Потому что ты живешь во лжи. Если он узнает всю правду, он возненавидит тебя и вышвырнет вон».

«Ему не обязательно это знать».

Ты бы предпочла, чтобы кто-то другой ему все расска­зал? Тогда будет еще хуже».

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала она слабым
голосом. Все, что она слышала, это громкий стук собствен­
ного сердца, отдающийся в ушах, и этот голос из мрака,
повергающий ее в отчаяние.

Михаил слегка нахмурился. Он заметил ее скованность и то, как беспокойно она теребила складки на юбке.

— Я слушаю.

Ангелочка бросило в жар, через секунду ее забил озноб. Она должна это сделать.

Давай. Сделай это, Ангелочек».

Это необходимо сделать. У нее вспотели ладони. Михаил достал платок из заднего кармана джинсов и вытер пот со лба. Когда он взглянул на нее, сердце ее замерло.

«Я не могу это сделать».

Ты можешь».

«Я не хочу».

«Дура! Неужели ты хочешь закончить свою жизнь так же, как твоя мать?»

Любовь искупительном

Михаил внимательно смотрел на нее. Она была бледна, на лбу выступили едва заметные капельки пота.

— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?

Скажи ему, Ангелочек, и покончи с этим раз и навсегда! Ты ведь этого на самом деле хочешь — чтобы он отпустил тебе сейчас, пока ты еще в состоянии это перенести. Если будешь тянуть, будет только больнее. Он разорвет твое сердце на части».

— Я никогда не говорила тебе самого плохого, что я
сделала.

В его взгляде появилось легкое беспокойство.

— Тебе не обязательно исповедоваться во всем. Не передо
мной.

— Ты должен знать. Ты же все-таки мой муж и
вообще...

—Твое прошлое — это твое личное дело.

—Разве тебе не нужно знать, что за женщина живет с тобой?

—Зачем ты на меня нападаешь, Амэнда?

—Я не нападаю. Я просто стараюсь быть честной.

— Ты хочешь сделать мне больно?

—Ты должен знать, что...

—Я не хочу ничего слышать!

—...Я переспала со своим отцом.

Михаил рывком втянул воздух, как будто только что получил сильный удар. Долго смотрел на нее, на щеке подрагивал мускул.

— Я считал, что он ушел из твоей жизни, когда тебе
было около трех лет, — как ты мне говорила.

— Да, это правда. Но он вернулся, когда мне было
шестнадцать.

Михаил почувствовал тошноту. «Боже. Боже! Есть ли такой грех, который она не совершила?» «НЕТ».

«И Ты просишь, чтобы я любил ее?» «ТАК ЖЕ, КАК Я ВОЗЛЮБИЛ ТЕБЯ».

ФРАНСИН РИВЕРС

Зачем она это делает? Почему бы ей не оставить хоть какое-то бремя себе? — Тебе стало легче оттого, что ты на меня это выплеснула?

— Не намного, — отвечала она уныло. Она развернулась
и пошла к Дому, ненавидя сама себя. Что ж, она сделала
это. Все кончилось. Ей хотелось куда-нибудь спрятаться.
Она ускорила шаг. Нужно собрать вещи и быть готовой
уйти.

Михаила трясло от злости. Идиллия закончилась. Начиналась буря.

ТАК ЖЕ, КАК Я ВОЗЛЮБИЛ ТЕБЯ. ДО СЕМИЖДЫ СЕМИДЕСЯТИ РАЗ».

С воплем, выплескивая ярость, Михаил вогнал топор глубоко в чурбан. Потом довольно долго стоял, тяжело дыша; наконец, схватил рубашку и, надев ее, зашагал к дому. Пинком открыл дверь и увидел, что она вытаскивает вещи из комода, который он сделал для нее после отъезда Элтманов.

— Не останавливайся на этом, Амэнда. Давай, расска­
зывай мне, что ты еще сделала. Сбрось весь груз со своих
плеч. Повесь его на меня. Не упускай подробностей о твоих
славных приключениях.

