Сцена 2. В 60 футах и 6 дюймах друг от друга

Бейсбольное поле, день

Финальный матч локального турнира по бейсболу подходит к концу. Девятый иннинг. Два игрока в ауте, первая и третья базы заняты. Счет 1-2: один бол на два страйка. Одна из команд выигрывает 3:2.

ХАРУАКИ УСУЙ, ученик средней школы, стоит в бейсбольной форме на питчерской горке. Он вытирает пот со лба и ждет сигнала от кетчера.

ХАРУАКИ (монолог)

Он просто супер.

Уловив сигнал, он кивает.

ХАРУАКИ (монолог)

Я только из-за него остаюсь в команде и терплю мрачные взгляды тренера.

Он становится в стойку для подачи.

ХАРУАКИ (монолог)

Я видел кучу игроков старшей лиги, у которых хорошие перспективы попасть в большую лигу[3]. И некоторые из них наверняка попадут. Но я никогда не воспринимал их как угрозу: для меня лучше всех он.

Он делает глубокий вдох.

ХАРУАКИ (монолог)

Каждое его движение просто прекрасно. Всякий раз, когда я смотрю на его игру, я поражаюсь. Не могу избежать чувства неловкости и мыслей, а есть ли у меня качества настоящего игрока.

Он поднимает ногу.

ХАРУАКИ (монолог)

Я стал так хорошо играть, что все элитные бейсбольные школы пытаются меня заманить. Фантазия любого мальчика, фанатеющего от бейсбола, – встать на питчерскую горку стадиона Косиэн – из мечты превратилась в цель. Казалось, еще чуть-чуть – и я смогу стать профи.

Он замахивается для подачи.

ХАРУАКИ (монолог)

Но с самого начала своих занятий бейсболом, еще в младших классах, я всего лишь подражал ему.

Он швыряет сильный фастбол.

Бэттер машет битой и промахивается.

Увидев, как мяч попадает точно в ловушку кетчера, ХАРУАКИ восторженно кричит и вскидывает кулак.

ХАРУАКИ (монолог)

Поэтому я даже подумать не могу о том, чтобы когда-нибудь его превзойти.

Кетчер снимает маску. Появляется улыбающееся лицо ДАЙИ.

Он тут же бросается к горке и прыгает в объятия ХАРУАКИ. Через несколько секунд подбегают остальные члены команды и тоже начинают бурно радоваться.

ХАРУАКИ

Уаа, Дайян, отцепись от меня. Я совершенно не в настроении обниматься с парнями! И, блин, ты же весь потный!

Однако, хоть он и жалуется, на лице его счастливая улыбка.

ДАЙЯ

Не волнуйся, ты еще более потный, и от тебя воняет, как из конюшни!

ДАЙЯ тоже улыбается.

ХАРУАКИ

Ч-ЧТО?! Тогда дай мне быстро какой-нибудь «Акс»! Не хочу, чтобы наша миленькая тренерша меня отшила! Я собираюсь подарить ей мяч, который выиграл игру, и скажу ей, что я подавал только ради нее! Она будет моя, я и глазом не моргну!

ДАЙЯ

Ха-ха, какая жалость, что ее не существует, э?

Игроки выстраиваются в шеренгу.

ХАРУАКИ (монолог)

Однажды я попросил знакомого скаута оценить его игру.

Они склоняют головы.

ХАРУАКИ (монолог)

Я хотел и в старшей школе быть в той же команде, что и он.

Игроки направляются к трибунам.

ХАРУАКИ (монолог)

Но его реакция была вялой. «Для своего возраста он неплох, но у него небольшой потенциал, потому что он слишком привык к своей доморощенной технике. Не знаю, сможет ли он стать игроком основы, но добиться стипендии как бейсболисту ему будет очень трудно». Вот как скаут его оценил. Да, атлетические данные у Дайи ужасные. Он мне уступает и в спринте, и в состязаниях на силу, и вообще в атлетизме. Но я все равно верил, что его потенциал позволит ему компенсировать эти недостатки.

Они кланяются зрителям.

ХАРУАКИ (монолог)

Скаут, конечно, мог ошибаться. Но я знаю, что, объективно говоря, Дайя не так уж хорошо играет в бейсбол. Аах… быть может, я это всегда знал. Может, вовсе не его игра меня ошеломляла. Может, я уже превзошел Дайю в смысле потенциала и способностей. Но иерархия, которую я сам для себя установил, никогда уже не изменится, даже если я стану звездой взрослой лиги.

На трибуне стоит КОКОНЕ. Она радуется со слезами на глазах. Ее взгляд прикован к ДАЙЕ.

ДАЙЯ улыбается ей неловко, но ласково.

ХАРУАКИ (монолог)

У Дайи по-прежнему главная роль.

