Список основной и дополнительной литературы 3 страница

А раз весь мир признаёт актуальность меркантилистского положения о протекционизме, то и Вам очень даже не вредно изучить теорию меркантилизма с позиции данной учебной дисциплины, уяснения объективной необходимости единства логики и методологии, экономической науки и практики. А теперь обратимся к сути исключения, которым выступила наша страна ещё до Вашего рождения, с начала перестройки-реформ. Дело в том, что организаторы этих реформ прожужжали уши нам тогда утверждением о негативах «железного занавеса», который у нас был до перестройки и установлен ещё И.В. Сталиным, и о преимуществах слома этого занавеса и вступления в мирохозяйственные связи, в которые мы как раз и вошли с началом перестройки. Но тут многие экономисты стали резонно отмечать, что мы, пожалуй, не вошли, а «вляпались»: за бесценок пустились продавать из кармана внуков невосполнимые нефть и газ в обмен на чужие товарные отбросы, типа памперсов и тампаксов, ядовитых продуктов, то есть превращаться в колониальный придаток своих торговых партнёров. А ведь если бы наша страна, как справедливо заметил, например, академик С.Ю. Глазьев в монографии «Теория долгосрочного технико-экономического развития» (М.: «Владос»,1994), вступила в мирохозяйственные связи совсем с другим – с аэро-космической техникой, то весь мировой рынок оказался бы «под нами», а не «над нами», как сейчас. В чём же была главная причина-ошибка? В игнорировании меркантилистского указания о протекционизме.

Между тем, как уже отмечалось, другие страны современного мира такого игнорирования не допускают. И вот тут с высоты сегодняшнего дня полезно и необходимо возвратиться к рассуждениям реформаторов о «занавесе». Ведь занавеса-то на поверку и не было. В действительности, полмира, которые сегодня часто называют сателлитами СССР, были зоной как раз активнейшей торговли этого самого СССР, причём торговал он там далеко не только нефтью и газом: значительный удельный вес в советском экспорте занимали высокотехнологичные товары. И значит, превращение в колониальный придаток нашей стране уж никак не грозило, - скорее, её роль и положение тогда логичнее представлять как подобие метрополии. А в другую половину мира нашу страну практически не пускали: она находилась «под пятой» второй супердержавы – США, которая приняла в свой федеральный закон поправки Джексона и Вэника, американских конгрессменов, согласно которым была практически запрещена торговля с нашей страной высокотехнологической продукцией. Кстати, эти поправки практически действуют и сейчас по отношению к РФ, несмотря на официальную отмену их – теперь уж в виде экономических санкций. Итак, многообещавшие декларации М.С. Горбачёва и Б.Н. Ельцина о преимуществах нашего вхождения в мирохозяйственные связи, разговоры о «занавесе» на поверку оказались лживой пропагандой, далёкой от научной истины. Во всех этих манипуляциях нетрудно увидеть неучет нашими политиками двух союзов «и» в названии нашего учебного предмета, обязывающих видеть в единстве научную теорию с практикой, логику с методологией.

А теперь прошу, уважаемый коллега, обратить внимание на уже высказанное замечание, что другие страны не допускают игнорирования вывода меркантилистской теории о необходимости протекционизма, а значит, и неучета двух союзов «и» в названии нашего учебного предмета. Почему, задумаемся, они не допускают? Да потому что находят такое игнорирование невыгодным для себя и экономически, и политически. Больше того: они считают его убийственным для своей экономики и национальной безопасности. В самом деле, представьте себе, что было бы, например, с автомобилестроительной промышленностью США, если бы лет 20 назад эта страна прекратила протекционизм данной отрасли?! Нетрудно это представить: в отсутствие таможенных пошлин и квот (количественных ограничений) «Тойота» и другие автомобилестроительные фирмы Японии моментально, как мощным дорожным катком, раздавили бы всё американское автомобилестроение с его «Фордом», «Крайслером» и «Дженерал моторс». Ведь американцы просто неспособны за меньшую зарплату работать больше и лучше, да ещё после официального рабочего дня добровольно разрабатывать рационализаторские предложения по совершенствованию производства в своей фирме, как это привыкли делать японские рабочие и инженеры. Поэтому американская продукция, при прочих равных условиях, обречена на поражение в конкурентной борьбе с японской. Из-за этого американские власти вполне резонно, как Вы видите, прибегали к протекционизму, которому когда-то учили меркантилисты. Логика и методология, теория и практика здесь демонстрировали свое органическое единство.

