Необходимо ли разговаривать?

Как уже сказано, одним из способов лучшего понимания смысла детского художественного творчества является выслушивание рассказов детей об их рисунках. Простые вопросы детям об их рисунках побуждают их рассказать терапевту много помимо очевидного визуального содержания самого рисунка. Подобно рассказу де Сент- Экзюпери о неправильно понятом рисунке, наше понимание детских рисунков часто значительно улучшается, когда дети рассказывают о них.

В мой работе с детьми моя личная цель при разговоре с ними об их рисунках двоякая: (1) помочь ребенку выразить мысли, чувства, события и видение мира через художественное творчество и рассказ; и (2) помочь мне лучше понять детские мысли, чувства и убеждения, восприятие событий и окружения, чтобы я могла наилучшим образом воздействовать на ребенка. В то время как последняя цель больше направлена на оценку (например, диагностику ребенка), для меня главной целью работы с детьми и их рисунками является ориентация на сам процесс.

Терапевты, которые в терапевтической работе с детьми не используют рисунки широко, часто спрашивают, всегда ли необходимо разговаривать с детьми об их рисунках. За время моей работы с детьми я общалась со многими детьми, которые не хотели говорить что-нибудь о своих рисунках. Я считаю, что если деятельность является привлекательной для ребенка, терапевтические отношения являются доверительными, а обстановка безопасной и поддерживающей, процесс художественного творчества сам по себе естественно приводит к вербальной коммуникации и изменениям. Увлеченность рисованием естественным образом расслабляет многих детей, позволяя им сосредоточиться на творческой и, надеюсь, приятной задаче; уменьшение некоторого стресса, который привел их на терапию, приводит к большему желанию разговаривать с терапевтом во время и после рисования. Для многих детей рисование реально ведет к желанию поделиться информацией, которая в другом случае была бы закрыта, особенно если они чувствуют себя комфортно в творческой работе или при выполнении задания.

Хотя я думаю, что важно, чтобы дети говорили что-либо о своих художественных работах, это может быть не всегда возможным, и иногда дети могут сопротивляться разговору о своих рисунках по различным причинам. Некоторые дети могут быть застенчивыми или замкнутыми, а некоторые - еще слишком маленькими, чтобы рассказывать. Дети могут также иметь языковые затруднения или речевые проблемы, или английский язык может быть не первым их языком. Дети, травмированные жестоким обращением или насилием, могут чувствовать скованность при разговоре, особенно если им пригрозили или велели не рассказывать о себе, своей семье или своем опыте и переживаниях (Малчиоди, 1990). Культурное окружение может влиять на некоторых детей, которые научены своими родителями давать короткие вежливые ответы на вопросы и ограничивать речевое взаимодействие или глазной контакт со значимыми взрослыми, и эти культурно обусловленные установки должны уважаться и приниматься.

К счастью, рисунки сами по себе содержат значительную информацию о детях, другом предмете этой книги. Но терапевты могут научиться, поэтому для них я считаю важным знать, как разговаривать с детьми об их рисунках, когда это уместно. Как сказано в следующей части, может быть использована серия вопросов, чтобы помочь терапевтам собрать информацию о продуктах детского художественного творчества, равно как и о процессе рисования.

Беседа в процессе рисования

Терапевты часто интересуются, сколько говорить с ребенком, когда он занимается рисованием. Для стандартизированных рисуночных заданиях обычно разговор не допускается, хотя я часто ловлю себя на том, что нарушаю это правило, если ребенку нравится разговаривать со мной до завершения рисования. Некоторые дети явно увлечены работой, и беседа с ними могла бы развалить их деятельность. Некоторые терапевты находят затруднительным не разговаривать и не задавать вопросы, когда ребенок работает, и могут даже чувствовать себя неуютно, если ребенок не отвечает на задаваемые вопросы. Дети могут не отвечать но нескольким причинам, одной из которых является вовлеченность в выполнение творческого задания, желая, чтобы разговорчивый взрослый дал им возможность полностью уйти в рисование, на которое взрослый его стимулировал раньше. Как замечает Гарднер (1982) в исследованиях маленьких детей, дети даже становятся раздосадованы взрослым, который постоянно прерывает процесс своими вопросами. Для некоторых детей любой вариант словесного общения может быть невозможным, особенно если доверие в терапевтических отношениях только формируется. Однако есть также дети, которые рисуют довольно быстро, выполняют задание почти сразу и собираются рассказывать о своей работе гораздо дольше, чем им понадобилось, чтобы создать ее.

