Временные формы глагола в SAE и хопи 1 страница

Трехвременная система глагола в SAE оказывает влияние на все наши представления о времени. Эта система объединяется с той более широкой схемой объективизации субъективного вос­приятия длительности, которая уже отмечалась в других случаях— в двучленной формуле, применимой к существительным вообще, во «временных» (обозначающих время) существительных, во мно­жественности и исчисляемости. Эта объективизация помогает нам мысленно «выстроить отрезки времени в ряд». Осмысление времени как ряда гармонирует с системой трех времен, однако система двух времен, «раннего» и «позднего», более точно соответствовала бы ощущению «длительности» в его реальном восприятии. Если мы сделаем попытку проанализировать сознание, мы найдем не прошедшее, настоящее и будущее; а сложный комплекс, включаю­щий в себя все эти понятия. Они присутствуют в нашем сознании, неразрывно связанные друг с другом. В нашем сознании соеди­нены чувственная и нечувственная стороны восприятия. Мы можем назвать чувственную сторону — то, что мы видим, слышим, ося­заем — the present (настоящее), а другую сторону — обширную, воображаемую область памяти — обозначить the past (прошедшее), а область веры, интуиции и неопределенности — the future (будущее), но и чувственное восприятие, и память, и предвидение — все это существует в нашем сознании вместе; мы не можем обозна­чить одно как yet to be (еще не существует, но должно существо­вать), а другое как once but no more (существовало, но уже нет). В действительности реальное время отражается в нашем сознании как getting later (становиться позднее), как необратимый процесс изменения определенных отношений, В этом latering («опоздне-нии») или durating (протяженности во времени) и есть основное противоречие между самым недавним, позднейшим моментом, находящимся в центре нашего внимания, и остальными, предше­ствовавшими ему. Многие языки прекрасно обходятся, двумя вре­менными формами, соответствующими этому противоречивому отношению между later (позже) и earlier (раньше). Мы можем, ко­нечно, создать и мысленно представить себе систему прошедшего, настоящего и будущего времени в объективизированной форме точек на линии. Именно к этому ведет нас наша общая тенденция к объективизации, что подтверждается системой времен в наших языках.

В английском языке настоящее время находится в наиболее резком противоречии с основным временным отношением. Оно как бы выполняет различные и не всегда вполне совпадающие друг с другом функции. Одна из них заключается в том, чтобы обозначать нечто среднее между объективизированным прошед­шим и объективизированным будущим в повествовании, аргумен­тации, обсуждении, логике и философии. Вторая заключается в обозначении чувственного восприятия: I see him (я вижу его).

Третья включает в себя констатацию общеизвестных истин: we see with our eyes (мы видим главами). Эти различные случаи употреб­ления вносят некоторую путаницу в наше мышление, чего мы в большинстве случаев не осознаем.

В языке хопи, как и можно было предполагать, это происходит иначе. Глаголы здесь не имеют времен, подобных нашим: вместо них употребляются формы утверждения (assertions), видовые формы и формы, связывающие предложения (наклонения),— все это придает речи гораздо большую точность. Формы утверждения обозначают, что говорящий (не субъект) сообщает о событии (это «соответствует нашему настоящему и прошедшему), или что он предполагает, что событие произойдет (это соответствует нашему будущему) или что он утверждает объективную истину (что со­ответствует нашему «объективному» настоящему). Виды опреде­ляют различную степень длительности и различные направления "в течение длительности». До сих пор мы не сталкивались ни с каким указанием на последовательность двух событий, о которых говорится. Необходимость такого указания возникает, правда, только тогда, когда у нас есть два глагола, т. е. два предложения. В этом случае наклонения определяют отношения между предло­жениями, включая предшествование, последовательность и одно­временность. Кроме того, существует много отдельных слов, ко­торые выражают подобные же отношения, дополняя наклонения и виды: функции нашей системы грамматических времен с ее ли­нейным, трехчленным объективизированным временем распреде­лены среди других глагольных форм, коренным образом отличаю­щихся от наших грамматических времен; таким образом, в глаго­лах языка хопи нет (так же, как и в других категориях) основы для объективизации понятия времени; но это ни в коей мере не значит, что глагольные формы и другие категории не могут выра­жать реальные отношения совершающихся событий.

