Ранние (первичные) вербальные (словесные) импринты.

Пример сложного импринта.

Боль от ухода близкого человека.

Когда вам было три года, мать, прежде никогда не покидавшая вас, ушла на целый день в гости, оставив одного. Вы потянулись за игрушкой, упали и впервые в жизни очень сильно ушиблись. Ваша реакция — крик. Вы заплакали, а когда мама вернулась, отреагировала и восстановила контакт.

Пример кондиционирования, на основе сложного импринта.

С тех пор когда мама уходила куда-то, вы всегда плакали и кричали. И чем громче вы плакали и кричали, мать с большей вероятностью шла на уступки и оставалась дома.

Чтобы перейти к рассмотрению сложных импринтов, вспомним, что их предваряют простые импринты, которые можно разделить по периодам образования на:

1. Импринты плода.

2. Родовые импринты.

3. Довербальные импринты.

Ранние (первичные) вербальные (словесные) импринты.

Когда произойдет отделение ребенком себя от мира и начнет формироваться его «Я» [2], все, что было воспринято ранее, будет считаться собой, а более поздняя информация разделяться на внешнюю и внутреннюю. Разделение на «Я» и «Мир» происходит, в том числе, с помощью языка.

В дословный период (обычно именно так называют время до появления в активной речи первых слов) с 1 года (8 месяцев) до 4 – 5 лет происходит формирование и закрепление языковой модели мира.

Внутренней информация считается тогда, когда она по каким-либо признакам признана как схожая с первичным, уже запечатленным опытом. Так, внутренней признается та информация, которая оказалась абсолютна не схожа с информацией, ранее считаемой внешней и которую не удалость вербально символически или сенсорно связать с памятью о внешнем опыте. Как вариант это возможно, благодаря существованию в языке понятий фантазия, воображение, галлюцинации и т.д. То есть в воспоминании если не нашлось опыта, считаемого внешним, который схож с информацией воспринимаемой в данный момент, или нет иного опыта, который мог бы объяснить связь этой информации с внешней реальностью, то данная информация может быть либо отнесена к внутреннему опыту, либо вообще не воспринята.

Как принято считать в структурной лингвистике [3], слово — это конвенциональный (условный) знак, план выражения которого не имеет ничего общего с планом содержания, то есть то, как выглядит или произносится слово, не похожее на объект, который оно означает (за редким исключением). Становление языка происходит благодаря наличию эталонов, эквивалентов, которые есть у носителей данного языка: слово и обозначаемый им объект (субъект).

Для нормального становления речи необходимо, чтобы кора головного мозга достигла определенной зрелости. Хотя в момент рождения, при общей незрелости ЦНС, мозг ребенка и его органы чувств уже подготовлены к усвоению языка. Есть основания считать, что ребенок способен слышать еще до рождения, а новорожденные явно предпочитают голос матери остальным голосам. [4]

Что же касается произношения того или иного звука в составе слова, то тут ребенку требуется произнести его так, чтобы быть понятным, то есть подстроиться под определенный эталон, контролируя себя, соизмеряя сложную работу мышц речевого аппарата и звуковой образ слова, а это уже достаточно трудная задача.

Таким образом, обучение речи происходит на основании импринтирования и кондиционирования слов, с последующим моделированием языка, на основе обратной связи от взрослых, которые являются эталоном.

А. Р. Лурия писал [5]: «Язык есть всегда система знаков, одна из функций которого — выделение существенных признаков, которые этот язык обозначает, и переработка опыта».

Слово как первая единица языка имеет две основные функции:

1. Функция замещения предметов или представления. То есть функция, замещающая предмет знаком, иначе называется предметной отнесенности.

2. Это еще более существенная функция: когда слово не только обозначает вещь, замещает ее, но и перерабатывает опыт, позволяя человеку совершать с воспринимаемым образом сложную работу.

Слово является орудием, позволяющим анализировать и синтезировать те впечатления, которые человек получает из внешнего мира. Это есть мощное орудие не только памяти, но и мощное орудие отвлечения и обобщения.

Слово выделяет из вещей соответствующий признак, делая его важным и существенным. Незаметно для нас оно анализирует воспринимаемую вещь. И с его помощью человек получает автоматически действующие средства анализа воспринимаемых им вещей. Каждое слово по своему происхождению оказывается аппаратом, выделяющим те или иные признаки предмета, позволяющие анализировать предмет. Слово также относит предметы к определенной группе, квалифицирует за собой предмет, производит работу по их синтезу и классификации.

Слово не только замещает предмет, но и имеет такое же физиологическое действие, как и непосредственный предмет.

Второй единицей языка, стоящей рядом со словом, является фраза или предложение, то есть язык появляется не тогда, когда появляется слово, а когда появляется синтагма, то есть связь слов.

