Основные положения традиционализма

Как философско-правовое и идеологическое течение, традиционализм, за исключением такого его течения, как евразийство, в России почти неизвестен. Это объясняется принадлежностью отдельных его представителей к националистической идеологии и соответствующим политическим кругам. Вместе с тем течение традиционализма имеет на Западе немало сторонников и последователей. В области философии права обращение к традиционализму представляется не только целесообразным, но и необходимым, хотя бы потому, что невозможно понять смысл и ценность либеральных идей без рассмотрения антагонистических теорий, также завоевавших широкую популярность.

Действительно, значение традиций в сфере государства и общества чрезвычайно велико. Дело в том, что государственные институты, которые призваны реальным образом структурировать общественный организм, выполняют эту функцию не более чем на пятьдесят процентов и несут в себе мощный заряд амбивалентности. Карл Поппер приводит пример парламентской оппозиции, функция которой заключается в том, чтобы удерживать правительство от расхищения денег налогоплательщиков, и которая в некоторых странах действует иначе и становится инструментом пропорционального перераспределения доходов^[244].

Амбивалентность социальных учреждений обусловлена их характером – тем, что они выполняют определенные очевидные функции и тем, что они контролируются отдельными людьми, способными ошибаться, или другими учреждениями, состоящими из людского субстрата, и поэтому тоже способными ошибаться. Поппер пишет, что эту амбивалентность можно существенно уменьшить с помощью институционального контроля, но невозможно устранить полностью. Ключевыми инструментами в обеспечении надлежащего выполнения функций могут стать личные качества людей, занятых в управлении, а также сложившиеся традиции. Конечно, они могут быть подвержены извращениям и их тоже может заразить амбивалентность, но поскольку они носят менее инструментальный характер, то и амбивалентность поражает их в гораздо меньшей степени. Традиции обладают внеличностными качествами и более предсказуемы, чем индивиды, работающие в учреждениях. «Быть может долговременное и “подлинное” функционирование учреждений, – пишет Поппер, – зависит, главным образом от традиций. Именно традиция дает отдельному индивиду опору в его противостоянии коррупции. Традиция способна сохранять и распространять личную позицию ее основателя далеко за рамки его личной жизни и жизненного отрезка»^[245].

Позволим себе перейти непосредственно к анализу системы воззрений традиционалистов. Являясь философской и политической идеологией, традиционализм распространяет свои взгляды на объяснение мироустройства, социума, его структуры, закономерностей изменений. Сам термин «традиция» в философии и юриспруденции характеризует определенный нормативно-ритуализированный массив. Однако такое ви́дение, которое, впрочем, нельзя считать ошибочным, все же представляется слишком узким и слишком приближенным к эмпириям. Традиция – это не просто нормы. Традиционализм предлагает свою модель социального и политического устройства, где Традиция предстает как центральная, стержневая Идея, как система мировоззрения, которая обретает формы в условиях социума. В широком идеологическом понимании Традиция представляет собой форму или механизм упорядочивания и структурирования различного рода знаний, идей, воззрений, содержаний, систем, которые имеют значение для любого типа культур, ценностей, неподверженных изменениям с течением времени.

Как философское учение, традиционализм сублимировал и произвел теоретическое оформление идеалов, систем, ценностей, представлений, направленных на сознательное культивирование данного мировоззрения. Традиция – это некий Универсум, некое Единое начало, Единственный Источник мира, который занимает высшее положение над партикулярными системами ценностей различных социальных групп. Традиция – это модель единства, идея непререкаемого, высшего авторитета. Традиция – это Абсолют, от которого исходят главные принципы мироустройства: порядок, лад, гармония.

Корни традиционализма берут начало еще в глубокой древности, с тех пор, когда общество вышло из архаического состояния и стало осознавать проблемы наследия. Уже тогда возникла идея неизменности ритуалов, идеального порядка, существовавшего в период Правремени. В осевое время, когда ломались тысячелетние общественные установления, изменялся в корне образ жизни людей, уже появились те идеи, которые мы сейчас называем традиционализмом. Свойственная человеческой природе ностальгия по утраченному обеспечила традиционализму поддержку и распространение. Ускорение, урбанизация, формирование общества нового типа, т.е. изменения, имевшие системный характер, сопровождались глубоким кризисом мировоззрения. Смыслообразующей идеей традиционализма уже тогда стала критика современности и задача упорядочивания погружающегося в хаос мира.