ДЛИТЕЛЬНОСТЬ, ИНТЕНСИВНОСТЬ И НАПРАВЛЕННОСТЬ В SAE И ХОПИ

Для описания всего многообразия действительности любой язык нуждается в выражении длительности, интенсивности и на­правленности. Для SAE и для многих других языковых систем характерно описание этих понятий метафорически. Метафоры, применяемые при этом,— это метафоры пространственной протя-

¹ «Предполагающие» и «утверждающие» суждения сопоставляются друг ■с другом согласно «основному временному отношению». «Предполагающие» вы­ражают ожидание, существовавшее раньше, чем произошло само событие, и совпадают с этим событием позже, чем об этом заявляет говорящий, положение которого во времени включает в себя весь итог прошедшего, выраженного в данном сообщении. Наше понятие «будущее», оказывается, выражает одно­временно то, что было раньше, и то, что будет позже, как видно из сравнения с языком хопи. Этот порядок указывает, насколько трудна для понимания тайна реального времени и каким искусственным является ее изображение в виде линейного отношения: прошедшее — настоящее — будущее.

женности, т. е. размера, числа (множественность), положения, формы и движения. Мы выражаем длительность словами: long, short, great, much, quick, slow (длинный, короткий, большой, многое, быстрый, медленный) и т. д.; интенсивность — словами: large, much, heavy, light, high, low, sharp, faint (много, тяжело, легко, высоко, низко, острый, слабый) и т. д. и направленность — словами: more, increase, grow, turn, get, approach, go, come, rise, fall, stop, smooth, even, rapid, slow (более, увеличиваться, расти, превращаться, становиться, приближаться, идти, приходить, подниматься, падать, останавливаться, гладкий, равный, быстрый, медленный) и т. д. Можно составить почти бесконечный список, метафор, которые мы едва ли осознаем как таковые, так как они практически являются единственно доступными лингвистическими средствами. Неметафорические средства выражения данных по­нятий, такие, как early, late, soon, lasting, intense, very (рано, поздно, скоро, длительный, напряженный, очень), настолько мало­численны, что ни в коей мере не могут быть достаточными.

Ясно, каким образом создалось такое положение. Оно являет­ся частью всей нашей системы — объективизации, мысленного представления качеств и потенций как пространственных, хотя они не являются на самом деле пространственными (насколько-это ощущается нашими чувствами). Значение существительных (в SAE), отталкиваясь от названий физических тел, идет к обозна­чениям совершенно иного характера. А так как физические тела и их форма в видимом пространстве обозначаются терминами, от­носящимися к форме и размеру, и исчисляются разного рода чис­лительными, такие способы обозначения и исчисления переходят в символы, лишенные пространственного значения и предпола­гающие воображаемое пространство. Физические явления: move, stop, rise, sink, approach (двигаться, останавливаться, поднимать­ся, опускаться, приближаться) и т. д.— в видимом пространстве вполне соответствуют, по нашему мнению, их обозначениям в мыслимом пространстве. Это зашло так далеко, что мы постоянно обращаемся к метафорам, даже когда говорим о простейших не­пространственных ситуациях. «Я «схватываю» «нить» рассуждений моего собеседника, но, если их «уровень» слишком «высок», мое внимание может «рассеяться» и «потерять связь» с их «течением», так что, когда мы «приходим» к конечному «пункту», мы «далеко расходимся» во мнениях, наши «взгляды» так «отстоят» друг от друга, что «вещи», о которых он говорит, «представляются» очень условными или даже «нагромождением чепухи».

Поражает полное отсутствие такого рода метафор в хопи. требление слов, выражающих пространственные отношения, когда таких отношений на самом деле нет, просто невозможно в хопи, на них в этом случае как бы наложен абсолютный запрет. Причина становится ясной, если принять во внимание, что в языке хопи есть многочисленные грамматические и лексические средства для описания длительности, интенсивности и направления как таковых,

а грамматические законы в нем не приспособлены для проведения аналогий с мыслимым пространством. Многочисленные виды гла­голов выражают длительность и направленность тех или иных действий, в то время как некоторые формы залогов выражают ин­тенсивность, направленность и длительность причин и факторов, вызывающих эти действия. Далее, особая часть речи, интенсифи-каторы (the tensors), многочисленнейший класс слов, выражает только интенсивность, направленность, длительность и последо­вательность. Основная функция этой части речи — выражать степень интенсивности, «силу», в каком состоянии она находится и как выражается; таким образом, общее понятие интенсивности, рассматриваемое с точки зрения постоянного изменения, с одной, стороны, и непрерывности - с другой, включает в себя также и понятия направленности и длительности. Эти особые временные формы — интенсификаторы — указывают на различия в степени, скорости, непрерывности, повторяемости, увеличения и уменьше­ния интенсивности, прямой последовательности, последователь­ности, прерванной некоторым интервалом времени, и т. д., а также на качества напряженности, что мы бы выразили метафорически посредством таких слов, как smooth, even, hard, rough (гладкий, ровный, твердый, грубый).

