Цит. по Мору а А. Литературные портреты/Пер, с франц.— М., 1970, с. 190. 2 страница

Осознание этих и многих других слабостей теории 3. Фрейда привело к тому, что психоанализ постепенно, начиная с 60-х годов, утратил ведущее место в зарубежной сексологии (в СССР он таковое никогда не занимал). С одной стороны, его критикуют представители биологических наук. С другой стороны, современная сексология придает значительно большее значение социально-культурным факторам психосексуального развития. Это характерно даже для ученых, которые сами были воспитаны на психоанализе (Эрик Эриксон, Гарри Салливен, Роберт Столлер, Леон Солцмен и др.). Отдавая должное 3. Фрейду, они далеко отходят от его общих установок. Характерно, что наиболее серьезные авторитетные общие курсы и теоретические труды по сексологии, вышедшие в последние годы на Западе, написаны с нефрейдистских или даже антифрейдистских позиций, хотя никто не • отрицает большого вклада в науку и интуиции 3. Фрейда.

 

ОТ АНАМНЕЗА К АНКЕТЕ

 

Какие бы споры ни развертывались между 3. Фрейдом, Моллем, Хиршфельдом, Блохом и Эллисом, для всех них сексология была преимущественно сексопатологией. «Нормальное» сексуальное поведение еще не было осознано как проблематичное и требующее объяснения. К его изучению подходили постепенно, главным образом (если исключить этнографические данные) через исследование аномалий и вариаций, встречавшихся в клинической практике и в быту. Однако психиатрическая клиника при всем ее огромном значении не может быть главным и единственным источником теоретической сексологии. Ее богатая и сложная феноменология, где один случай разительно отличается от другого, с трудом поддается обобщению; психиатрические классификации и типологии, основанные зачастую на внешних симптомах, сами нуждаются в теоретическом обосновании, исходящем из определенных биологических или психологических закономерностей.

Чтобы разорвать порочный круг, когда норма объясняется через патологию, а патология определяется по отношению к подразумеваемой норме, о которой ничего достоверного не известно, сексология должна была выйти за пределы клиники и обратиться к изучению поведения, физиологии и мотивации нормальных, обыкновенных людей в естественных условиях их жизни.

Однако кого и что считать нормальным? Понятие нормы в биологии и медицине многозначно [48]. Во-первых, норма понимается как норматив, т. е. нечто должное, эталон, на который нужно равняться, оценивая по нему индивидуальное поведение, таковы, например, спортивные нормы или нормы питания. Такие нормы-нормативы всегда условны и имеют значение только в определенной системе отсчета. Во-вторых, норма понимается как статистически среднее, наиболее часто встречающееся, массовое в явлениях; в современной науке нормальное в статистическом смысле включает не только среднестатистическую величину, но и серию отклонений от нее в известном диапазоне. В-третьих, норма понимается как функциональный оптимум, подразумевающий протекание всех процессов в системе с наиболее возможной слаженностью, надежностью, экономичностью и эффективностью. Функциональная норма всегда индивидуальна и ее нарушение определяется не величиной отклонения от статистического среднего, а функциональными последствиями.

Кроме этих формально-методологических измерений, понятие нормы имеет ряд содержательных параметров. Разговор о норме всегда подразумевает вопрос: «Норма чего?». Нормы морали, физиологии и психологии могут совпадать или не совпадать друг с другом, но это разные нормы, имеющие разные системы отсчета. Интенсивность половой жизни измеряется иначе, чем степень получаемого от нее удовлетворения, и т. д. К сожалению, как раз в рассуждениях о «нормальной» или «ненормальной» сексуальности эти понятия часто не уточняются; моральные нормы смешиваются с психическими или физиологическими, среднестатистические — с функциональными, количественные показатели — с качественными и т. п.

Клиническая сексология начала XX века знала, в сущности, только понимание нормы как норматива, причем биологические показатели сплошь и рядом подгонялись под требования официальной морали. Каковы среднестатистические нормы сексуального поведения и как ведут себя люди за пределами клиники, ученые понятия не имели. Чтобы получить такую информацию, нужны массовые опросы населения. Такие исследования начались уже в начале XX века по инициативе Хиршфельда. Еще раньше, в 1901 г., такой 'опрос 595 университетских студентов был проведен А. фон Рёмером в Амстердаме. В России первое исследование этого типа (2150 студентов-мужчин Московского университета) было проведено в 1903—1904 гг. М. А. Членовым (результаты опубликованы в 1907 г.). После первой мировой войны подобные опросы проводились уже во многих странах.

