Прочие фонетические процессы

 

Прочие звуковые процессы обычно основываются либо на асси­милятивных тенденциях, либо на диссимилятивных.

1.Диэрёзы (или выкидки) чаще всего имеют ассимиля­тивную основу, например устранение йота между гласными, кото­рые стремятся уподобиться друг другу и слиться в один звук: бывает (основа [бываj-] и окончание [-от] в северновеликорусских диалек­тах) с переходом в бываат и далее [бывá:т]; или выкидка мгновен­ных согласных [т], [д] между двумя длительными, например чест­ный [чэснǝи], праздный [празнǝи], счастливый [щи^эсʼлʼивǝи][252]; или же устранение тех же [т], [д] в группах стк, здк: повестка [пΛв'эскΛ], поездка (пΛjэскΛ] (просторечие).

Но бывают выкидки и на диссимилятивной основе, таковы случаи произношения [шт], [шн] вместо чт, чн, например что [што], скучно [скушнΛ] и т. п. Здесь должны подряд следовать две смычные [ч] и [т] или [н]; чтобы избежать повторения одинако­вой смычки, первая смычка опускается, а “остаток” [ч] существу­ет в виде фрикативного нёбного [ш]; итак, основа процесса здесь - расподобление. Конечно, это действительно для тех диалектов, где любые [чт], [чн] превра­щаются в [шт], [шн]; в литературном языке это касается лишь определенного числа разговорно-бытовых слов. Это показывает, что здесь нет живого фонетичес­кого процесса, просто написание с ч не соответствует языку, который в этих слу­чаях имеет [ш].

Особенно ярко это проявляется в гаплологии (гаплология - от греческого gaplos - “простой” и logos - “знание”. Любопыт­но, что сам термин гаплология не следует гаплологии. Надо думать, что слова, чаще употребляющиеся, особенно в устной речи, скорее подвергаются гаплоло­гии, чем редкие, исключительно книжные, к которым надо отнести и само слово гаплология), когда выкидке подвергается один из двух одинаковых или подобных слогов, например знаменосец (вместо знаменоносец), близорукий (из близоркий вместо близозоркий), минералогия (вместо минералология), трагикомедия (вместо трагикокомедия), стипендия (вместо сти-пепендия) и т. п.

2.Эпентезы (или вставки), наоборот, чаще всего име­ют диссимилятивную основу (например, вставка согласных), чаще всего [в], [γ] или [j] между гласными в случае “зияния”, т. е. непо­средственного соседства двух гласных, в просторечии: Ларивон, Родивон, Левонтий, а также радиво, каково (детская речь, просто­речие); такого же происхождения [в] в окончаниях родительного падежа единственного числа прилагательных [злово], [дбброво], ср. фамилии: Хитрово, Дурново из этих форм; йотовая эпентеза типична в иноязычных словах на -ia: Italia, India, Persia как: Ита­лия, Индия, Персия (т. е. с -ия [-uja] на конце); в просторечии эта эпентеза постоянна, ср. скорпиён, шпиён, фиялка, павиян, киятери т. п. В области согласных частый случай - вставка мгновенного звука между двумя соседними длительными, ср. в просторечии ндрав, страм вместо нрав, срам; такого же происхождения т в словах встреча, встретить (древнерусское ñðåòàòè, ср. Сретенка название улицы в Москве, фамилия Сретенский).

3.Протезы (или надставки) являются собственно раз­новидностью эпентез, только протезы не вставляются в середину слова, а приставляются спереди, к началу слова. В качестве протетических согласных бывают опять же [в], [g], [j], которыми “при­крываются” начальные гласные слова: вострый, восемь (вместо ост­рый, осемъ, ср. с теми же корнями немецкое acht, латинское octo без [в] перед начальной гласной); гусеница (из ɧтусеница, корень [ус-]!), ето [jэто] (вместо это) и т. п.

В качестве протетических гласных в русском языке известно и, например в южнорусских диалектах ишла вместо шла, Ильгов вместо Льгов, Ильвовна вместо Львовна,и здесь разгружает группу начальных согласных. Это явление очень типично для тюркских языков, где не допускается скопление согласных в начале слова, например ыштаны вместо штаны, ыстакан вместо стакан и т. п.

