Определённость смысла терминологии — ключ к пониманию эпохи

Историки и социологи, может быть за редкими исключениями, сходятся в том, что за революциями 1917 г. в России последовала попытка построения нового общества на принципах, не совместимых с принципами организации и функционирования капитализма.

Это, пожалуй, единственное, в чём историки и социологи соглашаются друг с другом, поскольку, в зависимости от своих личных пристрастий к тому или иному способу организации жизни общества, они по-разному понимают течение событий в предреволюционный период в конце XIX — начале ХХ века, а также по-разному понимают и течение событий в последующий за революцией и гражданской войной период истории РСФСР — СССР, когда партию и государство возглавлял И.В.Сталин. И соответственно, они по-разному оценивают итоги этого периода. Вследствие этого им видятся и разные перспективы и возможности как России, так и человечества в целом.

Однако даже при взаимоисключающих выводах, к которым приходили и приходят историки и социологи, занимающиеся проблематикой того периода всемирной истории и современной политологией, всех их (может быть за единичными исключениями) объединяет одно:

Для них употребление таких слов как «коммунизм» или «социализм», «коммунизм», «марксизм», «большевизм» и производных от них обусловлено большей частью их чувством «литературного стиля», чувством «благозвучности» текста или изустной речи, а не своеобразием смысла каждого из этих слов, который, в свою очередь, обусловлен своеобразием именуемых этими словами реальных явлений в жизни общества.

Но если подобно Л.Бронштейну (Л.Троцкому), Г.Зюганову, Е.Гайдару, И.Хакамаде, Г.Явлинскому и большинству политологов употреблять эти слова в качестве взаимозаменяемых синонимов, то понять историю России конца XIX — первой половины ХХ века — принципиально невозможно. Не улучшит положения дел, если, подобно С.Нилусу[195], А.Гитлеру, Г.Форду и многим другим, включая нынешних «скинхедов», библейски-“православных” “русских” и прочим “патриотов” и националистов всех стран, добавить в эту бессмыслицу ещё одну группу синонимов, построенную на основе слов «сионизм», «иудаизм», «еврейство» и т.п.[196]

И хотя аналитика и политическое прожектёрство, проистекающие из такого рода бездумного безразличия к жизни и своеобразному смыслу каждого из слов живого языка каждого народа, в каких-то обстоятельствах способны эмоционально взвинтить толпу, с целью поднять её «на подвиги» строительства или ниспровержения коммунизма, но они — вредный бессмысленный шум при всём её пафосе — вследствие лживости пафоса.

Поэтому прежде, чем обратиться собственно к эпохе сталинского большевизма, определимся в понимании терминологии, характеризующей жизнь советского общества и остальной части глобальной цивилизации в эту эпоху.

* * *

Национальное сомоосознание — осознание своеобразия (уникальности) своего народа (прежде всего, как носителя культуры) и отличий своей культуры от культур других народов, также обладающих своеобразием и значимостью в общей всем народам истории человечества.

Национализм это — осознание неповторимого своеобразия своего народа и его культуры в сочетании с отрицанием, большей частью бездумным, уникальности и значимости для человечества и его будущего иных культур и народов, несущих их в преемственности поколений.

Нацизм — попытки уничтожения иных культур и/либо народов, их создавших.

Такое понимание национализма и нацизма означает, что они могут существовать в обществе и при монархии, и при республике (виды государственности), и при рабовладельческом строе, и при феодализме, и при капитализме, и при социализме (экономические уклады). Национализм и нацизм могут охватывать как отдельные группы населения, так и распространяться на всё общество.

Интернацизм — по существу то же самое, что и нацизм, но в мафиозном исполнении разнородных международных диаспор (прежде всего, еврейской диаспоры), а не в исполнении впавшего в нацизм какого-либо народа и поддерживаемой им государственности.

Социализм как экономический уклад жизни общества предполагает, что многие потребности всякой личности, а также и всякой семьи гарантированно удовлетворяются за счёт прямого и косвенного покрытия соответствующих расходов государством, выступающим в качестве представителя общества в целом и гаранта прав и свобод личности в этом обществе.

