Посвящается моей любимой бете – Юлеchk@. Спасибо тебе за всё!

Семь жизней в одной ладони

Название:

Автор: Йен Кипер (Репейник)

Фандом: Дмитрий Емец,

серия о Мефодии Буслаеве

Категория: гет

Жанр: фэнтези, юмор, флафф

Рейтинг: G

Размер: мини

Пейринги: Ирка\Багров, Варвара\Корнелий, Эссиорх\Улита

Таймлайн: Когда Ирка перестала быть валькирией.

Предупреждение: AU, без обоснуя

Посвящается моей любимой бете – Юлеchk@. Спасибо тебе за всё!

 

 

– Матвей… – услышал волхв сквозь сон, но сразу не отреагировал.

Если он ещё не проснулся, значит, утро настолько раннее, что даже непонятно, закончилась ли ночь. Неизвестно, зачем в такое время поднялась Ирка, но, случись что-нибудь важное, её голос был бы взволнованным. Волнения же Матвей не уловил.

– Матвейка… Матвеюшка…

Бывшая валькирия никогда его так не называла. Сон слетел, и Матвей открыл глаза.

Ирка сидела возле окна и задумчиво водила пальцем по стеклу. Не похоже было, чтобы она к кому-то обращалась: скорее, просто пробовала имя на вкус.

– Это правда, что некромаги не могут иметь детей? – спросила девушка, чутко уловив, что Матвей уже не спит.

– Я волхв, – уточнил он.

– При чём тут ты? – неожиданно вскипела Ирка. – Я не про тебя говорю, а вообще! Обязательно всё примерять на себя? Или ты думаешь, что я только о тебе и думаю?

Понимая, что вопросы задаются не для того, чтобы на них отвечали, а ради выплеска эмоций, Матвей благоразумно промолчал. В последние месяцы с Иркой случалось такое: обычно она была спокойная и даже жизнерадостная, но потом на девушку словно внезапно нападало что-то. Вывести бывшую валькирию из равновесия могло любое слово, истолкованное ею как угодно; ситуация, которая в другое время насмешила бы её; и даже невовремя брошеный взгляд. Матвей пытался выстроить какую-то систему такого поведения, но не сумел. Только подсчитал, что на пять-шесть «добрых» дней приходятся один-два «взрывных».

«Если девушка не права или ты чего-то не понимаешь – проси прощения», – вспомнил Матвей слова Корнелия. Смысла в них не было никакого, но волхв всё-таки произнёс:

– Извини.

Странно, но Ирка успокоилась.

– Ладно, – великодушно сказала она. – Ты же не виноват…

Неясно, за что Матвея прощали, если он ни в чём не был виноват, но волхв проявил благоразумие уже во второй раз за утро: не стал уточнять.

«Женщина, которой хочется поругаться, – полностью самодостаточный организм, – говорил Корнелий. – Сама придумает причину, сама в ней разберётся и сама же, когда сочтёт нужным, оправдает. Не нужно ей помогать – только помешаешь».

Матвей никогда бы не поверил, что ему придётся пользоваться советами заполошного ангела, но теперь был вынужден признать, что иногда тот прав.

– Завтрак на столе, – сообщила Ирка, не оборачиваясь.

Чтобы не игнорировать её усилия, Матвей всё-таки поднялся, умылся холодной водой и сел за стол. Завтрак состоял из бутербродов трёх видов: с сыром, с колбасой и с майонезом, – и наполовину остывшего чая. Волхв стоически съел всё, а что не съел – то выпил.

– Наелся? – заботливо спросила Ирка, отвлекаясь от видимых только ей узоров на стекле.

– Да, спасибо, – честно ответил Матвей, доверху набитый хлебом. – Я схожу в магазин… Что-нибудь нужно?

– Масло закончилось, – сказала Ирка и снова отвернулась к синеющему окну.

– Масло – и?..

– Сливочное, – проговорила бывшая валькирия уже с оттенком нетерпения.

Матвей ретировался.