Философскую рефлексию традиционализм обрел в раннеантичной философии, в частности у Пифагора, а позже в гностицизме, с его идеей Гнозиса – Высшего знания. Так, Платон пришел к выводу о крайней относительности человеческого знания. Чувственный мир, по его мнению, находится в состоянии постоянного изменения и движения, а человеческое знание отрывочно, неполно и несовершенно, так как феномены этого мира доступны лишь субъективным ощущениям и чувственным восприятиям. Но эти ощущения и восприятия у различных индивидов, соответственно, различны, а следовательно, знание людей лишено достоверности и представляет собой нечто среднее между совершенным знанием и полным незнанием. Но познание мира, причем познание посредством Разума, все же возможно. У Платона единство материального и идеального обеспечивается двумя каналами: от мира идей к миру вещей – воплощение, и от мира сотворенного к миру совершенства. Таким образом, произошло зарождение концепции Гнозиса, т.е. совершенного знания. Роль его заключается в способности дать ответ на извечные человеческие вопросы: кто мы; куда заброшены; куда стремимся; как освобождаемся. Что такое рождение и что возрождение?^[246] Исходя из этого, составляющими традиционализма являются философия, религия и идеология.

Появление традиционализма как оформленной концепции связано с именем английского политика и философа Эдмунда Берка (1729–1797 гг.). Будучи противником естественного права и страстно критикуя французскую революцию, Берк рассматривал каждое государство как результат созидательных усилий и наследственное достояние всех поколений его граждан, придавал большое значение принципу преемственности в политике и праве. Он писал, что «не станет заботиться о потомстве тот народ, что не оглядывается на предков… Благодаря конституционной политике, отвечающей установленному порядку вещей, мы получаем, сохраняем и передаем наш государственный строй и привилегии точно так же, как имеем и передаем свою собственность и жизнь. Политические институты, имущественные блага и дары Проведения приходят к нам и уходят одним и тем же путем»^[247].

Берк считал, что социальная жизнь, как и жизнь природы, подчиняется установленным свыше законам, не зависящим от воли людей, поэтому действия людей могут увенчаться успехом, только если не противоречат заданному Проведением объективному ходу вещей. Например, говоря о долге парламентариев, он советовал руководствоваться волей народа, кроме случаев, когда она вступает в конфликт с «неизменными и вечными нормами справедливости, которые выше нас и выше нее»^[248]. В природе и обществе действует единый Божественный закон, но если в природе достаточно точно могут быть рассчитаны причины и следствия, то в области социальных отношений, где жесткой детерминации не наблюдается, причинно-следственные связи скрыты гораздо глубже и гораздо труднее поддаются обнаружению. К этому обстоятельству добавляется и то, что история государств, хотя и развивается согласно установленным свыше закономерностям, но также представляет собой результат деятельности людей. Эффективность последней зависит, в свою очередь, от степени соответствия ее общему порядку мироздания, т.е. от того, насколько осуществляющим ее индивидам оказалась доступна Божественная мудрость вселенской гармонии. Берк в полной мере разделял убеждение о неспособности человеческого разума до конца постичь объективный закон, управляющий жизнью общества. Вместе с тем человеческая история все же достаточно изучена, чтобы дать твердое обоснование теории, объясняющей те внутренние причины, которые неизбежно определяют судьбу государства^[249]. Наблюдая за повседневным ходом вещей, в котором воплотилось Божественное Провидение, люди могут получить представление об основных требованиях Высшего закона. Правда, Берк имел в виду представления не отдельного индивида, а коллективный разум нации в целом, способный поколение за поколением накапливать по крупицам бесценное знание Божественной мудрости.

Таким образом, Берком были сформулированы базовые положения традиционализма, составляющие его квинтэссенцию: 1) миром управляет трансцендентный Разум; 2) законы, которые лежат в основе структуры общества, могут быть познаны людьми, но процесс познания не может быть основан на началах рациональности; 3) древность общественных и государственных установлений служит доказательством их правильности; 4) современность оценивается негативно, так как является состоянием все большего удаления от совершенства древности; 5) как природный, так и социальный мир построен на принципах иерархичности.

Традиционализм современности представлен такими мыслителями, как Рене Генон, Юлиус Эвола, Фритьоф Шуон, Мирча Элиаде и др. Их воззрения объединены поисками фундаментальной основы Бытия, единой для всего человечества Традиции, обеспечивающей непрерывность определенного состояния культуры. Таким образом, философские искания направлены на утверждение надисторичности и внеисторичности и исходят из признания Абсолюта.