В более широком смысле слова, социализм включает в себя и многие внеэкономические особенности жизни общества в целом и людей в нём. Это, прежде всего, — нравственность и обусловленные ею строй психики, миропонимание и этика, выражающие себя в социалистическом экономическом укладе, для которых именно он наиболее удобный и безопасный для жизни общества и всякой личности.

Ориентация производственно-потребительской системы на гарантированное удовлетворение потребностей людей изначально предопределяет плановый характер социалистической экономики. Плановому началу в системе общественного производства сопутствуют ограничения в каких-то видах деятельности частного предпринимательства на основе частной собственности на средства производства; могут запрещаться какие-то виды деятельности в целом[197]. При социализме также неизбежно вводятся ограничения на максимальный уровень доходов членов общества, что мотивируется необходимостью защиты общественного строя и каждого из лояльных ему граждан от злоупотреблений со стороны нелояльных как предпринимателей-индивидуалистов, так и прочих лиц, чьи высокие доходы избыточны по отношению к признаваемому государством уровню расходов, мотивированному жизненными потребностями личности и семьи в этом обществе.

Такого рода ограничения с течением времени ведут к тому, что государственный сектор экономики становится доминирующим, хотя в нём средства производства могут находиться по-прежнему не в общественной, а в частной корпоративной собственности. Вследствие частно-корпоративного характера собственности на средства производства в обществе, не вызревшем нравственно-этически до социализма (в смысле более широк, чем экономический уклад), многие ограничения государственно-социалистической экономики выражают интересы государственной олигархии и оказываются общественно не оправданными и не менее вредными для общественного развития, чем капитализм на основе стихии частного предпринимательства — индивидуального или олигархически-корпоративного.

Коммунизм — строй жизни общества, в котором исчезнет паразитизм меньшинства на большинстве, все потребности будут удовлетворяться гарантированно и бесплатно по принципу «от каждого по способности — каждому по потребности» на основе господства в обществе праведности, устойчиво воспроизводимой культурой в преемственности поколений. Это будет возможно как вследствие общего роста производственных мощностей всех отраслей, так и потому, что произойдёт преображение культуры и в жизнь войдут новые поколения людей, с иной нравственностью и психикой, на которую необходимость труда, освоения профессиональных навыков и знаний, само участие в трудовой деятельности общества, не будут оказывать угнетающего воздействия вследствие раскрепощения в преобразившейся культуре творческого потенциала каждой личности, ныне закрепощённого у большинства взрослых неумелым и неправедным воспитанием их в детстве. В коммунистическом обществе труд не станет первейшей жизненной потребностью, как то утверждала марксистская пропаганда, подразумевая, что труд всегда подчинён задаче удовлетворения потребностей людей в еде, одежде, и т.п. продукции и услугах. Первейшей потребностью станет личностное и общественное развитие и деятельность в русле Божиего Промысла, а необходимый труд в этом процессе займёт своё органичное место.

Капитализм в его изначальном виде это, прежде всего, — экономический уклад общественной жизни, в котором господствует буржуазно-индивидуалистический (возможно корпоративный[198]) способ организации производства и распределения на основе права частной собственности и формального равенства всех граждан перед законом, а решение жизненных проблем личности и семьи большей частью возлагается на саму личность, семью, и на разнородные негосударственные фонды и общественные организации. Как и всякий иной общественно-экономический уклад капитализм обусловлен нравственностью, господствующей в обществе, и выражает Я-центричный способ миропонимания.

Даже при действии прогрессивного налогообложения при капитализме практически нет ограничений на доходы и накопления, остающиеся после уплаты предусмотренных законодательством налогов, а государственный сектор экономики является обслуживающим по отношению к сектору, действующему на основе частной собственности на средства производства, в результате чего в ведении государства оказываются малорентабельные и убыточные при сложившемся законе стоимости отрасли и производства, без которых, однако, общество обойтись не может.