 

***

Эссиорх, периодически вытирая пальцы о насквозь промасленную тряпку, разбирал какую-то деталь от мотоцикла. Варвара, забравшись на диван с ногами, чинила фонарь, ковыряясь в нём остриём охотничьего ножа. Корнелий, бегая от одного к другому и успевая свалить на пол что-нибудь по дороге (например, мольберт), руководил. Матвей сидел за столом, пил чай и чувствовал себя бездельником.

– Я считаю, детей вам, в любом случае, заводить пока рано, – задумчиво проговорил Эссиорх и потянулся за гаечным ключом. – Но материнство в Ирке уже просыпается. Ей хочется чувствовать себя нужной, заботиться о ком-то…

Байкер успел взять ключ раньше, чем Корнелий, опрокинув стопку книг, бросился к нему.

– Я не подойду? – серьёзно спросил Матвей.

– Ты? – Корнелий остановился и смерил его взглядом от макушки до пяток и обратно. – Чего о тебе заботиться? Ты вон, какой бугай…

Волхв со стуком поставил чашку на стол, и ангел пошёл мешать Эссиорху.

– Ей надо проявлять нежность... Чтобы кто-то был слабый и беззащитный. У девушек это инстинкт, – объяснила Варвара и зачем-то облизнула лезвие ножа.

– И у тебя? – без задней мысли поинтересовался Матвей.

Варвара презрительно фыркнула.

– Я выше инстинктов.

Волхв посмотрел сначала на Добряка, развалившегося возле дивана, потом на Корнелия и промолчал.

– Ты должен заботиться об Ирке, а она – о ком-то ещё, – прояснил ситуацию Эссиорх.

Матвей пожал плечами.

– Заведите хомяка, – предложил Корнелий и сунулся Варваре под руку, за что получил по носу рукояткой фонаря – несильно, но с намёком.

– Хомяка? – переспросил волхв.

Ангел взглянул на него.

– Ну… или летучую мышь. А что? – недоумённо сказал Корнелий.

Варвара закрылась фонариком и только мотала головой. Эссиорх с трудом сдержал разъезжающиеся в улыбке губы.

– Демонстрировать нежность летучей мыши – это брутально, - согласился байкер.

Матвей вздохнул, посидел ещё немного и попрощался.

Уже в дверях волхва догнала Варвара.

– Заведите волчонка, – сказала она сквозь зубы, потому что сжимала в них нож, а в руках держала части развалившегося фонаря.

 

***

Матвей принёс Ирке маленького, ещё полуслепого волчонка. Наверное, он опять не угадал с «добрым» днём, потому что бывшая валькирия недоумённо прищурилась и спросила:

– Что это?

– Это тебе. Чтобы ты могла о нём заботиться, – проговорил волхв, чувствуя, что сказал лишнее.

– Мне? Заботиться? Зачем?

Разговор мог бы стать опасным, но, пригревшийся было за пазухой Матвея, в его ладонях волчонок заворочался и пискнул.

– Что же ты стоишь? – заторопилась Ирка, снимая с повестки дня второстепенные вопросы. – Неси его на стол… Нет, не так! Нужно что-то постелить… Возьми мой старый свитер. И нагрей воды, малыша надо обтереть… И молоко! У нас есть молоко?

Матвей метался из угла в угол, выполняя срочные и иногда противоречащие друг другу указания, и начинал понимать, что попал в глупое положение: теперь он заботился о двоих, а о нём – никто. Всё внимание уделялось мелкому, писклявому, со слипшейся шерстью – почти пухом – существу, которое то просило есть, то чихало, то вздрагивало. Потом волхв услышал, как Ирка называет волчонка «Матвейчик», и вздрогнул сам.

– Ты уверена, что это имя ему подходит? – осторожно спросил он в перерыве между сколачиванием ящика с высокими стенками («чтобы Матвейчик не упал») и очередным нагреванием молока.

– А что? – невинно удивилась Ирка. – Возьми там, в ящике стола, пипетку… А соску купим завтра.

– Но ведь волк вырастет… – воображение живо нарисовало волхву образ здоровенного хищника, который оборачивался на кличку «Матвейчик», а рядом стоял он, Матвей.

– Когда это ещё будет, – легкомысленно отмахнулась бывшая валькирия. – Ну… я хотела назвать его в честь тебя. Тебе не нравится?

Спасая волхва от вранья, на печке зашипело сбежавшее молоко.

