Добро пожаловать на Другую сторону 3 страница

Бабушка Бетти пристально смотрит на нее:

— Ты уверена, что хочешь поговорить об этом прямо сейчас?

Лиз кивает.

— Каждый здесь становится моложе со дня смерти. Когда я попала сюда, мне было пятьдесят. Я здесь уже больше шестнадцати лет, так что сейчас мне тридцать четыре. Для большинства пожилых людей это прекрасно, Лиззи. Я понимаю, что это не так привлекательно для кого-то твоего возраста.

Лиз требуется время, чтобы осмыслить слова Бетти. «Мне никогда не исполнится шестнадцать», — думает она.

— Что случится, когда я доберусь до нуля? — спрашивает Лиз.

— Ну, тогда ты снова станешь ребенком. А когда тебе исполнится семь дней, ты и другие дети отправитесь вниз по Реке, чтобы родиться заново. Это называется возвращение.

— Так что, я должна буду пробыть здесь пятнадцать лет, а потом вернуться обратно на Землю и начать все заново?

— Ты пробудешь здесь почти шестнадцать лет, — поправляет ее бабушка Бетти, — но в целом, да.

Лиз не может поверить, настолько все это несправедливо. Разве не было достаточно ужасно, что она умерла прежде, чем получила возможность делать что-то веселое, так еще и придется повторить всю свою жизнь в обратном направлении, пока она снова не станет глупым, хныкающим младенцем!

— Я никогда не стану взрослой? — спрашивает Лиз.

— Я бы не стала смотреть на все это под таким углом, Лиз. Твой разум все еще будет получать новые впечатления и опыт, в то время как тело…

— Я никогда не поступлю в колледж, не выйду замуж, у меня не вырастет грудь, я не влюблюсь, не получу водительские права и многое другое?! Поверить не могу! — взрывается Лиз.

Бабушка Бетти тормозит на обочине.

— Вот увидишь, — поглаживает она Лиз по руке, — все будет не так уж плохо.

— Не так уж плохо? Как, черт возьми, может быть хуже? Мне пятнадцать, и я мертва. Мертва!

Минуту они сидят в молчании.

Внезапно бабушка Бетти хлопает в ладоши.

— У меня только что появилась чудесная идея, Элизабет. У тебя ведь есть ученические права, верно?

Лиз кивает.

— Почему бы тебе не отвезти нас домой?

Лиз снова кивает. Хотя она расстроена таким поворотом событий, она не хочет упускать возможность сесть за руль. В конце концов, она, вероятно, никогда не получит права в этом глупом месте, и кто знает, сколько пройдет месяцев, прежде чем они заберут ее ученические права. Лиз открывает дверь и выходит, в то время как бабушка Бетти скользит через сиденье на пассажирское место.

— Ты знаешь, как пользоваться такой коробкой передач? Боюсь, моя машина стара, как динозавр.

— Я могу все, кроме параллельной парковки и разворота в три приема, — спокойно отвечает Лиз. — Мы должны были изучить их на следующем занятии, но, к сожалению, я сыграла в ящик.

Дорога к дому бабушки Бетти достаточно проста, и, кроме указаний направления, поездка проходит в тишине. Несмотря на то, что ей есть что сказать, Бетти не хочет отвлекать Лиз от вождения. Лиз не в настроении для разговора, и она позволяет своим мыслям блуждать. Конечно, блуждающий разум — не всегда самое разумное состояние для недавно умерших и практически всегда не разумное для начинающих водителей.

Лиз размышляет, почему ей понадобилось столько времени, чтобы понять, что она умерла. Другие, как Кертис и Тэнди, осознали это сразу или вскоре после этого. Она чувствует себя настоящей идиоткой. В школе она всегда гордилась тем, что была человеком, схватывающим все на лету. Но здесь были конкретные подтверждения, что соображает она не так быстро, как ей хотелось бы.

— Элизабет, дорогая, — произносит бабушка Бетти, — может, немного сбавишь скорость?

