Глава 14. То призраки, то осы

Наконец на Мангупе воцарился мир и покой. Феликс на радостях приготовил праздничный обед. И согласился лично показать, где в лунную ночь над развалинами бродит призрак. Этой же ночью они пришли к развалинам цитадели, залитым ярким, совершенно зеркальным светом полной луны. Здесь, у этих древних камней, собрался весь отряд. И вдруг в серебристом лунном сиянии на оборонительной стене появилась светлая призрачная фигурка. Она светилась в ночи и легко скользила над поверхностью камня, а за спиной у неё развевался длинный белый плащ.

– Мангупский мальчик! – выдохнули разом все, кто видел это чудо.

Призрак пробежал по стене и скрылся в темноте ночи. Отрядники сбились в кучу и стояли не шевелясь.

– Ладно, мальчик, выходи! – сказал вдруг, Феликс и из тёмного проёма оборонительной стены вновь показалась светлая фигурка. Это был Мика, одетый в светлые брюки и рубашку. За спиной у него подобием плаща болталась белая простыня. В голубовато-серебристом сиянии луны эта светлая одежда выглядела совершенно нереально.

– Ну, вот вам и Мангупский мальчик! – сказал Феликс. – Это обыкновенный мираж, оптический эффект, обман зрения. И как ни назовите, а суть одна. Такой мираж называется боковым и чаще всего встречается в горах. Я вам сейчас не буду объяснять суть этого оптического явления, если интересно – прочтёте сами в учебнике физики. Но это совсем не значит, что теперь можно шастать ночью по городищу! Росистую траву никто никуда не девал! Она не мираж, и уехать с откоса можно только так!

А потом жизнь в лагере потекла своим чередом. Пока снова не случилось очередное событие. Как оказалось, в экспедиции без этого невозможно! В любом отряде всегда найдётся человек, а то и два, которые…

С вечера Феликс наварил кизилового повидла. Оно источало умопомрачительный аромат, который приятно щекотал ноздри и не давал слюнным железам покоя. Васька и Мика обожали кизиловое повидло. Они весь вечер вертелись около Феликса и выпрашивали это вязкое сладкое варево, но всякий раз слышали одно и то же: повидло ещё не готово. Наконец после долгих и упорных просьб Феликс милостиво разрешил облизать ложку. Но что двум вечно голодным на сладкое ртам какая-то облизанная ложка! Конечно же, этого им было мало. Но неумолимый Феликс не обращал на их нытьё ни малейшего внимания. Повидла они больше не получили.

– Завтра, когда остынет. Успеете, слопаете своё повидло!

Утром Васька проснулась ни свет ни заря, чтобы, пока не видит Феликс, приложиться к заветному лакомству. Сначала она хотела разбудить Мику, но подумав, что от этого может проснуться и Феликс, решила не рисковать. Васька протерла глаза и выскользнула из палатки. Лагерь ещё спал. И лишь только костерок весело трещал поленьями. Видимо, Феликс уже встал и принялся за работу. Но самого повара нигде не было видно. Зато на столе под навесом возвышалась кастрюля. Та самая, с повидлом! Крышка кастрюли была густо улеплена осами. Это был момент! И Васька решила им воспользоваться. Она согнала с кастрюли ос и откромсала от буханки хлеба огромный ломоть. Не менее огромной ложкой Васька залезла в кастрюлю. Осы кружились неподалёку. И лишь только крышка кастрюли оказалась снятой, они ринулись на добычу. Пришлось снова их отгонять. Улетев на приличное расстояние, они затаились и ждали удобного случая. Но одна оса, видать, была не из робких. И сколько Васька её ни прогоняла, она неизменно возвращалась на свой боевой пост. Зловредная оса, видимо, не привыкла так просто сдаваться. Пока Васька мазала повидлом ломоть, оса ежесекундно делала попытки атаковать этот повидловый плацдарм. Но победа всякий раз оказывалась за Васькой. Наконец Васька намазала огромный кусище толстенным слоем благоухающей сладости и, зажмурившись от восторга, откусила. Дикий вопль прорезал утреннюю Мангупскую тишину. Кусок с повидлом полетел в сторону, ложка – в другую. Когда народ высыпал на вопль из палаток, его взору предстала беснующаяся Васька. Глаза её повылазили из орбит. Она скакала у стола, размахивая правой верхней конечностью. Другой рукой она держалась за нижнюю половину лица и издавала нечленораздельные вопли. Это был какой-то немыслимый танец дикарей. По тропинке от родника на лагерную поляну поднялся Феликс с полным ведром воды. Васька скакнула к ведру и сунула язык в сводящую скулы воду. Оторопевший Феликс выпустил ведро из руки и застыл на месте. Через мгновение он понял, что произошло. Раскрытая кастрюля, полная ос, и валяющийся невдалеке повидловый кусок были красноречивее всяких слов. Феликс мигом сориентировался. Он бросился в палатку за димедролом и йодом, чтобы смазать место укуса.

– Васька, что с тобой?! – закричал Мика.

– Оса цапнула, – еле ворочая языком, ответила Васька.

– Компресс! Надо сейчас же компресс! – засуетились девчонки.

– Ага! А как я на язык-то компресс поставлю!

– А зачем ты осе язык показывала? – хихикнула Лерка. Васька только гневно сверкнула на неё глазами. А на Лерку вдруг напал смех, и она стала хохотать, дико и безудержно. Она так раскатилась смехом, что не могла вымолвить ни слова. И остановиться тоже не могла. Кончилось всё тем, что от хохота у Лерки выпала челюсть. Рот у неё перестал закрываться, и пришлось подтянуть челюсть тугой повязкой. И они замолчали. Обе. И молчали три дня, пока у Васьки не прошёл отёк, а Леркина челюсть перестала болеть после вправления. Все эти дни злыдень Феликс потешался над девчонками. Каждое утро перед завтраком он объявлял на весь лагерь, что если кто-либо желает высказать в глаза Ваське и Лерке всю правду и другие нелицеприятные слова, то может делать это совершенно без опаски, так как ответить они всё равно не могут.

– Ну ладно, Фелищще! Ещё попомнишь! – написала на бумаге Васька и вывесила лист на всеобщее обозрение. А жизнь в лагере текла своим чередом. Подъём, работа, отбой. Завтраки, обеды, ужины. Раскоп, каёлки, тачки. Костёр, разговоры, песни. И так по кругу. Михал Евсеича выписали из больницы. И он с прежним рвением взялся за работу. Все ждали приезда Артура Алексеевича. И больше всех ждал профессора, конечно же, Мика.