О социогенезе монополии на налоги 26 4 страница

⁴⁶ Luchaire A. Louis VII, Philippe Auguste, Louis VIII // Lavisse. Histoire de France. P., 1901. V. III, 1. P. 80.

⁴⁷ Calmette J. La société féodale. P., 1932. P. 71. См. также: Celmette J. Le monde féodal. P., 1934.

⁴⁸ Во всяком случае, право делается относительно стабильным и неизменным за счет фиксации его положений, обособления самостоятельного правового аппарата, возникновения особого цеха работников, специализирующихся на его сохранении. «Правовая безопасность», в которой заинтересована немалая часть общества, отчасти покоится на этой стабильности права. Оно поддерживается этим интересом. Чем больше территория и количество населяющих ее людей, чем больше эти люди связаны друг с другом, тем больше потребность в едином праве, действующем на всей территории (подобно потребности в единой денежной единице, выступающей как аналогичный инструмент взаимозависимости), тем больше сопротивление права и правового аппарата любым переменам и смещению интересов, ведущему к такого рода изменениям. Это способствовало и тому, что простой угрозы применения физического насилия со стороны «легитимных» органов власти на протяжении длительного периода времени было достаточно, чтобы индивиды или целые социальные группы подчинялись утвердившимся нормам права и собственности, возникшим в результате существовавшего некогда соотношения социальных сил. Интересы, связанные с поддержкой уже существующих правовых отношений и отношений собственности, столь велики, а возникшее в силу растущих взаимосвязей равновесие настолько важно, что на место постоянно возобновляемой физической борьбы (к которой всегда склонны люди в обществах с меньшей степенью взаимозависимостью) приходит готовность подчиняться существующему праву. Только тогда, когда чрезвычайно усиливаются внутренние потрясения и ужесточаются конфликты, когда в обществе оказываются поколебленными интересы, связанные с действующим правом, а различные группы вступают в физическую борьбу (зачастую после многовековых пауз), возникает вопрос о том, насколько фиксированное право соответствует действительному соотношению социальных сил.

Напротив, в обществе с преобладанием натурального хозяйства, где люди не так сильно связаны друг с другом, где индивиду еще не противостоит как реальность незримое общественное целое (т.е. невидимая сеть отношений), безусловно превосходящее силу индивида, — в таком обществе каждое правовое притязание должно подкрепляться зримой мощью индивида, т.е. социальной силой, непосредственно заявляющей о себе. Там, где ее нет, там, где она ставится под сомнение, отсутствует и право. Всякий собственник был готов — и должен был быть готов — доказывать в физической борьбе, что у него хватает военной мощи и социальной силы для подтверждения своего «права». Плотной сети межчеловеческих отношений на большой территории и с относительно развитыми средствами коммуникации соответствует право, которое отвлекается от местных и индивидуальных особенностей. Как всеобщее право, оно в равной мере применимо на всей этой территории и значимо для всех населяющих ее людей.

Специфический способ переплетения взаимосвязей и взаимозависимостей в феодальном обществе с преобладанием натурального хозяйства возлагало на сравнительно небольшие группы (зачастую и на отдельных индивидов) функции, которые сегодня осуществляются «государствами». Соответственно, и «право» тогда было куда более «индивидуализированным» и «локальным». Оно представляло собой совокупность обязательств и союзов, связующих друг с другом конкретного сюзерена с конкретным вассалом, определенную группу крестьян с определенным помещиком, этих бюргеров с этим сеньором, данное аббатство с данным герцогом. Исследование подобных «правовых отношений» дает наглядное представление о том, что на этой фазе переплетение социальных взаимосвязей и взаимозависимости между людьми были слабее, чем ныне, и это оказывало влияние на способы социальной интеграции. «Il faut se garder, — замечает, например, А.Пиренн (Pirenne H. Les villes du moyen âge. P. 168), — d’attribuer aux chartes urbaines une importance exagérée. Ni en Flandre ni dans aucune autre région de l’Europe, elles ne renferment tout l’ensemble du droit urbain. Elles se bornent à en fixer les lignes principales, à en formuler quelques principes essentiels, à trancher quelques conflits particulièrement importants. La plupart du temps, elles sont le produit de circonstances spéciales et ellles n’ont tenu compte que des questions qui se débattaient au moment de leur rédaction... Si les bourgeois ont veillé sur elles à travers les siècles avec une sollicitude extraordinaire c’est qu’elles était le palladium de leur liberté, c’est qu’elles leur permettaient, en cas de violation, de justifier leurs révoltes, mais ce n’est point qu’elles renfermaient l’ensemble de leur droit. Elles n’étaient pour ainsi dire que l’armature de celui-ci. Tout autour de leurs stipulations existait et allait se développant sans cesse une végétation touffue de coutumes, d’usages, de privilèges non écrits, mais non moins indispensables.