– Ты его перегрел, – сказала Ирка печально. – И я не знаю, можно ли волчонку кипячёное… или это сырое нельзя? И где тёплая вода?

Вода уже успела остыть. Матвей вытер пот со лба.

«Кажется, вариант с летучей мышью был не самым плохим», – подумал волхв.

 

***

У Эссиорха, куда ненадолго заглянул Багров, было удивительно спокойно.

Варвара поспорила с Корнелием, что тот не сможет провести и двух часов, не вставая с места, но недальновидно позволила выбрать место ему самому. Хитрый ангел уселся в кресло на колёсиках и теперь раскатывал на нём по всей квартире. Обрадованный новой игрой Добряк с рычанием ловил мятежный предмет мебели и грыз за ножки. Варвара, не сумев аргументированно доказать, что правила спора нарушены, кидалась в довольную парочку всем, что подворачивалось под руку.

Эссиорх и Матвей забаррикадировались в кухне и пили чай с домашним печеньем. Сдобу испекла Улита, поддавшись внезапному порыву хозяйственности. Сама Улита, вызнав у волхва несколько старинных рецептов, забытых человечеством, ушла за продуктами. Багров сперва чувствовал себя виноватым, но потом перестал: Эссиорх грыз печенье и скромно гордился.

– Как поживает ваш приёмыш? – спросил байкер.

– Спит с Иркой.

– А ты?

Матвей пожал плечами.

– Ну, скажем, переселился...

В специально сколоченный Багровым короб положили: тёплый свитер, свёрнутую простыню и самое пушистое полотенце. Несмотря на это подрастающий волчонок чувствовал себя неуютно и одиноко. Так решила Ирка, а она с некоторых пор знала о воспитании волков всё.

«Это же дикий зверь, Ир», – попытался напомнить Матвей и был опровергнут щенячьими глазами из-под одеяла. «Осторожно! – всполошилась бывшая валькирия. – Ты его раздавишь…»

Волхва на неопределённое время согнали на диван. Старенький диван раскладываться отказался. Багров провёл несколько экспериментов с табуретками, чтобы не свисали ноги. Он радовался уже тому, что в последний месяц «взрывных дней» у Ирки действительно не наблюдалось. Или Матвей их попросту не замечал?

За четыре недели у волчонка случились: жар, насморк, чихание, кошмарные сны и «что-то нехорошее вот здесь, за ушком». Если надежду на выздоровление вселяла современная медицина, Багров бежал в аптеку. Если же нет – делал травяной отвар, и тогда Ирка верила в него, как в каменную стену. «Ты же волхв!» – убеждённо говорила она.

Исполнять роль «каменной стены» оказалось почётно, но иногда накладно. Матвей бросил экспериментировать и соорудил себе лежанку на полу. Волчонок сладко сопел под боком у бывшей валькирии. «Я тоже чувствую себя одиноко», – пробовал протестовать Багров. «Ты уже взрослый», – безапелляционным тоном заявляла Ирка…

Эссиорх внимательно выслушал, кивая головой.

– Ну, ничего, – проговорил примирительно. – Взрослыми все рано или поздно становятся. Зато у вас теперь спокойно… Нужно будет как-нибудь к вам прийти.

Багров посмотрел на ангела. В дверь кухни что-то стукнуло, и следом раздался грохот: не удержавшись при очередном вираже, Корнелий потерял равновесие и опрокинулся, вылетев при этом из кресла. Добряк метался по коридору и гулко лаял. Варвара издала победный вопль.

– Приходи, – понимающе согласился Матвей.

 

***

Время бежало быстро. За лето и осень волчонок ощутимо подрос, и Багров неожиданно осознал, что жить стало проще. Он даже привык брать Матвейчика с собой на ежедневные лесные прогулки. Во всяком случае, наблюдать за ним оказалось забавно: несмотря на своё благородное происхождение, тот вряд ли чем-нибудь отличался от детёныша обычной собаки. Это замечала и Ирка.

– Рассказывай! – требовала она от Матвейчика, когда оба, волхв и волк, возвращались. – Где был? Что видел? Что нового натворил? Ежа испугался или в яму провалился?