— Хорошо, — говорит Лиз, взглянув на спидометр, показывающий семьдесят пять миль в час. Она не понимала, что ехала так быстро, и давит чуть меньше на газ.

«Как я могу быть мертвой? — задается вопросом Лиз. — Разве я не слишком молода для этого? Когда умирают люди моего возраста, это обычно дети, страдающие от рака или других ужасных болезней. Смертельно больные маленькие дети получают бесплатные поездки и встречи с мировыми поп-звездами». Она спрашивает себя, считаются ли круиз и Кертис Джест.

Когда Лиз училась в девятом классе, два старшеклассника погибли незадолго до выпускного в аварии из-за вождения в нетрезвом виде. Школа отдала им должное, посвятив двум ученикам целый разворот в ежегоднике. Лиз задумывается, посвятят ли ей такую же страницу. Если конечно, ее родители заплатят, в чем она сомневается. Оба парня были игроками футбольной команды, которая стала чемпионом штата Массачусетс в этом году. Лиз не играла в футбол, училась в десятом классе и умерла в одиночестве. Люди всегда находят что-то более трагичное, когда умирают сразу несколько человек. Она сильнее давит на педаль газа.

— Элизабет, — говорит бабушка Бетти, — дом находится за следующим поворотом. Я предлагаю снизить скорость и перестроиться в правый ряд.

Не глядя в зеркало заднего вида, Лиз перестраивается в правый ряд. Она подрезает черный спортивный автомобиль и ускоряется, чтобы не получить удар сзади.

— Элизабет, ты видела эту машину? — спрашивает бабушка Бетти.

— Все под контролем, — отвечает Лиз жестко.

«И что, если я плохой водитель? — думает Лиз. — Какая разница, в конце концов? Не то чтобы я смогу себя убить. Ты не можешь стать мертвее мертвого, разве не так?»

— Вот наш поворот. Ты уверена, что можешь вести?

— Все нормально. — Не снижая скорости, она неловко маневрирует по направлению к повороту.

— Ты могла бы немного снизить скорость, поворот может быть достаточно сложным…

— Я порядке! — кричит Лиз.

— Осторожно!

В этот момент машина задевает бетонный бордюр на повороте. Машина, как тяжелый старый зверь, и издает впечатляющий шум при соприкосновении.

— Ты не ранена? — спрашивает бабушка Бетти.

Лиз молчит. Глядя на приборную доску старой машины, она не может удержаться от смеха. Автомобиль почти не пострадал. Одна вмятина — вот и весь ущерб.
«Вот тебе и чудо, — думает Лиз с горечью. — Если бы только люди были такими же крепкими».

— Элизабет, ты в порядке? — спрашивает бабушка Бетти.

— Нет, — отвечает Лиз, — я мертва, разве ты не слышала?

— Я имею в виду, ты не ранена?

Лиз поглаживает остатки швов над ухом. Она задается вопросом, к кому ей нужно обратиться, чтобы их удалить. Ей накладывали швы однажды — упала в девять лет, катаясь на роликах. Самая ее серьезная травма до недавнего времени. Она знает, что рана полностью не заживет, если не удалить швы. Однако Лиз не хочет их удалять. Ей кажется, что этот кусок нитки ее странным образом успокаивает. Это ее последний кусочек с Земли и единственное доказательство, что она там когда-либо была.

— Ты не ранена? — повторяет свой вопрос Бетти, обеспокоенно глядя на Лиз.

— А что бы изменилось в таком случае?

— В таком случае, я бы отвезла тебя в Центр исцеления.

— Люди здесь болеют?

— Да, хотя в конце концов все заживает, когда ты возвращаешься назад во времени.

— То есть, ничто не имеет значения здесь? Ничто не имеет смысла. Все просто стирается. Мы становимся моложе и глупее, и этим все сказано.

Лиз хочется плакать, но только не на глазах у Бетти, которую она совсем не знает.