Поражает полное отсутствие в этих формах сходства со словами, выражающими реальные пространственные отношения и движе­ния, которые для нас значат одно и то же. В них почти нет следов непосредственной деривации от пространственных терминов.

Таким образом, хотя хопи в отношении существительных ка­жется предельно конкретным языком, в формах интенсификаторов он достигает такой абстрактности, что она почти превышает наше понимание.

НОРМЫ МЫШЛЕНИЯ BSAE И ХОПИ

Сравнение, проводимое между нормами мышления людей, говорящих на языках SAE, и нормами мышления людей, гово­рящих на языке хопи, не может быть, конечно, исчерпывающим.

¹ Одним из (таких следов является то, что tensor, обозначающий long in duration (длинней по протяженности) хотя и не имеет общего корня с про­странственным прилагательным long (длинный), зато имеет общий корень с пространственным прилагательным large (широкий). Другим примером мо­жет служить то, что somewhere (где-то, в пространстве), употребленное с этой особой частью речи (tensors), может означать at some indefinite time (в какое-то неопределенное время). Возможно, правда, что только присутствие tensor придает данному случаю значение времени, так что somewhere (где-то) отно­сится к пространству; при данных условиях неопределенное пространство-означает просто общую отнесенность независимо от времени и пространства. Следующим примером может служить временная форма наречия afternoon; здесь элемент, означающий after (после), происходит от глагола to separate (разделять). Есть и другие примеры этой деривации, но они очень малочислен­ны и являются исключениями, очень мало походящими на нашу пространст­венную объективизацию.

Оно может лишь коснуться некоторых отчетливо проявляющихся особенностей, которые, по-видимому, происходят в результате языковых различий, уже отмечавшихся выше. Под нормами мыш­ления, или «мыслительным миром», разумеются более широкие понятия, чем просто язык или лингвистические категории. Сюда включаются и все связанные с этими категориями аналогии, все, что они с собой вносят (например, наше «мыслимое пространство» или то, что под этим может подразумеваться), все взаимодействие между языком и культурой в целом, в котором многие факторы, хотя они и не относятся к языку, указывают на его формирующее влияние. Иначе говоря, этот «мыслительный мир» является тем микрокосмом, который каждый человек несет в себе и с помощью которого он пытается измерить и понять макрокосм.

Микрокосм SAE, анализируя действительность, использовал главным образом слова, обозначающие предметы (тела и им подоб­ные) и те виды протяженного, но бесформенного существования, которые называются «субстанцией» или «материей». Он стремится увидеть действительность через двучленную формулу, которая выражает все сущее как пространственную форму плюс простран­ственная бесформенная непрерывность, соотносящаяся с формой, как содержимое соотносится с формой содержащего. Непростран­ственные явления мыслятся как пространственные, несущие в себе те же понятия формы и непрерывности.

Микрокосм хопи, анализируя действительность, использует главным образом слова, обозначающие явления (events или, точ­нее, eventing), которые рассматриваются двумя способами: объек­тивно и субъективно. Объективно —. и это только в отношении к непосредственному физическому восприятию — явления обозна­чаются главным образом с точки зрения формы, цвета, движения и других непосредственно воспринимаемых признаков. Субъек­тивно как физические, так и нефизические явления рассматри­ваются как выражение невидимых факторов силы, от которой зависит их незыблемость и постоянство или их непрочность и из­менчивость. Это значит, что не все явления действительности оди­наково становятся «все более и более поздними». Одни развиваются, вырастая, как растения, вторые рассеиваются и исчезают, третьи подвергаются процессу превращения, четвертые сохраняют ту же форму, пока на них не воздействуют мощные силы. В природе каж­дого явления, способного проявляться как единое целое, заклю­чена сила присущего ему способа существования: его рост, упадок, стабильность, повторяемость или продуктивность. Таким образом, все уже подготовлено ранними стадиями к тому, как явление про­является в данный момент, а чем оно станет позже — частично уже подготовлено, а частично еще находится в процессе «подготовки». В этом взгляде на мир как на нечто находящееся в процессе какой-то подготовки заключается для хопи особый смысл и значение, соответствующее, возможно, тому «свойству действительности», которое «материя» или «вещество» имеет для нас.

НОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ В КУЛЬТУРЕ ХОПИ

 

Поведение людей, говорящих на SAE, как и поведение людей, говорящих на хопи, очевидно, многими путями соотносится с лин­гвистически обусловленным микрокосмом. Как можно было наблю- дать при регистрации случаев пожара, в той или иной ситуации люди ведут себя соответственно тому, как они об этом говорят. Для поведения хопи характерно то, что они придают особое зна­чение подготовке. О событии объявляется, и к нему начинается подготовка задолго до того, как оно должно произойти, разраба­тываются соответствующие меры предосторожности, обеспечива­ющие желаемые условия, и особое значение придается доброй воле как силе, способной подготовить нужные результаты. Возьмем способы исчисления времени. Время исчисляется главным образом «днями» (talk-tala) или «ночами» (tok), причем эти слова являются не существительными, а особой частью речи (tensors); первое слово образовано от корня со значением «свет», второе — от корня со значением «спать». Счет ведется порядковыми числительными. Этот способ счета не применяется к группе различных людей или предметов, даже если они следуют друг за другом, ибо даже в этом случае они могут объединяться в группу. Но этот способ применя­ется по отношению к последовательному появлению того же самого человека или предмета, не способных объединиться в группу. «Несколько дней» воспринимается не так, как «несколько людей», к чему как раз склонны наши языки, а как последовательное появ­ление одного и того же человека. Мы не можем изменить сразу нескольких человек, воздействуя на одного, но мы можем подгото­вить и таким образом изменить последующие появления того же самого человека, воздействуя на его появление в данный момент. Так хопи рассматривают будущее — они действуют в данной си­туации так или иначе, полагая, что это окажет влияние, как оче­видное, так и скрытое, на предстоящее событие, которое их интере­сует. Можно было бы сказать, что хопи понимают нашу пословицу «Well begun is half done» («Хорошее начало — это уже половина дела»), но не понимают нашу другую пословицу «Tomorrow is ano­ther day» («Завтра — это уже новый день»).

Это многое объясняет в характере хопи. Что-то подготавлива­ющее поведение хопи всегда можно грубо разделить на объяв- ление, внешнюю подготовку, внутреннюю подготовку, скрытое участие и настойчивое проведение в жизнь. Объявление или пред­варительное обнародование является важной обязанностью особого официального лица — Главного Глашатая. Внешняя подготовка охватывает широкую, открытую для всех деятельность, в которой не все, с нашей точки зрения, является непосредственно полезным. Сюда входят обычная деятельность, репетиция, подготовка, пред­варительные формальности, приготовление особой пищи и т.п. (все это делается с такой тщательностью, которая может показаться нам чрезмерной), интенсивно поддерживаемая физическая дея-

тельность, например бег, состязания, танцы, которые якобы спо­собствуют интенсивности развития событий (скажем, росту посе­вов), мимикрическая и прочая магия, действия, основанные на таинствах, с применением особых атрибутов, как, например, свя­щенные палочки, перья, пища и, наконец, танцы и церемонии, якобы подготовляющие дождь и урожай. От одного из глаголов, означающих «подготовить», образовано существительное «жатва», или «урожай», na'twani — то, что подготовлено, или то, что под­готовляется.

Внутренней подготовкой являются молитва и размышление и в меньшей степени добрая воля и пожелания хороших резуль­татов. Хопи придают особое значение силе желания и мысли. Эго вполне естественно для их микрокосма. Желание и мысль являются самой первой и потому важнейшей, решающей стадией подготовки. Более того, с точки зрения хопи, наши желания и мысли влияют не только на наши поступки, но также и на всю природу. Это также понятно. Мы сами сознаем, ощущаем усилие и энергию, которые вложены в желание и мысль. Опыт более широкий, чем опыт языка, говорит о том, что, если расходуется энергия, достигаются ре­зультаты. Мы склонны думать, что мы в состоянии остановить действие этой энергии, помешать ей воздействовать на окружающее до тех пор, пока мы не приступили к физическим действиям. Но мы думаем так только потому, что у нас есть лингвистическое ос­нование для теории, согласно которой элементы окружающего мира, лишенные формы, как, например, «материя», являются ве­щами в себе, воспринимаемыми только посредством подобных же элементов и благодаря этому отделимыми от жизненных и духов­ных сил. Считать, что мысль связывает все, охватывает всю все­ленную, не менее естественно, чем думать, как мы все это делаем, так о свете, зажженном на улице. И естественно предположить, что мысль, как и всякая другая сила, всегда оставляет следы своего воздействия. Так, например, когда мы думаем о каком-то кусте роз, мы не предполагаем, что наша мысль направляется к этому кусту и освещает его подобно направленному на него прожек­тору. С чем же тогда имеет дело наше сознание, когда мы думаем о кусте роз? Может быть, мы полагаем, что оно имеет дело с «мыс­ленным представлением», которое является не кустом роз, а лишь его мысленным заменителем? Но почему представляется естествен­ным думать, что наша мысль имеет дело с суррогатом, а не с под­линным розовым кустом? Возможно, потому, что в нашем созна­нии всегда присутствует некое воображаемое пространство, напол­ненное мысленными суррогатами. Мысленные суррогаты — зна­комое нам средство. Данный, реально существующий розовый куст мы воспринимаем как воображаемый наряду с образами