Национал-социализм — социализм в смысле экономического уклада и правового статуса для определённых (одного или нескольких) народов поимённо, но на представителей других народов и лиц смешанного происхождения — членов того же самого многонационального общества — гарантии и нормы национал-социализма, предусмотренные для граждан национал-социалистического государства и их семей, не распространяются[199].

Интернационал-социализм — не альтернатива национал-социализму, как то утверждают марксисты-интернацисты, а «преимущественный социализм» для мафиозно организованных международных диаспор во многонациональном и внешне (формально) личностно равноправно-социалистически организованном государстве. Иными словами интернационал-социализм одно из выражений интернацизма.

Альтернативой как национал-социализму, так и интернационал-социализму является «многонационал-социализм», в котором действительно обеспечивается свобода личностного развития и равенство прав граждан разного этнического происхождения при отсутствии мафиозно организованного «преимущественного социализма и коммунизма» для международных диаспор и «национальных меньшинств», в результате чего многонациональное общество, о пустившись в интернационал-социализм, оказывается угнетённым паразитирующими на нём мафиозно организованными международными диаспорами меньшинств, при лидерстве одной из них[200].

Марксизм — вероучение провокационно-имитационного характера, провозглашающее неизбежность перехода человечества в глобальных масштабах от «эксплуатации человека человеком» в «царство свободы» — сначала к социализму, а потом и к коммунизму.

Идеалы справедливости в социалистическом и коммунистическом обществе, выражаемые так, как они выражены в марксизме, либо выражаемые как-то иначе, притягательны для большинства живущих своим трудом и угнетённых паразитизмом правящего меньшинства, поэтому в определённых исторических обстоятельствах толпа оказывается отзывчивой к лозунгам, в которых видит выражение своих чаяний лучшей жизни без паразитизма и угнетения большинства меньшинством.

Однако, как показывает история, далеко не все лозунги воплощаются в жизнь теми, кто их бросает в толпу, и теми, кто отзывается призывам и искренне работает на воплощение лозунгов в жизнь. И происходит это далеко не всегда потому, что провозглашаемые в лозунгах идеалы объективно несбыточны, а вожди — двуличны и лицемерны. Большей частью это происходит потому, что для воплощения провозглашённых идеалов вождям и толпе закулисные политические сценаристы, преследуя свои цели, провоцирующе предлагают заведомо непригодные для этого средства, непригодность которых те не могут заблаговременно выявить. Это относится и к марксизму.

Имитационно-провокационная сущность марксизма выражается в том, что, во-первых, в философии марксизма вопрос о решении задачи предсказуемости многовариантного будущего, лежащий в основе всякой власти и всякого управления, подменён “основным” вопросом о первичности материи либо сознания, во-вторых, политэкономия марксизма метрологически несостоятельна, и её невозможно связать в ходе реальной хозяйственной деятельности с бухгалтерским учётом ни на микро-, ни макро- уровнях экономики. В силу этих двух особенностей марксизма принципиального характера толпа, верящая в марксизм, оказывается заложницей хозяев марксизма, обладающих некими «ноу-хау» осуществления своей идеологической и экономической власти.

Троцкизм — это вовсе не одна из разновидностей марксизма. Характерной чертой троцкизма в коммунистическом движении, действовавшем в ХХ веке «под колпаком» марксизма, была полная глухота троцкистов к содержанию высказываемой в его адрес критики[201] в сочетании с приверженностью принципу подавления в жизни деклараций, провозглашенных троцкистами, системой умолчаний, на основе которых они реально действуют, объединившись в коллективном бессознательном.

Это означает, что троцкизм — явление психическое. Троцкизму в искреннем личном проявлении благонамеренности его приверженцами свойственен конфликт между индивидуальным сознанием и бессознательным как индивидуальным, так и коллективным, порождаемым всеми троцкистами в их совокупности. И в этом конфликте злобно торжествует коллективное бессознательное троцкистов, подавляя личную осознаваемую благонамеренность каждого из них совокупностью дел их всех.