4. Метатезы (или перестановки) чаще всего встре­чаются, когда слово из одного языка переходит в другой, т. е. при заимствовании иноязычных слов, при переходе слова из город­ского литературного языка в диалекты и при освоении детьми речи взрослых, например:

а) в заимствованных словах: футляр (из немецкого Futteral), тарелка (раньше: талерка, ср. польское talerz, шведское tallrik, немецкое Teller с тем же значением), Фрол (из латинского flor, floris - “цветок”), Селиверст (из латинского Silvester - “лесной”);

русские слова нерв, нервный идут от лат. nervus, тогда как в греческом было neuron, откуда невроз, неврит, невропатолог, но нейрохирургия;

б) при переходе слов в диалект: ведьмедъ (вместо медведь), ралёк (вместо ларёк}, Таждикистан (вместо Таджикистан);

в) в детском языке при усвоении речи взрослых: салатка (из ласатка, т. е. лошадка), макейка (из каменка, т. е. скамейка) и т. п.

По данным психологии, количество и качество элементов, со­ставляющих данное целое, улавливается гораздо скорее и легче, чем их последовательность (ср. запоминание цвета и порядка рас­положения цветов на трехцветных флагах).

ФОНЕМЫ, ПОЗИЦИИ, ВАРИАЦИИ

И ВАРИАНТЫ

 

Теперь, когда мы ознакомились с акустическими и артикуля­ционными свойствами звуков речи и с условиями их звучания, т. е. со всем тем, что обеспечивает перцептивную функцию - воз­можность воспринимать органом слуха, ухом, звуки речи и их со­четания, следует обратиться к сигнификативной функции, к спо­собности различать звуковой материей значимые элементы языка.

Соотношение звука и смысла давно интересовало ученых. Од­нако чаще всего с древних времен пытались установить прямую связь между звуками и смыслом. Это так называемая “символика звуков” (об этом говорится в диалоге “Кратил” Платона, в трудах средневековых схоластов, а в новое время у Я. Гримма, В. Гум­больдта, А. Шлейхера). Но так разъяснять можно только звуко­подражательные слова типа куковать, кукушка, мяукать, хрюкать, хрюшка и т. п.; однако, во-первых, таких слов в языках немного, они редко попадают в основной фонд лексики, и, во-вторых, из наблюдений над звукоподражаниями никак нельзя сделать вы­вод, что значит [а], [о], [п], [р] и т. п., так как звуки речи, как таковые, не имеют значения и не могут его иметь.

Поэтому языковеды второй половины XIX в. встали на ту точ­ку зрения, что звуки в языке существуют и развиваются сами по себе, а значения - сами по себе, связь звуков и значений ограни­чивается а с с о ц и а ц и е и', т. е. механическим сцеплением. При таких воззрениях единство языка как целостного явления распа­далось, а фонетика отдавалась естественным наукам, и звуки речи изучались только акустически и анатомо-физиологически как объ­екты, стоящие в ряду других природных звуков. Тем самым язык, явление общественное и не подлежащее ведению естественных наук, лишился своей материальной звуковой базы, той “природ­ной материи”, без чего язык существовать не может.

Чтобы не разрывать единства языка и изучать его в своем ка­честве, надо было понять звуки речи не как физическое явление, а как явление общественное. Такое понимание пришло в науке от теории фонем (Фонема - от греческого phone - “звук”, “голос”), или фонологии (Фонология - от греческого phone - “звук”, “голос” и logos - “учение”).

Еще Аристотель писал: “Элемент - неделимый звук, но не всякий, а таковой, из которого может возникнуть разумное слово. Ведь и у животных есть неделимые звуки, но ни одного из них я не называю элементом”[253]. Эти мудрые слова надолго были забыты филологами и языковедами.

Практики-языковеды второй половины XIX в. вплотную столк­нулись с необходимостью выделить в многообразии слышимых звуков данного языка ограниченное количество основных звуковых единиц. Русский исследователь-кавказовед П. К. Услар еще в 70-х гг. XIX в., наблюдая горские языки Северного Кавказа с целью выработки для этих народов письменности на основе рус­ского алфавита, установил, что звуки в языке могут быть двоякого рода. Одни он называл “звукокачествами” (Lautqualitaten) - это звуки первого рода, другие же “звукоколичествами” (Lautquantitaten) - это звуки второго рода. Первые звучат и раз­личают смысл, отличая одно слово от другого, другие же хотя и произносятся, но смысла не различают.

Сам П. К. Услар об этом писал так: “Число различных звукокачеств в одном и том же языке никогда не бывает значительно... Каждое особое звукокачество необходимо должно быть выражено особым знаком, буквой. Но каждое звукокачество может быть произведено с различной степенью напряжения; таковых степе­ней напряжений звукоколичеств (Lautquantitaten) можно предпо­ложить для каждого звукокачества бесчисленное множество. Зву-коколичество изменяется под влиянием соседних букв, места уда­рения и пр.”[254].

