Посредством контролируемого использования видения, – ответил он.

Я спрашиваю о том, в чем заключается составление плана неизвестного.

– Составление плана неизвестного заключается в том, чтобы сделать его доступным нашему восприятию. Постоянная практика видения позволила новым видящим обнаружить, что неизвестное и известное в принципе составляют одно целое, поскольку и то и другое лежит в пределах досягаемости для человеческого восприятия. В некоторый момент видящий может покинуть сферу известного и войти в неизвестное.

То же, что находится за пределами возможностей нашего восприятия, суть непознаваемое. И способность отличать его от неизвестного имеет критическое значение. Если видящий путает их, то, столкнувшись с непознаваемым, он оказывается в крайне рискованном положении.

Древние видящие – когда это с ними произошло, – решили, что что-то не так в их практике. На самом же деле они просто столкнулись с вещами, лежащими вне пределов человеческого постижения. Однако это им и в голову не приходило, что с их стороны оказалось чудовищной ошибкой, за которую они дорого заплатили.

– А после того, как различие между неизвестным и непознаваемым было осознано, – что произошло тогда? – поинтересовался я.

– Начался новый цикл, – ответил дон Хуан. – Это различие и есть то, что разделяет древний и новый циклы. Ведь именно его понимание и лежит в основе всех достижений новых видящих.

Далее дон Хуан рассказал о том, что видение явилось критическим элементом как в разрушении мира древних видящих, так и в формировании нового подхода. Именно посредством видения новые видящие открыли некоторые неопровержимые факты, из которых последовал целый ряд выводов, совершивших революцию во взглядах видящих на природу человека и мира. Благодаря этим выводам появилась возможность для начала нового цикла, и были эти выводы именно теми истинами об осознании, которые излагал мне дон Хуан.

Он предложил прогуляться к центру города и побродить по площади. По пути речь зашла о технике и приборах для точных измерений. Дон Хуан заметил, что приборы являются всего лишь продолжениями наших органов чувств. Я же придерживался мнения, согласно которому некоторые приборы нельзя отнести к данной категории, поскольку они выполняют функции, на которые мы не способны по чисто физиологическим причинам.

– Наши органы чувств способны на все, – заверил меня дон Хуан.

– Я могу тебе возразить, что есть приборы, способные принимать радиосигналы, приходящие из открытого космоса, – сказал я. – А наши органы чувств этого делать не могут.

– Я на этот счет иного мнения, – не согласился дон Хуан. – Я полагаю, что наши органы чувств способны воспринимать все, что нас окружает.

– Ладно, тогда как насчет ультразвука? – не унимался я. – У нас нет соответствующих органов для его восприятия.

– Видящие убеждены, что мы имеем понятие лишь о небольшой части самих себя, – ответил он.

На некоторое время дон Хуан погрузился в размышление, словно пытаясь решить, что сказать дальше. Потом он с улыбкой заговорил:

– Как я уже сказал, первая из истин об осознании состоит в следующем: окружающий мир в действительности совсем иной, нежели мы его себе представляем. Мы полагаем, что имеем дело с миром объектов, однако он таковым не является.

Дон Хуан замолчал, как бы оценивая впечатление, которое произвели на меня его слова. Я сказал, что согласен с ним, поскольку любой объект можно рассматривать как поле энергии. Дон Хуан заметил, что с моей стороны это лишь чисто интуитивное приближение к истине. Однако сформулировать нечто на основании голых рассуждений – вовсе не значит удостовериться в этом на практике. Его абсолютно не интересует мое согласие или несогласие. Ему нужно, чтобы я попытался постичь внутреннюю сущность этой истины.

– Ты не способен воспринять поля энергии, – пояснил он. – Как и любой обычный человек. Если бы ты мог их видеть, ты был бы видящим, и в этом случае ты сам мог бы объяснить истины об осознании. Понимаешь, что я имею в виду?

Затем он сказал, что умозаключения, полученные на чисто интеллектуальной основе, мало что способны изменить в нашей жизни. Отсюда – масса примеров, когда люди, имея по какому-либо поводу совершенно четкие убеждения, снова и снова действуют диаметрально противоположным образом, в качестве оправдания ссылаясь единственно на то, что человеку свойственно ошибаться.

– Итак, первая истина: мир таков, каким он выглядит, но в тоже время он таковым не является, – продолжал дон Хуан. – Он не настолько плотен и реален, как мы привыкли считать, основываясь на своем восприятии, но в то же время он не является и миражом. Мир не иллюзорен, как иногда утверждают, он вполне реален. Но в то же время он и нереален. Обрати на это особое внимание. Тут недостаточно просто принять к сведению, тут необходимо понимание. Мы воспринимаем. Это – точно установленный факт. Но то, что, мы воспринимаем, не относится к числу фактов, столь же однозначно установленных, так как мы обучаемся тому, что воспринимать [7].