Наблюдая, как те двое смотрят друг другу в глаза, ХАРУАКИ жизнерадостно улыбается.

ХАРУАКИ (монолог)

Поэтому я отказался от своей первой любви.

 

♦♦♦ Дайя Омине – 11 сентября, пятница, 18.00 ♦♦♦

«Фильм "Прощай навсегда" окончен».

Никаких титров. И тут же я оказываюсь перед информационным табло. Очередной телепорт.

Глядя на пустое фойе, я криво улыбаюсь.

 

«Я раздавлю тебя».

Теперь понятно.

Он безжалостен, как и подразумевают его слова.

Кадзу лезет своими пальцами в шрамы моего прошлого. Он втирает соль в заново открывшиеся раны и раздирает их – ради того, чтобы уничтожить мое «желание».

Черт, он становится жестоким.

– …

Постойте-ка. Кадзу нарочно атакует меня. Почему я воспринимаю всерьез все, что он мне показывает?

Эти фильмы – они вообще правдивы?

Да – то, как это происшествие выглядело на экране, согласуется с моими воспоминаниями. Но, поскольку фильм был показан с точки зрения Рино, там есть детали, в достоверности которых я не могу убедиться.

Эти детали вполне могут быть выдуманы. И насколько точно показано эмоциональное состояние Рино, я тоже никогда не узнаю. Это только Рино знает.

 

– Похоже, вы пропустили серьезный удар, не так ли?

 

Захваченный врасплох раздавшимися поблизости словами, я поднимаю голову.

– …Ты кто?

Передо мной стоит незнакомая девушка с длинными волосами. На ней чистенькая униформа, как у продавщицы в универмаге. Вокруг шеи намотан шарф. На глаз, она моих лет.

– Рада познакомиться. Меня зовут «А», к вашим услугам. Я ваш гид в этом кинотеатре.

«А» окутывает аура достоинства, не вяжущаяся с ее возрастом. Впрочем, «достоинство» – немного не то слово; мне она кажется очень неприятной. Если она убьет кого-нибудь, то лишь безразлично улыбнется и бровью не пошевелит, настолько она выше всего этого; вот такого типа ее надменное «достоинство».

Более того, она ужасающе прекрасна – даже прекраснее, чем Мария Отонаси, от красоты которой офигевают все.

– …«А»? Что за идиотство. Кто ты? И зачем ты здесь?

– Я искусственная личность, принадлежащая этой «шкатулке», «Кинотеатр гибели желаний». В реальности я не существую.

Короче, она то же, чем был Нойтан в «Игре бездельников»?

Нойтан, теперь эта девица; интересно, это правило такое, что ли, что у всех гидов дерьмовый характер?

– Искусственная личность, да? Значит ли это, что ты будешь настолько любезна, что разъяснишь мне принцип работы этой «шкатулки»?

– Как пожелаете.

– Тогда давай закончим с этим делом побыстрее. Какова функция этой «шкатулки»?

– У нее ровно одна цель: раздавить вашу «шкатулку». Подборка фильмов – «Прощай навсегда», «В шестидесяти футах и шести дюймах друг от друга», «Повтор, сброс, сброс», «Пирсинг в пятнадцать лет» – рассчитана на то, чтобы заставить вас отказаться от «шкатулки», Омине-сама.

Я ожидал такого ответа, но все равно меня немного раздражает, что мне это говорят так прямо. Да и с чего мне быть довольным, если мне заявляют, что пытка продолжится.

– Далее. Вы, возможно, сейчас задаетесь вопросом: в фильме «Прощай навсегда» точно ли воспроизведены события прошлого? Ответ на этот вопрос: нет, не точно.

– Что?

Зачем ей говорить мне это? Даже если она сказала правду – как только я это узнал, мой стресс тут же улегся. А это совершенно не сочетается с назначением «шкатулки».

– Вы, похоже, сомневаетесь, Омине-сама, но позвольте вас заверить, что этот факт не послужит вам утешением. Фильм «Прощай навсегда» сделан в полном соответствии с воспоминаниями Миюки Карино. Мой ответ технически верен, поскольку человеческая память со временем теряет точность, и воспоминания искажаются.

Понятно. Если фильм соответствует воспоминаниям Рино, это значит, что она по-прежнему в обиде на меня. Ха, это настолько несмешно, что даже смешно.

– …Для начала – я вообще могу верить в то, что ты мне говоришь?

– Я устроена так, что могу говорить только правду.

– А ты можешь доказать, что это правда?

– Доказать такое будет очень трудно. Боюсь, я могу лишь просить вас мне верить. Приношу свои извинения.

…Ну да. Признаю, глупый был вопрос.