Рассказывал, конечно, Багров.

– У-у-у, собачара моя! – констатировала бывшая валькирия. – И когда твоя порода своё возьмёт? Брал бы пример с тёзки – вон, какой он суровый…

– Если бы меня столько тискали и рассказывали на ночь сказки… – выразительно намекал Матвей.

Однажды, нахлопотавшись за день, Ирка задремала прямо в своей коляске, и Багров хотел взять девушку на руки, чтобы отнести на кровать. Лежавший возле её укрытых пледом ног Матвейчик бесшумно встал. Сейчас он не был похож на домашнюю собаку. Спина у него напряглась, холка вздыбилась, и предупреждающе вздрогнула верхняя губа. «Не подходи», – ясно говорил взгляд.

Матвей растерялся. Конечно, он мог отбросить наглое существо одним ударом ноги, но… Да нет, волхв бы так не поступил.

– Дурак, – устало сказал Багров. – Ты помнишь, как я тебя нёс? Вот здесь, – он показал на свою грудь. – У меня нет сердца, как у Ирки, но ты должен помнить…

Волчонок едва заметно пошевелил носом, принюхиваясь.

– Я её люблю, – признался волхв. – И я знаю, что ты любишь Ирку, а она – тебя. Но… ведь и меня тоже. И Ирка мне доверяет. Мы теперь должны беречь её вдвоём, понимаешь? Оба. Ты и я…

Шерсть на холке Матвейчика медленно улеглась.

– Видишь? – Матвей показал ему ладони. – Я отнесу её на кровать. Ирке там будет лучше…

Волк позволил волхву уложить сонную бывшую валькирию в постель, но продолжал следить за ним. Убедившись, что Ирка дышит ровно и чувствует себя хорошо, Матвейчик лёг сам и опустил голову на лапы.

«Ладно… – говорили теперь его глаза. – Раз она тебе доверяет, то и я тоже…»

– Вот обменяю тебя на хомяка… – пробормотал Багров, обнимая Ирку.

 

***

Когда Матвей в очередной раз пришёл к Эссиорху, его встретили непривычным молчанием. Причём у женской, земной, половины местного населения молчание граничило с торжественностью, а у второй половины…

– Что-то случилось? – спросил волхв, не разобравшись в ангельско-мужском настроении.

– Дурной пример заразителен, – ляпнул Корнелий, пока Эссиорх подбирал слова. – Варвара притащила домой мышь!

– Летучую? – уточнил Багров, смутно понимая, как это может быть связано с ним.

Корнелий, подозревая насмешку, взъерошился не хуже, чем недавно волчонок. Но, увидав кристально чистый, недоумевающий взгляд Матвея, угомонился.

– Обычную, серую, – ответил ангел и поморщился. Видимо, у него ещё не получалось любить всех существ всеобъемлюще.

– Простая домашняя мышка, – вступилась за подругу Улита. – Чистенькая, ничем не болеет…

– Они уже показывали её ветеринару, - пояснил Эссиорх.

– Это не повод собирать домой из канализации всех крыс, – непримиримо заявил Корнелий и посмотрел на Варвару.

– Это мышь, – не менее непримиримо отреагировала та. – И она тонула…

– Это не повод!

– Она была беременная!

Корнелий набрал воздуха в грудь. Варвара твёрдо наставила на него указательный палец и предупреждающе прищурилась.

– На шесть и по хлопку?

Ангел сдулся.

Матвей вздохнул и взглянул сначала на виновато улыбающегося Эссиорха, потом – на непривычно умиротворённую Улиту.

– Покажете?

Клетка, в которой с комфортом расположились новые жильцы, стояла в комнате, у окна. Мольберт байкера – безусловно, временно! – перекочевал в угол.

– Сколько мышат? – поинтересовался Багров.

– Семеро, - сказал Эссиорх. – Хорошее число...

– Подержать хочешь? – вмешалась Варвара.

Волхв пожал плечами и протянул руку. По коже заскребли маленькие лапки.

– Представляешь? – значительно проговорила Улита, меньше года назад деловито сгребавшая души в верхний ящик письменного стола. – У тебя сейчас на ладони – семь жизней. Семь! Одновременно…

Матвей представил.