¹ Глаголы хопи, означающие «подготовить»,не соответствуют точно наше­му «подготовить»; таким образом, na'twani может быть передано как «то, над

чем трудились», «то, ради чего старались», или что-либо подобное.

мыслимого пространства, возможно, именно потому, что для него у нас есть такое удобное «место». «Мыслительный мир» хопи не знает воображаемого пространства. Отсюда следует, что они не могут связать мысль о реальном пространстве с чем-либо иным, кроме реального пространства, или отделить реальное простран­ство от воздействия мысли. Человек, говорящий на языке хопи, стал бы, естественно, предполагать, что его мысль (или он сам) путешествует вместе с розовым кустом или, скорее, с ростком маиса, о котором он думает. Мысль эта в таком случае должна оставить какой-то след и на растении в поле. Если это хорошая мысль, мысль о здоровье или росте, это хорошо для растения, если плохая,— плохо.

Хопи подчеркивает интенсифицирующее значение мысли. Для того чтобы мысль была наиболее действенной, она должна быть живой в сознании, определенной, постоянной, доказанной, полной ясно ощущаемых добрых намерений. По-английски это может быть выражено как «concentrating, holding it in your heart, putting your rnind on it, earnestly hoping» («сосредоточиваться, сохранять в своем сердце, направлять свой разум, горячо надеяться»). Сила мысли — это та сила, которая стоит за церемониями со священ­ными палочками, обрядовыми курениями и т. п. Священная трубка рассматривается как средство, помогающее «сосредоточиться» (так сообщил мне информант). Ее название na'twanpi значит «сред­ство подготовки».

Скрытое участие есть мысленное соучастие людей, которые фактически не действуют в данной операции, что бы это ни было: работа, охота, состязание или церемония,— они направляют свою мысль и добрую волю к достижению успеха предпринятого. Объяв­лением часто стремятся обеспечить поддержку подобных мыслен­ных помощников, так же как и действительных участников,— в нем содержится призыв к людям помочь своей доброй волей Это напоминает сочувствующую аудиторию или подбадривающих болельщиков на футбольном матче, и это не противоречит тому, что от скрытых соучастников ожидается прежде всего сила на­правленной мысли, а не просто сочувствие или поддержка. В самом деле, ведь основная работа скрытых соучастников начинается до игры, а не во время нее. Отсюда и сила злого умысла, т. е. мысли, несущей зло; отсюда одна из целей скрытого соучастия — добиться массовых усилий многих доброжелателей, чтобы противостоять губительной мысли недоброжелателей. Подобные взгляды очень способствуют развитию чувства сотрудничества и солидарности. Это не значит, что в обществе хопи нет соперничества или столк-

¹ Смотри пример, приведенный Ernst Beaglahole «Notes on Hopi economic
life» (Yale University Publications in Anthropology, № 15,1.937), особенно ссыл-
ку на объявление о заячьей охоте и на стр. 30 описание деятельности в связи
с очищением источника Торева — объявление различных подготовительны
мероприятий и, наконец, обеспечение того, чтобы уже достигнутые хорошие
результаты сохранялись и чтобы источник продолжал действовать.

новения интересов. В качестве противодействия тенденции к об­щественной разобщенности в такой небольшой изолированной группе теория «подготовки» силой мысли, логически ведущая к усилению объединенной, интенсивированной и организованной мысли всего общества, должна действовать в значительной степени как сила сплачивающая, несмотря на частные столкновения, которые наблюдаются в селениях хопи во всех основных областях их культурной деятельности.

