Бенджамин Дизраэли – Мэри‑Энн Уиндхэм‑Льюис

(7 февраля 1839 года, отправлено с Парк‑стрит, четверг, вечер)

Я хочу предпринять попытку поговорить с Вами о том, что Вам необходимо знать. Постараюсь объясниться со спокойствием, естественным для человека оскорбленного и страдающего. Я преуспел так сильно, что меня считают «эгоистичным хвастуном» и хотят, чтобы я навсегда покинул Ваш дом. Поэтому я избрал этот ужасный способ общения с Вами; ведь никто не может быть более смешным, чем я, пишущий Вам, будто это моя последняя ночь перед казнью.

Я все время слышу предложения о вступлении со мной в союз, слетающие с разных уст, но только не с Ваших. В конце концов, друг, беспокоящийся за меня и желающий выразить мне свое искреннее расположение (чем мне следует гордиться), предлагает мне одно из своих поместий для нашего медового месяца. Ситуация на грани абсурда. Некогда подобные намеки на наше сближение, которое будто бы вот‑вот случится, нередко звучали из Ваших уст. Как будто ежедневными обещаниями развития наших отношений Вы рассчитывали подтолкнуть или укрепить мою привязанность к Вам.

Как светская женщина, которой Вы, несомненно, являетесь, Вы должны… Вы не можете не знать о том, насколько разные у нас положения. Если так будет продолжаться дальше, Ваша репутация будет только запятнана, мое же имя покроется несмываемым позором. В Свете существует только одно представление (и оно справедливо) об отношениях между женщиной, которая считается богатой, и мужчиной, которого она, по‑видимому, любит, но за которого не хочет выходить замуж. В Англии нет клейма более убийственного; ничто не поможет избавиться от него, о нем всегда будут помнить. Некоторых мужчин оно доводит до преступлений. Конечно, многие вещи могут быть более оскорбительными, но ни одна – более унизительной.

Такая угроза нависла надо мной. Я, по крайней мере, попытаюсь сохранить свое доброе имя, без него мое существование не имеет смысла. В настоящее время я нахожусь в положении должника, кредиту которого нет доверия. Через несколько недель мне придется выбрать между ролью посмешища и ничтожества. Либо меня сочтут подлецом, либо я превращусь в человека, которого Ваша подруга леди Морган уже обозначила как «De Novo миссис Уиндхэм‑Льюис».

Это приводит меня еще к более щекотливым предметам, но, ради справедливости по отношению к нам обоим, я буду писать обо всем с предельной откровенностью. Признаюсь, когда я впервые попытался сблизиться с Вами, мною двигали отнюдь не романтические чувства. Мой отец давно хотел, чтобы я женился. Обстоятельства сложились таким образом, что мне нужен был определенный статус, чтобы распоряжаться его собственностью; и это меня устраивало. Да, я сам, начиная карьеру, хотел найти успокоение в семье и собственном доме, уйти от изматывающих страстей и интриг. Я не был слепым и видел все преимущества союза с Вами, но я уже доказал, что сердце мое не было куплено. Я нашел Вас в печали, и Вы тронули мое сердце. Я увидел в Вас, как я думал, целеустремленную, нежную, проницательную и одаренную неординарным мышлением женщину. Ту, на которую я мог бы с гордостью смотреть как на друга по жизни, которая сочувствует моим замыслам, поддерживает меня в минуты слабости, разделяет со мной час триумфа и трудится рядом со мною ради нашего почета и счастья.

Теперь о Вашем богатстве: я пишу абсолютную правду. Ваше состояние гораздо меньше, чем я (или свет) воображал. На самом деле Ваше состояние не может принести мне никакой выгоды. Это просто имущество, оно не больше, чем требует Ваше положение. Есть и спать в этом доме, номинально называть его своим – это может быть целью только для безденежного авантюриста. Стоило ли мне ради этого жертвовать своей приятной свободой и тем непредсказуемым будущим, которое является одним из главных очарований бытия? Нет, когда несколько месяцев назад я говорил с Вами, между нами существовало только одно: я почувствовал, как Вы завладели моим сердцем, потому и завершил наше общение. С того момента я посвятил Вам всю страсть моего бытия. И вот вся она ушла в песок.

Со временем я нашел в наших характерах определенные качества, которые убедили меня в том, что если я хочу добиться ответа на свою глубокую и чистую любовь, то стоящие между нами деньги не должны быть в это замешаны. В случае женитьбы ни один шиллинг из Ваших доходов я не буду считать своим. Ни прямо, ни косвенно. Даже если я буду заниматься Вашими делами. Свет справедливо клеймит позором нанятого любовника, я хочу избежать подобного же отношения к себе как к оплачиваемому мужу.

Вы назвали меня эгоистом. Увы! Боюсь, у Вас есть на то веская причина. Скрепя сердце я принимаю это унижение. Едва ли я думал, когда я плакал, после того как Вы неожиданно передали мне бережно хранимые Вами сбережения в знак Вашей любви, что я получил плату за свое падение! Слабый, жалкий болван! Я принял Вашу помощь, но считал это заемом и ждал счета – его мой агент передал мне, когда Вы были у Браденхэйма. В течение этого месяца деньги будут положены на Ваш банковский счет.