Cela est si vrai que bon nombre de chartes prévoyent elles-mêmes et reconnaissent à l’avance le développement du droit urbain... Le Comte de Flandre accorda en 1127 aux bourgeois de Bruges: “ut de die in diem consuetudinarias leges suas corrigerent», c’est-à-dire la faculté de compléter de jour en jour leurs coutumes municipales».

(«Не следует придавать чрезмерную значимость городским хартиям. Ни во Фландрии, ни в любом другом районе Европы, они не заключали в себе всей целостности городского права. В них фиксировались лишь главные линии, формулировались несколько основных принципов, выделялись некоторые наиболее важные конфликты. По большей части, они были плодом особых обстоятельств, а потому включали в себя лишь те вопросы, которые обсуждались в момент их составления... И то, что буржуа веками с необычайным упорством блюли их как палладии своих свобод (в случае их нарушения этим оправдывались бунты), еще не означает того, что ими охватывались все их права. Хартии были, так сказать, арматурой права. Вокруг их положений существовала и непрестанно развивалась густая поросль привычек, обычаев, неписаных привилегий, которые не становились от этого менее важными.

Поэтому в немалом числе хартий предвидится и заранее признается развитие городского права... Граф Фландрийский даровал горожанам Брюгге «ut de die in diem consuetudinarias leges suas corrigerent», т.е. возможность со дня на день дополнять свои муниципальные обычаи». — А. Р.).

В приведенном фрагменте мы вновь видим, что иное состояние социальной взаимосвязи способствовало формированию между сравнительно малыми социальными элементами (такими, например, как город или крупный сеньор) отношений, приближающихся к тем, в которых сегодня находятся только «государства». Правовые соглашения в обоих случаях подчиняются одним и тем же закономерностям, находясь в прямой зависимости от смещения интересов и от соотношения социальных сил. ⁴⁹ Замечание о «социальной силе».

«Социальная сила» человека или группы представляет собой сложный феномен. В случае индивида она никогда не тождественна его физической силе, а в случае группы — сумме индивидуальных физических сил. В определенных обстоятельствах физическая сила и ловкость могут служить важными элементами социальной силы. То, какую часть социальной силы составляет сила физическая, — зависит от строения общества в целом и от положения в нем индивида. По своей структуре и по своему строению социальные силы столь же многообразны, сколь строение и структура самих обществ. Например, в индустриальном обществе высшая социальная сила может сочетаться с незначительной физической силой, хотя и в этом обществе могут встречаться такие фазы развития, когда телесная мощь вновь становится важным ингредиентом социальной силы.

В феодальном рыцарском обществе физическая сила является непременным элементом социальной силы, хотя самой по себе ее не достаточно. Несколько упрощая ситуацию, можно сказать: социальная сила человека в феодальном рыцарском обществе пропорциональна размерам и плодородию земли, которой он фактически распоряжается. Несомненно, физическая сила человека составляет важный элемент социальной силы, необходимый для господства. Кто не мог сражаться как воин, кто не был способен атаковать врагов или защищаться, тот не имел в этом обществе и шансов на приобретение земельной собственности. Но тот, кто уже располагал большим участком земли, оказывался монополистом, обладающим важнейшим средством производства, а тем самым и социальной силой, выходящей за пределы его индивидуальной физической силы. Предоставляя землю другим рыцарям, он взамен мог рассчитывать на их службу. Слова о том, что его социальная сила пропорциональна размерам и плодородию земель, которыми он фактически распоряжается, означают одновременно следующее: его социальная сила пропорциональна количеству тех воинов, что готовы встать под его знамена, его войску, — т.е. его военной силе.

