Исторические песни XVIII в.

 

Начиная с XVIII в. исторические песни создавались в основ­ном в солдатской и казачьей среде.

 

Цикл песен о Петровском времени рассказывает о разнообраз­ных событиях этого периода. На первый план выступают песни, связанные с войнами и военными победами русской армии. Были сложены песни о взятии крепости Азова, городов Орешка (Шлис­сельбурга), Риги, Выборга и проч. В них выражалось чувство гордости за успехи, достигнутые Российской державой, прослав­лялось мужество русских воинов. В песнях этого периода по­явились новые образы — простые солдаты, непосредственные участники сражений. В песне "Под славным городом Орешком" Петр I советуется о предстоящих военных действиях со своими генералами — они уговаривают царя от города отступити. Тог­да Петр I обращается к солдатам:

 

"Ах вы гой ecu, мои детушки солдаты!

Вы придумайте мне думушку, пригадайте —

Еще брать ли нам иль нет Орех-город?"

Что не ярые пчелушки во улье зашумели,

Да что взговорят российские солдаты:

"Ах ты гой ecu, наш батюшка государь-царь!

Нам водою к нему плыти — не доплыти.

Нам сухим путем идти — не досягнути.

Мы не будем ли от города отступати,

А будем мы его белою грудью брати" [148].

Необходимо отметить, что в большинстве песен солдаты го­ворят о военачальниках с уважением и даже с восхищением. Особенно популярным среди солдат был фельдмаршал Б. П. Шереметев ("Шереметев и шведский майор" и др.). Героичес­кой романтикой овеян песенный образ атамана Донского каза­чьего войска И. М. Краснощекова ("Краснощекое в плену").

 

В песнях Петровского времени важное место занимает тема Полтавского сражения. Народ понимал его значение для Рос­сии, но вместе с тем осознавал, какой ценой досталась победа над войском Карла XII. Песня "Полтавское дело" (см. в Хрес­томатии) завершается развернутой метафорой "битва—пашня":

 

Распахана шведская пашня,

Распахана солдатской белой грудью;

Орана шведская пашня

Солдатскими ногами

Боронена шведская пашня

Солдатскими руками;

Посеяна новая пашня

Солдатскими головами;

Полпвана новая пашня

Горячей солдатской кровью.

Идеализированный образ самого-Петра I занимает в истори­ческих песнях большое место. Здесь, как и в преданиях, под­черкивается его деятельная натура, близость к простым воинам, справедливость. Например, в песне "Петр I и молодой драгун" царь соглашается побороться с молодым драгуном лет пятнад­цати. Оказавшись побежденным, царь говорит:

 

"Благодарю тебя, молодой драгун, за бороньище!

Чем тебя, молодой драгун, дарить-жаловать:

Селами ли те, деревнями,

Али те золотой казной?"

 

Молодой драгун отвечает, что ему надо только одно: безде­нежно по царевым кабакам вино пить[149].

 

В начале XVIII в. были сложены песни о казни стрельцов — участников стрелецкого мятежа, организованного в 1698 г. ца­ревной Софьей. Они пелись от имени стрельцов и подчеркива­ли их смелость, хотя и не осуждали царя ("Стрелецкий атама-нушка и царь Петр Первый" и др.).

 

Особую группу составили песни казаков-некрасовцев. В них рассказано об уходе в 1708 г. с Дона на Кубань нескольких ты­сяч казаков-старообрядцев во главе с атаманом Игнатом Некра­совым, а также об их вторичйом уходе с Кубани за Дунай в 1740 г.

 

Цикл песен о Пугачевском восстании составляет сравнительно небольшое количество текстов, записанных на Урале, в Орен­бургских степях и в Заволжье от потомков участников или оче­видцев событий 1773—1775 гг. Необходимо подчеркнуть его связь с разинским циклом (например, песня о "сынке" Степана Рази­на была полностью приурочена к имени Пугачева). Однако в целом отношение к Пугачеву в песнях противоречивое: он рас­сматривается то как царь, то как бунтовщик.

 

Во время Пугачевского восстания главнокомандующим вой­сками в Оренбургском и Поволжском крае был назначен гене­рал-аншеф граф П. И. Панин. 2 октября 1774 г. в Симбирске состоялась его встреча с захваченным и привезенным туда Пу­гачевым.