МИХАИЛ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ!».

«Нет! Я не могу слушать Тебя сейчас! Я хочу все выяснить с ней раз и навсегда!»

Она продолжала собирать вещи, и он схватил ее за руку, развернув к себе.

— Тебе ведь есть, что рассказать мне, правда,
Ангелочек?

Это имя прозвучало как пощечина.

— Тебе разве этого было не достаточно? — ответила она
дрожащим голосом. — Или ты и правда хочешь еще?

Он увидел ее чувства, которые она отчаянно пыталась скрыть, но даже это его не остановило.

— Ну что ж ты, давай, выворачивай все грязное белье.
Она выдернула свою руку и приняла вызов.

342

<9%ю6овъ ш'куптпелъпш

—Ну, хорошо. Если ты так хочешь! Какое-то время, очень недолго, мне казалось, что я люблю Хозяина. Удивительно, не правда ли? Вся моя жизнь зависела только от него. Я выросла у него в доме, все ему рассказывала. Все, что меня беспокоило. Все, что было для меня важно. Я думала, он поможет мне разобраться в моих проблемах.

—А он использовал все это против тебя.

— Ты угадал. Я никогда ничего не знала о жизни
Хозяина за пределами его дома, о его друзьях. Даже в
мыслях не было. Пока он однажды не привел своего друга:
он хотел, чтобы я с ним познакомилась. «Будь ласкова с
ним, Ангелочек. Это один из моих лучших друзей». Тут
вошел Алекс Стаффорд. Я посмотрела на Хозяина — он
потешался над нами обоими. Здорово, правда? Хозяин
знал, как сильно я ненавижу Стаффорда — за то, что он
сделал с мамой. Ему хотелось посмотреть, как я буду на
него реагировать.

— Твой отец знал, кто ты?
Ангелочек невесело усмехнулась.

—Мой отец просто стоял и таращился на меня, словно я привидение. И знаешь, что он сказал? Что я ему напоми­наю кого-то из его далекого прошлого.

—И что дальше?

—Он остался. На всю ночь.

—Ты когда-нибудь...

—Я знала, что делаю, и все равно делала! Неужели ты еще не понял? Я делала это с удовольствием и дождаться не могла той минуты, когда скажу ему, кто я такая. — Она не смогла выдержать его взгляд. Она дрожала и не могла справиться с дрожью. — Потом я сказала, кто я, и добавила, что случилось с мамой.

От злости Михаила не осталось и следа. Она долго молчала, и он прикоснулся к ней. — А он что сказал?

Она отстранилась. В ее широко открытых глазах отра­зилось мучение.

— Ничего. Он ничего не сказал. Он просто долго смот­
рел на меня. Потом сел на кровать и заплакал. Он плакал.

343

ФРАНСИН РИВЕРС

Он был похож на несчастного, разбитого старика. Он меня спросил: «Почему? Почему?». — Ее глаза слезились и горели, как будто кто-то бросил в них песок. — Я сказала, что этот вопрос часто задавала мне мама. Он просил у меня прощения, а я сказала, что пусть он горит в аду. — Она перестала дрожать, но вместо этого ее наполнил леденящий холод. Взглянув на Михаила, она увидела, что он просто тихо стоит рядом, глядя на нее и ожидая продолжения.

—Знаешь, что было потом? — продолжала она безжиз­ненно. — Через три дня он застрелился. Хозяин сказал, что он был должен всем своим знакомым, включая самого дьявола, но я знала истинную причину. — От стыда она закрыла глаза. — Я знала.

—Мне так жаль, — сказал Михаил. Сколько еще всяких ужасов затаилось в ее душе?

Она посмотрела на него.

—Ты уже второй раз извиняешься за то, что к тебе никакого отношения не имеет. Как ты после этого можешь вообще смотреть на меня?

—Так же, как на себя.