Но тем самым понятно и то, что, если крупный феодал хочет охранять и защищать свои земли сам, он оказывается в зависимости от службы своих вассалов. Эта зависимость могущественных властителей от служилых людей разного ранга составляет важный элемент социальной силы последних. Если социальная сила вассалов растет, т.е. увеличивается зависимость феодала от их службы, то социальная сила самого феодала уменьшается. Когда же растет потребность в земле у тех, у кого ее нет, т.е. спрос на землю со стороны безземельных, тогда увеличивается социальная сила тех, кто обладает землей. Социальная сила человека или группы выразима только посредством пропорций. Здесь мы имеем дело с простым примером.

Точное выяснение того, что такое «социальная сила», представляет собой самостоятельную задачу. Значение этого вопроса для понимания социальных процессов в прошлом и в настоящем не нуждается в комментарии. «Политическая сила» также является лишь определенной формой социальной силы. Нельзя понять поведение и судьбы людей, групп, социальных слоев или государств без учета их социальной силы — той, которой они обладают в действительности, независимо от того, что они сами о себе говорят или думают. Политическая игра во многом утратила бы свой таинственный и случайный характер, если бы нашему анализу была доступна вся сеть силовых отношений во всех странах мира. Разработка точных методов такого анализа остается одной из задач социологии будущего.

⁵⁰ Calmette J. La société féodale. P. 71.

⁵¹ Luchaire A. La société française au temps de Philippe Auguste. P., 1909. P. 265.

⁵² Haskins Ch. H. The Renaissance of the Twelfth Century. Cambridge, 1927. P. 55.

⁵³ Ibid. P. 56.

⁵⁴ Ibid.

⁵⁵ Wechssler E. Das Kulturproblem des Minnesangs. Halle, 1909. S. 173. ⁵⁶ «Ibid. S. 174.

⁵⁷ Ibid. S. 143.

⁵⁸ Ibid. S. 113.

⁵⁹ Brinkmann H. Entstehungsgeschichte des Minnesangs. Halle, 1926. S. 86. ⁶⁰ Wechssler E. Ор. cit. S. 140.

⁶¹ Luchaire A. La société française au temps de Philippe Auguste. P. 374. ⁶² Ibid. P. 379. ⁶³ Ibid. p.379-380.

⁶⁴ Vaissière P. de. Gentilshomme Campagnards de l’ancienne France. P., 1903. P. 145.

⁶⁵ Brinkmann H. Entstehungsgeschichte des Minnesangs. S. 35.

⁶⁶ Wechssler E. Das Kulturproblem des Minnesangs. S. 71.

⁶⁷ Ibid. S. 74. О том же писала и Марианна Вебер, см.: Weber M. Ehefrau und Mutter in der Rechtsentwicklung. Tübingen, 1907. S. 265.

⁶⁸ Vaissière P. de. Op.cit. P. 145.

⁶⁹ Wechssler E. Op.cit. S. 214.

⁷⁰ Brinkmann H. Op.cit. S. 45ff. Ср. также высказывание К.С.Льюиса (Lewis C.S. The Allegory of Love, a Study in Medieval tradition. Oxford, 1936. P. 11):«The new thing itself, I do not pretend to explain. Real changes in human sentiment are very rare, but I believe that they occur and that this is one of them. I am not sure that they have “causes”, if by a cause we mean something which you would wholly account for the new state of affairs, and so explain away what seemed its novelty. It is, at any rate, certain that the efforts of scholars have so far failed to find an origin for the content of Provençal love poetry». («Я не притязаю на объяснение самого этого новшества. Действительные изменения человеческого мироощущения крайне редки, но я полагаю, что они случаются, и в данном случае мы имеем дело с одним из таких изменений. Я не уверен в том, что у них имеются «причины», если под причиной мы понимаем нечто целиком объясняющее новое положение дел, а тем самым оно лишается своей новизны. Во всяком случае, можно с уверенностью сказать, что все усилия ученых мужей найти истоки содержания провансальской любовной поэзии ни к чему не привели». — А. Р.)

⁷¹ В Англии само выражение «куртуазность» и в более поздние времена часто употреблялось исключительно по отношению к прислуге. Например, в английском описании того, что приличествует хорошему застолью (см.: Coulton G.G. Social Life in Britain. Cambridge, 1919. P. 375), упоминаются «curtese and honestie of servantes» («куртуазность и честность слуг». — А. Р.), противопоставляемые «kynde frendeshyp and company of them that sytte at the supper» («Любезные дружба и товарищество между сидящими за ужином». — А. Р.).