Но как бы вежливо она ни говорила, сколько бы она ни извинялась, – не чувствую в этой «А» ни намека на покорность. Наоборот, ее вежливые манеры выглядят почти насмешкой. Почему Кадзу сделал проводником такую отвратную девицу? Ему что, нравятся такие? Если подумать, у Отонаси похожий характер… впрочем, тут он явно перестарался.

…Мм, а, вот оно в чем дело.

– …Я кое-что заметил.

– Что именно вы заметили?

– Ты «О», не так ли?

«А» молчит.

– Нойтан, талисман «Битвы за трон», был отражением извращенного характера Камиути. Но глянь на характер Кадзу. Вряд ли он создал бы такого неприятного персонажа, как ты. Так почему ты здесь? Есть два варианта. Первый – эта «шкатулка» принадлежит не Кадзуки Хосино. Второй – ты сюда пробралась.

После моего объяснения аура «А» меняется резко. Ее улыбка становится слишком хорошо знакомой.

– Я впечатлен, честно.

Перепутать с чем-либо эту улыбку невозможно.

Передо мной стоит «О».

– Не ожидал, что ты определишь мою истинную суть так быстро. Я собирался играть роль твоего гида немного дольше.

– …Зачем ты это делаешь?

– Эта «шкатулка» слишком сильна для тебя. Я опасался, что у тебя не будет шансов противостоять ей, и потому решил снабдить тебя кое-какой дополнительной информацией.

– А какое тебе дело, если я проиграю? Ты же на стороне Кадзу?

– Мне нет дела, если ты проиграешь, но я не хочу, чтобы ты проиграл мгновенно. Ты забываешь, что моя цель – наблюдать за Кадзуки-куном. Теперь, когда я наконец начал понимать его истинную натуру, я хочу собрать как можно больше данных! И поэтому я не хочу, чтобы Кадзуки-кун одержал такую легкую победу, понятно?

– Но что если я его одолею из-за того, что ты мне слишком сильно помог?

– Мне хотелось бы избежать такого исхода, но вообще-то меня оба варианта устраивают.

Похоже, «О» честен. Если подумать – во время «Игры бездельников» «О» сказал: «Кадзуки Хосино совершенно не берет в расчет мои прихоти». Если «О» действительно без разницы, выиграю я или нет, получается, что Кадзу правильно делает.

Впрочем, «О» явно настроен помогать Кадзу. Такие вещи он может говорить, только если уверен, что мне не победить.

– Если хочешь понаслаждаться зрелищем, тогда дай мне какую-нибудь информацию, от которой есть реальная польза! Пока все, что ты мне сказал, – что я проиграю, если не сбегу до конца последнего фильма сегодня в полночь.

– Конечно. Но не думаю, что человек, который так быстро меня раскусил, нуждается в какой-либо еще информации.

Он высокого мнения обо мне, хех.

Но это заявление – само по себе подсказка. По сути, «О» сказал, что у меня уже достаточно информации, чтобы победить «Кинотеатр гибели желаний».

– Что ж, поскольку ты меня разоблачил, думаю, я покину тебя на какое-то время.

– Без проблем, я так думаю?.. А, вот, я еще кое-что хотел бы у тебя спросить, прежде чем ты уйдешь: кто эта неприятная девушка, которую ты имитируешь? Актриса одного из будущих фильмов или кто?

– Нет, она с тобой вообще никак не связана. Вряд ли она появится в каком-то из фильмов. Но, конечно, я не случайно выбрал именно эту внешность.

С этими загадочными словами «О» отворачивается и удаляется.

Звук его шагов становится тише, потом исчезает.

Я вновь один.

Кидаю взгляд на часы. Сейчас 18.15. Четверть часа до начала следующего фильма, «В 60 футах и 6 дюймах друг от друга». Всего в моем распоряжении 5 часов 45 минут.

Визит «О» никак не изменил моего положения. Мои руки связаны, и Кадзу молотит меня как хочет. У меня есть оружие, «Тень греха и возмездие», но оно бесполезно, пока я торчу здесь в заточении. Я никак не могу отбиваться.

…Нет, погодите-ка. Я точно не могу отбиваться?

Кидаю взгляд на свою тень.

«Тень греха и возмездие» по-прежнему работает.

Использовать одну «шкатулку» внутри другой возможно. То, что Мария Отонаси однажды влезла в чужую «шкатулку» и все равно осталась «владельцем», доказывает это. Так что я по-прежнему «владелец» и [повелитель].

Но на ком ее применить? Я же здесь один. Здесь нет никого, на ком можно было бы использовать «Тень греха и возмездие».

– … Здесь никого нет?

Тогда где я могу кого-нибудь найти?

Ответ очевиден.

