Теоретическая медицина в России в XIX В.

Отрывки из трудов знаменитых русских физиологов и патологов А.М.Филомафитского, И.М.Сеченова, И.П.Павлова и других дают представление о высоком уровне развития теоретических дисциплин в России в XIX веке.

А. М. ФИЛОМАФИТСКИЙ (1807—1849)

Физиология

...Есть два способа исследования жизненных явлений — один умозрительный, другой опытный; в первом начинают исследование с общего и, анализируя его, мало-помалу доходят до частностей, во втором, наобо­рот, начиная с частностей, доходят до целого. Первому следуют так называемые натурфилософы, отвергающие всякий опыт и наблюдение, старающиеся подвести все явления под одно начало, их остроумием выдуманное. Увлекаясь более игрою воображения и остроумия, не­жели истиною, они часто, вопреки очевидному опыту и наблюдению, стараются изъяснять явления по своим началам. Правда, много привлекательной поэзии содержит в себе этот способ исследования, но он для начинающих более вреда, нежели пользы принести может тем: 1) что, приучая их к отвлеченному воззрению и вещи, унижает в глазах их достоинство опыта и наблюдения беспристрастного; 2) представляя доказательства на одном умозрении основанные, притупляет чувство здравой критики, требующей в естественных предметах доказательств положительных и с опытом согласных- 3) порождает системы и теории, находящиеся часто в противоречии с опытом и наблюдением. Я говорю о натурфилософии относительно физиологии и медицины.

Другой способ исследования жизненных явлений есть опытный; здесь естествоиспытатель, руководствуясь на­блюдением и опытом, старается все жизненные явления исследовать порознь; наблюдает оные в различное время, при различных обстоятельствах; этого мало: он подвергает их опыту, при котором выбирает нужные и различные условия, и через повторение оного, нако­нец, уверяется в том, что было существенное, постоян­ное и что случайное в исследоваемом им явлении.

...Словом, если мы хотим получить какое-либо поня­тие о жизни, а не довольствоваться одними мнениями предположениями, игрой воображения, то один только путь может нас привести к этой цели, путь опыта и на­блюдения. Сей путь избрал я в своем занятии физиоло­гией, ему следовал в своем преподавании; я не пел ко­лыбельных песен, как Гете называет гипотезы, дабы убаюкать своих слушателей и прикрыть недостатки пре­подаваемого предмета; я откровенно признавался, чего не знаем, с радостью и удовольствием сообщал то, что известно; от меня не слышали положений, которых бы нельзябыло доказать опытом или строгим логическим умствованием. Я старался по возможности сил моих повторить опыты, сделанные другими, и делать новые где нужны были. Больше всего я обращал внимание слушателей своих на приложение физиологических зна­ний к медицине, ибо только одна физиология может очистить медицину от грубой эмпирии и сделать ее ра­циональной.

В замену поэтических цветов слушатели мои приоб­ретали запас наблюдений и опытов над организмом, из коих каждый при постели больного будет для них дра­гоценнее всех отвлеченных умствований натурфилосо­фии. В продолжение 9 лет я был верным этому способу исследования жизненных явлений, и теперь еще более убежденный в превосходстве его, конечно не изменю и в будущее время.

...Так как случаи делать опыты и наблюдения над человеком весьма ограничены относительно многих предметов, то этот недостаток мы должны вознаграж­дать по необходимости опытами над животными. Мно­гие чувствительные физиологи называют эти опыты жес­токостью, которой они с отвращением избегают, и спра­шивают даже: имеем ли мы право делать кровавые опыты и полезны ли они для науки столько, чтобы иску­пить страданием живых существ пользу и благо челове­чества? Конечно, опыт, неопытною рукою и без цели производимый, должен жестокостью назваться, особенно если без нужды продолжают страдание животного, под­вергнув его кровавой операции; но опыты эти в руках искусного и благонамеренного наблюдателя необходимы для науки, спасительны для человечества. Цель, для которой физиолог производит кровавые опыты, — польза науки, а, следовательно, благо рода человеческого,— сия цель, говорю, не в состоянии ли облагородить толико жестокое средство в глазах посвятившего себя науке и поставившего себе высшею целью истину, кото­рая составляет предмет его науки? И если мы часто му­чим и убиваем животных для своего только удовольст­вия и удовлетворения чувственности, то не большее ли право имеет физиология на жизнь животных, имея целью одну истину и пользу человечества?...

...Ясно, что причина этой разницы в явлениях нахо­дится в мозгу, но какую роль он играет здесь? Все со­чувственные движения отличаются своею непроизволь­ностью и большею частию происходят вследствие раз­дражений, о которых мы не имеем ни малейшего созна­ния и ощущения; вспомним далее, что во время сна при­косновение какого-нибудь тела возбуждает движение,