⁷² Zarncke F. Der deutsche Cato. S. 130. V. 71, 141f. О других сторонах этого первого шага на пути превращения рыцаря в придворного (о воспитании рыцарей и рыцарском кодексе, принятом в разных странах) см.: Prestage E. «Chivalry», A Series of Studies to Illustrate its Historical Significance and Civilizing Influence. L., 1928; Byles A.T. Medieval Courtesy-books and the Prose Romances of Chivalry. P. 183ff.

⁷³ Luchaire A. Les premiers Capétiens. S. 285; Luchaire A. Introduction // Luchaire A. Louis VI le Gros. P., 1890.

⁷⁴ Luchaire A. Histoire des institutions monarchiques de la France sous les premiers Capétiens (987-1180). P., 1891. V. 2. P. 258.

“Ibid., P.17ff, 31-32.

⁷⁶ Suger. Vie de Louis le Gros / Hrsg. v. Molinier. Cap. 8. P. 18-19.

⁷⁷ Vuitry. Etudes sur le régime financier. P., 1878. P. 181.

⁷⁸ Luchaire A. Louis VI le Gros.

⁷⁹ «Единство устанавливается легче от Нортумберленда до пролива, чем от Фландрии до Пиренеев» (Petit-Dutaillis. La Monarchie féodale. P., 1933. P. 37). По вопросу о величине земель см.: Lowie R. H. The Origin of the State. N.Y., 1927; The Seize of the State. P. 17ff.)

У.М.Маклеод в своей работе (Macleod W.M. The Origin and History of Politics. N.Y., 1931) указывает на удивительную устойчивость и относительную стабильность таких больших государств, как царство инков или империя Древнего Китая, при всей примитивности имевшихся в их распоряжении средств коммуникации. Только точный историко-структурный анализ взаимодействия центробежных и центростремительных тенденций и интересов в подобных царствах способен прояснить процесс объединения столь значительных земель и природу их стабильности.

Китайская форма централизации в сравнении с европейской кажется особенно необычной. Слой воинов, судя по всему, был искоренен здесь центральной властью относительно рано и весьма радикально. Как бы ни происходило такое искоренение, с ним связаны две главные особенности строения китайского общества: переход распоряжения землей в руки крестьян (что лишь изредка встречается на Западе в ранний период — например, в Швеции) и замещение постов в аппарате господства в немалой части выходцами из того же крестьянства (во всяком случае, речь идет о целиком и полностью пацифицированном чиновничестве). Посредством такой иерархии чиновников придворные формы цивилизации глубоко проникают в низшие слои народа: в трансформированном виде они укореняются в поведенческом коде деревни. То, что часто обозначалось как «невоинственный» характер китайского народа, не выражает какую-то ero природную «предрасположенность». Этот характер есть следствие того, что слой, с которым у народа имелся постоянный контакт и от которого он получал модели поведения, уже долгие века не был слоем воинов, дворянством, но мирным и ученым чиновничеством. По своему положению и функциям воинская служба и военное дело на традиционной шкале ценностей китайского народа поэтому не занимают высокого места (в отличие от японского народа). При всех отличиях централизации в Китае от процессов централизации на Западе, фундаментом для образования большого территориального объединения тут точно так же служило исчезновение свободно конкурирующих воинов или помещиков.

⁸⁰ О значении монополии на физическое насилие для построения «государства» см.: Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Tübingen, 1922.

⁸¹ См. выше, с. 97сл. Кажется, нет нужды следовать сегодняшнему обычаю и отыскивать математическое выражение для описания закономерности механизма монополии. Такое выражение при желании можно было бы найти. Но после того как оно найдено, возникает вопрос, который ныне редко ставят: какова познавательная ценность математической формулы? Например, что даст нам математическая формула в познании и уяснении механизма монополии? На такой вопрос можно дать ответ лишь на основе опыта.

Хотя в сознании многих людей с формулировкой всеобщих закономерностей связывается некая ценность (по крайней мере, пока дело касается исторических и социальных наук), речь идет не о познавательной ценности. Более того, часто подобная оценка заводит исследование в тупик. Многим людям главнейшей задачей исследования кажется объяснение всего изменчивого чем-то неизменным. Почтение к математическим формулам не в последнюю очередь восходит к подобной оценке неизменного. Но этот идеал и эта шкала ценностей коренятся не в познавательных задачах самого исследования, но в стремлении самого исследователя к вечности. Формулируются они математически или нет, всеобщие закономерности, вроде механизма монополии или любой иной общей закономерности взаимоотношения, не представляют собой конечной цели или вершины социально-исторического исследования. Постижение такой закономерности плодотворно как средство для другой конечной цели — как средство ориентации людей в своем мире. Ценность установленных закономерностей связана лишь с их функцией прояснения исторических изменений.