В других случаях вопросы терапевта могут быть проблематичными. Например, вопрос может быть слишком "прощупывающим" для данной стадии терапевтических отношений, может быть неподходящим или ребенок может просто не способен ответить на него. Дети, которые боятся раскрыть семейный секрет, или те, кто часто подвергался жестокому обращению, не всегда могут отвечать на прямые вопросы, особенно на ранних этапах терапевтической работы. Их творчество может сказать за них многое - об их боли, которую они пережили, - но, как большинство терапевтов понимают, дети, которые опасаются последствий, могут не хотеть говорить вообще на ранних этапах работы. Многие помогающие профессионалы, не имеющие большого опыта или подготовки в использовании деятельности рисования в терапии, могут слишком активно пытаться вести диалог с ребенком, вместо того, чтобы дать возможность развернуться процессу рисования.

Беседа о законченном рисунке

Из-за своей неуверенности в том, как беседовать с детьми об их рисунках, некоторые терапевты просто рассматривают детский рисунок в поисках характеристик, которые могут означать депрессию, травму или другие чувства или ощущения и делать выводы о личности или развитии, исходя из этих наблюдений. Однако. благодаря беседе терапевта с детьми об их рисунках терапевты имеют возможность не только узнать больше о детях, с которыми они работают, но также предложить детям возможность выразить себя и вырасти в процессе творческой деятельности в рамках терапии.

При работе с детскими рисунками лучше всего быть осторожным при использовании и классификации вопросов. Спрашивать ребенка "почему" он нарисовал конкретный элемент обычно непродуктивно. Большинство детей затрудняются объяснить, почему они что-то сделали, и они будут, как правило, говорить в ответ, что они "не знают" или могут вообще ничего не сказать. В большинстве случаев более продуктивным является простое описание вслух того, что нарисовано на рисунке. Например, терапевт может обратиться к различным элементам рисунка, говоря: "Я вижу человека, выглядывающего из окна дома и собаку во дворе", или: "Я вижу большой желтый круг с голубыми волнистыми линиями вокруг него", ожидая реакции ребенка. Обычно ребенок будет добавлять какую-то информацию о картинке, особенно если взрослый пропустит какие-то явные черты или детали, которые важны для ребенка. Терапевт может затем продолжить интересоваться вслух элементами рисунка, говоря, например: "Интересно, о чем думает этот человек, когда выглядывает из окна?" (ожидая ответа ребенка или комментариев); "Интересно, что он видит, когда выглядывает?"; или: "Интересно, о чем думает эта собака?" (или чувствует, или делает, в зависимости от ситуации). Как обсуждалось ранее, этот тип вопросов подразумевает принятие установки "не знаю" с позиции терапевта и обычно является эффективным для завязывания продуктивного обсуждения между терапевтом и ребенком. На самом деле, никто не знает, что значит изображение для ребенка, и при открытом выражении своего интереса к рисунку, ребенку дается возможность объяснить особенности рисунка с его точки зрения.

Участие терапевта в определении направления деятельности и взаимодействия, безусловно, основывается на личном стиле работы с детьми терапевта. Может быть использован ориентированный на принятие решения, когнитивно-бихевиористский или любой другой из других подходов. Однако, как и во всех терапевтических методах работы с детьми, практик, работающий с рисунками, будет, скорее всего, рефлексировать и сопереживать чувствам ребенка, особенно если ребенок явно выражает эмоции при рисовании. Рефлексия чувств ребенка помогает поддерживать допущение терапевта к содержанию детского рисунка и усиливать естественный процесс использования ребенком рисунка как средства коррекции. Например, 7-летний мальчик, который был свидетелем жестокого избиения отцом его матери, нарисовал рисунок отца ( рис.3.3.) (Илл. 3.3.Рисунок "Плохого дяди с молотком и ножом", нарисованный 7-летним мальчиком.) как "плохогодяди с молотком и ножом"и сказал, что "он был рад, что он попал в тюрьму за то, что он сделал". Терапевт мог ответить: "Я догадался, что твой папа, ударив твою маму, на самом деле ударил тебя. Правильно, что тебе не нравится папа за то, что он сделал. Я рад, что ты рассказываешь мне об этих чувствах".