Она тряхнула головой и затянула шаль. — Да, еще кое-что, — добавила она. — Это уж точно изменит твое отно­шение ко мне. — Михаил стоял рядом, словно солдат перед битвой. — Я не могу иметь детей. Я дважды была бере­менной. Оба раза Хозяин приглашал врача, чтобы убить ребенка. На второй раз он приказал доктору сделать так, чтобы я никогда больше не смогла забеременеть. Никогда, Михаил. Понимаешь? — Судя по его виду, он понял.

Он стоял, оглушенный. Его бросало то в жар, то в холод. Только что услышанные слова пронзили кольчугу.

Она закрыла лицо руками, не в силах больше выдержать его взгляд.

— Что-нибудь еще? — спросил он тихо.

— Нет, — ответила она. Ее губы дернулись. — Но я
думаю, этого достаточно.

344

'^Жюбовъ искупительная

Михаил долго стоял без движения. Потом взял блузку, которую она выложила на кровать. Бросил обратно в комод, захлопнул крышку и быстро вышел за дверь.

Его не было очень долго, поэтому она решила найти его и спросить, что ей следует делать. Его не оказалось ни в поле, ни в сарае, ни у ручья. Она подумала, что он, навер­ное, пошел к Элтманам. Может быть, поехал к Павлу... признать, что тот был прав во всем. Более, чем прав.

Но лошади спокойно стояли в стойле.

Она вспомнила о своем отце, и ей стало страшно.

Поразмыслив, она решила, что есть еще одно место, где он может быть. Она надела куртку, взяла одеяло с кровати и пошла на холм, где они когда-то встречали рассвет. Михаил был там. Он сидел, положив голову на руки. Когда она подошла, он даже не посмотрел на нее. Она укрыла его одеялом.

— Ты хочешь, чтобы я уехала? Я знаю теперь, где
дорога. —Сейчас по этой дороге даже проезжают повозки. —
Я найду дорогу обратно.

— Нет, — ответил он хрипло.
Она встала, глядя на закат.

—Ты никогда не думал, что Бог сыграл с тобой жесто­кую шутку?

—Нет.

—Раз ты так сильно Его любишь, почему Он сделал с тобой такое?

—Я Его об этом спрашивал.

—И что Он сказал?

—То, что я уже знаю. — Он взял ее за руку и посадил рядом с собой. — Чтобы укрепить меня.

—Ты и так достаточно сильный, Михаил. Тебе это точно не нужно. И я тебе не нужна.

— Я не достаточно сильный для того, что ждет меня
впереди.

Она побоялась спросить, что он имеет в виду. Она вздрогнула, и он обнял ее.

345

ФРАНСИН РИВЕРС

—Господь дал нам духа не боязни, а силы,* — добавил он. — Когда придет время, Он покажет мне путь.

—Почему ты в этом так уверен?

—Потому что Он раньше всегда так делал.

—Хотела бы я верить этому. — Вокруг сверчки и жабы создавали целую какофонию. Почему она раньше думала, что здесь совсем тихо? — Я все еще иногда слышу, как плачет мама, — сказала она. — По ночам, когда ветки стучат в окно, я будто слышу звон стакана, задевающего бутылку, и мне кажется, что я вижу ее: как она сидит на смятой кровати и смотрит в пустоту. Я всегда любила дождливые дни.

—Почему?

— В плохую погоду мужчины обычно не приходили.
Они предпочитали сидеть там, где тепло и сухо, и можно
спокойно пропивать все свои деньги, как Роб. — Она
рассказала ему, как в детстве собирала на улице жестяные
баночки и в дождь расставляла их в те места, где текла
крыша, чтобы в них падали дождевые капли. — Это была
моя собственная симфония.

Задул ветерок. Михаил убрал прядь волос с ее лица, заправляя ей за ухо. Она сидела молча, будто опустошен­ная. Он бьгл задумчив.

— Пошли, — проговорил он, вставая. Помогая ей
подняться, он взял ее за руку, и они отправились домой.
Войдя в дом, он достал ящик с инструментами и что-то
в нем поискал. — Я вернусь через минуту. Надо кое-что
сделать в сарае.