— Я думаю, что ты можешь смотреть на вещи подобным образом. Но на мой взгляд, это очень скучная и ограниченная точка зрения. Я надеюсь, что ты не примешь столь мрачную перспективу, не прожив здесь даже дня.

Взяв Лиз за подбородок, Бетти поворачивает ее и смотрит прямо в глаза:

— Ты пыталась нас убить?

— А я могла?

Бабушка Бетти качает головой:

— Нет, дорогая, но ты определенно была бы не первым человеком, кто пытался это сделать.

— Я не хочу здесь жить! — кричит Лиз. — Я не хочу здесь быть!

Вопреки ее желанию сдержаться слезы градом катятся по щекам.

— Я знаю, куколка, я знаю. — Бетти притягивает Лиз в объятья и гладит по волосам.

— Моя мама гладила мои волосы так же, — отстраняется Лиз. Она знает, что бабушка Бетти хотела ее успокоить, но чувствовать это жутко — как будто мама касается ее с той стороны могилы.

Бабушка Бетти вздыхает и открывает пассажирскую дверь.

— Я поведу остаток пути домой. — Ее голос звучит устало и напряженно.

— Хорошо, — отвечает Лиз сухо. Мгновением позже она добавляет более мягко: — Просто, чтобы вы знали, обычно я не вожу так плохо, и я вообще не такая эмоциональная.

— Более чем ясно, — отвечает бабушка Бетти, — я так и предполагала.

Пересаживаясь на пассажирское сиденье, Лиз думает, что пройдет немало времени, прежде чем бабушка Бетти позволит ей снова сесть за руль. Но Лиз совсем не знает бабушку Бетти, и она неправа. В этот момент Бетти поворачивается к ней и говорит:

— Если хочешь, я научу тебя тройному развороту и параллельной парковке. Я не уверена, но думаю, ты все еще можешь получить здесь водительские права.

— Здесь? — спрашивает Лиз.

— На Другой стороне. — Бетти гладит Лиз по руке, прежде чем завести машину. — Просто дай мне знать.

Лиз понимает, чего стоило бабушке Бетти сделать такое предложение, но это не то, чего ей хочется. И дело не в тройном развороте и параллельной парковке. Она хочет окончить школу вождения. Она хочет получить водительское удостоверение штата Массачусетс. Она хочет бесцельно кататься с друзьями на выходных и открывать новые, неизведанные дороги в Нэшуа и Уотертауне. Она хочет иметь возможность пойти куда угодно без бабушки или кого-либо еще. Но она знает, что этого никогда не случится. Потому что она здесь, на Другой стороне, и что хорошего в водительских правах, если это единственное место, где она может их использовать?

 

 

Пробуждение

Такси вылетает из ниоткуда. Лиз взлетает в воздух. Она думает, что непременно умрет.

С мутным взглядом и головой в бинтах она просыпается в больничной палате. Отец с матерью стоят у кровати, под глазами у них темные круги.

— Ох, Лиззи, — говорит мама, — мы думали, что потеряли тебя.

Спустя две недели врач снимает с нее бинты. За исключением С-образного шва над левым ухом она чувствует себя как новенькая. Врач назвал это самым замечательным восстановлением из всех, которые он видел.

Лиз возвращается в школу. Каждый хочет узнать о предсмертном опыте Лиз.

— Мне трудно говорить об этом, — отвечает она на все расспросы.

Люди думают, что Лиз стала более серьезной из-за несчастного случая, но правда в том, что она ничего не помнит.

На свой шестнадцатый день рождения Лиз с достоинством сдает экзамен на получение водительских прав. Родители покупают ей совершенно новый автомобиль. Они больше не хотят видеть ее на велосипеде. Лиз поступает в колледж. Она пишет вступительное эссе о том, как попала под машину и как это изменило ее жизнь. Ее принимают в лучший из ее списка университет — Массачусетский Технологический университет. Лиз заканчивает МТУ, получив степень по биологии, и уезжает учиться в ветеринарную школу во Флориде. Однажды она встречает парня, такого, с которым может представить себе остаток жизни и может даже...