Это — особенность психики тех, кого угораздило стать троцкистом, а не особенность той или иной конкретной идеологии. Психическому типу «троцкиста» могут сопутствовать самые различные идеологии. Именно по этой причине — чисто психического характера — равноправные отношения с троцкизмом и троцкистами персонально на уровне интеллектуальной дискуссии, аргументов и контраргументов — бесплодны и опасны[202] для тех, кто рассматривает троцкизм в качестве одной из идеологий[203] и не видит его реальной ПОД-идеологической подоплеки, не зависящей от облекающей её идеологии, которую психтроцкист может искренне неоднократно менять на протяжении своей жизни[204].

Интеллект, к которому обращаются в дискуссии в стремлении вразумить собеседника, или выявить совместно с ним истину, на основе которой можно было бы преодолеть прежние проблемы во взаимоотношениях с ним, — только одна из компонент психики в целом. Но психика в целом (в случае её троцкистского типа) не допускает интеллектуальной обработки психтроцкистом информации, которая способна изменить ту доктрину, которую в данный момент отрабатывает та из многих идеологически оформленных ветвей троцкизма, к которой психологически принадлежит индивид психтроцкист.

Эта психическая особенность[205], свойственная многим индивидам, — исторически более древнее явление, чем исторически реальный марксистский троцкизм в коммунистическом движении ХХ века. Для этого свойства психики индивидов не нашлось в прошлом иного слова, кроме слова «одержимость». А в эпоху господства материалистического мировоззрения для этого явления вообще не стало в языке слов, отвечающих существу этого типа психической ущербности, которое было названо сызнова, но не по его существу, а по псевдониму одного из его наиболее ярких представителей троцкизма в коммунистическом движении ХХ века.

Троцкизм по его существу — шизофреническая, агрессивная политически-деятельная психика, которая может прикрываться любой идеологией, любой социологической доктриной.

Поэтому марксизм — изначально выражение психического троцкизма. Маркс и Энгельс были психтроцкистами. Гитлер — тоже был психтроцкистом: о тождестве отношения гитлеризма и марксизма троцкистской версии ко многим явлениям жизни общества см. работу ВП СССР “Оглянись во гневе…”. Психтроцкистами антикоммунистического толка на закате СССР были диссиденты. А ныне психтроцкистами являются и большинство активистов пробуржуазных реформ в России и их оппонентов из рядов разного рода патриотических партий и всех якобы коммунистических партий, не способных отказаться от марксизма.

Большевизм, как учит история КПСС, возник в 1903 г. на II съезде РСДРП как одна из партийных фракций. Как утверждали его противники, большевики до 1917 г. никогда не представляли собой действительного большинства членов марксистской партии, и потому оппоненты большевиков в те годы всегда возражали против их самоназвания. Но такое мнение проистекало из непонимания разнородными меньшевиками сути большевизма.

Большевизм — это не русская разновидность марксизма и не партийная принадлежность. И уж совсем бессмысленен оборот «еврейский большевизм», употребляемый Гитлером в “Майн кампф”, поскольку большевизм — явление духа Русской цивилизации, а не духа носителей доктрины библейского глобального рабовладения на расовой основе.

Большевизм существовал до марксизма, существовал в российском марксизме, как-то существует ныне. Будет он существовать и впредь.

Как заявляли сами большевики члены марксистской партии РСДРП (б), именно они выражали в политике стратегические интересы трудового большинства населения многонациональной России, вследствие чего только они и имели право именоваться большевиками. Вне зависимости от того, насколько безошибочны большевики в выражении ими стратегических интересов трудового большинства, насколько само это большинство осознаёт свои стратегические интересы и верно им в жизни, суть большевизма не в численном превосходстве приверженцев неких идей над приверженцами других идей и бездумной толпой, а именно в этом:

в искреннем стремлении выразить и воплотить в жизнь долговременные стратегические интересы трудового большинства, желающего, чтобы никто не паразитировал на его труде и жизни. Иными словами, исторически реально в каждую эпоху суть большевизма в деятельной поддержке переходного процесса от исторически сложившегося толпо-“элитаризма” к многонациональной человечности Земли будущей эры.

