От Реформации христианства к атеизму Просвещения

Исследование взаимоотношений ренессансного свободомыслия и идеологии Реформации Н.

В. Ревуненкова завершила таким общим выводом: «В идейных конфликтах Реформации

наметились контуры будущих битв просветителей с церковью. От либертинского лозунга

«Христианство подрезает крылья добродетели!» до антиклерикального призыва «Раздавите

гадину!», провозглашенного лишь в XVIII веке, общественному сознанию предстояло

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 200

пройти дистанцию почти в два века». Если же учесть, что итальянские гуманисты XV века

были предшественниками либертинов, то ее придется увеличить почти вдвое. Этому сроку не

приходится удивляться — ведь религиозное сознание по сей день сохраняет свою власть над

многими умами и будет ее сохранять до тех пор, пока существуют социокультурные условия,

питающие иллюзорное и мистическое восприятие мира. Такой вывод проистекает из

понимания зависимости сознания человечества от его материально-практического бытия:

религиозным ведь человек не рождается, а обретает — или не обретает — ту или иную

конкретную веру в результате воспитания, а оно непосредственно обусловлено характером

общественного бытия и связанной с ним культуры, о чем свидетельствует вся мировая история

религии, как и история взаимоотношений религии и атеизма.

В данном пункте анализа истории европейской культуры мы можем с предельной

отчетливостью увидеть логику этого процесса: закономерность демистификации

христианства в ходе развития научного понимания мира, которая происходила разными

способами, нелинейно. В ренессансной культуре Италии пантеизм и деизм были формами

«снятия» католицизма — К. Маркс однажды метко определил деизм как «удобный и легкий

способ отделаться от религии», а В. Дильтей видел в ренессансном возрождении античного

пантеизма радикальное рационалистическое преображение христианства. Лютеранство,

кальвинизм и другие варианты открытого Реформацией права и необходимости приводить

религиозное сознание в соответствие с меняющейся практикой общественного бытия были

опасными для самого существования религии формами «ревизии» имманентных ей

спиритуализма и мистицизма, ибо выражали прогрессирующее ограничение власти над

человеком потусторонних сил благодаря развитию мощи его познающего мир Разума — Дж.

Бруно и пытался теоретически обосновать необходимость, как формулирует его позицию В.

Дильтей, «устранения» всех конфессиональных модификаций религии и их «замены верой

разума» (неудивительно, что инквизиторы сожгли его на костре). Логическим завершением

такого нелинейно протекавшего процесса и должен был стать просветительский атеизм

Понятно, что в русском Просвещении этот процесс протекал иначе, чем в западном. Не

знавшая своего Возрождения и его противоречивого продолжения в XVII столетии,

осуществившая фантастический «скачок» из Средневековья в Просвещение, Россия проделала

за сто лет инициированную в начале XVIII века реформами Петра Великого работу, которая на

За-

паде заняла четыре века; в результате русская культура уже в начале

XIX столетия в поэтическом Романтизме В. А. Жуковского и А. С. Пушкина, в

философском Романтизме П. Я. Чаадаева и А. С. Хомякова, в политическом Романтизме

декабристов сумела достичь того историко-типологического уровня, на каком в это время

находился Запад, и далее, в XIX и

XX веках идти с Западом одним курсом, несмотря на все попытки повернуть ее движение

вспять. Поэтому в русском Просвещении, гораздо менее радикальном, чем западное,—

достаточно учесть, что к демократической и атеистической революции оно привело не в конце

XVIII века, как во Франции, а только в начале XX столетия, — деистическая редукция

православия и, тем более, перерастание деизма в атеизм, имели несравненно более узкий

характер, чем во Франции; и предпринимавшиеся масонами попытки связать Просвещение с

мистикой оказывались в России столь же закономерными, сколь безрезультатными, поскольку

здесь, по заключению Л. И. Семенниковой, «рационализм соединялся с религиозностью,

религиозность — с просветительскими идеями». Подобное соединение и не могло стать

результативным, ибо наивным, утопичным было стремление масонов заменить традиционную

религию некоей «новой религией, где бог — это человечество». О том же говорят и

зародившиеся в масонстве «идея народовластия, теория разделения властей», то есть «те идеи,

— подчеркивает исследовательница, — которые были начертаны на знаменах европейских

революций, в том числе Великой Французской революции».

История российского свободомыслия, основанного на понимании антагонизма веры и

разума, идет, по-видимому, от Сильвестра Медведева, которого А. Ф. Замалеев называет

«апостолом московских западников» и «московским просветителем», ибо он еще в конце XVII

века провозгласил разум «единственным мерилом человеческой духовности... и само

существование веры связывал с просвещением, образованием», за что был в конце концов

казнен как «чернокнижник», до Александра Радищева, сто лет спустя произнесшего в

чеканных строках поразительный даже в масштабе общеевропейского Просвещения приговор

религии:

Власть царску вера охраняет, Власть царску вера утверждает; Союзно общество

гнетут; Одно сковать рассудок тщится, Другое волю стерть стремится...

Наряду с масонством движение в том же направлении десакрализации религиозного

сознания порождало в России становившуюся весьма

влиятельной идеологию деизма; один из проповедников этого учения в конце XVIII века И.

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 201

П. Пнин так отвечал на вопрос о том, что есть Бог:

Сего нам существа определить не можно!

Но будем почитать его в молчаньи мы:

Проникнуть таинство бессильны все умы

И чтоб сказать — что он? — самим быть богом должно.

Показательно, что исследователь философских идей русского Просвещения 3. А.

Каменский вынес понятие «деизм» в подзаголовок своей монографии и целую главу посвятил

анализу воззрений русских деистов, подтверждая вышеприведенную его марксову

характеристику как типичный для Просвещения способ освобождения научного мышления от

религиозной мифологии.

При всех особенностях развития в России процесса перехода от традиционалистсткого типа

культуры к персоналистскому он захватывал и светский, и религиозный уровень сознания. Но

так же закономерно в России, как и на Западе, — достаточно сослаться хотя бы на только что

приведенное суждение А. Н. Радищева — третьей гранью этого процесса была политическая

сфера.