Несмотря на непривычную терминологию и на смешение по­нятий “буква” и “звук”, идея Услара вполне правильна. Верно отмечено, что основных звуковых единиц в каждом языке огра­ниченное количество, что под влиянием соседних звуков, поло­жения в слове относительно ударения, т. е. благодаря разным про­износительным условиям (что мы теперь называем позициями), “звукокачества”, т. е. фонемы, могут претерпевать изменения, варь­ироваться. Верно и то, что буквы в алфавите нужны только для “звукокачеств”, т. е. для фонем. При всей правильности положе­ний Услара, общей теории он не дал, она пришла позднее. Изло­жение Услара можно пояснить таким русским примером: [сΛма/ пΛимáлǝ/сΛмá], где в первом и последнем слове [с], [м] и [а], по Услару, - “звуки первого рода”, они звучат и различают слова: если [с] заменить на [д], получится другое слово - [дΛма] дома, если [м] заменить на [в], получится [cΛва] сова; если [а] заменить на [у], получится [сΛмý] саму; а звук [Λ] не может различить кор­ни сом (рыба) и сам (местоимение): [сΛма] - одновременно и сома и сама, это, по Услару, - “звук второго рода”.

Русской науке принадлежит приоритет первой формулировки теории фонем и введения этого термина в лингвистический оби­ход с 80-х гг. XIX в. Возникновение теории фонем связано с дея­тельностью Казанской лингвистической школы, где работали И. А. Бодуэн де Куртенэ (1845-1929) и Н. В. Крушевский (1851- 1887). Этими учеными (особенно Бодуэном де Куртенэ) были раз­работаны основные положения о фонемах как компонентах мор­фем, о многообразии звуков, объединяемых в одну фонему - “об­щее представление о звуке”, об изменениях (дивергенции) и че­редовании (альтернациях) фонем. Хотя психологические объяс­нения Бодуэна не могут быть приняты, но его лингвистические анализы заложили прочный фундамент фонологии.

За последние 30-40 лет на тему о фонемах написано очень много, но все же ученые не пришли к единому мнению по этому вопросу.

Многообразие произносимых звуков группируется в каждом языке в ограниченное и исчисляемое количество основных звуковых единиц - фонем; звуки объединяются в фонемы не по акустической или артикуляционной близости, что может иметь место как “звуковые типы”, а по общности функци­ональной, т. е. если в зависимости от условий произношения (ха­рактера слога, отстояния от ударного слога, соседства с теми или Другими звуками и т. п.) звуки произносятся по-разному, но вы­полняют ту же функцию, т. е. образуют тот же корень или тот же грамматический элемент слова (приставку, суффикс, оконча­ние), - это разновидности той же фонемы.

Понятия “фонема” и “звук речи” не совпадают, так как фоне­ма может состоять не только из одного звука (например, три фо­немы в трех звуках слова ура), но и из двух звуков (например, настоящие дифтонги [ai], [ɔɪ], [aʊ] в английском: flu [flai] - “летать”, boy [bɔɪJ - “мальчик”, house [haʊs] - “дом”, или [аɛ], [ɔɛ],[аɔ] в немецком: Eisen [aɛzen] - “железо”, heute [hɔɛtə] - “сегодня” Haus [haʊs] - “дом”);- могут и две фонемы звучать в виде одного звука, например [ш:ыт’] - сшить, где один звук “долгое ш” объединяет фонему [с] из приставки и фонему [ш] корневую, ср. рыть - срыть, где фонема [с] звучит как отдельный звук; или детский [д’эцкɔи], где звук [ц] объединяет конечную фонему кор­ня [т] (ср. дети, деток) и начальную фонему суффикса [с] (ср. морской, женский, дамский). Звучание фонемы может доходить до нуля, например второе [о] в слове сутолока [сýтəлкΛ] (ср. толочь); или [а] в слове все-таки [фс’отк’и] (ср. так); или [т], [д] в словах честный, праздный [чэснəи, празнəи] (ср. честен, празден) и т. п.

 

Фонемы - это минимальные единицы звукового строя язы­ка, служащие для складывания и различения значимых единиц языка: морфем, слов[255]. Для выполнения этой роли - складывания и различения зна­чимых единиц языка - фонемы должны быть противопоставле­ны друг другу в системе языка. Такие противопоставления фонем называются оппозиции (оппозиция - от лат. oppositio - “противоположение”).