Шуон пишет о существовании Высшего Принципа, который одновременно выступает как Абсолютная реальность и Бесконечная возможность. Она вполне самодостаточна, так как содержит в себе всю полноту бытия, не имеет дифференциации и является по существу предвечным изменением Божественного Порядка. Этот последний содержит в себе такие модальности, как Мудрость, Могущество, Благо. Они составляют содержание или субстанцию Высшего Принципа, и каждая из них одновременно абсолютна, бесконечна и совершенна^[250]. Бесконечность изливается в материальный мир по причине «давления из-за переполнения»: Абсолют проникает в сферу относительного, и эта транспозиция выявляет a priori отраженный образ Бога, т.е. Творящее Бытие. Благо, которое совпадает с Абсолютом, продлевается, таким образом, в сторону относительного и порождает, прежде всего, Бытие, содержащее все архетипы, а потом Экзистенцию, которая манифестирует их в бесконечном разнообразии. Составляя в себе всю полноту Реальности, Абсолют, с одной стороны, представляет собой все то, что не может не быть Им, Бытие исключает все, что не является Им. Точно так же и в обратном порядке. Бесконечность «есть то, что может быть все, Бытие заключает в себе то, что Оно есть. Бытие – это все, что возможно, притом, что это все – неограниченно»^[251]. Божественный Порядок содержит в себе три уровня Реальности: Над-Бытие, Бытие и Экзистенцию. Последняя в этом случае не есть космическая экзистенция в целом, а «Божественная Манифестация, или прямое и центральное отражение Бытия в космическом порядке. Таким образом, Божественный Порядок входит в Космос, не переставая быть тем, что он есть, ибо Космос не перестает быть тем, что он есть»^[252].

Французский философ традиционалист Р. Генон, характеризуя понятие Традиции, выделяет Единую Традицию и Примордиальную Традицию. Первая может пребывать лишь в потенции как непроявленная, является сферой сверхчувственного Абсолюта и имеет сверхчеловеческую сущность^[253]. Итальянский философ Ю. Эвола представлял Традицию как некую единую субстанцию. «Традиционная концепция культуры и государства – иерархическая, а не дуалистическая. Ее носители никогда не согласятся без серьезных оговорок с постулатами типа “кесарю кесарево” и “царствие не от мира сего”, т.е. духа, понимаемого как сила более могущественная, чем человеческая или материальная»^[254]. Единая Традиция – это физическая надиндивидуальная сила, которая при этом способна объяснить и временное. Примордиальная Традиция означает некогда непосредственное Знание, которое выполняло действенные функции, чему-то конкретно служила. Более того, выполнялись действия, которые играли действенную роль в применении Знания, например, фиксирование договора в определенной форме в присутствии свидетелей и жреца. Жрец производил заклинание, сообщавшее договору магическую силу, которая оберегала его и грозила неприятными последствиями той стороне, которая нарушала его. Впоследствии сакральное значение договора отпало, но форма договора осталась сохраненной.

Таким образом, символ остался, а смысловая нагрузка была забыта. Но, потерявши первоначальный смысл, символ приобрел новую смысловую нагрузку как смутное воспоминание о первичном значении. Так, общеизвестно, что письменная форма договора имеет больший авторитет, нежели устная, а в большинстве случаев она обязательна. Налицо замещение. Но, кроме того, остаются посвященные, унаследовавшие Традицию и сохраняющие Знание и Традиции, или, по крайней мере, часть его. Выделение из общей массы группы избранных проходит красной нитью через положения традиционализма. Эти избранные стоят над всей массой и сообщают обладание Знанием.

Знание – это высшая цель, которой оказываются подчинены все человеческие функции; оно выполняет роль двигателя любого действия. Только Знание позволяет выйти за рамки ограниченности этого мира, и, «когда оно достигает сферы неизменного, т.е. становится знанием чисто метафизическим, знанием самого Принципа, оно само становится неизменным. Если же Знание неизменно, то оно, в конце концов, отождествляется с объектом знания, т.е. с Принципом»^[255]. Р. Генон констатирует, что современные люди признают рассудочное знание, которое имеет характер несамостоятельного, отраженного знания, а потому косвенного и несовершенного. Ценность его определяется тем, насколько оно служит для достижения какой-либо практической цели. «Полностью захваченные действием, вплоть до заведомого отрицания всего, что выходит за его пределы, современные люди не замечают, как вырождается само действие, превращаясь за недостатком Принципа в тщетную и пустую суету»^[256].