Особенно много их было в 20-х годах в СССР. Достаточно вспомнить работы И. Г. Гельмана, обследовавшего 1214 студентов и 338 студенток, С. Я. Голосовкера, опросившего более 2000 молодых мужчин и 550 женщин, М. С. Бараша, обследовавшего 1450 мужчин-рабочих, С. Е. Бурштына, опросившего свыше 4600 военнослужащих и студентов, В. Васильева, изучавшего 250 женщин-киргизок в сельской местности, Д. И. Ласса, опросившего более 2300 студентов, Н. С. Храпковской и Д. Ю. Кон-чилович, обследовавших более 3350 рабочих Саратова. Как замечает Г. С. Васильченко [62], по своей массовости и методической тщательности эти работы существенно опережали современные им зарубежные исследования. Некоторые из них переводились или подробно реферировались на Западе.

В конце XIX — начале XX века возникают специализированные сексологические журналы и научные общества [108]. Первыми периодическими изданиями по сексопатологии были «Archivio delle psicopatie sessuali» под редакцией Паскуале Пента (с 1896 г.) и «Jahrbuch fur sexuelle Zwischenstufen» под редакцией Хиршфельда (1899—1923). В 1908 г. Хиршфельд основал первый научный журнал по общей сексологии «Zeitschrift ftir Sexualwissenschaft», однако год спустя он слился с более популярным журналом «Sexual-Probleme», который издавал Макс Маркузе. В 1914 г. Блох совместно с Альбертом Эйленбургом возобновил «Zeitschrift fur Sexualwissenschaft» в качестве официального органа «Медицинского общества по сексологии и евгенике», основанного в 1913 г., журнал просуществовал до 1932 г. В том же 1913 г. возникло также «Международное общество сексологических исследований» во главе с Моллем. Ценные исследования по этнографии и истории пола и сексуальности печатались в журнале «Anthropophyteia» под редакцией известного венского этнографа Фридриха Краусса при участии Франца Боаса и других выдающихся ученых того времени.

Какими бы специальными ни казались многие проблемы сексологии, ее развитие было всегда тесно связано с общими тенденциями общественного мнения и социальными движениями [363]. В 1921 г. Хиршфельд организовал в Берлине первый Международный конгресс сексуальных реформ. В 1928 г. на съезде в Копенгагене была основана Всемирная лига сексуальных реформ, первыми президентами которой последовательно были Эллис, Форель и Хиршфельд. Движение это было весьма неоднородным по своему составу и программным установкам. Его участники выдвигали ряд прогрессивных требований: политическое, экономическое и сексуальное равенство мужчин и женщин; освобождение брака и развода из-под власти церкви; развитие полового просвещения, изменение законов, направленных против контрацепции и абортов; охрана прав незамужних матерей и «незаконных» детей и т. д. Вместе с тем многие авторы ставили «сексуальные реформы» впереди социальных и апеллировали к ненаучным положениям евгеники. В эти годы получают широкое распространение различные спекулятивные теории пола, например «фрейдо-марксизм» Вильгельма Райха (1897—1957). Отождествляя всякое творчество с оргазмом, а всякое социальное регулирование сексуального поведения с репрессивной буржуазной моралью, Райх считал революцию в половой морали предпосылкой любых глубинных социально-экономических преобразований. К середине 30-х годов движение за «сексуальные реформы», отодвинутое более важными и драматическими социальными процессами (мировой экономический кризис, установление фашистской диктатуры в ряде стран, приближение новой мировой войны), быстро пошло на убыль.