Есть несколько основных вопросов, которые терапевт может задавать ребенку по завершении рисования:

Как бы ты назвал свой рисунок? Расскажи мне о своем рисунке. Или: что происходит на рисунке? Это общие вопросы, которые помогают наладить контакт.

Как себя чувствуют люди или животные на картинке? Поскольку одна из моих целей в любых терапевтических отношениях с детьми - помочь им выразить чувства, я обычно спрашиваю о фигурах на рисунке, давая ребенку возможность проецировать или рассказать о своих чувствах через них. Если там имеются объекты (машины, дома, деревья), терапевт может также спросить, как себя чувствует каждый из них. Когда я спрашиваю детей о том, как себя чувствуют неживые объекты, дети могут быть сконфужены (или подумать, что терапевт несерьезен), поэтому я часто предваряю вопрос, говоря, что мы представим, будто дом, машина или дерево могут чувствовать. Если рисунок состоит из разных красок, форм и ли линий, терапевт также может спросить: "Как себя чувствует эта форма (линия или цвет)?"

Что фигуры на рисунке чувствуют по отношению друг к другу? Если они могут разговаривать, что бы они сказали друг другу? Эти вопросы связаны с выражением эмоций, но они также могут помочь ребенку в создании рассказа о рисунке. Терапевт может также "заговорить" голосом одной из фигур, животных или предметов на рисунке и попросить ребенка отвечать от лица другой фигуры на рисунке. Такой подход схож с игровой терапией, когда используются игрушки или песочные фигуры в диалоге друг с другом.

Можно ли мне спросить кое-что у маленькой девочки, маленького мальчика, собаки, кошки, дома и т.д.? С помощью этих вопросов ребенка побуждают отвечать за маленькую девочку, маленького мальчика, собаку, кошку или дом.

Все вопросы, рассмотренные выше, полезны для создания рассказа о рисунке. В боьшинстве вопросов используется скорее принцип "третьего лица", чем прямого столкновения. Хотя многие дети будут чувствовать себя совершенно комфортно при создании рассказа по своему рисунку от первого лица, с некоторыми детьми, особенно теми, кто проходит терапию по поводу серьезной травмы или нарушения, полезен более недирективный подход при обсуждении рисунков. Использование рассказа от третьего лица обеспечивает определенную безопасность и дистанцирование и, в то же время, дает возможность детям оставаться экспертами при объяснении значения их рисунков.

Некоторые дети предпочитают использование посредников, таких, как кукла, маска или игрушка, которые отвечают на вопросы или рассказывают. Как Оукландер (1978) отмечает, "часто ребенку легче говорить через посредника-куклу, чем прямо то, что он считает трудновыразимым. Кукла обеспечивает дистанцию, и ребенок чувствуюет себя в большей безопасности, когда таким образом раскрывает некоторые из своих сокровенных секретов" (с. 104). Например, терапевт может спросить: "Не хочешь ли ты взять одну из этих кукол (или масок), чтобы поговорить? Может одна из этих игрушек ответить на вопросы, которые я задаю?". По моему опыту, разговор с ребенком о рисунках от третьего лица с использованием либо рисунка, либо посредника типа куклы, для исследования рисунков, естественным образом снижает стеснительность, тревожность, самокритику, вину и страх с помощью создания персонажа, от имени которого ребенок может говорить без опасений.

Для некоторых детей игра или передвижение с посредником или без посредника может быть более подходящим и более приятным, чем просто рисование и беседа. Иногда я прошу детей показать мне через движение, какой именно характер был бы у персонажей рисунков, если бы они могли двигаться или помочь проиграть содержание их рисунка. Опять же, кукол можно также использовать для проигрывания рисунка через движение или для объяснения, что может произойти потом на рисунке, если бы фигуры могли двигаться и говорить.

Магнитофон может также стимулировать рассказ, с дополнительным преимуществом записи рассказа дословно, как он рассказан ребенком. Большинству детей нравится использовать магнитофон, и это также дает мне возможность делать комментарии или интересоваться вслух другими деталями рассказа, когда мы слушаем его в записи. Магнитофон можно также использовать для интервью, особенно если у него есть микрофон; у меня есть старенький ручной микрофон, который большинству детей нравится держать и говорить в него. Даже совершенно застенчивые дети становятся воодушевленными. Он работает особенно хорошо, если терапевт может стать "актером", когда берет "интервью".