 

Вот как описывает это событие (по документам) в "Истории Пугаче­ва" А. С. Пушкин: "Пугачева привезли прямо на двор к графу Панину, который встретил его на крыльце, окруженный своим штабом. "Кто ты таков?" — спросил он у самозванца. "Емельян Иванов Пугачев", — отвечал тот. "Как же смел ты, вор, назваться государем?" — продолжал Панин. "Я не ворон (возразил Пугачев, играя словами и изъясняясь, по своему обыкновению, иносказательно), я вороненок, а ворон-то еще лета­ет". — Надобно знать, что яицкие бунтовщики в опровержение общей молвы распустили слух, что между ими действительно находился некто Пугачев, но что он с государем Петром III, ими предводительствующим, ничего общего не имеет. Панин, заметя, что дерзость Пугачева поразила народ, столпившийся около двора, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды. Пугачев стал на колени и просил помилова­ния. Он посажен был под крепкий караул, скованный по рукам и по ногам, с железным обручем около поясницы, на цепи, привинченной к стене"[150].

 

Народным откликом на это событие стала песня "Суд над Пугачёвым" (см. в Хрестоматии). Песня дает свою интерпрета­цию встречи, наполняя ее острым социальным смыслом. По­добно героям разбойничьего фольклора (см., например, лири­ческую песню "Не шуми, мати, зеленая дубравушка..."), Пугачев разговаривает с Паниным гордо и мужественно, угрожает ему и этим приводит его в ужас (Граф и Панин испускался, руками сши­бался). Даже закованный, Пугачев столь опасен, что его все мос­ковски сенаторы не могут судити.

 

Песни о Пугачевском восстании известны у разных народов Поволжья: башкир, мордвы, чувашей, татар, удмуртов.

 

 

Исторические песни XIX в.

Со второй половины XVIII в. образ царя в солдатских песнях начал снижаться, ему противопоставлялся образ того или иного полководца: Суворова, Потемкина, Кутузова, казачьего атамана Платова.

 

Цикл песен об Отечественной войне 1812 г. в художественном отношении очень отличается от ранних циклов. В нем уже утра­чена связь с былиной и вместе с тем заметна тенденция к сбли­жению с народной и даже книжной лирикой. Песни представ­ляют собой солдатский рассказ о каком-то событии, которое предстает как один эпизод, не всегда достоверный. (К примеру, содержание песни "Платов в гостях у француза" полностью вы­мышлено). Сюжет передается статично, неразвернуто, ему по­чти обязательно предшествует лирический зачин. Например, песня о беседе фельдмаршала М. И. Кутузова с французским майором (см. в Хрестоматии) начинается с зачина, выражающе­го восхищение русским военачальником:

 

Что не красное солнце да воссияло:

Воссияла у Кутузова острая сабля.

Выезжает князь Кутузов в чисто поле <...>

 

В песнях преобладают типические подробности, а герои рас­крываются через их поступки, речи или с помощью сравнений. Однотипные жизненные ситуации предстают в старых, уже из­вестных художественных формах.

Например, был использован древний эпический мотив о том, как вра­жеский предводитель прислал русскому князю ультимативное письмо: Французский король царю белому отсылается:

"Припаси-ка ты мне квартир, квартир ровно сорок тысяч,

Самому мне, королю, белые палатушки".

 

Письмо повергает царя в уныние: Его царская персонушка переменилася. Царя ободряет Кутузов:

 

Уж он речь-то говорил, генералушка,

Словно как в трубу трубил:

"Не пужайся ты, наш батюшка православный царь!

А мы встретим злодея середи пути,

Середи пути на своей земли,

А мы столики поставим ему — пушки медные,

А мы скатерти ему постелим — вольны пули.

На закусочку поставим каленых картеч,

Угощать его будут канонерушки.

Провожать его будут всё казачушкы" [151].

 

Художественной утратой исторических песен этого периода можно считать нередкое отсутствие в них сюжетной цельности. Некоторые песни состоят из случайных, отрывочных и незавер­шенных эпизодов, слабо увязанных между собой.

Так, например, песня об атамане Донского казачьего войска М. И. Платове начинается с лирического зачина:

 

От своих чистых сердец,

Совьем Платову венец.

На головушку наденем,

Сами песни запоем <...>

 

Далее солдаты рассказывают о том, как хорошо они в армии жи­вут — обеспечены всем необходимым. Затем — немотивированный пе­реход к сцене боя (Наши начали палить...), а в конце сообщается, что француз с армией валит и расточает угрозы каменной Москве (см. в Хрестоматии).

 

Подобные факты свидетельствуют о процессе переформиро­вания старой системы фольклора, в особенности ее эпических форм. Народ искал новые способы поэтического выражения. Тем не менее исторические песни запечатлели важные события 1812 г.: бои под Смоленском, Бородинскую битву, разорение Москвы, переправу через Березину и др. Песни выразили пат­риотическое чувство крестьян, казаков, солдат; их любовь к на­родным героям — полководцам Кутузову, Платову; их ненависть к врагам.

 

В XIX в. были сложены исторические песни и о других собы­тиях — например, о Крымской (восточной) войне 1853—1856 гг.| В песнях, посвященных обороне Севастополя, изображались му-| жество и героизм простых солдат и матросов.