Однако научное исследование проблем пола не прекратилось. Наоборот, в конце 30-х годов американский ученый Альфред Кинзи (1894—1956) начал исследование, которое радикально изменило наши представления о человеческой сексуальности. История этой работы такова [286, 317]. В 1938 г. студентки Индианского университета попросили администрацию организовать лекционный курс для старшекурсников, готовящихся к вступлению в брак. Курс этот, включавший биологические, социально-экономические, юридические и психологические аспекты брачно-семейных отношений, был поручен семи профессорам во главе с Кинзи. Известный зоолог и автор популярного учебника биологии, Кинзи давно уже был озабочен тем, как мало известно науке о сексуальном поведении человека и как различны его нормы в разных обществах. Желая восполнить этот пробел, Кинзи вел доверительные беседы на эти темы со своими студентами, обобщая их мнения и опыт. Постепенно круг опрашиваемых расширялся, а методика опроса совершенствовалась, отлившись в форму стандартизованного интервью, охватывающего полную историю сексуальной жизни респондента (опрашиваемого).

Материальная поддержка со стороны Междисциплинарного комитета по исследованию сексуальных проблем, созданного в США в 1921 г., и фонда Рокфеллера позволила Кинзи в 1941 —1946 гг. взять несколько помощников и расширить свою работу. Это было нелегкое дело. Как вспоминал позднее один из его сотрудников, Кинзи нужны были люди с благополучной семейной жизнью и в то же время готовые проводить много времени в разъездах по стране; люди с университетскими дипломами и докторскими степенями, вместе с тем умеющие разговаривать с представителями низших слоев общества; стопроцентные американцы, но начисто лишенные сексуальных предрассудков. Последнее было труднее всего.

Одному квалифицированному психологу, который хотел с ним работать, Кинзи сказал: «Я не могу вас взять, так как вы не интересуетесь этой темой.— Почему же, очень интересуюсь,— возразил психолог.— Но взгляните на свои установки,— продолжал Кинзи.— Вы не сомневаетесь в том, что гомосексуализм — это извращение, мастурбация — признак незрелости, внебрачные связи подрывают семью и т. д. У вас на все имеются готовые ответы, вы все знаете заранее. Зачем же тогда заниматься столь трудоемкими исследованиями?» [286].

Кинзи прекрасно понимал значение биологических и психологических детерминант сексуальности, но главной, ключевой, своей задачей он считал объективное изучение сексуального поведения. Люди могут сами не знать своих мотивов или ошибаться в их объяснении. Однако при надлежащем подходе человек может откровенно рассказать о поступках, фактах своей сексуальной биографии, вплоть до самых интимных. Кинзи мечтал собрать 100 тыс. сексуальных историй. Он успел провести около 19 тыс. интервью, каждое из которых содержало от 350 до 520 пунктов информации. Это была поистине титаническая ' работа, по сей день не имеющая равных. Ее итоги, изложенные в двухтомном труде «Сексуальное поведение мужчины» (1948) и «Сексуальное поведение женщины» (1953), явились подлинной революцией в сексологии. В работах Кинзи сексология впервые получила количественный фундамент, обнажив широчайший диапазон индивидуальных и социальных вариаций сексуального поведения. Кроме того, статистическая форма позволила обсуждать ранее запретные сюжеты.

Научный подвиг Кинзи (Г. С. Васильченко справедливо называет его деятельность образцом беззаветного служения науке) был дорого оплачен. С самого начала его работа встречала сильнейшее противодействие реакционеров и невежд. Услышав, чем занимается Кинзи, многие коллеги перестали с ним здороваться. Уже в 1940 г. под давлением консервативной общественности ректор университета предложил Кинзи отказаться либо от своего исследования, либо от лекционного курса по подготовке к браку. Кинзи предпочел отказаться от лекций. Публикация отчетов Кинзи принесла ему всемирную славу¹, но одновременно вызвала публичный скандал. Ханжи негодовали, невежды зубоскалили. Американская таможня в 1950 г. начала конфисковывать адресованные 1 Вероятно, это единственный случай в истории, чтобы 2 тома, состоящие в основном из статистических таблиц, разошлись тиражом лее 500 тыс. экземпляров.