Бог свидетель, союз с Вами не принесет мне выгоды. Все, что может предложить общество, у меня есть. Чтобы делать карьеру, мне не нужно демонстративное владение имуществом. Я могу жить, как я живу сейчас, без унижений, до тех пор, пока неизбежный ход событий не принесет ту независимость, которая мне нужна. Углубляюсь в эти неприятные детали лишь потому, что Вы упрекнули меня в корысти. Нет, я бы никогда не снизошел до роли фаворита принцессы; даже все золото Офира[10]не заставит меня пойти к алтарю. Совсем иные качества нужны мне от милого соучастника моего бытия. Моей натуре требуется непреходящая любовь.

Ваше поведение я не комментирую. Теперь это бессмысленно. Я никогда не упрекну Вас. И буду винить только себя одного. Меня ведь предупреждали – и публично, и приватно. И это могло бы уберечь меня от пропасти, в которую я упал. Самодовольством было предполагать, что Вы будете вести себя по отношению ко мне иначе, чем ведете себя с пятьюдесятью другими.

И я еще думал, что тронул Ваше сердце! Жалкий идиот!

Как светская женщина, Вы должны были предвидеть это. Разве Вы не могли найти кого‑то для удовлетворения своего тщеславия, для развлечения в течение десяти месяцев, для скрашивания Вашего уединения? У Вас не было синицы в руках, и Вам пришлось довольствоваться журавлем в небе? Почему бы не позволить капитану Нейлу быть Вашим фаворитом, унижая и позоря меня. Природа не готовила мне участи игрушки или обманутого глупца. Вы глубоко ранили меня. Вы сделали то, что не удавалось моим врагам: сломили мой дух. Мечты, известность, домашний очаг – Вы отравили все. Мне негде укрыться: дом мне ненавистен, мир – враждебен.

Триумф – я стремлюсь к нему не для того, чтобы скрыть свое положение. Это не печаль, не надлом. Это боль, это муки агонии. Все, что может повергнуть человека ниц, обрушилось на мою несчастную голову. Мое сердце разбито, моя гордость поругана, моя честь почти запятнана. Я хорошо знаю – пройдет несколько дней, и меня поднимут на смех, надо мной будет издеваться весь мир, заработать восхищение которого было целью моей жизни. У меня только один источник успокоения – чувство самоуважения. Удержит ли оно меня? Ужасная проблема, которая должна быть скоро решена.

Прощайте. Не буду делать вид, что желаю Вам счастья, не в Вашей природе наслаждаться им. Еще несколько лет Вы будете порхать в каком‑нибудь легкомысленном кругу. Но наступит время, когда Вы затоскуете о сердце, которое могло бы любить Вас и быть преданным Вам. Придет час расплаты, и Вы вспомните о любящем сердце, которое отвергли, и о чувствах, которые предали.

Д.

Чарльз Дарвин

(1809–1882)

…ты облагородишь меня, научишь находить счастье не только в построении теорий и осмысливании фактов в тишине и одиночестве…

Самое важное событие в жизни Чарльза Дарвина произошло в 1831 году – именно тогда ему представился шанс совершить на борту корабля «Бигль» вояж «к Земле дель Фуэго и обратно через Восточную Индию». Иными словами, кругосветное путешествие. Приглашение в экспедицию было настоящей удачей – у Дарвина не было диплома и опыта натуралиста, в университете он посвящал большую часть времени выпивке, верховой езде, стрельбе из ружья и прочим студенческим увеселениям. Путешествие кардинально изменило его. Он покинул Англию неоперившимся юнцом, без определенной цели в жизни, а через пять лет вернулся ученым, открытиям которого было суждено перевернуть мир.

В 1838 году Дарвин решил, что пришло время жениться; как истинный каталогизатор, он поделил листок бумаги на две половинки, озаглавив каждую соответственно: «жениться» и «не жениться». В первой колонке он написал: «постоянный компаньон… предмет любви и партнер по играм… в любом случае лучше, чем собака… Идеальная картинка: прелестная спокойная жена на диване перед жарким огнем, с книгами и музыкой». Преимущества второго варианта, перечисленные в следующей колонке, оказались таковы: «хождение по клубам и беседы с умными людьми, не нужно навещать родственников и прогибаться по каждому пустяку». В конце концов Дарвин обручился с Эммой Веджвуд, своей кузиной; свадьбу сыграли в январе 1839 года. Некоторое время они пробыли в Лондоне, а затем переехали в Даун Хаус, в Кент, где и прожили всю жизнь. Из письма видно, как восхищается Дарвин, осматривая новый дом, где им предстояло жить, по‑видимому представляя себе «хорошенькую спокойную жену на диване».

Их брак оказался счастливым, хотя набожная Эмма боялась, что научные исследования мужа не лучшим образом скажутся на судьбе его бессмертной души. Здоровье Дарвина было небезупречным, и он постоянно беспокоился о нем, как и о том, что Эмма расстраивалась, если кто‑то критиковал его работу. Есть версия, что он долго откладывал публикацию своей теории эволюции, уважая религиозность жены. У них было десять детей (трое умерли в детстве). Дарвин, несмотря на тревоги о здоровье, дожил до семидесяти двух лет. Его похоронили в Вестминстерском аббатстве, неподалеку от Исаака Ньютона. Эмма умерла в 1896‑м; она похоронена на церковном кладбище в Дауне.