 

Исторические песни — это устная поэтическая летопись на­рода, его эмоциональный рассказ об истории страны.

 

ЛИТЕРАТУРА К ТЕМЕ

Тексты.

Песни, собранные П. В. Киреевским. Изданы Обществом любите-| лей российской словесности. — Часть 2: Песни былевые, историчес­кие. - Вып. 6-10. - М., 1864-1874.

 

 

Миллер В. Ф. Исторические песни русского народа XVI-XVII вв. — Пг., 1915.

Исторические песни X1II-XVI веков / Изд. подготовили Б. Н. Пу­тилов, Б.М.Добровольский. — М.; Л., 1960.

Исторические песни XVII века / Изд. подготовили О. Б. Алексеева, Б. М. Добровольский и др. — М.; Л., 1966.

Исторические песни XVIII века / Изд. подготовили О. Б. Алексее­ва, Л. И. Емельянов. — Л., 1971.

Исторические песни XIX века / Изд. подготовили Л. В. Домановс-кий, О. Б. Алексеева, Э. С. Литвин. — Л., 1973.

Русские исторические песни. — 2-е изд., перераб. и доп. / Сост. В. И. Игнатов. - М., 1985.

Исследования.

Путилов Б. Н. Русский историко-песенный фольклор XIII—XVI вв. — М.; Л., 1960.

Соколова В.К. Русские исторические песни XVI-XVIII вв. — М., 1960. [АН СССР. Труды Ин-та этнографии им. Н. Н. Миклухо-Мак­лая. Новая серия. — Т. LXI].

Криничная Н. А. Народные исторические песни начала XVII века. — Л., 1974.

 

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

 

1. В чем состояло главное художественное открытие исторических песен?

2. Как вы думаете, почему А. С. Пушкин назвал Степана Разина "единственным поэтическим лицом в нашей истории"?

 

ЗАДАНИЕ

 

На конкретных текстах раскройте связь исторических песен с былинной традицией.

 

 

БАЛЛАДЫ

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЖАНРА

 

Народные баллады — это лироэпические песни о трагичес­ком событии. Балладам свойственна личная, семейно-бытовая тематика. Идейная направленность баллад связана с народной гуманистической моралью. В центре баллад находятся нравствен­ные проблемы: любовь и ненависть, верность и измена, пре-

 

 

светляющий душу катарсис (от греч. katharsis — "очи­щение"): побеждает зло, невинно гонимые герои гибнут, но по­гибая они одерживают моральную победу.

Манера исполнения балладных песен — и сольная, и хоро­вая, и речитативная, и распевная, — в зависимости от местной традиции. Классическая баллада имеет тонический стих, без припева и строфической рифмы. По форме она близка к исто­рическим песням и духовным стихам.

 

Термин "баллада" многозначный. Его иногда возводят к итальянско­му "ballare" — 'плясать'. Однако более точно — объяснить происхожде­ние этого термина названием англо-шотландских народных повествова­тельных песен на темы средневековой истории ("ballad"). Термин начал применяться к литературному жанру романтической баллады и стал меж­дународным. Для обозначения жанра народных песен термин "баллада" был предложен еще в середине XIX в. П. В. Киреевским, но только в XX в. укоренился в фольклористике. Чтобы отделить его от литератур­ного, говорят "народная баллада". В народной среде слово "баллада" не употребляется, произведения этого жанра исполнители не отделяют от других эпических песен и называют песнями или стихами.

 

Баллады обладают многими признаками, сближающими их с другими песенными жанрами, поэтому вопрос отбора текстов народных баллад сложный. В устной традиции некоторые лиро-эпические песни или их варианты образуют периферийную зону, т. е. по своим признакам могут быть отнесены к разным жан­рам. Во многих случаях одни и те же произведения могут быть причислены как к балладе, так и к исторической песне, духов­ному стиху, даже к былине.

В этой связи обратим внимание на группу так называемых "истори­ческих баллад": "Авдотья Рязаночка", "Теща в плену у зятя", "Девушка взята в плен татарами", "Красная девушка из полону бежит"; в балладу "Гибель молодца у перевоза" могло быть включено имя Разина ("Смерть Разина") — и т. п. По своему содержанию эти произведения могут быть названы историческими песнями, т.е. отнесены к другому жанру.

 

 

ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ

НАРОДНЫХ БАЛЛАД

 

Народная баллада, видоизменяясь, прошла многовековой путь: она была жанром раннетрадиционного, классического и поздне-

 

 

этого жанра: мифологическая баллада — классическая балла­да — новая баллада, — к такому выводу приводит сам материал.