⁸² См. раздел I главы III настоящего тома, а также прим. 49 о «социальной силе».

⁸³ Lognon A. Atlas historique de la France. P., 1885.

⁸⁴ Luchaire A. Histoire des instituttions monarchiques... T. I. P. 90.

⁸⁵ Petit-Dutaillis Ch. La monarchie féodale en France et en Angleterre. P.,

1933. P. 109ff.

⁸⁶ Cartellieri A. Philipp II. August und der Zusammenbruch des angevinischen Reiches. Lpzg, 1913. S. 1.

⁸⁷ Longnon A. La formation de l’unité française. P., 1922. P. 98.

⁸⁸ Luchaire A. Louis VII, Philipp Augustus, Louis VIII. P. 204.

⁸⁹ Petit-Dutaillis Ch. Etudes sur la vie et le règne de Louis VIII. P., 1899. P. 220.

⁹⁰ Vuitry. Etudes sur le régime financier de la France. Nouvelle série,.P., 1878. P. 345.

⁹¹ Ibid. P. 370.

⁹² О положении этих семейств см.: Longnon A. La formation de l’unité française. P. 224.

⁹³ Vuitry. Ор. cit. P. 414.

⁹⁴ См., напр.: Mannheim К. Die Bedeutung der Konkurrenz im Gebiete des Geistigen // Verhandlungen des siebenten deutschen Soziologentages. Tübingen, 1929. S. 35ff.

⁹⁵ Dupont-Ferrier G. La formation de l’état français et l’unité française. P.,

1934. P. 150.

⁹⁶ См. карту 19, в: Mirot L. Manuel de géographie de la France. P., 1929. В этой работе можно найти карты, иллюстрирующие положения, рассмотренные во всех предшествующих разделах настоящего исследования.

⁹⁷ Imbert de la Tour P. Les origines de la réforme. P., 1909.V. I, 4.

⁹⁸ См. карту 21, в: Mirot L. Op.cit.

⁹⁹ См. беседу Озе с Ж.Дюпон-Ферье в: Hauser H. La formation de l’Etât français// Revue historique. 1929. T. 161. P. 381.

¹⁰⁰ Fowles L. W. Loomis Institute (USA); цит. по: News Review. № 35. P. 32.

¹⁰¹ Luchaire A. Les communes françaises à l’époque des Capétiens directs. P., 1911. P. 276.

¹⁰² По причине нехватки места мы вынуждены были исключить здесь (как и в некоторых других разделах) рассмотрение части собранного материала. Автор надеется на то, что ему удастся издать данные материалы в дополнительном томе приложений.

¹⁰³ Lehugeur P. Philipp le Long (1316—1322). Le mécanisme du gouvernement. P., 1931. P. 209.

¹⁰⁴ Dupont-Ferrier G. La formation de l’Etât français. P., 1934. P. 93.

¹⁰⁵ Brantôme. Œuvres complètes/ Publ. par L. Lalanne. T. IV. P. 93.

¹⁰⁶ Maréjol. Henri IV et Louis XIII. P., 1905. P. 2.

¹⁰⁷ Ibid. P. 290.

¹⁰⁸ Stölzel A. Die Entwicklung des gelehrten Richtertums in deutschen Territorien. Stuttgart, 1872. S.600.

¹⁰⁹ Richelieu. Politisches Testament. Teil I. Kap. 3, 1.

¹¹⁰ Lavisse. Louis XIV. P., 1905. P. 128.

¹¹¹ Saint-Simon. Memoiren / Übers. v. Lotheisen. Bd. II. S. 85

¹¹² Lavisse. Ор. cit. P. 130.

¹¹³ Saint-Simon. Ор. cit. Bd. I. S. 167.

¹¹⁴ Saint-Simon. Memoires / Nouv. ed. par A. de Boislisle. P., 1910. T. 22. P. 35 (1711).

¹¹⁵ Th. v. Aquino. De regimine Judaeorum // Aus. v. Rom. Bd. XIX. P. 622.

¹¹⁶ Vuitry. Etudes sur le régime financièr de la France. P., 1878. P. 392f.