«Подготавливающая» деятельность хопи еще раз показывает действие лингвистической мыслительной среды, в которой осо­бенно подчеркивается роль упорства и постоянного неустанного повторения. Ощущение силы всей совокупности бесчисленных единичных энергий притупляется нашим объективизированным пространственным восприятием времени, которое усиливается мышлением, близким к субъективному восприятию времени как непрестанному потоку событий, расположенных на «временной линии». Нам, для которых время есть движение в пространстве, кажется, что неизменное повторение теряет свою силу на отдельных отрезках этого пространства. С точки зрения хопи, для кото­рых время есть не движение, а «становление более поздним» всего, что когда-либо было сделано, неизменное повторение не рас­трачивает свою силу, а накапливает ее. В нем нарастает невидимое изменение, которое передается более поздним событиям. Это-происходит так, как будто возвращение дня воспринимается так же, как возвращение того же самого лица, ставшего немного стар­ше, но несущего все признаки прошедшего дня. Мы воспринимаем его не как «другой день», т. е. не как совсем другое «лицо». Этот принцип, соединенный с принципом силы мысли и общим харак­тером культуры пуэбло, выражен как в передаче смысла цере­мониального танца хопи, призванного вызывать дождь и урожай, так и в его коротком дробном ритме, повторяемом тысячи раз в течение нескольких часов.

НЕКОТОРЫЕ СЛЕДЫ ВЛИЯНИЯ ЯЗЫКОВЫХ НОРМ В ЗАПАДНОЙ

ЦИВИЛИЗАЦИИ

Обрисовать в нескольких словах лингвистическую обуслов­ленность некоторых черт нашей собственной культуры труднее,

27а

¹ Это представление о нарастающей силе, которая вытекает из поведения хопи, имеет свою аналогию в физике: ускорение. Можно сказать, что лингвис­тические основы мышления хопи дают возможность признать, что сила прояв­ляется не как движение или быстрота, а как накопление или ускорение. Лингвистические основы нашего мышления мешают подобному истолкованию, ибо, признав силу как нечто вызывающее изменение, мы воспринимаем это изменение посредством нашей языковой метафорической аналогии—движе­ния, вместо того чтобы воспринимать его как нечто абсолютно неподвижное и неизменное, т. е. накопление и ускорение. Поэтому мы бываем так наивно поражены, когда узнаем из физических опытов, что невозможно определить силу движения, что движение и скорость, так же как и состояние покоя,— по­нятия относительные и что сила может быть измерена только ускорением.

10 в. А. Звегинцев

чем в культуре хопи. Это происходит потому, что трудно быть объективным, когда анализируются знакомые, глубоко укоренив­шиеся в сознании явления. Я бы хотел только дать приблизитель­ный набросок того, что свойственно нашей лингвистической дву­членной формуле — форма + лишенное формы «вещество», или «субстанция», нашей метафоричности, нашему мыслительному пространству и нашему объективизированному времени. Все это, как мы уже видели, относится к языку.

Философские взгляды, наиболее традиционные и характерные для «западного мира», во многом основываются на двучленной формуле — форма + содержание. Сюда относится материализм, психофизический параллелизм, физика — по крайней мере в ее традиционной — ньютоновской — форме и дуалистические взгля­ды на вселенную в целом. По существу сюда относится почти все, что можно назвать «твердым, практическим, здравым смыслом». Монизм, холизм и релятивизм во взглядах на действительность близки философам и некоторым ученым, но они с трудом уклады­ваются в рамки «здравого смысла» среднего западного человека не потому, что их опровергает сама природа (если бы это было так, философы бы открыли это), но потому, что, для того чтобы о них говорить, требуется какой-то новый язык. «Здравый смысл», как показывает само название, и «практичность», название которой ничего не показывает, составляют содержание такой речи, в ко­торой все легко понимается. Иногда утверждают, что ньютонов­ские пространство, время и материя ощущаются всеми интуитивно, в то время как относительность приводится как доказательство того, как математический анализ опровергает интуицию. Данное суждение, не говоря уже о его несправедливости по отношению к интуиции, является попыткой, не задумываясь, ответить на пер-вый вопрос, поставленный в начале этой работы, и ради которого было предпринято данное исследование. Изложение соображений и наблюдений почти исчерпано, и ответ, я думаю, ясен. Импрови­зированный ответ, возлагающий всю вину за нашу медлительность в постижении таких тайн космоса, как, например, относительность, на интуицию, является ошибочным. Правильно ответить на этот вопрос следует так: ньютоновские понятия пространства, времени и материи не есть данные интуиции. Они даны культурой и языком. Именно из этих источников и взял их Ньютон.