институту Кинзи эротические материалы. В 1954 г. на него обрушились маккартисты. По их требованию фонд Рокфеллера прекратил дальнейшее финансирование исследований, а публикации института были изъяты из военных библиотек (военное ведомство, как и цензура, всегда стоит на страже «высокой морали»). Комитет ПО расследованию антиамериканской деятельности, даже не выслушав Кинзи и поддерживавших его ученых, постановил, что «исследования института ненаучны, их выводы оскорбляют население, и продолжение его деятельности привело бы к ослаблению американской морали и способствовало бы коммунистическому перевороту» [317]. Кинзи болезненно переживал эти нападки, по не прекращал работы. В 1956 г. он умер от сердечного приступа.

Однако остановить развитие науки было невозможно. Работы Кинзи положили начало массовым социологическим исследованиям сексуального поведения. В чем состояла их главная ценность? Прежде всего «Отчеты»

Кинзи обогатили науку колоссальным количеством новой информации о сексуальном поведении и его формах. Даже сегодня, несколько десятилетий спустя, ни одно серьезное сексологическое исследование не обходится без сравнения полученных результатов с выводами и цифрами Кинзи. Кроме того, они доказали возможность и необходимость количественного анализа этого сложного материала. Наконец, хотя Кинзи формулировал свою общую задачу в нарочито объективистских, почти биологических, терминах, он тщательно учитывает и взвешивает значение множества социальных переменных — уровень образования, семейное, имущественное и социальное положение, региональные особенности, религиозную принадлежность и даже степень религиозной активности. В этом отношении работа Кинзи представляется социологически более зрелой, чем многие позднейшие исследования, особенно медицинские, авторы которых, анализируя количественные данные об уровне и типах сексуального поведения людей в свете тех или иных биологических переменных, далеко не всегда принимают в расчет социальное положение, уровень образования и тип культуры, на который ориентируются обследованные ими лица.

Нужно сказать, что в ходе работы развивались и собственные взгляды Кинзи. Если первый том, посвященный мужчинам, открывается довольно наивной декларацией методологического объективизма, то второй содержит четко выраженную теоретическую и социально-нравственную позицию, заостренную как против религиозного ханжества, так и против биологического редукционизма. Статистика сексуального поведения завершается детальным сравнительным анализом аномалий и физиологии мужских и женских сексуальных реакций и оргазма, а также их психологических, нервных и гормональных факторов. Этот анализ не только подготовил, но во многом даже предвосхитил будущие открытия Мастерса и Джонсон.

Разумеется, труд Кинзи и его сотрудников имел и свои слабости, своевременно отмеченные критиками. Важнейшим недостатком методики Кинзи было то, что он работал с добровольцами, людьми, которые сами хотели с ним беседовать. Такая выборка не может быть репрезентативной ни в социологическом, ни в психологическом плане. Среди людей, готовых подробно обсуждать свои сексуальные проблемы, как правило, много сексуально озабоченных, а также людей с повышенной (по сравнению со средней) сексуальной активностью. В связи с этим, когда другие исследователи находят у своих респондентов меньше проявлений девиантного поведения (например, гомосексуальных контактов или генитальных игр в детстве), возникает вопрос, объясняется ли это тем, что Кинзи опрашивал своих респондентов более детально, фиксируя моменты, ускользающие от поверхностного взгляда, или тем, что в выборке Кинзи шире представлены люди, склонные к девиантному поведению.

В 1979 г. Институт им. А. Кинзи опубликовал новые таблицы результатов интервью 1938—1963 гг., пересчитанные с помощью компьютеров по наиболее репрезентативной части выборки [183]. Материал распределяется теперь по 4 разделам: 1) основная выборка, очищенная от индивидов, происходящих из кругов с сильно выраженной сексуальной спецификой (члены гомосексуальных организаций, проститутки, правонарушители, психически больные и т. д.), состоит из нескольких групп: 4694 белых мужчин с образованием в объеме колледжа; 766 белых мужчин с образованием ниже колледжа; 4358 белых женщин с образованием в объеме колледжа; 1028 белых женщин с образованием ниже колледжа; 177 черных мужчин с образованием в объеме колледжа и 223 черные женщины, окончившие колледж; 2) делинквентная выборка: 2446 белых мужчин, осужденных за половые преступления; 1024 таких же белых женщин и несколько меньшие группы черных и латино-американо-индейских делинквентов; 3) гомосексуальная выборка, состоящая из индивидов с большим гомосексуальным опытом (более 50 сексуальных контактов или более 20 партнеров своего пола), в том числе 946 белых мужчин-неделинквентов, 782 белых мужчин-делинквентов, 260 белых женщин-неделинквенток, 84 белых женщин-делинквенток и группы небелых мужчин и женщин, разбитые по тому же признаку; 4) специальные группы, исключенные по каким-либо причинам из общей выборки; важнейшая из них — 536 детей допубертатного возраста, которых интервьюировали по особой программе.