Меньшевизм, соответственно, представляет собой противоположность большевизма, поскольку объективно выражает устремлённость к паразитизму на труде и жизни простонародья — большинства — всех возомнивших о своём “элитарном” статусе. Марксизм — это и меньшевизм, а не только психический троцкизм; а психический троцкизм — всегда меньшевизм.

Фашизм — это один из типов культуры общественного самоуправления, возможный исключительно в толпо-“элитарном” обществе. Фашизм — одно из выражений психического троцкизма.

Суть фашизма как такового вне зависимости от того, как его называть, какими идеями он прикрывается и какими способами он осуществляет власть в обществе, — в активной поддержке толпой «маленьких людей» — по идейной убеждённости их самих или безыдейности на основе животно-инстинктивного поведения — системы злоупотреблений властью “элитарной” олигархией [206], которая:

· представляет неправедность как якобы истинную “праведность”, и на этой основе, извращая миропонимание людей, всею подвластной ей мощью культивирует неправедность в обществе, препятствуя людям состояться в качестве человека;

· под разными предлогами всею подвластной ей мощью подавляет всех и каждого, кто сомневается в праведности её самой и осуществляемой ею политики, а также подавляет и тех, кого она в этом заподозрит.

Толпа же по определению В.Г.Белинского — «собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету» (в определении А.С.Пушкина — «народ бессмысленный»[207]), т.е. толпа — множество индивидов, живущих бессовестно и по существу бездумно — автоматически или под управлением поведением её представителей извне. И неважно выступает ли правящая олигархия публично и церемониально, превозносясь над обществом; либо превозносится по умолчанию или в не осознаваемой гордыне, публично изображая смирение и служение толпе, именуя её народом; либо действует скрытно, уверяя общество в своём якобы несуществовании и, соответственно “несуществованию”, — в своей бездеятельности, в результате которой всё в жизни общества течёт якобы «само собой», а не целенаправленно по сценариям концептуально властных кураторов олигархии[208].

Это определение-описание фашизма не включает в себя пугающих и бросающихся в глаза признаков его проявлений в действии: символики; идеологии, призывающей к насилию и уничтожению тех, кого хозяева фашизма назначили на роль неисправимого общественного зла; призывов к созданию политических партий с жесткой дисциплиной и системой террора, отрядов боевиков и т.п.

О человеконенавистнической же сущности фашизма на основе урока, преподанного всем германским фашизмом, сказано после 1945 г. много. Вследствие ставших негативно культовыми ужасов германского фашизма 1933 — 1945 гг. приведённое определение кому-то может показаться легковесным, оторванным от реальной жизни (абстрактным), и потому не отвечающим задаче защиты будущего от угрозы фашизма.

В действительности же именно это определение и есть определение фашизма по сути, а не по месту возникновения и не по особенностям его становления и проявления в жизни общества, что и отличает его качественно от большинства “определений” «фашизма», даваемого разными толковыми и энциклопедическими словарями.

* *
*

Приведённые определения — вовсе не упражнение в казуистике. Просто разные явления жизни общества необходимо характеризовать так, чтобы их отличия и взаимосвязи были понятны, и соответственно этому называть их надо разными именами. Эти определения, отличающие друг от друга разные явления общественной жизни, позволяют иначе взглянуть на то, что происходило в СССР в сталинскую эпоху, где:

· по всеобщему мнению новое общественное устройство, отличное ото всех исторически известных к тому времени, строилось и именовало себя «социалистическим», ориентируясь на коммунистическую перспективу;

· марксизм был теоретической основой его строительства, причём культовой основой.