 

Сюжеты мифологических баллад строились на архаичной ми­ровоззренческой основе. Классическая баллада прочно связала свое содержание с феодальным бытом. Как подчеркивал Д. М. Балашов, "баллада была одним из ведущих песенно-эпических жанров русского средневековья послемонгольской эпохи (XIV— XVII века)"[152]. "...Особенно же богато представлен период крепо­стнический; можно считать, что XVII и XVIII века — период наиболее интенсивного сложения и оформления баллад; вторая половина XIX века (особенно конец века) уже переводит балла­ды в романсы", — писал Н. П. Андреев[153]

.

Необходимо отметить популярность баллады не только среди крестьян, но и у жителей городов. Н. П. Андреев писал, что в значительной группе балладных песен изображена купеческая среда, причем "с такими подробностями, с таким знанием дела и обычно с такой определенной направленностью, что мы мо­жем этим песням приписывать соответствующее (буржуазное, купеческое) происхождение". Исследователь обратил внимание и на значительную группу городских балладных песен "мелко­буржуазного ("мещанского") характера, песен романсного типа", подчеркнув их позднее, иногда явно литературное происхож­дение[154].

 

 

МИФОЛОГИЧЕСКИЕ БАЛЛАДЫ

 

Мифологические баллады известны у большинства славянс­ких народов, их тематика восходит к глубокой древности. Од­ним из самых популярных у славян является сюжет о заклятии героя в дерево (см. в Хрестоматии: "Обращение женщины в де­рево"). Образы южнославянских мифологических баллад — че­ловекоподобное солнце, фея лесов и вод вила (от глагола "вить­ся"), змей (от его связи с женщиной родится чудесный сын). В русском песенном фольклоре мы также встречаем эти темы (см. в Хрестоматии: 'Змей Горыныч и княгиня"). Наряду со змеем

 

русская мифологическая баллада знает и другой фантастичес­кий образ: это Индрик-зверь.

 

В древнерусской письменности Индрик — единорог. Он фигурирует в духовном стихе "Голубиная книга". А.Н.Афанасьев сближал Индрика с древнеарийским богом Индрой. В мифологической балладе он напоми­нает сказочного коня Сивку-Бурку:

 

На нем шорсточка вся земчужная,

А и грива-хвост позлаченая,

А копытца у него все булатные,

Из ноздрей у него огонь пышет.

Из ушей у него идет дым столбом.

Он и бегает пить во Тарью-речку,

Он бежит, бежит — вся земля дрожит [155].

 

Большую популярность имели сюжеты с темой инцеста (от лат. incestum — кровосмешение) — см. в Хрестоматии: "Вдова и ее сыновья-корабельщики". Особенно популярен мотив инцес­та сестры и брата.

В балладе "Царь Давыд и Олена" девушка должна стать женой сво­его брата по принуждению родителей. На ее сетования отец отвечает требованием: "Ох ты дочка Олена! Назови ты меня лютыим свек­ром". Мать требует того же: "Ох ты дочка Олена! Назови ты меня лихою свекровью!" И брат с ними заодно: "Ох ты сестрица родима, Назови ты меня законныим браком!" Девушке ничего более не остает­ся, как умереть:

 

Побегла она во чистое поле,
Всплакнула она своим жалкиим голосом:
"Ох, вы сбегайтеся, лютые звери,
Вы съедайте мое бело тело:
Моя душа много согрешила.
Солетайтеся, карги-вороны,
Растерзайте вы мое тело белое!"

 

Так и происходит. Баллада завершается гибелью девушки и одновре­менно ее нравственной победой[156].

В мифологической балладе гибель героя может восходить к древнему обряду посвящения (инициации). Таковыми являются песни о гибели девушки или молодца в реке.

 

В балладе "Бессчастный молодец и река Смородина" (см. в Хресто­матии) герой должен ехать на чужу дальну сторону. На его пути не­преодолимая река. Река вняла мольбе молодца: ответила ему челоеечес-ким голосом. Да и душой красной девицей, указала переезд. Молодец переехал через реку, а затем стал кощунственно глумиться над нею. Но он забыл на другой стороне два востра ножа булатные, вынужден был воротиться. Река наказала молодца: он погиб.

Следы мифологических баллад обнаруживаются в разных жанрах русского фольклора: сказках, былинах, духовных стихах. Они особенно заметны в балладах классических.

 

 

КЛАССИЧЕСКИЕ БАЛЛАДЫ

 

Содержание народной классической баллады всегда обраще­но к теме семьи. Балладу волнует нравственная сторона взаимо­отношений отцов и детей, мужа и жены, брата и сестры, невес­тки и свекрови, мачехи и падчерицы. Взаимная любовь парня и девушки также должна иметь нравственное основание: стремле­ние к созданию семьи. Посягание на честь девушки, надруга­тельство над ее чувствами — аморально.

В сюжете баллады торжествует зло, однако важна тема раска­яния, проснувшейся совести. Баллада всегда осуждает злодея­ние, с сочувствием изображает невинно гонимых, сокрушается о погибших.