Серьезная критика высказывалась и по поводу некоторых применявшихся Кинзи статистических процедур. Особо отмечались издержки натуралистической ориентации Кинзи. Желая добиться максимальной точности анализа, Кинзи старался строго разграничивать осознанные психосексуальные установки людей (что они думают о тех или иных формах сексуальности) и их реальное поведение. Однако разграничение мысли и поступка имеет свои пределы. Кроме того, перевод общих, особенно житейских, понятий в операциональные (т. е. допускающие количественное измерение) термины часто сопряжен с издержками. Например, считая термин «оргазм» слишком неопределенным, Кинзи заменил его понятием outlet (выход, сток, разрядка сексуального напряжения), под которым мужчины обычно подразумевают эякуляцию. Однако оргазм и эякуляция — не синонимы, одно возможно помимо другого. Да и можно ли вообще свести эмоциональное переживание к отдельному поведенческому акту, тем более физиологическому, или выразить одно через другое? Есть вещи, которых массовый опрос не улавливает, а в лучшем случае служит их косвенным индикатором.

Работы Кинзи стимулировали дальнейшие социологические и социально-психологические исследования сексуального поведения. Институт сексологических исследований им. А. Кинзи, который возглавил после его смерти антрополог Пол Гебхард, сначала продолжал эмпирически-таксономические (классификационные) работы своего основателя. Затем акценты сместились: от простого статистического обобщения индивидуальных интервью сотрудники института перешли к социологическому изучению отдельных сегментов общества и специфических субкультур, в рамках которых формируется и реализуется тот или иной тип сексуального поведения. Социологический анализ нередко сочетается теперь с психологическим. Например, книга Алана Белла «Личность педофила» основана в основном на анализе сновидений, а работа Белла и Вайнберга [101] о гомосексуальности — на 1500 глубинных интервью. В публикациях института появились труды по истории сексуальности, эротического искусства, а также сравнительно-этнографические исследования. Короче говоря, статистический аппарат теперь подчинен решению более сложных, комплексных задач. Но Институт им. А. Кинзи — только часть наследия ученого. Гораздо важнее то, что по примеру Кинзи во второй половине XX века массовые опросы о сексуальном поведении стали более или менее регулярно проводиться почти во всех индустриально развитых странах, давая ценнейшую информацию клиницистам, социологам, психологам и педагогам. Это могут быть общенациональные опросы, охватывающие разные категории населения, но, как правило, не моложе 20 лет и претендующие на какую-то репрезентативность. Таких исследований в связи с их высокой стоимостью и трудоемкостью очень мало [120; 324]. Как бы тщательно ни проводились такие опросы, они никогда не могут охватить все категории населения и содержат слишком много усреднений. Они дополняются множеством специализированных исследований, имеющих дело с более узкими, зато более однородными группами, отобранными по половому (мужчины или женщины), возрастному (например, только молодежь) или социопро-фессиональному (школьники, студенты, рабочие) принципу. Хотя они кажутся частными, такие исследования порой более надежны и информативны. Проводятся такие исследования и в большинстве европейских социалистических стран. Из советских исследований следует выделить работы С. И. Голода, который, начиная с 1964 г., опрашивал разные категории молодежи.

Чем отличаются современные сексологические опросы от «Отчетов» Кинзи?