Первое обстоятельство как таковое споров не вызывает. Попытка строительства нового общества признаётся всеми, хотя сами идеалы, которые стремились воплотить в жизнь искренние сторонники социализма в период 1917 — 1953 гг. оцениваются разными людьми по-разному: либо — несбыточная химера, противная природе человека, вследствие чего попытка осуществить их в жизни — зло, и не несёт ничего, кроме насилия и страданий; короче — рабская казарма, разновидность фашизма, ошибка истории; либо — объективно возможное наилучшее будущее всего человечества, для своего осуществления требующее субъективных факторов — развития культуры и целенаправленной работы, в которой возможны и ошибки, и злоупотребления, подчас с очень тяжелыми последствиями как для современников, так и для потомков.

Для сторонников мнения о том, что СССР возник в результате ошибки истории в 1917 г. и вся его история была ошибкой, обсуждение обстоятельств, связанных с марксизмом как таковым и с интерпретацией его И.В.Сталиным в его многогранной деятельности, интереса не представляет.

Зато сторонники того мнения, что в 1917 г. история не совершила ошибки, положив начало открытой практике строительства социализма и коммунизма в СССР и во всём мире[209], спорят о том, кто был истинным марксистом и коммунистом в СССР: И.В.Сталин и его сподвижники? либо Л.Д.Бронштейн (более известный под кличкой «Троцкий») и его сподвижники? По отношению же к современности у приверженцев марксизма этот спор выливается в вопрос: возобновление строительства коммунизма это — продолжение дела Маркса-Энгельса-Ленина-Троцкого? либо продолжение дела Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина?

Ответ на эти вопросы многогранен и состоит в том, что:

· истинным марксистом был Л.Д.Бронштейн, и вследствие управленческой несостоятельности философии и политэкономии марксизма он был лжекоммунистом и погиб как заложник не осознаваемой им лживости марксизма;

· В.И.Ленин (Ульянов) был истинным коммунистом настолько, насколько у него хватало способностей не быть психтроцкистом, верным канонам марксизма в непреклонной готовности отпрессовать течение жизни в соответствии с ними;

· истинным большевиком и коммунистом был И.В.Сталин, вследствие чего он не был марксистом;

· И.В.Сталин был продолжателем политической линии не Маркса — Энгельса — Ленина, а продолжателем политической линии большевизма Степана Разина — Ленина (в той её составляющей, когда В.И.Ленин переступал через марксизм), поскольку В.И.Ленин под прикрытием марксизма строил партию РСДРП (б) как инструмент воплощения в жизнь политической воли большевизма, в принципе способный стать концептуально самовластным (что реально и произошло, когда правящую партию и государственность СССР возглавил И.В.Сталин), а потом и вовсе выйти за пределы марксизма.

Одним из первых это учуял Л.Д.Бронштейн (Троцкий). В его работе ещё 1904 г. “Наши политические задачи” есть такая оценка отношения В.И.Ленина к марксизму:

«Поистине нельзя с большим цинизмом относиться к лучшему идейному наследию пролетариата, чем это делает Ленин! Для него марксизм не метод научного исследования, налагающий большие теоретические обязательства, нет, это… половая тряпка, когда нужно затереть свои следы, белый экран, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть!» (Л.Д.Троцкий “К истории русской революции” — сборник работ Л.Д.Бронштейна под редакцией Н.А.Васецкого, Москва, «Политиздат», 1990 г., стр. 77).

И это не всё. В.И.Ленину принадлежат и двусмысленные высказывания, по своему характеру чреватые крахом марксизма. Одно из них:

«Мы вовсе не смотрим на теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное; мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни» (В.И.Ленин, ПСС 5-го издания, т. 4, стр. 184).

Но если выясняется, что «краеугольный камень» непригоден для задуманного дела, то неизбежно будет найден иной «краеугольный камень», — это вопрос времени. И это произошло в развитии большевизма. Однако ни Л.Д.Бронштейн, ни его сподвижники, ни преемники-продолжатели дела так и не нашли средства, способного погасить в обществе большевизм в его развитии.