Прежде всего каждая фонема противопоставлена нулю, т. е. отсутствию данной фонемы, ср. такие пары слов, где различение достигается именно этим способом: скот - кот, волк - вол, во­лок - волк, долог - долг, убор - бор, стула - стул, дара - дар, пара - пар и т. п. Первые пять примеров различают разные слова наличием или отсутствием согласной или гласной; шестой и седь­мой примеры также различают формы одного слова (или слово­формы), а восьмой пример - в одном противопоставлении раз­личают слова (пара гнедых и горячий пар), а в другом противопо­ставлении - формы одного слова (вижу пар и не вижу пара). На противопоставлении наличия фонем и их отсутствия в парадигме словоформ основаны так называемые нулевые формы в грамма­тике (ходил-по сравнению сходила, нос по сравнению с носа, носу... и т. п., см. ниже, гл. IV, § 45).

фонемы в системе языка образуют различные оппозиции, что связано с их внутренней структурой. Поэтому следует сначала рас­смотреть структуру фонемы, а затем уже перейти к рассмотрению тех оппозиций, в которые они входят.

фонемы - минимальные единицы языка, так как разделить их дальше так, как можно делить предложение, - на слова, слова - на морфемы и морфемы - на фонемы, т. е. на последовательно произносимые в речевой цепи более мелкие единицы, - нельзя.

Но фонема тем не менее не простейшее, а сложное явление, так как она состоит из ряда признаков, не существующих само­стоятельно, вне фонем, а сосуществующих одновременно в един­стве фонемы; так, например, в фонеме [д] в русском языке мы можем выделить признаки звонкости (в отличие от глухости [т]:

дом - том), твердости (в отличие от мягкости [д']: дома - Дёма), взрывности (в отличие от фрикативности [з]: дал - зал), отсутст­вия назальности (в отличие от [н]: дам - нам), латеральности (в отличие от [л]: дама - лама), наличия переднеязычное (в отли­чие от заднеязычное [г]: дам - гам) и отсутствия лабиальное (в отличие от [б]: док - бок).

Не все признаки в составе фонем играют одинаковую роль, одни из них являются различительными (или диф­ференциальными), когда только по данному признаку ка­кая-либо фонема отличается от другой (таковы все признаки рус­ского [д], разобранные выше); другие признаки -неразличй-т е л ь н ы е, а лишь “наполняющие” состав фонемы (интег­ральные), так как нет другой фонемы, прямо и однозначно противопоставленной по этому признаку (например, признак взрывности у русского [г] ввиду отсутствия фрикативных и носо­вых согласных того же места образования в русской фонетике), поэтому [горэт] и [убрат] мы понимаем как то же слово город, хотя [г] и [у] такие же разные звуки, как [д] и [з].

Реальное содержание фонем данного языка - это совокуп­ность смыслоразличительных признаков в их составе, благодаря чему одинаковые звуки разных языков как фонемы различны. Из этого, однако, не следует, что фонолог должен учитывать только различи­тельные признаки фонем и игнорировать неразличительные. Так, южновелико­русские диалекты отличаются друг от друга по преимуществу не составом гласных фонем, а различным их звучанием в тех же положениях; на этом различии осно­ваны разные типы “яканья”, служащие признаком различных диалектов (шсу, нясешь, нясла; нясу, нисешь, нясла; нясу, нясешъ, нисла и др.).

Если мы возьмем четыре звука: [т], [т’], [к], [к’] - в русском и французском языках, то окажется, что в русском здесь три фоне­мы: [т], [т'] и [к/к'], так как [т] и [т'] могут находиться в одинако­вых фонетических произносительных условиях и, различаясь, раз­личать смысл: пут - путь [пут - пут'], тук - тюк [тук - т'ук], а [к] и [к'] не попадают в такие одинаковые условия и тем самым не могут различать смысл: [к] перед [а], [о], [у] и на конце слова, а [к'] перед [и], [э] и никогда на конце слова: рука, рукой, руку, рук и рук'и, рук 'е.