При этом вопреки насаждаемой пропаганде вреда «занавеса» в реальной современной мировой практике занавес-то почти всегда присутствует, только дифференцируется его степень для различных отраслей, предприятий и видов товаров. Ведь «умный» протекционизм, конечно, не означает, что отечественному производителю раз и навсегда гарантируются искусственные тепличные условия: тогда он легко может уподобиться ленивому коту, переставшему ловить мышей, поскольку ему вкуснее показалась сметана, регулярно выдаваемая любящим хозяином. Нет, государственный чиновник, долженствующий радеть именно о государственном интересе (а не о своих коррупционно-взяточных заботах), обязан очень тщательно установить, исходя из специфики той или иной отрасли и конкретного экономического состояния конкретного предприятия, вполне определённый срок действия протекционистской защиты: за этот срок предприятие обязано подготовиться конкурировать «на равных» с аналогичными иностранными фирмами. А в течение установленного срока тот же государственный чиновник обязан осуществлять постоянный мониторинг, отслеживание ситуации: а не требуются ли корректировки, не требуются ли какие-то дополнительные меры по оказанию помощи отечественному предприятию или, наоборот, наказания владельцу и менеджерам его за обнаруженное у них поведение «ленивого кота». Выходит, что изучать и выполнять рекомендации меркантилистской теории нужно. Но при этом и не надо забывать, что такое выполнение должно быть действительно «умным». Надо знать меркантилизм, но знать и те научные направления, которые пришли позднее, уметь их сопоставить, критически осмыслить каждое, чтобы в сегодняшней экономической практике использовать их комплексно, а значит, наиболее эффективно, оптимально соединяя научную теорию и практику, логику и методологию применительно к сегодняшним реалиям.

Критически осмысливая теорию меркантилистов с позиции сегодняшнего дня и нашего данного учебного предмета «Логика и методология экономической науки и практики», нельзя не видеть, что их точка зрения на прибавочную стоимость, например, как прибыль за отчуждение товара была ошибочной, ведь выигрыш одного одновременно является проигрышем другого. На самом деле прибавочная стоимость в сфере обращения только реализуется, принимает денежную форму. А вот создаётся-то она, как позднее показали А. Смит, Д. Рикардо, К. Маркс, не в процессе обращения, а в процессе производства. Меркантилисты же, ограничиваясь, как уже отмечалось, обобщением явлений лишь сферы обращения, фактически не давали ответа на вопрос: а каким образом возрастает общая сумма богатства и возникает прибыль.

Как Вы уже видели, подлинным источником богатства и прибыли меркантилисты считали внешнюю торговлю. А разве могли они тогда по-другому считать, если внешняя торговля, особенно с колониями, действительно была в то время основным источником золота и серебра? А поскольку материал для экспорта поставлялся ремёслами, то меркантилисты приходили к выводу, что процветание ремесла является условием торговли и, следовательно, условием богатства страны, а не их причиной.

В своих исследованиях меркантилисты много внимания уделяли деньгам. Они были убеждены во всемогуществе денег. Сегодня можно сказать, что они были правы, подчёркивая власть денег, ведь владелец денег, действительно, сосредоточивает в своих руках значительное влияние на социально-экономические процессы. Однако в силу тогдашних исторических условий меркантилисты не смогли понять сущности денег. Тогдашняя практика ещё не давала возможности такого научного понимания сущности и включения е в логику и методологию научно-экономического исследования. Например, меркантилисты не могли объяснить, почему деньги как всеобщая форма богатства противостоят всем другим товарам. Они считали, что золото и серебро сами по себе, как вещи, по своей природе, есть деньги. Они не могли понять, что хотя деньги и товар, но товар особый, так как он выполняет роль всеобщего эквивалента, то есть выступает в качестве всеобщего и непосредственного воплощения стоимости. Но они являются деньгами не вообще всегда изначально, а лишь в конкретно-исторических условиях.