— Проснись и пой, Элизабет! — бабушка Бетти прерывает сон Лиз в семь утра.

Лиз зарывается под одеяло поглубже.

— Уходи, — бормочет она слишком тихо для слуха бабушки Бетти.

Бабушка Бетти открывает шторы.

— Это будет прекрасный день.

Лиз зевает под одеялом.

— Я мертва. И зачем же мне надо вставать?

— Это, безусловно, отрицательный взгляд на вещи. На Другой стороне много чем можно заняться.

Бабушка Бетти открывает очередные шторы. В комнате, где остановилась Лиз, пять окон. Она не может думать о ней, как о своей комнате — ее комната осталась на Земле. Эта напоминает ей теплицу. Чего ей действительно хочется, так это маленькую темную комнату, предпочтительно с парой окон (а лучше вообще без них) и черными стенами — что-то более соответствующее ее настроению. Лиз зевает, наблюдая, как бабушка Бетти открывает третье окно.

— Не обязательно открывать все шторы, — говорит Лиз.

— О, я люблю много света, а ты разве нет? — отвечает бабушка Бетти.
Лиз закатывает глаза. Она не может поверить, что должна будет провести остаток жизни со своей бабушкой, которая, не стоит заблуждаться, старый человек. Хотя бабушка Бетти и выглядит как какая-нибудь молодая женщина на улице, Лиз с уверенностью может сказать, что у нее, вероятно, имеются тайные привычки пожилых людей.

Лиз задумывается, что конкретно имела в виду бабушка Бетти, когда говорила: «На Другой стороне много чем можно заняться». На Земле Лиз неустанно училась и выбирала колледж, карьеру, а также занималась другими вещами, которые взрослые считали ужасно важными. С тех пор как она умерла, все, что она делала на Земле, начало казаться совершенно бессмысленным. С точки зрения Лиз, вопрос о том, какой могла бы быть ее жизнь, теперь полностью раскрыт. История ее жизни была короткой и бессмысленной: жила-была девушка, которая однажды попала под машину и умерла. Конец.

— У тебя назначена адаптация на полдевятого, — говорит бабушка Бетти.

Из-под одеяла показывается голова Лиз.

— Что это?

— Что-то вроде ориентации для недавно умерших, — отвечает бабушка Бетти.

— Я могу надеть это? — Лиз указывает на свою белую пижаму. Она так долго ее носила, что ее определенно можно назвать серой. — Как вы знаете, у меня не было времени на сборы.

— Ты можешь взять что-нибудь мое. Думаю, у нас примерно одинаковый размер, хотя у тебя, возможно, немного меньше.

В это момент Лиз рассматривает Бетти. У Бетти грудь больше, чем у Лиз, но она стройная и примерно одного с ней роста.

— Просто возьми что-нибудь из моего шкафа, и, если тебе надо что-то укоротить или подогнать по фигуре, дай мне знать. Не знаю, упоминала ли, что я — швея, — говорит бабушка Бетти.

Лиз отрицательно качает головой.

— Да, дел у меня много. Как правило, чем люди становятся моложе, тем меньше, поэтому им всегда нужно подшивать одежду.

— Разве они не могут купить новую? — морщит лоб Лиз.

— Конечно, куколка, я не имею в виду, что не могут. Однако я заметила, что здесь меньше всего выбрасывается на ветер. И я, знаешь ли, создаю новые вещи. Вообще-то, это мне нравится больше. Подход более творческий.

Лиз кивает, испытывая облегчение. Мысль о том, что все ходят в одной и той же одежде, была одной из самых удручающих для Лиз за последнее время.

После душа, который Лиз находит идентичным душу на Земле, она заворачивается в полотенце и идет в гардеробную бабушки Бетти. Гардеробная большая и грамотно организованная. Одежда бабушки Бетти выглядит дорогой и добротно сделанной, но немного театральной на вкус Лиз: фетровые дамские шляпы и старомодные платья, бархатные накидки и броши, балетные туфли и страусовые перья, лакированные туфли на высоких каблуках, чулки в сетку и меха. Лиз задается вопросом, куда бабушка ходит в такой одежде. Еще сильнее она задумывается, есть ли у бабушки Бетти джинсы, потому что единственное, что хочет надеть Лиз, – это джинсы и футболка. Она ищет джинсы, но за исключением расклешенных темно-синих брюк не находит ничего даже отдаленно похожего.