1. Их выборки, как правило, меньше, чем у Кинзи, зато они состоят не из добровольцев. Это случайные выборки на основе определенных научных принципов. 2. В отличие от применявшегося Кинзи интервьюирования сегодня чаще пользуются анкетами (вопросниками), поскольку они менее трудоемки и дают, как показала специальная проверка [313], столь же надежные результаты. Иногда оба метода сочетают: часть большой выборки, заполнившей анкету, подвергают затем более детальному, глубинному интервьюированию. 3. Исследователи стремятся зафиксировать не только открытое поведение (поступки), но и установки опрашиваемых, их отношение к тем или иным формам сексуальности, мотивы, степень удовлетворенности и т. п., но эти явления всегда разграничиваются и могут изучаться независимо друг от друга. 4. Более тщательному анализу подвергаются социально-культурные аспекты сексуальности: в связи с этим особое значение придается однородности выборки, способам ее расчленения и т. д. Крупные опросы проводятся только при участии профессиональных социологов, часто совместно с институтами по изучению общественного мнения. 5. Особое значение придается изучению когортных (межпоколенных) различий, которые позволяют проследить динамику сексуального поведения во времени, зафиксировать черты, типичные для разных поколений. Таким образом были пересчитаны и данные самого Кинзи, касающиеся мужчин, родившихся до 1900, в 1900—1909, 1910—1919, 1920—1929 гг. и после 1930 г. [149].

Проведение таких исследований сопряжено с большими методологическими трудностями. Прежде всего вопросов репрезентативности выборки. Любая выборка может быть репрезентативной лишь в каких-то определенных, но не во всех отношениях. Если выборка сделана по социально-образовательному признаку, это не значит, что она будет репрезентативной и для возрастной структуры населения или для разных типов семьи. Кроме того, в силу деликатности сексологических вопросов далеко не все соглашаются отвечать на них. Например, в американском исследовании Мортона Ханта [210] первоначальная выборка была социологически корректной, но ответить на заданные вопросы согласились только 20% отобранных людей, поэтому выводы такого исследования уже не могут считаться статистически достоверными и репрезентативными, их приходится принимать лишь условно.

Крайне сложна формулировка вопросов. Далеко не одно и то же спросить человека, в каком возрасте он «начал половую жизнь», «имел первую интимную близость» или «первый половой акт». Респонденты могут вкладывать в эти слова совершенно разный смысл, причем не тот, который вкладывает в них исследователь. Научные термины большинству людей непонятны, а бытовые обозначения неодинаковы в разных культурных средах и часто кажутся грубыми. Широкие понятия, например «начало половой жизни», слишком неопределенны: один будет думать, что речь идет о первом половом акте, а другой — о появлении эротических интересов или начале мастурбации. Так же расплывчаты понятия «частичный» или «полный сексуальный контакт». Кинзи и его сотрудники в рамках глубинного интервью могли многократно уточнять смысл вопросов и ответов. Формальная анкета всегда оставляет место для недоговоренностей, что затрудняет сопоставление данных разных исследователей. Существенно и то, спрашивают человека о его сегодняшнем или недавнем сексуальном опыте или же предлагают вспомнить, что было несколько лет назад. Это особенно важно для изучения возрастной динамики сексуальности. Напрямик спрашивать 11 — 12-летних подростков об их сексуальном опыте (например, о мастурбации) не позволяет педагогический такт, да они и не осознают многих своих переживаний. Ретроспективные же самоотчеты, как доказали психологи, крайне недостоверны. Во-первых, человека подводит память, он легко может отнести событие, произошедшее в 15 лет, к 12 годам или наоборот. Во-вторых, индивид невольно «выпрямляет» свой жизненный путь, подстраивая прошлое к своему нынешнему «образу Я». Взрослый гомосексуалист вспомнит свои детские гомоэротические игры и интересы, потому что видит в них истоки своей психосексуальной биографии. Напротив, гетеросексуальный индивид обычно забывает подобные факты (если они были), поскольку они несущественны для него и даже противоречат его сексуальному самосознанию. В-третьих, в ответах сказывается уровень сексуальной «просвещенности» респондента, который часто сообщает интервьюеру не то, что на самом деле было, а то, что должно было быть, исходя из положений науки, как он их себе представляет.