Во французском же здесь только две фонемы, так как каждая пара этих согласных образует одну фонему; твердый же или мяг­кий оттенок зависит для каждой пары от произносительных усло­вий: [т] перед задними гласными и на конце слова: tas [ta] - “куча”, tôt [tɔ] - “рано”, tout [tu] - “всё”, tant [tã] - “столько”, ton [tɔ] - “твой”, toute [tut] - “вся”, но ti [ti]- “а?”, частица удивле­ния (народн.), tu [ty] - “ты”, feint [tɛ] - “окраска”; [т] и [т'] во французском не могут оказаться в одинаковых фонетических ус­ловиях и, как таковые, различить смысл.

Из этого анализа следует, что один и тот же признак в составе | фонем разных языков может иметь различную фукциональную характеристику: в одном языке - это различительный, независи­мый от произносительных условий признак (твердость и мягкость в русском), в других - неразличительный, зависящий от произ­носительных условий (твердость и мягкость во французском).

То же наблюдается и в пределах одного языка; так, в русском наличие или отсутствие голоса в шумных согласных, противопо­ставленных в паре глухая - звонкая ([п - б], [т - д], [с - з] и т. д.), - различительный признак, выполняющий сигнификатив­ную функцию, а в гласных и сонорных согласных, не имеющих пар: глухая - звонкая, тот же признак наличия или отсутствия голоса - неразличительный признак, выступающий только в пер­цептивной функции, так как гласные и сонорные согласные без голоса плохо слышны, но “глухое” и “звонкое” [а] или “глухое” и “звонкое” [м] - это те же фонемы.

Для того чтобы установить, принадлежат ли данные звуки в каком-нибудь определенном языке к разным фонемам или же являются разновидностями одной фонемы, надо поставить их в одинаковые произносительные условия и, если это возможно, установить, различают ли они, как таковые, без помощи других фонем смысл, - тогда это разные фонемы; если этого не может быть и данные звуки заменяют друг друга в разных произносительных условиях, то это разновидности одной фонемы.

Так, в русском языке гласные [а], [о], [у] удовлетворяют ука­занному условию, например мал, мол, мул - эти гласные - раз­ные фонемы; также и [ы] удовлетворяет как будто указанному условию, ср. мыл. Но если мы сопоставим [ы] и [и], то убедимся, что [и] и [ы] не удовлетворяют указанному условию: [ы] может быть только после твердых согласных: мыл, был, тыл, а [и] во всех прочих (в начале слова, после гласных, после мягких согласных), но только не после твердых согласных: ива, на иве, мил, бил, но с ивой [сывэи], и, как видим, [и] и [ы] заменяют друг друга в разных произносительных условиях (игры - сыгран), следовательно, [и] и [ы] - разновидности одной фонемы; [г] и [g] в русском литера­турном языке тоже разновидности одной фонемы, так как хотя они и могут в некоторых случаях заменять друг друга в тех же произносительных условиях, но смысл от этого не меняется; на­пример, произнесем ли мы [бΛгáтəи] или [бΛgáтəи] - богатый; кроме того, [g] заменяет [х] перед звонкими согласными того же такта, например смех и смех бы [с'м'эgбы], в этом случае [g] - разновидность фонемы [х], а не [г].

Фонемы существуют в языке в составе слогов, тактов, фраз и попадают, таким образом, в разные произносительные условия. Распределение фонем по этим произносительным условиям на­зывается дистрибуцией (дистрибуция - от лат. distributio - “распределение”). В одних произносительных усло­виях фонемы не меняют своего звучания, в других меняют; на­пример, в русском для [и]: под ударением в начале слова ива, ил, после гласной на иве, наивный, после мягкой согласной вдоль избы, мил, но: под ивой [пΛдывəи] - вместо [и] звучит [ы].

В одних произносительных условиях фонемы различаются и различают смысл, в других - перестают различаться и различать смысл, например гласные в русском языке под ударением разли­чаются: сом - сам, лес - лис, а в безударных слогах совпадают в одном произношении и перестают различаться и различать смысл: [сΛма|пΛималə|сΛма], которое [сΛма] “рыба”, а которое “рыбач­ка” - понять нельзя; [л’əсΛвóт] - “тот, кто разводит лес”, или “тот, кто разводит лис”? В русском языке парные глухие и звонкие согласные различаются перед гласными (кора - гора), перед сонорными согласными (икра - игра) и перед [в] (к вам - виг­вам), но перед глухими и звонкими согласными и в конце слова звонкие и глухие совпадают (луг и лук - одинаково [лук]).

Произносительные условия называются позициями.