Имеется нечто, воздействующее на наши органы чувств. Это та часть, которая реальна. Нереальная же часть суть то, что нам говорят об этом нечто наши органы чувств. Рассмотрим, к примеру, гору. Наши органы чувств говорят нам, что она – объект. Она имеет размер, цвет, форму. Мы даже подразделяем горы на вполне определенные категории. И здесь все верно, за исключением одной детали, что роль наших органов чувств весьма поверхностна. Способ, которым они воспринимают, обусловлен особым свойством нашего осознания. Именно это свойство заставляет их воспринимать так, а не иначе.

Я начал было снова соглашаться с ним, но вовсе не потому, что мне этого хотелось, поскольку я не совсем ясно понимал, что он имеет в виду. Это скорее была реакция на ситуацию. Я ощущал некую угрозу. Дон Хуан заставил меня замолчать.

– Для того чтобы обозначить все то, что нас окружает, я использую термин «мир». У меня, разумеется, есть более удачный термин, но для тебя он будет совершенно непостижим. Видящие утверждают, что мир объектов существует лишь вследствие нашего осознания. В реальности же есть эманации Орла – текучие, вечно движущиеся и в то же время неизменные, вечные.

Я собрался было спросить, что такое эманации Орла, но дон Хуан жестом остановил меня. Он объяснил, что одним из наиболее драматических откровений, оставленных нам в наследство древними видящими, было их открытие причины бытия всех существ, обладающих способностью воспринимать. Все они существуют для того, чтобы усиливать [8] осознание. Это открытие дон Хуан назвал колоссальным.

Полушутя он спросил, могу ли я лучше ответить на вопрос о смысле жизни, вечно не дающий человеку покоя. Я немедленно занял оборонительную позицию и принялся спорить. Я сказал, что сам по себе этот вопрос лишен смысла, поскольку логический ответ на него невозможен. И вообще, говоря об этом, мы неизбежно придем к обсуждению религиозных верований, и сам вопрос, таким образом, неизбежно сведется к вопросу о вере. Но дон Хуан сказал:

– Древние видящие не только рассуждали о вере. Конечно, они были не столь практичны, как новые видящие, но их практичности все же хватало на то, чтобы знать, что именно они видели. Я же своим вопросом, который привел тебя в такое смущение, пытался подчеркнуть лишь одно: наше рациональное мышление в одиночку не способно прийти к ответу на вопрос о смысле нашего существования. Каждая попытка неизменно сведётся к вопросу о вере. Древние видящие пошли по иному пути. И им удалось отыскать ответ, который связан не с одной только верой.

Дон Хуан сказал, что древние видящие смогли увидеть неописуемую силу, являющуюся источником бытия всех осознающих существ, хотя для этого им и приходилось подвергать себя невероятным опасностям. Эту силу древние видящие назвали Орлом, поскольку те немногие взгляды мельком, которые они смогли выдержать, позволили им увидеть эту силу как нечто, напоминающее бесконечно огромного черно-белого орла. Они увидели, что именно Орёл наделяет осознанием. Он создаёт живые существа таким образом, чтобы они в процессе жизни могли обогащать осознание, полученное от него вместе с жизнью. И еще они увидели, что именно Орёл пожирает это самое, обогащённое осознание, заставляя воспринимающих существ оставить его в момент смерти.

И потому, когда древние видящие утверждали, что смысл жизни состоит в усилении осознания, – продолжал дон Хуан, – речь шла не о вере и не о логическом умозаключении. Они это увидели.

Они увидели, как осознание живых существ отлетает в момент смерти и, подобно светящимся клубкам ваты, поднимается прямо к клюву Орла и им поглощается. И потому для древних видящих был очевиден факт: смысл жизни всех существ состоит только в обогащении осознания, которым питается Орёл.

Дону Хуану потребовалось ненадолго отправиться куда-то по делам, поэтому он на время прервал свои объяснения. Нестор отвез его в Оахаку. Провожая их, я вспомнил, что в начале нашего с доном Хуаном знакомства я воспринимал его заявления насчет поездок по делам как своего рода эвфемизмы. Я думал, что стоит за этим нечто совсем другое. Но постепенно до меня дошло – его слова на самом деле соответствуют реальному положению вещей. У него действительно были какие-то дела в разных местах. Каждый, раз перед такой поездкой дон Хуан надевал костюм-тройку – а их у него было довольно много – и становился похожим на кого угодно, но только не на знакомого мне старика-индейца. Как-то раз я даже высказался насчет совершенства этих его перевоплощений.