Совершенно расстроенная, Лиз садится под вешалку со свитерами. Она представляет свой домашний беспорядочный гардероб с двенадцатью парами джинсов. Понадобилось много времени, чтобы все их собрать. Ей пришлось перемерить множество пар. При мысли о них у Лиз появляется желание плакать. Она кладет голову на руки и касается стежков над ухом. «Даже одеться здесь сложно», — думает Лиз.

— Ты нашла что-нибудь? — спрашивает бабушка Бетти, входя в гардеробную несколько минут спустя.

На этот раз Лиз не двигается. Она смотрит, но ничего не отвечает.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — говорит бабушка Бетти.

«Да ладно», — думает Лиз.

— Ты думаешь, я не знаю, как ты себя чувствуешь, но в какой-то степени я понимаю. Смерть в пятьдесят лет не так разительно отличается от смерти в пятнадцать, как ты можешь подумать. Когда тебе пятьдесят, ты все еще можешь сделать много дел и есть много вещей, о которых тебе нужно позаботиться.

— От чего вы вообще умерли? — спрашивает Лиз.

— Рак молочной железы. Твоя мама была беременна тобой в то время.

— Об этом я знаю.

Бабушка Бетти улыбается немного грустной улыбкой.

— Так что здорово, что я встретила тебя сейчас. Я была вне себя от разочарования, что не встретилась с тобой тогда. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. — Она качает головой. — Тебе бы это пошло.

Она поднимает вешалку с платьем с цветочным принтом, которое не похоже на то, что могла надеть Лиз. Она качает головой.

— А это? — бабушка Бетти показывает на кашемировый свитер.

— Если у вас все такое же, я думаю, что просто надену пижаму.

— Я понимаю, и ты будешь не первым человеком, который придет на адаптацию в пижаме, — уверяет ее бабушка Бетти.

— Ваша одежда правда симпатичная.

— Мы можем купить тебе что-нибудь другое, — говорит бабушка Бетти. — Я купила бы сама, но не знала, что тебе понравится. Одежда — это дело вкуса, по крайней мере для меня.

Лиз пожимает плечами.

— Когда будешь готова, — продолжает бабушка Бетти, — я дам тебе денег. Тебе достаточно сказать.

Но Лиз не может заставить себя интересоваться тем, как она будет выглядеть, поэтому решает сменить тему.

— Кстати, я размышляла над тем, как я должна вас называть. Почему-то кажется странным называть вас бабушкой.

— Тогда как насчет Бетти?

— Бетти, — кивает Лиз.

— А как ты хочешь, чтобы тебя называли? — спрашивает Бетти.

— Что ж, мама и папа зовут меня Лиззи… — Тут Лиз поправляет себя: — Они называли меня Лиззи, но думаю, что теперь предпочту Лиз.

Бетти улыбается:

— Лиз.

— Я чувствую себя не очень хорошо. Это нормально, если я останусь сегодня в постели, и мы изменим время моей адаптации на завтра? — спрашивает Лиз.

Ее ключицы побаливают в том месте, где во время аварии прошлым вечером вжался ремень безопасности, но по большому счету ей просто ничего не хочется делать.

Бетти отрицательно качает головой:

— Извини, куколка, но каждый человек должен пройти свою адаптацию в первый день пребывания на Другой стороне. Без исключений.

Лиз покидает гардеробную и поворачивается к окну спальни Бетти, из которого открывается вид на запущенный сад. Она может определить розы, лилии, лаванду, подсолнухи, хризантемы, бегонии, яблочное, апельсиновое, оливковое и вишневое деревья. Лиз поражается, как много сортов цветов и фруктов могут расти на одном участке.