¹¹⁷ Vuitry. Etudes sur le régime financièr de la France. Nouv. série. P., 1883. T. I. P. 145. Другой формой монетаризации феодальных прав, происходящей под давлением растущей потребности короля в деньгах, было освобождение королем и ero чиновниками крепостных за определенную сумму денег. См.: Bloch M. Rois et serfs. P., 1920.

¹¹⁸ Viollet P. Histoire des institutions politiques et administratives de la France. P., 1898. T. 2. P. 242.

¹¹⁹ Ibid.

¹²⁰ Vuitry. Etudes sur le régime financièr de la France. Nouv. série. T. III. P. 48.

¹²¹ Dupont-Ferner G. La chambre ou cour des aides de Paris // Revue Historique. P., 1932. V. 170. P. 195. См. также: Dupont-Ferrier G. Etudes sur les institutions financières de la France. P., 1932. Vol. 2.

¹²² Mirot L. Les insurrections urbaines au debut du régne de Charles VI. P., 1905. P. 7.

¹²³ Ibid. P. 37.

¹²⁴ Dupont-Ferrier G. Ор. cit. P. 202. Ср. также: Petit-Dutaillis. Charles VII, Louis XI, et les premières années de Charles VIII // Lavisse. Histoire de France. P., 1902. V. IV, 2.

¹²⁵ Viollet. Ор. cit., Vol. III. P. 465. См. также: Basin T. Histoire des règnes de Charles VII et de Louis XI / Ed. Quicherat. P., 1885. T. I. P. 170 ff. Детально об особенностях финансовой организации см: Jacqueton G. Documents relatifs à l’administration financière en France de Charles VII à François I-er (1443—1523). P., 1897. Особенно интересна здесь содержащаяся под № XIX книга «Le vestige des finances», составленная в форме вопросов и ответов (судя по всему, это — книга-инструкция для будущего чиновника по финансовой части).

¹²⁶ Albèri E. Relazioni degli Ambascadori Veneti al Senato. Florenz, 1860. I Ser. V. IV. P. 16 (Relazione di Francia di Zaccaria Contarini, 1492).

¹²⁷ Ranke L. v. Zur venezianischen Geschichte. Leipzig, 1878. S. 59. См. также: Kretschmayr H. Geschichte von Venedig. Stuttgart, 1934. S. 159ff.

¹²⁸ Albèri E. Relazioni degli Ambasciatori Veneti. Florenz, 1839. I Ser. V. 1. P. 352. Часто и не без оснований говорилось, что первые абсолютные монархи Франции учились у итальянских князей, возглавляющих города-государства. В качестве примера можно привести следующие слова (Hanotaux G. Le pouvoir royale sous François I-er / Etudes historiques sur le XVI-e et XVII-e siècle en France. P., 1886. P. 7): «La cour de Rome et la chancellerie vénitienne eussent suffi, à elles seules, pour répandre les doctrines nouvelles de la diplomatie et de la politique. Mais, en réalite, dans le fourmillement des petits Etats qui se partageaient la péninsule, il n’en était pas un qui ne pût fournir des exemples... Les monarchies de l’Europe se mirent à l’école des princes et des tyrans de Naples, de Florence et de Ferrare». («Римского двора и венецианской канцелярии самих по себе было уже достаточно для распространения новых доктрин дипломатии и политики. Однако в действительности во множестве мелких государств, на которые разделялся полуостров, не было ни одного, которое не дало бы нам подобных примеров... Европейские монархии учились у князей и тиранов Неаполя, Флоренции и Феррары». — А. Р.)

Разумеется, как это часто случается, сходные по своей структуре процессы идут в одном и том же направлении, проявляясь сначала в мелких, а затем в крупных государствах, причем лица, возглавляющие последние, в какой-то степени пользуются опытом первых, знакомятся с формами организации и отношениями, сложившимися в небольших образованиях. Но в данном случае только точный сравнительный анализ способен показать, насколько процессы централизации и организация господства в итальянских городах-государствах схожи с соответствующими процессами и институтами раннеабсолютистской Франции, и насколько они различаются именно в силу того, что различия по величине всегда несут с собой и качественные структурные различия. Во всяком случае, данное венецианским послом описание и весь его тон говорят не в пользу того, что специфические властные полномочия французских королей и соответствующая им финансовая организация в Италии казались чем-то давно и хорошо знакомым.

Проект теории цивилизации