Она стала готовить ужин, стараясь чем-нибудь занять себя, чтобы ни о чем не думать. Она слышала, как Михаил зачем-то забивал гвозди в карниз дома. Он что, пытается развалить дом? Она шагнула к двери, вытирая руки, и выглянула наружу. Он подвешивал к карнизу металлические предметы — жестянки, ложки, гвозди, старую подкову.

* Библия. 2 е Послание Тимофею 1:7.

346

Любовь ист/жтелънш

Спускаясь с лестницы, он провел рукой по висящим предметам.

— Твоя собственная симфония, — произнес он, улыбаясь
ей. Не в силах выговорить ни слова, она наблюдала за тем,
как он уносит лестницу обратно в сарай.

Она вернулась в дом и села — стоять она не могла из-за слабости в коленях. Она разрушила его мечты, а он сделал для нее симфонию.

Когда он вернулся, она поставила на стол ужин. «Я люблю тебя, Михаил Осия, люблю тебя так сильно, что умираю от любви». Ветерок пошевелил импровизированные колокольчики, и дом наполнился приятным, мелодичным звоном. Она прошептала слова благодарности. Еле слышно выдавила из себя «спасибо». Похоже, что большего он и не ждал. Когда он поел, она налила горячую воду из котла и собралась мыть посуду.

Михаил взял ее за запястье и развернул к себе.

— Оставь посуду. — Когда он стал распускать ее волосы,
она едва могла дышать. Ею овладели смущение и дрожь.
Куда исчезли былые спокойствие и самоконтроль? Его
нежность разрушила их.

Он перебирал пальцами ее волосы, и она подняла голову. В ее глазах был страх.

— Я обещаю любить тебя и заботиться о тебе, уважать и
защищать тебя, в болезни и здравии, в бедности и богатс­
тве, в плохие дни, которые могут омрачить нашу жизнь,
и в хорошие времена, которые скрасят наши дни. Фирца,
возлюбленная, я обещаю быть верным тебе до самой смерти.
И дальше, если Бог позволит.

Она стояла и смотрела на него, потрясенная до глубины души.

— А что я могу пообещать тебе?

В его глазах заискрился мягкий юмор.

— Слушаться? — его губы приблизились к ее губам.
Когда он поцеловал ее, она оказалась в водовороте новых

ощущений. Она еще никогда не переживала подобной смеси тепла, восторга, трепета и чувства правильности того, что

347

ФРАНСИН PlIBEPC

происходило. Ни одно из старых правил не работало. Она
забыла все, чему ее учили прежние хозяева. Она была как
сухая земля, жаждущая дождя, как бутон, раскрывающийся
навстречу солнцу. Михаил знал это и нежно увлекал ее
словами любви, которые стекали на нее подобно бальзаму,
исцеляющему каждую рану. f

Вместе с Михаилом она побывала на небесах.

Когда они вернулись на землю, Михаил улыбнулся ей. — Ты плачешь.

—Правда? — Прикоснувшись к щеке, она отерла слезу.

—Не смотри на меня так, — сказал он, целуя ее. — Это хороший знак.

Но когда утром Михаил проснулся, Ангелочка не было. Она ушла.

348

Смирение

 

«Если что-то кажется вам слишком трудным, Это еще не значит, что оно невозможно».

Марк Аврелий

Прислушиваясь к звону кастрюль и сковородок L/в фургоне Сэма Тилла, Ангелочек вспомнила жестянки-колокольчики, которые Михаил подвесил для нее. Когда она закрывала глаза, она видела его лицо. «Возлюбленный. Дорогой». Но думать о нем она не могла себе позволить. Она должна его забыть. Надо думать о том, что любовь сделала с мамой, и это поможет ей не подда­ваться никаким чувствам.

