Сомневаешься? Я тоже сомневаюсь… И все же придется пробовать».

Последовательно проделав то же самое со всеми колесами, он получил предположительный код замка 2830 и установил все колеса в нужное положение.

Ничего не произошло. Следовало еще нажать расположенную ниже защелку-ручку – вот тогда-то, если прибор ошибся и он неправильно набрал код, наверняка включится вся охранная автоматика. Мерцание цифр в окошке анализатора говорило о том, что вероятность ошибки очень велика.

Кленов снял браслет и совсем уж было решил нажать защелку, как вдруг ему в голову пришла мысль, что код может быть не цифровым: цифры могли обозначать порядок букв в алфавите, и тогда у него получится слово из четырех букв, причем не из всяких, а только из первых десяти, если ноль считать тоже. Кстати, непонятно, где его ставить – впереди или в конце алфавитного ряда?

Наверное, все же впереди. Если так, то у него получится: «вига». Слово ему не понравилось своей неопределенностью, незавершенностью. Если в замке действительно заложен буквенный код, он должен получиться осмысленным, легко запоминающимся, он в этом почти не сомневался, иначе буквенный набор получился бы совсем хаотичным.

Скорее всего, анализатор ошибся в какой-то одной-единственной букве. Он попробовал разные варианты, заменяя последовательно каждую из букв полученного набора. Созвучия вязли на зубах, какие-то «дика», «кига», «фига» – все это было не то, совсем не то… И вдруг, как выстрел, в мозгу прозвучало слово «виза».

Виза – древнее слово, обозначавшее документ, дающий право пересечь границу государства… Больше он не раздумывал, лишь заменил в окошке третьего слева колеса тройку на семерку и сразу же нажал защелку. Дверь сама поехала в сторону, словно только и ждала этого простого завершающего движения. Кленов ощутил встречный ток спертого воздуха. Внутреннее давление было выше, и не зря на входе установили двойную дверь. Кленов поспешно захлопнул ее за собой.

Он стоял у входа в огромный длинный зал, совершенно пустой, если не считать небольшого стола, пристроившегося слева от входа. Фронтальная стена, плохо освещенная, казалась непропорционально высокой. С нее спускались до самого пола серые драпировки, совершенно неуместные в этом просторном зале с высоким потолком и драгоценного дерева паркетом, покрытым, правда, толстым слоем пыли.

Из-за этой вековой пыли и полного отсутствия мебели зал производил заброшенное впечатление.

Но не станут же прятать за такими дверьми с секретным засовом никому не нужный пустой зал… «Что-то здесь должно быть или было», – тут же поправил он себя, стараясь сдержать разочарование.

Медленно, ни на что уже не надеясь и не заботясь о следах, Кленов пересек зал.

Его шаги гулко отдавались под сводами, словно он шел по старинному музею.

Он пересек зал и остановился перед стеной, затянутой драпировками.

Их было сорок или пятьдесят. Каждая со своим отдельным шнурком, позволявшим отвести в сторону любую из штор, не трогая остальных. Что там, за ними, – старые фрески? Он не интересовался живописью, но потянул за первый попавшийся шнурок.

В неглубокой нише виднелась картина. Ему захотелось повернуться и уйти.

Возможно, он так бы и сделал, но свет под потолком стал ярче.

Наверное, автомат, регулирующий освещение, реагировал на движение драпировок.

Теперь он отчетливо видел картину.

На пей была изображена обнаженная женщина в полный рост и натуральную величину.

Картина производила неприятное, совершенно не вяжущееся со стройным силуэтом женской фигуры впечатление. Он не сразу осознал, в чем причина этого ощущения, поскольку его внимание отвлекли круглые металлические заклепки, столь неуместные на светлой, почти живой коже изображения. Их было штук пятнадцать, разбросанных, казалось, без всякого порядка по всей картине, и от каждого металлического кружочка уходила в сторону тоненькая, едва заметная паутинка провода.

Вначале провода показались ему нарисованными, но подойдя ближе, он понял, что они настоящие, и это поразило его больше всего. Заклепки тоже отсвечивали натуральным металлом. Кленов попытался дотянуться до одной из них, но картина висела слишком высоко. Изображение не имело ни рамки, ни фона, словно кто-то наклеил переводную картинку на пустую голую стену. Теперь он понял, в чем заключалась диспропорция в изображении. Собственно, это была не картина, а абсолютно точная геометрическая проекция человеческого тела на плоскость, передающая каждую мелочь. Только все оказалось в непривычных местах, не там, где нарисовал бы это художник, всегда стремящийся сохранить на своей картине ощущение объема и жизни. Лицо женщины, бледное, без кровинки, с синевой под глазами и плотно сомкнутыми веками, еще больше усиливало жуткое впечатление.

Кленов протянул руку и задернул штору. Несколько минут он стоял неподвижно, тупо уставившись на ее серые, похожие на саван складки. Ему потребовалась изрядная доля мужества, чтобы решиться отдернуть следующую штору.

За ней оказалась точно такая же проекция, но только мужского тела. Он наконец справился со своими чувствами и сумел детально рассмотреть картину. На первый взгляд лицо на портрете показалось ему знакомым, потом он решил, что это просто обман зрения. Плоскую маску невозможно было узнать, она не походила ни на одно человеческое лицо, и все же… Эти усики, этот маленький зигзаг шрама под левой скулой… Если бы Кленов не был инспектором службы безопасности, он не обратил бы внимания на почти незаметный шрам. Но его зрительную память специально тренировали на подобные незначительные мелочи. Он помнил шрам, он даже вспомнил, что у Курлянова шрам был справа, а не слева. Возможно, поэтому в первый момент он его не узнал. Кому понадобилось снимать подобные изображения с живых людей, для чего? Что за паноптикум здесь собран?

Кленов подошел вплотную к картине и, подсвечивая себе фонариком, стал ее рассматривать под разными углами. Изображение казалось слегка утопленным в материал стены и вместе с ней покрыто блестящим лаком или какой-то защитной пленкой. Местами сквозь него просвечивала фактура стены. Кленов переключил свой портативный анализатор на видеозапись и провел открывшимся кристаллом крошечной видеокамеры вдоль картины, Его очень интересовали металлические нашлепки, похожие на какие-то датчики, но с этим он решил разобраться позже. Сначала нужно было закончить съемку всех картин. Их оказалось сорок. Среди них два женских изображения и шесть знакомых ему мужских лиц, но зато каких! Здесь были председатель Совета гридской колонии, два его заместителя, начальник отдела снабжения, начальник отдела переселенцев и комиссар сил безопасности, или, как его здесь именовали, комиссар местной полиции Курлянов.