Теория денег, разработанная меркантилистами, получила затем в экономической науке название металлистической теории денег, то есть сущность денег в ней объяснялась их естественными свойствами. Наряду с металлистической теорией денег, в период разложения феодализма и становления капитализма возникла и другая, альтернативная теория – номиналистическая. Её разрабатывали английские философы и экономисты Дж. Локк (1632-1704), Дж. Беркли (1684-1753), Д. Юм (1711-1776). Согласно этой теории, деньги представляют собой номинальную счётную единицу, являющуюся лишь знаком для счёта. Этот условный знак, по их мнению, не имеет своей внутренней стоимости. Но если придерживаться такой точки зрения, то необходимо признать нетоварный характер золота и серебра, а значит, ими не могла бы измеряться стоимость других товаров. Следовательно, золото и серебро не могли бы стать всеобщим эквивалентом.

Внимание меркантилистов сосредоточивалось прежде всего на двух функциях денег: сокровищ и мировых денег. В этих функциях деньги выступают как всеобщее воплощение общественного богатства. И это, надо признать, правильно. Меркантилисты правильно также отмечали такую важную особенность денежного обращения, как постоянное выпадение денег из обращения, поскольку существует стремление людей удержать их от обращения, сохранить как сокровище.

Таков краткий обзор теории меркантилизма и её значения для сегодняшней внешнеэкономической политики государств. А вот с началом промышленного переворота в Европе главный интерес экономической теории из сферы обращения переносится к сфере производства материальных благ. То есть, в полном соответствии с названием данного учебного предмета «Логика и методология экономической науки и практики», изменение хозяйственной практики вызывало адекватное изменение экономической науки, её логики и методологии, содержательной направленности.

Итак, вспомним. что конце 18 – начале 19 веков Англия первой из стран совершила промышленный переворот. Значительные средства, полученные буржуазией во время первоначального накопления капитала, начали инвестироваться в промышленность. Для последней политика огораживания создала резерв рабочей силы, оставив без средств к существованию 1,5 млн. сельских жителей. На созданных мануфактурах достигается высокий уровень разделения труда, специализации. Правда, основываются мануфактуры ещё на техническом базисе ремесла и ручного труда. Постоянно растёт промышленное использование сырьевых ресурсов: каменного угля, железной руды, шерсти. Из Индии, ставшей колонией Англии, поставляется недорогой и высококачественный хлопок как сырьё для текстильной промышленности.

Важной предпосылкой промышленного переворота в Англии послужил бурный всплеск изобретательства. В результате осуществлён революционный переход от мануфактуры, основанной на применении ручного ремесленного труда, к фабрике, основанной на использовании системы машин, парового двигателя. Завершение промышленного переворота означало победу индустриальной экономики над аграрной. Существенными вехами в этом процессе были технические новшества в текстильной промышленности, изобретения в металлургическом производстве, изменения в технической базе добывающей промышленности, технические усовершенствования в машиностроении, изобретение парового двигателя, появление парохода и паровоза.

Первая в истории человечества английская фабрично-заводская индустрия заняла исключительное положение в мировом хозяйстве. В период наполеоновских войн и континентальной блокады Англии со стороны Франции и зависимых от неё государств доступ на континент продукции английского машиностроения практически прекратился, и поэтому техническое перевооружение европейской промышленности весьма задержалось. После разгрома Наполеона, когда континентальные страны возобновили мирное развитие экономики, английская промышленность уже быстро ушла вперёд и конкуренция с ней стала невозможной на долгое время. Ведь стоимость английских промышленных товаров, произведённых машинами, непрерывно снижалась. Например, фунт бумажной пряжи, который в 1788 году стоил 35 шиллингов, в 1800 году продавался уже за 9 шиллингов, а в 1833 году всего за три шиллинга! Подобное снижение цен, естественно, обеспечило английской продукции самый широкий, практически глобальный рынок.

