вред нанёс,

И в сердце затаила лишь к Хагену вражду —

Ведь это он один навлёк на Зигфрида беду.

 

Затем вдове внушили, что клад на Рейн она

Из края нибелунгов перевезти должна:

Как свадебный подарок, его ей дал супруг,[182]

И неразумно выпускать сокровище из рук.

 

Она за этим кладом, который в недрах гор

Могучий карлик Альбрих стерёг с давнишних пор,

Послала восемь тысяч бургундов удалых.

Вели с собою Гизельхер, а также Гернот их.

 

Гостей завидел Альбрих и так сказал друзьям:

«Отряжены Кримхильдой они за кладом к нам.

Я ж отказать не смею владычице своей —

Как свадебный подарок клад супругом отдан ей.

 

Осталось бы, конечно, сокровище у нас,

Когда б бесстрашный Зигфрид до срока не угас

И не исчез бесследно в могиле вместе с ним

Плащ-невидимка,[183]что всегда героем был носим.

 

Уж лучше б не был витязь заброшен к нам судьбою:

Себе на горе взял он плащ-невидимку[184]с бою

И добыл во владенье край отдалённый наш».

Тут побежал разыскивать ключи от клада страж.

 

Под самою горою разбили рейнцы стан,

И братьям королевы был клад несметный сдан.

Они на берег моря его перевезли

И стали для отправки в Вормс грузить на корабли.

 

О нём чудес немало рассказывают были;

Четыре дня и ночи с горы его возили

Двенадцать до отказа нагруженных возов,

И в сутки делал каждый воз не меньше трёх концов.

 

Лишь золото да камни тот составляли клад.

Когда бы дать в нём долю на свете всем подряд,

Он и на марку меньше от этого б не стал.

Недаром Хаген так давно им завладеть мечтал.

 

Был там и жезл волшебный:[185]кто им владеть умел,

Тот власть над целым миром в своих руках имел.

Утратил смелый Альбрих не только клад в те дни:

За Гернотом уехала и часть его родни.

 

Когда же возвратились два короля домой

И в Вормсе клад вернули сполна сестре родной,

Там золотом набили все башни и подвалы.

Сокровища несметнее на свете не бывало.

 

Но тысячею кладов Кримхильда б поступилась

И стать последней нищей охотно согласилась,

Когда б супруга к жизни могла вернуть она.

Вовеки мужу не была столь предана жена.

 

Теперь, когда Кримхильде был клад её вручён,

На Рейн съезжаться стали бойцы со всех сторон,

И так их осыпала подарками вдова.

Что повсеместно шла о ней похвальная молва.

 

Стал государю Хаген нашёптывать с тревогой:

«И бедным и богатым дарит она так много,

Что витязи на службу к ней повалят валом,

А это для Бургундии не кончится добром».[186]

 

«Сестра — хозяйка клада, — изрёк король в ответ. —

Как с ним она поступит, мне, право, дела нет.[187]

Утратить слишком страшно мне вновь приязнь её,

Чтоб я мешал ей расточать имущество своё».

 

На это молвил Хаген: «Нет, женщину вовек

Не подпустил бы к кладу разумный человек.

Богатства у Кримхильды вам отобрать пора,

Пока вас до беды, король, не довела сестра».

 

Сказал державный Гунтер: «Поклялся я, что впредь

Кримхильде не придётся обид от нас терпеть,

И слова не нарушу: она — сестра моя».

Воскликнул Хаген: «Пустяки! За всё в ответе я».

 

Ему поддался Гунтер, обет свой преступил[188] —

И у вдовы отобран тот клад несметный был,

Ключи ж от клада в руки дал Хагену король.

Был этим Гернот оскорблён, как никогда дотоль.

 

А Гизельхер воскликнул: «Я Хагена уйму

И притеснять Кримхильду не разрешу ему.

Давно б его осек я, не будь мы с ним в родстве».

Так вновь был нанесён ущерб беспомощной вдове.

 

Промолвил Гернот: «В тягость нам будет этот клад.

Его мы в воды Рейна опустим,[189]милый брат,

Чтоб не вселял он зависть вовеки ни в кого».

Тут к Гизельхеру, вся в слезах, пришла сестра его.

 

Она сказала: «Брат мой, сестре защитой будь.[190]

Заставь вдове несчастной её добро вернуть».

Ей Гизельхер ответил: «Уехать надо нам.

Когда ж воротимся, твой клад тебе верну я сам».

 

Сопровождать в дорогу трёх братьев-королей

Отправилось немало вассалов и друзей.

Один лишь Хаген дома остаться пожелал —

Кримхильде горе новое он приуготовлял.

 

Пока в отъезде были три венценосных брата,

В Лохгейм на Рейне Хаген увёз тот клад богатый

И утопил, чтоб после воспользоваться им,

Но так и не пришлось ему владеть добром чужим.

 

Когда в столицу братья вернулись наконец,

С толпою дам Кримхильда явилась во дворец.

Узнав, что ей обида нанесена опять,

Не мог негодования млад Гизельхер сдержать.

 

В своих владыках Хаген такую вызвал злость,

Что двор ему покинуть на долгий срок пришлось,

Но всё ж был королями прощён вассал опальный.

Зато стяжал он ненависть вдовы многострадальной.

 

Ещё когда им в реку клад не был погружён,

Друг другу дали клятву три короля и он,

Не прикасаться к кладу, покуда жизнь их длится,

И никому не открывать, где он теперь хранится.[191]

 

А для вдовы настала печальная пора.

Её всего лишили — и мужа и добра,

И сердце ей томили обида и кручина,

Предел которым положить сумела лишь кончина.

 

Так, после смерти мужа, — я вам ручаюсь в том, —

Тринадцать лет Кримхильда жила, скорбя о нём.[192]

О Зигфриде не в силах забыть она была,

За что и воздавалась ей людьми везде хвала.

 

Авентюра XX