— Это ваш сад? — спрашивает Лиз.

— Да, — отвечает Бетти.

— Маме тоже нравится заниматься садоводством.

Бетти кивает.

— Оливия и я прежде занимались садом вместе, но мы никогда не могли договориться о том, что посадить. Она предпочитала полезные растения, такие как капуста, морковь и зеленый горошек. Что до меня, то я любитель сладкого благоухания и всплесков цвета.

— Он симпатичный, — говорит Лиз, наблюдая, как бабочка Монарх отдыхает на цветке гибискуса. — Дикий, но симпатичный.

Бабочка расправляет крылья и улетает.

— О, я знаю, что, вероятно, стоит подрезать все и привести в порядок, но я никогда не могла заставить себя обрезать куст роз или отщипнуть бутон. Жизнь цветка и так достаточно коротка, — смеется Бетти. — Боюсь, мой сад — это красивый беспорядок.

***

— Ты уверена, что не хочешь сесть за руль? — спрашивает Бетти по пути на встречу Лиз в Канцелярии.

Лиз качает головой.

— Тебе не стоит расстраиваться из-за небольшой неудачи.

— Нет, — произносит Лиз твердо. — Раз я становлюсь моложе, надо привыкнуть к тому, чтобы быть пассажиром.

Бетти смотрит на Лиз в зеркало заднего вида. Лиз, одетая в пижаму, сидит на заднем сидении, ее руки сложены на груди.

— Я сожалею о том, как провела экскурсию прошлым вечером, — говорит Бетти.

— О чем вы? — спрашивает Лиз.

— Я хочу сказать, что старалась слишком сильно. Я хочу, чтобы тебе понравилось здесь, и хочу, чтобы тебе понравилась я. Но думаю, что болтала и болтала, и была похожа на идиотку.

Лиз отрицательно качает головой.

— Все было нормально. Я просто… — Ее голос срывается. — Я вас не знаю, вот и все.

— Я понимаю, — говорит Бетти. — Но я знаю тебя немного. Я наблюдала за большей частью твоей жизни с СП.

— Что такое СП?

— Смотровые площадки. Это места, откуда можно увидеть Землю. Ограниченное количество времени, конечно. Помнишь, как смотрела свои похороны на корабле?

— Да, — отвечает Лиз, — из биноклей.

До тех пор пока она жива (или мертва), она этого не забудет.

— Так вот, смотровые площадки есть по всей Другой стороне. На адаптации тебе об этом расскажут.

Лиз кивает.

— Просто из любопытства, есть кто-то конкретный, кого бы ты хотела увидеть? — спрашивает Бетти.

Конечно, Лиз скучает по своей семье. Но почему-то больше всего она скучает по своей лучшей подруге Зоуи. Она задумывается, как будет выглядеть выпускное платье Зоуи. Пойдет ли теперь Зоуи на выпускной, раз Лиз умерла? Зоуи не озаботилась тем, чтобы прийти на похороны. Если бы Зоуи умерла, Лиз определенно бы пошла на ее похороны. Сейчас, когда она думает об этом, Лиз кажется весьма грубым, что ее лучшая подруга забила на это, особенно в сложившихся обстоятельствах. В конце концов, если бы Зоуи не позвала ее в торговый центр искать тупые выпускные платья, Лиз не попала бы под машину, она бы не умерла и… Лиз вздыхает: этими «если бы» можно свести себя с ума.

Внезапно Бетти жестом показывает на окно, отчего машина немного виляет.

— Вот и твой пункт назначения. Это называется Канцелярия. Я показывала ее вчера, но не знаю, насколько внимательно ты слушала.

Из своего окна Лиз видит громадное непритязательное здание. Это самое высокое здание из всех, которые Лиз когда-либо видела, и, кажется, оно растянулось до бесконечности. Несмотря на свои размеры, Канцелярия выглядит так, будто ее построил ребенок: стены, лестницы и другие пристройки торчат под невероятными углами, а само здание выглядит наскоро устроенным, почти как крепости Лиз, которые она строила вместе с братом.