К тому же от традиционной политики протекционизма Англия перешла во внешней торговле к невиданной ещё в мире хозяйственной политике неограниченной свободы торговли, фритредерства (от английских слов free trade), которая затем через столетие станет фундаментом европейской экономической интеграции. Суть свободы торговли заключалась в освобождении от таможенных пошлин почти всего списка ввозимых в Англию и вывозимых из неё договорившимися странами товаров. И хотя взаимное благоприятствование было обоюдовыгодным, но на практике Англия выгадывала больше. Потому что она обеспечивала беспошлинный сбыт за границей своих изделий и в то же время дешёвое импортное сырьё и продовольствие для своего внутреннего рынка.

По принципу взаимного благоприятствования в 19-м веке Англия заключила двусторонние договоры с Францией, Бельгией, Италией, Австрией, Швецией, Таможенным союзом германских государств. Свобода торговли помогла Англии занять доминирующие позиции в мировой промышленности, торговле, кредите, морском транспорте. Так, в 1850-м году, когда общий оборот мировой торговли достиг 14,5 млрд. марок, в нём на долю одной Британской империи приходилось 5,24 млрд. марок. А в 1870-м году эта доля составила уже 14 млрд. из общей суммы 37,5 млрд. марок. При этом, сравните, доля Франции, Германии и США вместе взятых повысилась лишь с 4,9 до 12 млрд.! (Обратите ещё раз внимание: вместе взятых!). К середине 19-го века Лондон превратился в мировой кредитный центр. Английский банк стал «банком банков», кредитующим не только промышленность и торговлю, а и всю кредитную систему своей страны и практически всего мира.

С заметным отставанием от Англии по срокам, но практически по тому же сценарию проходил промышленный переворот в других ведущих европейских странах. Так, во Франции в 1830-х – 1840-х годах началась механизация текстильного производства, стала развиваться благодаря железнодорожному строительству и тяжёлая промышленность. За это двадцатилетие число паровых двигателей в данной стране увеличилось более чем в семь раз, длина железнодорожной сети – более чем в девять раз, кроме того удвоились добыча угля, выпуск чугуна и переработка хлопка. На всемирной выставке 1851 года в Лондоне французская техника заняла второе место после английской. И всё же к 1870-му году более половины самодеятельного населения Франции было занято в сельском хозяйстве, а в промышленности – лишь менее трети.

В Германии создание капиталистической машинной индустрии произошло лишь во второй половине 19-го века. Причина такого отставания заключалась в более длительном, чем в других странах Западной Европы, господстве феодализма, а также в отсутствии единого государства. Ведь внутри этой страны, раздробленной на ряд больших и малых государств, существовали таможенные и валютные барьеры. Первое таможенное объединение ряда германских государств было достигнуто только в 1830-х годах, а окончательное политическое объединение страны – лишь в 1871 году, с образованием Германской империи. В первой же половине 19-го века Германия, как аграрная страна, фактически играла роль крупного придатка промышленных капиталистических стран: Англии, Голландии, Франции. Вывозя в западные страны сельскохозяйственное сырьё и лес, немецкие купцы ввозили в Германию дешёвые иностранные промышленные товары. Немецкая мануфактура, зародившаяся только в конце 18-го века, была очень слаба, подавляющее большинство промышленных изделий производили ремесленные цехи. Даже к середине 19-го века численность промышленных рабочих уступала численности ремесленников. Внедрение первых паровых двигателей в немецкой промышленности началось лишь в 1830-х – 1840-х годах, но в это время о промышленном перевороте ещё не могло быть и речи. Например, на всех предприятиях земли Силезии в 1837 году работало лишь 8 паровых двигателей общей мощностью 158 л.с., тогда как на хлопчатобумажных фабриках английского графства Ланкашир 714 паровых машин общей мощностью 20 тысяч л.с.!