Синтагма — фраза или предложение (дом горит, собака лает, мальчик плачет) — не только обозначает вещи, но передает готовое событие.

Этот комплект слов является средством передачи не только отдельных предметов или образов, но и средством передачи более сложных процессов, событий или отношений. Выделенные и синтезированные, под действием предложения, признаки складываются в готовое событие.

Внешняя информация интерпретируется и закрепляется как такая за счет формирования языка и «скреплению» с помощью него внешней реальности. [2]

В вербальный период (начиная с 8 – 14 месяцев), фиксируются события более раннего периода. Язык как обозначающий и анализирующий опыт [5] позволяет смещать внимание в метапозицию по отношению к опыту, вырабатывая отношение к прошлому опыту и фиксируя его. Таким образом, простые импринты могут поддерживаться последующим опытом, организуемым вербально. Слова, описывая события, как бы «закрепляют и цементируют» сенсорный опыт, формируя сложный импринт. Слово, имея дискретные, неизменные свойства позволяет удержать процессы восприятия образов, ощущений, звуков, связанных с прошлым: как постоянных и неизменных.

То есть с этого возраста импринт приобретает постоянную структуру, которая может сохраняться на протяжении всей жизни. И импринты, которые были запечатлены в раннем периоде, за счет фиксации их другими (словами) становятся сложноорганизованными синестезиями. Импринт как дискретный элемент в комплексе с другим импринтом может образовывать более прочную структуру, где один поддерживает другой. Вместе они создают еще более устойчивую, дискретную структуру.

Если до вербального (словесного) периода в адрес ребенка говорились какие-то слова, то они просто были сенсорным материалом. Позже, в вербальный период, эти же слова могли стать ссылкой на некий иной сенсорный опыт. Когда младенцу говорят, что он плохой, для него за этими словами ничего не стоит, он слышит только слова. Потом, когда ребенка обучают смыслу этих слов, то есть некий сенсорный материал связывают со словами, за словом «плохой» уже возникает серия образов ощущений, звуков. С момента наделения слова новым сенсорным опытом может произойти что-то вроде «коллапса», и поздний сенсорный опыт переструктурирует ранний, так как пусковой триггер (слово «плохой») у них один. Ранний сенсорный опыт, в котором были звуки «плохой» уже рассматривается через фильтры позднего сенсорного опыта, когда звуки «плохой» вызывают определенные ассоциации. Получается, что в первичном импринте уже присутствовали все те смыслы (опыт), которые приобретут слова позже. Словесный период способен создавать травмы дословесного периода. Проживание импринтных ситуаций, в которых были слова (например, во сне) с новым нересурсным смыслом слов, может привести к интенсивному нересурсному состоянию (трудно структурируемому) и блокировать доступ к сенсорному опыту во избежание повторной травматизации. Образуется самоподдерживающаяся внутриреферентная система [2], в которой опыт продолжает оказывать влияние на жизнь человека, но доступа к нему нет.

Итак, в сложном импринте есть импринтированный опыт и его искажения, созданные новым значением слов, которые они приобрели в более поздний период. Таким образом, значение слов, которое они приобретают впоследствии, как бы добавляется, интегрируется в импринтированный опыт, закрепляя или ослабляя влияние импринта на последующее восприятие.

В этом возрасте (после 1 года) уже возможно формирование иерархии импринтов по механизму, описанному в поздних вербальных импринтах.

Импринт на этой стадии и позже — это паттернизация фильтров восприятия уже на «паттернизированной» основе, которой является предшествующие импринты.
С появлением языка импринты (если так можно говорить) перешли на качественно новый уровень, когда фильтрация в одном случае не позволяет импринтам случаться (отсекает входящую информацию), а в другом усиливает, создавая те самые двойные импринты. Если импринтный фактор повторяется неоднократно, то образуется то, что потом называют жизненными сценариями, характером, акцентуацией и т.д.

Иммунная и нервная системы берут на себя соматическое воплощение лингвистических импринтов, функцию отделительного барьера человека от мира и как бы становятся стражем, защищающим человека от того, что он сам от себя отделил.

Языковая модель, производя в том числе фиксацию импринтных синестезий, получает одно из своих физиологических воплощений в иммунной системе. Данный механизм проявляется в аллергических и аутоаллергических реакциях. Другой физиологический механизм отделения может реализовываться через нервную регуляцию. И он проявляется спазмами, напряжениями мышц, последовательными сокращениями (расстройства пищеварения), повышением кровяного давления.

Основное отличие этого периода от последующего — в постоянном переформировании вербальной модели мира. Ребенок меняет свою семантическую структуру, которая с каждым шагом этого периода становится все более сложной по организации и однозначной по значениям. Если новое знание (вербальное описание) включает и рефреймирует предыдущее, то оно способно полностью изменить весь предыдущий сенсорный опыт, таким образом, создав или устранив импринты.