— Выглядит уродливо, — произносит Лиз.

— Раньше было лучше, — говорит Бетти, — но потребности здания опережают его размеры. Архитекторы постоянно придумывают способы расширения строения, а строители эти планы осуществляют. Некоторые люди говорят, что здание растет прямо на глазах.

Бетти поворачивает налево и заезжает на парковку Канцелярии. Она останавливает машину перед одним из множества входов в здание.

— Хочешь, чтобы я вошла с тобой внутрь? Там можно запутаться, — говорит Бетти.

— Нет, я предпочла бы пойти сама, если вы не возражаете, — отвечает Лиз.

Бетти кивает.

— Тогда я заеду за тобой около пяти. Постарайся провести день хорошо, куколка.

 

Круг и линия

 

Несмотря на то, что Лиз прибыла на пятнадцать минут раньше, ей потребовалось почти двадцать пять минут, чтобы найти Службу адаптации. Карты, размещенные в лифте, давно устарели, и, кажется, никто из тех, кто работает в здании, не в состоянии указать правильное направление. Когда Лиз пыталась вернуться по собственным следам, она находила новые дверные проемы, которых, она могла поклясться, пятью минутами раньше не было. Лиз решает войти через одну из вновь появившихся дверей. Как неожиданно умершая, теперь она верит в силу случайности. Она находит коридор, а в конце — другую дверь. Картонная табличка, которая выглядит неофициально, указывает, что за дверью находится временное помещение Службы адаптации.

Лиз открывает дверь. Внутри она видит переполненную, ничем не примечательную приемную. Как Бетти и говорила, многие люди все еще одеты в белые пижамы. Если бы не выцветший, слегка жуткий постер на стене, Лиз подумала бы, что находится в кабинете врача. На постере изображена улыбающаяся седая женщина, которая сидит в гробу из красного дерева.

На постере напечатаны следующие слова:

«ИТАК, ТЫ МЕРТВ, И ЧТО ТЕПЕРЬ?

СЛУЖБА АДАПТАЦИИ ГОТОВА ТЕБЕ ПОМОЧЬ».

Недовольно выглядящая женщина за стойкой регистрации напоминает Лиз постер: она тоже выцветшая, старомодная и мрачная. Она носит пучок с начесом в стиле 60-х годов, а ее кожа имеет зеленоватый оттенок. На табличке, расположенной на столе, написано «Йетта Браун».

— Извините, — говорит Лиз, — у меня назначена встреча…

Йетта Браун откашливается и кивает головой в направлении колокольчика, который стоит на рабочем столе. Надпись рядом с колокольчиком гласит: «Пожалуйста, позвоните, если вам нужна помощь!!!» Лиз подчиняется. Йетта Браун снова откашливается, и на ее лице появляется широкая фальшивая улыбка.

— Чем я могу вам помочь?

— У меня встреча в восемь…

Фальшивая улыбка превращается в недовольную гримасу.

— Почему ты сразу не сказала? Ты на пять минут опоздала на видео! Спеши, спеши, спеши!

— Извините, — извиняется Лиз, — я не могла найти…

Йетта снова прерывает Лиз:

— У меня нет времени на твои извинения.

Лиз не нравится, когда ее перебивают.

— Вы не должны переби...

— У меня нет времени на пустые разговоры.

Йетта отводит Лиз в темную пыльную комнату с потрепанным видеомагнитофоном и телевизором. В комнате, больше похожей на кладовую, едва хватает места для одного стула.

— Я вернусь за тобой, когда видео закончится, — говорит Йетта. — Ах да, наслаждайся фильмом, — добавляет она формальным тоном и закрывает за собой дверь.

Лиз сидит в пустом кресле. Видео похоже на другие скучные информационные ролики, которые Лиз иногда смотрела в девятом классе про здравоохранение, на курсах водителей или в десятом классе на таких уроках, как «Сексуальное образование» и «Безопасность дорожного движения». Видео начинается с говорящего мультяшного попугая.