И хотя индустриализация Германии по-настоящему развернулась лишь в 1860-х годах, но запоздавший промышленный переворот был здесь очень бурным. Уже за 1860-е годы общая мощность паровых двигателей возросла почти втрое, по этому показателю Германия обогнала Францию, уступая лишь Англии. Надо заметить, что усиленное развитие тяжёлой промышленности стимулировалось здесь подготовкой вооружённых сил Пруссии, самого сильного немецкого государства, к борьбе за подчинение всей Германии и к войне с Францией. В связи с этим, например, был создан сильнейший в Европе военно-промышленный комплекс, где особую роль играли артиллерийские заводы Крупа (Рейнская область). Если ещё в середине 19-го столетия Германия выплавляла стали (основного военного металла) меньше, чем Франция, то уже в 1870-м году – вдвое больше Франции и примерно столько же, сколько выплавляла Англия.

Важным фактором промышленного развития Германии, впрочем, как и других стран, явился размах железнодорожного строительства, Так, в течение 1850-х - 1870-х годов инвестиции в железные дороги (а соответственно и заказы на металл, уголь, машины) увеличились с 400 млн. до 4 млрд. марок, то есть в десять раз! За индустриализацией последовала и перестройка немецкой внешней торговли. В германском экспорте вместо сельскохозяйственных продуктов стали преобладать готовые промышленные товары: металлоизделия, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, готовая одежда, кожевенные товары, сахар, а в импорте, наоборот, - продукты сельского хозяйства и сырьё, металлические руды. Что касается сельского хозяйства Германии, то его освобождение от феодализма происходило путём постепенных затяжных реформ. В результате земля феодалов (юнкеров) осталась в основном за ними, исчезла только крестьянская зависимость. Так, в Пруссии к концу 1860-х годов более 70 процентов всех хозяйств владело менее чем десятой частью всей обрабатываемой площади, а менее 30 процентов хозяйств имело более 90 процентов площади. Это позволило юнкерам и аграрным предпринимателям организовать крупное сельскохозяйственное производство, в котором можно эффективнее применить агрохимию и машины, заменившие бывших крепостных крестьян. Немецкое земледелие было поставлено на научную основу, и Германия вышла на первое место в мире по сбору картофеля, сахарной свеклы и по развитию пищевых промышленных производств: сахара, крахмала и спирта.

Определённой спецификой отличался процесс промышленного переворота в США. В 17-м веке территория североамериканского материка стала английской переселенческой колонией. Колонизация Северной Америки происходила в жестокой кровопролитной борьбе с коренным населением континента – индейцами, которые в конце концов были насильственно лишены своей земли. В северных и центральных штатах получили распространение свободные фермерские хозяйства, а в южных – образовались крупные плантации, обслуживаемые трудом негров-рабов, ввозимых из Африки. Англия стремилась превратить свои североамериканские колонии в собственный аграрно-сырьевой придаток. Разумеется, такая политика метрополии не отвечала интересам населения этих колоний. Данное противоречие привело к войне, которая закончилась полной победой колоний и возникновением нового государства – Соединённых Штатов Америки. Это создало благоприятные условия для промышленного переворота. Так, за 1830-е – 1850-е годы произошёл более чем 300-кратный прирост железнодорожной сети. Уже в 1807-м году по реке Гудзон ходил пароход. В свою очередь механизация транспорта вызвала ускоренный рост металлургии и добывающей промышленности. Например, за первую половину 19-го века производство чугуна выросло в 12 раз, а добыча угля увеличилась в несколько тысяч раз! К середине 19-го века в США было уже собственное машиностроение, в частности, большие заводы паровых двигателей в Нью-Йорке и Пенсильвании. Одна из особенностей промышленного переворота в США – активное участие отечественной инженерной мысли. К примеру, главные изобретения середины 19-го века: швейная машина Зингера, револьвер Кольта, ротационная типографская машина, электромагнитный телеграф Морзе - во многом изменили повседневную жизнь людей. Кроме того, потребности свободного фермерского хозяйства вызвали быстрое развитие сельскохозяйственного машиностроения. Например, в 1840-х – 1850-х годах в США были созданы достаточно производительные механические сеялки, молотилки, сенокосилки. Однако дальнейшему увеличению ёмкости внутреннего рынка, в частности, рынка рабочей силы, мешал рабовладельческий уклад южных штатов. Поэтому Гражданская война между Севером и Югом (1861-1865г.г.), окончившаяся полной победой Севера, уничтожила последние препятствия на пути быстрого развития капитализма в США. В сельском хозяйстве победил «американский путь» развития капитализма, коренным образом отличающийся от «прусского пути». То есть практически на всей территории американского государства утвердилось господство на земле фермеров – без феодалов и помещичьего землевладения. А промышленность США, получившая ёмкий внутренний рынок, сделала после гражданской войны большой шаг вперёд. К 1870-м годам она вышла на второе место в мире, уступая только английской. А таких темпов роста, которые она показала после гражданской войны, не знала до этого никакая другая страна. Особенно бурно развивалось здесь машиностроение. После Венской всемирной выставки 1873 года миру стало ясно, что США уже превосходят Англию в промышленно-техническом соперничестве.