Сидя рядом с ней, старый коммивояжер говорил без умолку с самого рассвета, когда он подобрал ее на дороге. Она была благодарна ему за это. Оказалось, что за всю эту поездку в горы он не продал ни одной посудины, которыми была наполнена повозка. Теперь его запасы еды заканчи­вались, а ревматизм мучил сильнее обычного. Пожалуй,

349

11М1ИИ1И1 ill

ФРАНСИН РИВЕРС

лучшим событием в его жизни за весь последний месяц было появление этой прелестной малышки, г(оторая сидела на камне у дороги, ожидая попутной повозки. Отличавшийся чистотой и аккуратностью, Сэм все же выглядел изможден­ным и сутулым. Большая часть волос давно пропала. Так же обстояло дело и с надеждами на лучшее будущее. Но его глаза под седыми нависшими бровями светились добро­той. А постоянная болтовня старика помогала Ангелочку отвлечься от грустных размышлений.

— От кого ты бежишь, голубушка?
Она отбросила с лица выбившийся локон светлых волос

и выдавила улыбку.

— Почему вы думаете, что я убегаю от кого-то?

— Да потому, что ты все время оглядываешься назад. Ты
так нервничала, когда я тебя подобрал. Я подумал, что ты,

наверно, бежишь от своего мужа. — Откуда вы знаете, что я замужем?

— У тебя обручальное кольцо на руке.

Она быстро прикрыла руку и покраснела. Она забыла снять кольцо. Повертев его на пальце, она стала думать, как бы вернуть его Михаилу.

— Он что, плохо обращался с тобой?

К Михаилу это никак нельзя применить.

— Нет, — ответила она нехотя.

Он с любопытством взглянул на нее.

— Что же он сделал такого, что ты от него сбежала?

Она посмотрела в сторону. Что ему сказать? «Я влюби­лась в него»? Если она скажет старику, что Михаил никогда ничего плохого не сделал, но проявлял к ней только доброту, любовь и терпение, он станет задавать вопросы.

— Мне бы не хотелось говорить об этом, мистер Тилл. —
Она продолжала крутить кольцо на пальце. Ей хотелось
плакать.

— Сэм. Зови меня Сэм, голубушка.

— Меня зовут Ангелочек.

— Сними кольцо и выбрось, если это тебе поможет.

350

Msm

<3Uo6o(k> искупительном

Она никогда этого не сделает. Кольцо принадлежало матери Михаила.

—Я не могу, оно не снимается, — солгала она. Надо найти способ отослать его Михаилу.

—Ты собралась в Сакраменто?

Почему бы нет? Этот город кажется неплохим местом, чтобы начинать жизнь сначала. -Да.

— Хорошо. Я тоже туда еду. Я должен остановиться еще
в нескольких лагерях золотоискателей по дороге: может,
смогу там что-нибудь продать. — Он подстегнул уставших
лошадей. — Ты выглядишь усталой, детка. Почему бы
тебе не забраться в фургон и не поспать? Сбоку откид-
ная кровать, — предложил он. — Просто дерни вон ту
задвижку.

Ангелочек действительно очень устала, поэтому с благо­дарностью приняла предложение. Разложив кровать, она улеглась, свернувшись калачиком, но сна не было. Повозку трясло и подбрасывало, а в голове вертелся целый рой мыслей. Она все время думала о Михаиле. Он не поймет, почему она опять ушла, и на этот раз точно разозлится. Она совсем запуталась. Что-то внутри нее тянуло назад — вернуться и поговорить с Михаилом, рассказать ему обо всех своих чувствах. Но она знала, что это безумие. Разве мама не изливала душу Алексу Стаффорду? Разве она не говорила ему о своей любви опять и опять? Любовь только все разрушила в ее жизни и принесла ей позор и боль.

Она не могла отогнать от себя воспоминания об их последней ночи. От близости с ним она не чувствовала себя опустошенной, а, наоборот, наполненной. В объятиях Михаила ее не покидало ощущение правильности, того, что именно там ей и следует быть.