— Я Полли, — говорит попугай, — если ты смотришь это видео, значит ты мертв, мертв, мертв! Мои поздравления и приветствия мертвым людям.

Лиз находит анимацию примитивной, а Полли — раздражающим.

С отвратительным Полли в качестве гида видео рассказывает о многом из того, что Лиз уже обсуждала с Бетти: как каждый на Другой стороне становится моложе и превращается в ребенка, и как младенцы отправляются вниз по реке, когда им исполняется семь дней, и возвращаются обратно на Землю.

— На Земле, — щебечет Полли, — человек стареет с момента рождения до неопределенного момента в будущем, когда он умрет, умрет, умрет.

Видео показывает, как мультяшный младенец превращается в мальчика, затем в мужчину, старика, а потом он умирает.

— На Другой стороне, — продолжает Полли, — жизнь более ограничена: человек умирает и стареет до тех пор, пока не станет младенцем. — Мультяшный старик становится мужчиной, мальчиком, а потом и младенцем. — Превращение человека обратно в младенца означает, что он готов к отправлению на Землю, где весь процесс начинается заново.

Мультяшный младенец превращается в мальчика, в мужчину, а потом в старика.

Лиз представляет свою жизнь, изображенную в виде мультика. «Я бы дожила только до чего-то среднего между мультяшным мальчиком и мужчиной», — думает она. А потом задумывается, всегда ли мальчики являются мальчиками, девочки — девочками, а собаки — собаками.

Видео также затрагивает вопрос, который Лиз с Бетти толком не обсуждали. Лиз узнает, как точно определить свой возраст: твой текущий возраст, затем следует количество лет, в течение которых ты пробыл на Другой стороне. Текущий возраст Лиз — пятнадцать-ноль. Она также узнает свой новый «день рождения» — четвертое января. Это запутанное исчисление включает в себя количество дней, прошедших с последнего дня рождения до дня смерти.

Она узнает, что никто не рождается здесь, но никто и не умирает. Люди могут заболеть или почувствовать боль, но со временем, так или иначе, все выздоравливают. Поэтому болезнь не представляет здесь большой проблемы.

Она узнает, что ей запрещено вступать в контакт с людьми на Земле («Контакты — нет-нет! Просто никак нет!» — верещит Полли, неистово размахивая из стороны в сторону своим желтым клювом), но в любое время можно посмотреть на Землю со смотровых площадок. Смотровые площадки такие же, как на пароходе «Нил», но предназначены не только для просмотра похорон. Они расположены на лодках и маяках, разбросанных по всей Другой стороне. Всего за один Вечный Лиз может в течении пяти минут смотреть за кем и чем угодно, находящимся на Земле. Лиз сразу же решает попросить Бетти отвезти ее к ближайшей смотровой площадке сегодня вечером.

Лиз узнает, что все должны выбрать себе призвание. Из того, что поняла Лиз, призвание — это, в основном, как работа, но тебе на самом деле должно нравиться это занятие. Лиз качает головой. Откуда ей знать, чем она хочет заниматься? Не говоря уже о том, что она вообще умеет в этом возрасте?

Она узнает официальное определение адаптации.

— Адаптация, — вопит Полли, — это процесс, с помощью которого недавно умершие становятся жителями Другой стороны. Так что, мы рады, рады, рады вам, мертвые люди!

Она узнает много-много других вещей, которые, скорее всего, забудет.

В конце видео освещается больше метафизических вопросов Другой стороны. В видео рассказывается, что человеческое существование — это как круг и линия одновременно. Это круг, потому что все, что было старым, станет новым, а все, что было новым, станет старым. Это линия, потому что круг растягивается неограниченно, бесконечно даже. Люди умирают. Люди рождаются. Люди снова умирают. Каждое рождение и смерть — это маленький круг, и суммой всех этих маленьких кругов являются жизнь и линия. Во время обсуждения человеческого существования Лиз понимает, что погружается в сон.