Что же касается нашей страны, то в России процессу индустриализации экономики был дан старт лишь реформой 1861 года, покончившей с крепостничеством.. Бывшие крепостные получили возможность выкупа земли у помещиков или пользования ею с несением повинностей, самостоятельного хозяйствования. Однако в реальности крестьяне, хоть и были объявлены свободными гражданами, но не смогли получить в полное пользование земельные наделы. А помещичьи хозяйства, как правило, не смогли освоить интенсивные методы сельскохозяйственного производства. В результате реформа не принесла ожидаемых плодов.

Первоначальное накопление капитала имело в России свою специфику, Ведь наша страна. В отличие от рассмотренных европейских, не имела колоний, не занималась пиратством и работорговлей. В книге «Есть ли будущее у русской цивилизации?» (СПб: Питер, 2007.-384с.) проф. И.Д. Афанасенко показывает, что заселение, например, Сибири осуществлялось в форме хозяйственного освоения незанятых территорий, оно не преследовало цели истребления коренного населения, а потому и не встречало заметного противодействия. Да и в качестве землепроходцев выступали здесь, в отличие от европейской практики, не воины, а крестьяне, которые распахивали незанятые земли и вступали с местным населением, промышлявшим охотой, во взаимовыгодный обмен результатами труда (См. указанный источник, с.163-204). Правда, надо признать, что затем русские купцы сколотили себе немалые состояния на неэквивалентном обмене с жителями различных регионов собственной страны, например, при закупке пушнины у обитателей Крайнего Севера. Крупным источником явились также винные откупа: только в казну откупщики-кабатчики платили сотни тысяч рублей, наживая миллионные состояния на спаивании народа, подрыве национального генофонда. Как видим, и здесь первоначальное накопление капитала со стороны его субъектов было явлением, тоже далёким от норм морали, хотя и менее аморальным, чем на Западе.

Промышленный переворот в России, вообще-то. справедливо заметить, начался ещё при крепостном строе - в 1830-1840-х годах. Некоторые крестьяне-оброчники умудрялись порой неплохо зарабатывать на текстильных фабриках, становясь в результате сами купцами и фабрикантами. Огромную роль в развёртывании промышленного переворота в нашей стране сыграло железнодорожное строительство. Оно само выступило мощным потребителем товаров производственного назначения, К тому же создание железных дорог способствовало распространению индустриальных методов производства на всё новые территории.