Если в социуме можно найти отдельные традиционные формы, то они имеют характер вторичности и представляют своего рода заменители утерянного первоначального знания, адаптированные к условиям последующих эпох. Существующие традиции есть отражение того, что было утрачено. Оно может быть прямым или косвенным, близким или далеким, в зависимости от обстоятельств. «Любая подлинная традиция бесповоротно связывается с Традицией изначальной. Разные принципы по отношению к ней могут рассматриваться как многочисленные побеги одного дерева»^[257]. То, что было когда-то утеряно, нашло себе замену в чем-то, что оказалось способным выполнять его роль. В свою очередь, и оно было утрачено, а потому нуждалось в последующих замещениях. Генон считает, что «это видно на примере образования вторичных центров, возникших после того, как центр высший укрылся от взора человечества, по крайней мере, в общем смысле и относительно большинства “нормальных” людей»^[258]. Он делает оговорку, что существуют некие избранные люди, хранящие знание о Традиции. Без них с разрушением всех связей с Абсолютом сама по себе духовность любого уровня неизбежно бы исчезла.

Частным, ограниченным вариантом Традиции являются конкретные исторические культуры. Принципы Традиции не извлекаются из исторического материала, они метафизичны и внеисторичны, хотя и проявляются в истории. Отдельные элементы Традиции несет в себе религия, при этом отдельные религии похожи на обрывки единой некогда картины, которую не всегда удается восстановить. Но религия, как и наука, легко теряет метафизические ориентиры; и тем более достойно удивления, что религия обладает такой потрясающей жизненной силой, что многовековые попытки уничтожить и вытеснить религию не достигают своей цели. Те, кто еще способен мыслить, не могут не заметить в этом знаков нечеловеческой силы.

В качестве средства выражения Традиции используется язык, который обретает характер священного, но утрачивается вместе с утратой Традиции. Даже если что-то внешнее и сохранится, оно будет иметь значение формы, глубинное же значение – неизвестно^[259].

Конечно, подобные взгляды, мягко говоря, спорны и опровергаются многими и многими феноменами, а в первую очередь, той же религией. Но все же и рациональная мысль в традиционалистской парадигме заметно просматривается. В частности, мы знаем очень много правовых формул, которые уходят корнями в древность и первоначально имели сакральный характер. Произнесение слов или совершение действий имело значение иррационального. Договоры и иные правовые акты поднимались до метафизического уровня. Дошедшие до нас правовые формы есть не что иное, как обрывочные знания о языке Традиции.

Итак, мы рассмотрели базовый постулат традиционализма – признание метафизического центра, именуемого Традицией, знание о которой отдаляется от людей, довольствующихся ее отражением, и объективируется в позитивных традициях и обычаях.

Другим важным моментом традиционализма является концепция исторического движения, основывающаяся на трех составляющих: 1) утверждение смысла истории; 2) теория временны́х циклов; 3) теория упадка; 4) теория возрождения (возвращения). М. Элиаде в своем труде «Миф о вечном возвращении»^[260] ставит вопрос – каким образом человек может морально и физически «выносить» историю? По его мнению, это становится возможным, благодаря определенным состояниям космического цикла. Человечеству предназначено пережить определенную долю страданий, в силу того, что оно пребывает в определенном историческом моменте, т.е. в космическом цикле, который идет к упадку или завершению. Индивид имеет возможность абстрагироваться от конкретного исторического момента, найти утешение в философии либо мистике. Однако «исторический момент в целом не имеет возможности избежать своей судьбы, роковым образом проистекающей из самого пребывания на нисходящей траектории того цикла, к которому он принадлежал»^[261]. Подобно тому, как в индийской системе каждый человек Кали-юги может обрести личную свободу и духовное блаженство, но не в его власти избежать конечного уничтожения этого сумеречного мира во всей его полноте. Настоящий исторический момент может быть только трагичным, мучительным, несправедливым, хаотичным и т.п. Невзирая на возможность бегства, предоставленную отдельным современникам, он обречен быть предвестником финальной катастрофы.

В представлениях традиционалистов история имеет свой высший смысл. Она необходима и неизбежна. Независимо от того, какие субъекты являются в данный момент ее акторами, результат всегда получается одинаковым: нет в истории такой катастрофы, которая была бы произвольной и случайной. Империи возникали и рушились, войны приводили к бесчисленным страданиям. Но все это – манифестация исторического Фатума. Идее Фатума сопутствует идея цикличности, сравниваемой традиционалистами с лунным циклом. Обращаясь к воззрениям Гегеля, Элиаде сравнивает диалектический и традиционалистский взгляд на историю. Гегель обосновывает историческую диалектику, где история всегда нова и не повторяется, а также обладает качеством необратимости. Для Гегеля история сопряжена с замыслом Провидения и имеет логическое завершение. Для традиционалистов конец истории означает ее возобновление.