Позиции бывают сильные и слабые. Сильные п о з и ц и и - это позиции, благоприятные для выполнения фоне­мой ее функций, а слабые позиции- это позиции, небла­гоприятные для выполнения фонемой ее функций. Но так как фонемы выполняют две функции: перцептивную и сигнифика­тивную, то понятия сильных и слабых позиций следует расчле­нить еще.

В отношении перцептивной функции сильная позиция та, в которой фонема выступает в своем основном виде, независимо от позиции; слабая же позиция та, в которой фонема меняет свое звучание в зависимости от позиции и выступает в виде оттенка или вариации фонемы. Для иллюстрации того, как опре­делять основной вид фонемы и ее вариации, продолжим рассмот­ренное выше соотношение гласных звуков [и] и [ы] в русском языке; мы уже установили, что в русском [и] и [ы] - разновид­ности одной фонемы, но что же представляет собой основной вид фонемы и что вариацию?

Возьмем такие примеры: мал - мял и мыл - мил. В каждой паре гласная та же, но м в двух случаях твердое (мал, мыл) и в двух - мягкое (мял, мил), л во всех четырех случаях одинако­вое - твердое. Предположим, что различие звучания гласных в мал и мял и в мыл и мил обусловлено различием в каждой паре предшествующей согласной: м твердого и м мягкого (так как л везде одинаково и влиять на гласную, следовательно, не может). Устраним этот фактор: отнимем начальную согласную во всех че­тырех случаях; оказывается, что в мал и в мил оставшаяся часть - реальные случаи: ал (краткое прилагательное от алый) и ил, где а и и звучат так же, как и в мал и мил, значит, твердое м не влияет на звучание я, а мягкое м не влияет на звучание и. Если же отнять начальные согласные у мял и мыл, оставшаяся часть невозможна для русского языка: слова не могут в русском начинаться с [æ] (переднее а) и с [ы], - значит, эти звуки могут быть только в определенных позициях: [æ] после мягкой согласной, а [ы] после твердой согласной, они зависят от данных позиций и являются следствием действия этих позиций. Следовательно, в паре [а] - [æ] основной вид фонемы [а], а [æ] - вариация, а в паре [и] - [ы] основной вид фонемы [и], а [ы] - вариация. Таких вариаций по аккомодации гораздо больше; так, в ряду ик, тик, чик, шик, цик, тын, лык столько разновидностей фонемы [и], сколько приведено слов; основной вид фонемы [и] в примерах ик и тик, во всех прочих - вариации.

Вариации всегда принадлежат одной фонеме, которая как общее проявляется в отдельном, через отдельное, т. е. a₁, a₂, a₃,…a_n = А, где а с индексами - различные вариации, а А - фонема.

В отношении сигнификативной функции сильная позиция та, в которой фонемы (по преимуществу коррелятивные и особенно замкнутые корреляции)² сохраняют противопоставление и, раз­личаясь, различают значимые единицы языка, а слабая позиция та, в которой противопоставленные фонемы совпадают в одина­ковом звучании, перестают различаться и различать значимые единицы языка; тем самым противопоставление нейтрализуется; это неразличение может совпадать со звучанием одной из проти­вопоставленных фонем, например глухие и звонкие согласные в русском языке на конце слова совпадают в глухих: луг и лук звучат одинаково [лук], а перед звонкими согласными совпадают в звон­ких: луг бы и лук бы звучат одинаково с [г] перед [б]: [лýгбы]; но может реализоваться в каком-то третьем звуке, не совпадающем созвучанием какой-либо из данных фонем, например гласные [а] и [о] в русском языке различаются под ударением, а в безударных слогах совпадают в звуках [Λ] (первая степень редукции) и [ə] (вто­рая степень редукции): сам и сом, но [сΛ ма|пΛималə |сΛма], где звучание [Λ] соответствует и а, и о и является их общим вариан­том; то же в случаях [тəкΛвои], где совпадают таковой и токовой, так как [ə] соответствует и a в так, и о в ток.

Итак, сигнификативно сильные и слабые позиции принадле­жат не одной какой-либо фонеме, а противопоставлению двух или более фонем, которое осуществляется в сильной позиции и ней­трализуется в общем варианте в слабой позиции.

Вариации не затрагивают смысла и обычно не замечаются го­ворящими, это невинные оттенки “того же”, а варианты прямо отражаются на понимании, благодаря совпадению звучания раз­ных единиц, приводящего к омофонйи (омофонш - от греческого homos - “одинаковый” и phone - “голос”), тем самым варианты - звучания сигнификативно слабых позиций - принципиально отличаются от вариаций - звучаний перцептивно слабых позиций'.