В начале 20-го века Россия вошла в число ведущих стран по производству промышленной продукции. Однако в ней ещё продолжали сохраняться значительные пережитки феодализма и крепостничества. Поэтому в 1906 году началась столыпинская реформа (по фамилии инициатора и организатора её – тогдашнего главы российского правительства). Целью её было превращение крестьянина - наёмного работника в крестьянина - хозяина, напрямую заинтересованного в результатах экономической трудовой деятельности, привязанного к земле, стремящегося к обогащению. Однако эта цель не была достигнута. В числе причин – неучёт организаторами специфики российского крестьянства, его коренного отличия от западноевропейского. Заключалась эта специфика в многовековой традиции общинного, совместного решения важнейших социально-экономических проблем «всем миром». Ведь именно крестьянский «мир», то есть общедеревенский сход, а не чиновники или помещики, веками решал на Руси, чьих именно сыновей отправить в рекруты (сверху поступало лишь количественное указание), в каких именно соотношениях распределить в пользование «мирскую землю» между крестьянскими хозяйствами данной деревни. При этом, например, семья многодетной вдовы, где «едоков» было много, а работники отсутствовали, наделялась землёй «по едокам», а обрабатывали эту землю «на общественных началах» все мужчины деревни после обработки своих участков – таково было решение мирского схода. Чиновники и помещики о таких «мелочах» и знать не хотели, да и не было в том необходимости: многовековая традиция действительно демократической совместной жизни всем «миром» действовала автоматически. И вдруг столыпинская реформа, насильственно заставлявшая крестьян мгновенно отказаться от сложившегося уклада, думать теперь только о своих эгоистических интересах и не рассчитывать больше на помощь «мира» в трудную минуту. Сами посудите, могла ли такая реформа быть успешной? Её антидемократическая направленность, попытка навязать индивидуалистическо-эгоистические западноевропейские устои, не «вписывалась» в истинно демократическую тысячелетнюю российскую традицию.

Таков краткий обзор истории экономики домонополистического капитализма. В полном соответствии с сутью названия нашей учебной дисциплины «Логика и методология экономической науки и практики», смыслом его четырех ключевых слов и двух союзов «и», характер этой экономики обусловил и особенности истории экономических учений данного периода. Ведь возникновение той или иной научной концепции, как мы уже отмечали с Вами, вызывается не чем иным, а именно потребностями экономической практики. Если во время великих географических открытий, формирования местных, национальных и международных рынков, первоначального накопления капитала вполне закономерно возникло такое научное направление, как меркантилизм, акцентирующий главное внимание на процессах торговли, обмена, а не производства товаров, то с началом промышленного переворота в Европе главный интерес экономической теории из сферы обращения переносится к сфере производства материальных благ. Поэтому именно тогда и возникла школа физиократов (от древнегреческих слов, буквальный перевод – «власть природы»). Главой школы физиократов, как Вы знаете из курса истории экономики и экономических учений выступил французский исследователь Франсуа Кенэ (1694-1774). Его основное произведение – книга «Экономическая таблица» (1758). Другим известным представителем этой научной школы был Жак Тюрго (1727-1781), а его основное произведение – «Размышления о создании и распределении богатств» (1766).

По своей классовой природе физиократы были выразителями экономических интересов крупного капиталистического фермерства. Центральное место в этом учении принадлежит проблеме «чистого продукта». Физиократы отвергли меркантилистское представление о богатстве как скоплении драгоценных металлов в стране. Главная заслуга физиократов, как уже отмечено, состоит в перенесении вопроса о происхождении богатства из сферы обращения в сферу производства материальных благ. Однако с высоты сегодняшнего дня следует заметить, что физиократы ошибочно считали только земледелие той сферой, где создаётся «чистый продукт» и происходит увеличение богатства. Промышленность они определили как бесплодную сферу, не создающую «чистого продукта» (ведь это были французы, в чьей стране, в отличие от Англии, промышленный переворот шел медленнее и сельское хозяйство ещё преобладало над промышленностью). Поскольку различие этих двух отраслей состоит в том, что в земледелии, в отличие от промышленности, работает природа, земля, то физиократы сводили «чистый продукт» к физическому дару природы.

Представители этого направления ввели в научный оборот понятия «первоначальные авансы» и «ежегодные авансы», что соответствует современным терминам «основной и оборотный капитал». То есть, под первоначальными авансами они понимали затраты на земледельческое оборудование, которое предназначено для использования в производстве на протяжении не одного года. А под ежегодными авансами – текущие затраты на семена, удобрения и оплату труда, которые полностью расходуются в течение годового цикла работ.