Периодическая смерть человека и всего человечества необходима как три дня мрака, предшествующие возрождению. Умирание связывается с изнашиванием формы, порождаемой самим фактом существования и логикой изменения форм. Чтобы вновь обрести силы, форма должна вернуться в аморфное состояние или, как пишет Элиаде, в «состояние нерасчлененности, откуда она и произошла»^[262]. Это состояние философ называет Хаосом, если речь идет о характеристике космического плана, или Оргией в плане общественном. Потом наступает мрак, наподобие состояния посева в земле, и возрождение, которому способствует орошение. Элиаде уподобляет крещение в воде орошению посевов.

Для традиционалистов время не обладает качеством необратимости, а будущее предопределяется прошлым. В определенном смысле можно сказать, что в мире не происходит ничего нового, поскольку все, что есть, – это повторение прежних, первичных архетипов. Время всего лишь делает возможным существование вещей, но сколько-нибудь решающего влияния на их бытие не оказывает, ибо оно само постоянно возрождается. Повторяемость имеет определенный смысл – оно наделяет события реальностью. «События повторяются, потому что они подражают архетипу – образцовому Событию. Кроме того, путем повторения время прерывается или, в крайнем случае, имеет место смягчение его разрушительного характера»^[263].

Третьей составляющей традиционалистской парадигмы является теория упадка. Почти все отдельные исторические традиции упоминают нечто, что было утеряно или исчезло, но навсегда сохранило свое значение, и может быть выражено лишь символами. «По сути, здесь идет речь о духовном помрачении, которое в силу циклических законов имеет место на протяжении человеческой истории, т.е., прежде всего, об утрате изначального состояния, а равно как о прямом следствии этого, об утрате соответствующей традиции, ведь таковая традиция есть знание, внутренне присущее тому, кто в таком состоянии находится»^[264].

Таким образом, история общества рассматривается как движение от высшего к низшему, идет по нисходящей линии. В этом снисхождении можно выделить два момента, а именно – упадок и утрату. Упадок относится к духовности, а утрата высшего знания – к традиции. Упадок происходит не сразу и не внезапно, а имеет несколько последовательных стадий. Эти стадии соответствуют фазам и эпохам человеческой истории. Каждая стадия характеризуется определенной степенью утраты; и так, ступенька за ступенькой происходит снисхождение. Сама же Традиция не исчезает, но в процессе упадка исчезает знание о ней. На этом основании традиционалисты выделяют Вечность и Время.

Вечность обладает качествами абсолютности, постоянства и полноты. Время же имеет свойство относительности и убывания. Временной цикл, вслед за античными авторами, традиционалисты именуют Эоном. Надо сказать, что Время убывает не бесконечно, а до определенной критической черты, когда «сектор реальности, захваченной временем, доходит до определенного предела, вечное бытие вновь обнаруживает себя во всем блеске, в своей вечной полноте»^[265]. Это манифестирует новый цикл. Убывание времени приводит к тому, что само бытие исчерпывается, и наступает особая ситуация конца времени – апокалипсис.

Внутри временного цикла выделяются следующие стадии: 1) исходная Единая Истина – Примордиальная Традиция; 2) вторичные истины – отдельные религиозные и традиционные формы; 3) тотальное забвение Истины; 4) современный мир антитрадиции. Если говорить более простым языком, то первый период времени – это «золотой век», райское состояние. Далее долгий период частичных подъемов и падений, а в конце – полный упадок. Следует сказать, что практически во всех доктринах, вмещающих в себя идею апокалипсиса, всегда звучит мотив всеобщего падения нравов и торжества мрака, который предшествует смене Эона и обновлению Космоса.

Элиаде приводит пример описания апокалипсиса, прочитанных им в одном из Вавилонских текстах: «Когда все случится на Небесах, прозрачное станет мутным, а чистое – грязным. Все народы придут в смятение, никто не станет слушать молитв, гадания окажутся неблагоприятными. …В этом царстве люди начнут истреблять друг друга и продавать детей ради наживы. Муж оставит свою жену, а жена мужа, а дочь прогонит свою мать из дома»^[266]. Циклическая трактовка истории служит объектом критики со стороны Христианской доктрины, хотя многие подмечают наличие элементов циклического мировоззрения и у христиан, которое рассматривается как наследие древней концепции о периодическом обновлении истории. История может быть упразднена и обновлена бесчисленное количество раз, прежде чем наступит финальный эсхатон. Подтверждением тому христианский литургический год, где представлено периодическое и наглядное повторение Рождества, Страстей, Смерти Воскресения Иисуса, со всеми коннотациями, которые эта мистическая драма вызывает у христианина. Иными словами, это «личное и космическое обновление посредством реактуализации in concrete, рождения, смерти и воскресения Спасителя»^[267].