В связи с этим даже в тех странах, где проводится много опросных исследований, научной информации не хватает. Например, автор выполненного по заданию Министерства здравоохранения, просвещения и социального обеспечения США обзора исследований подростковой и юношеской сексуальности [125] констатирует ряд серьезных методологических недостатков: атеоретичность, описательность большинства работ; редкость интервальных исследований, когда одна и та же среда изучается повторно по прошествии определенного времени; небрежные выборки, в которых неравномерно представлены разные социальные группы и районы страны; слишком много исследований посвящено исключительно женщинам; не всегда точно указывается возраст респондентов; не учитывается роль социально-экономических, классовых факторов; слишком примитивны статистические методы; в опросниках недостаточно представлены психологические, личностные проблемы, сексуальное поведение изучается в отрыве от чувства любви, удовлетворенности жизнью, общих социальных ценностей; крайне редки лонгитюдные исследования, когда одни и те же люди обследуются в течение длительного времени, без чего невозможно представить себе закономерности психосексуального развития. Как ни важны массовые сексологические опросы для уяснения вариаций и детерминант сексуального поведения, они не дают абсолютно достоверного и исчерпывающего знания и должны рассматриваться в связи с другими источниками информации (демографическая статистика, клиника и т. п.). Однако и другие типы исследований в свою очередь не могут обойтись без них.

 

В ПОИСКАХ СИНТЕЗА

 

Как и всякая другая наука, сексология начинала со спекулятивных общих теорий. Затем частные подходы и методы дифференцировались, разделяясь между соответствующими отраслями науки. Сначала возникла сексологическая клиника, затем психология сексуальности (хотя бы в рамках психоанализа), а после Кинзи — массовые статистические исследования, тесно связанные с социологией. Главной задачей сексологии 40—60-х годов были преодоление дилетантизма, накопление достоверных, тщательно проверенных научных фактов. Это было возможно только в рамках строгой научной специализации, когда каждая наука оперирует своими собственными методами, не особенно заботясь о том, что делают соседи, которые могли бы еще и не выйти на близкие «сюжеты». Специализированный, монодисциплинарный подход дал блестящие научные результаты. Генетика выработала строгие и вместе с тем сравнительно простые методы определения хромосомного пола; открытие ряда генетических половых аномалий, начиная с синдрома Тернера (Шерешевского — Тернера) (1938) и синдрома Клайнфелтера (1942) и кончая аномалиями, открытыми в конце 60-х — начале 70-х годов, позволило начать систематическое изучение самых глубоких детерминант половой принадлежности и их влияния на половые различия, и сексуальное поведение людей и животных. Эндокринология научилась определять уровень половых гормонов и детально проследила их влияние на половую дифференцировку организма, особенно в зародышевой фазе развития; широким фронтом изучается влияние гормонов на психику и поведение, в том числе сексуальное поведение животных и человека. Нейрофизиология сделала сенсационные открытия относительно половой дифференцировки мозга и локализации центров, управляющих сексуальными реакциями. Эмбриология выявила стадии и закономерности половой дифференцировки в утробном периоде развития, а эволюционная биология — филогенетические закономерности репродуктивного поведения и сексуальности и специфику их проявления у разных видов. Американский гинеколог Уильям Мастере с психологом Вирджинией Джонсон осуществили первое лабораторное исследование полового акта и т. д. Современная сексология немыслима без участия таких дисциплин, как цитогенетика, молекулярная биология, нейрохимия, психоэндокринология, иммунология, психофизиология, дифференциальная, возрастная и социальная психология. Не менее важны для нее и общественные науки.

Человеческую сексуальность нельзя понять вне общества и культуры. Столь же верно и обратное: невозможно понять образ жизни общества, не зная особенностей сексуального поведения составляющих его индивидов и того, как это поведение и сами половые различия осмысливаются и символизируются в культуре. Как писал Ф. Энгельс, «согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является, в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно, опять-таки, бывает двоякого рода. С одной стороны — производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого человека, продолжение рода» [2; с. 25—261. Этот второй аспект предполагает исследование не только форм брака и семьи, но и собственно репродуктивного поведения (рождаемость и т. д.), а также регулирующих его социально-культурных норм и стимулов. Налицо таким образом двуединая задача: 1) понять, как общественные отношения и культура формируют и видоизменяют взаимоотношения полов, включая их эротические реакции, и 2) выяснить, как сексуальность и конкретные формы ее проявления влияют на развитие общественных отношений и культуры.