Вне этой «шкатулки» у меня 998 [рабов], которые могут стать моими руками и ногами.

– …

Пора заняться разработкой стратегии.

Как мне победить Кадзуки Хосино?

Я смогу выбраться отсюда, если уничтожу «шкатулку». Простейший способ – [управляя] моими [рабами], заставить их убить Кадзу.

Но это не будет истинной победой. Я хочу его одолеть, но я совершенно не хочу его убивать. Моя главная цель – сделать людей более этичными, а значит, мне нельзя совершать убийств, тем более – заставлять других совершать убийства. Это не имеет ничего общего с моей решимостью.

Если я его убью, возможно, я окажусь эмоционально раздавлен; тогда 998 теней греха сожрут меня изнутри, и я сойду с ума. Если окажется, что никакие другие методы не позволяют помешать «Кинотеатру гибели желаний» уничтожить мою «шкатулку», мне придется рассмотреть вариант убийства, но это абсолютно последнее средство.

Я должен убедить Кадзу отказаться от «шкатулки» добровольно.

Он атакует мое уязвимое место, мое прошлое. Я тоже должен ответить ударом по его уязвимому месту.

Слабое место Кадзу…

– …Ах.

Разумеется, это Мария Отонаси.

 

✵

 

Словно не желая давать мне время на размышление, «Кинотеатр гибели желаний» вновь телепортировал меня в один из зрительных залов.

Следующий фильм, «В 60 футах и 6 дюймах друг от друга», будет чистой пыткой.

Впрочем, на этот раз все будет не так плохо. Я ведь пригласил гостя, а грусть разделенная есть грусть утоленная.

– Ты согласна, Юри Янаги?

Юри Янаги сидит справа от меня с бледным лицом; она слишком занята, оглядываясь в замешательстве по сторонам, и не в состоянии ответить на мой внезапный неотвечаемый вопрос.

Я попытался призвать ее сюда, чтобы проверить предположение: как Мария Отонаси пролезла в «Комнату отмены», так и другие «владельцы» могут вмешиваться в чужие «шкатулки» и нарушать их работу. Конечно, выбраться отсюда невозможно, так что это билет в один конец.

– Э? Э? Это что, кинозал? Почему я вдруг оказалась здесь, я же была у входа?! Почему я сижу?!

Ничего удивительного, что она в шоке. Я к телепортации уже привык, а для нее это первый раз.

Однако объяснять все было бы достаточно напряжно, так что оставлю ее в неведении.

– Ты здесь, но показывают все равно только мое прошлое, вот как? Значит, эта «шкатулка» и правда рассчитана только против меня?

Что-то тут не так… но не могу уловить, что именно.

– Иг-гнорируют меня?.. Уаауааа! Кто они все?! У них как будто души высосало! Я боюсь!

Помолчи, я думаю.

– Заткнись, сука.

– С-сука?! Ты грубиян! И вообще, я воплощение невинности!

– Похоже, с тобой все в порядке, если ты еще можешь шутить.

– …Э? Это вообще-то… была не шутка… Ч-что? Неужели только я одна думаю, что похожа на невинную девушку?.. Но у меня же длинные черные волосы… постой, сейчас это неважно! Объясни мне, пожалуйста! Мм, а мальчик рядом с тобой – друг Кадзуки-сана, да?

– …Ага.

Рядом со мной сидит пустая оболочка Харуаки Усуя, который, похоже, будет звездой следующего фильма.

– Мне не хочется тебе что-либо объяснять, но запомни одно: не вздумай отпускать комментарии по поводу этого фильма – во время, перед, после – никогда!

Янаги вскидывает голову. Разумеется, мне до лампочки.

Я призвал Янаги, одного из моих [рабов], в «Кинотеатр гибели желаний».

Сделав это, я подтвердил сразу несколько фактов. Во-первых, я по-прежнему могу применять «Тень греха и возмездие» без каких-либо ограничений. Во-вторых, люди вроде Янаги, не являющиеся «владельцами», а всего лишь делящие «Тень греха и возмездие», могут пролезть в чужую «шкатулку». В-третьих, здесь и вне «шкатулки» время течет с одинаковой скоростью.

Но главная причина, почему я ее вызвал, в другом.

– Янаги. Что сейчас делают Кадзу и Отонаси?

Я хочу получить представление о нынешнем положении дел у Кадзу с Отонаси.

Люди, делящие «Тень греха и возмездие», не могут использовать эту невидимую связь, чтобы непосредственно общаться друг с другом, хотя и способны передавать друг другу некие расплывчатые эмоции. Я могу пользоваться «шкатулкой», но не могу эффективно командовать, пока не узнаю, что происходит на той стороне.

Поэтому я отдал своим [рабам] такой приказ:

«Выяснить, что делают Кадзу и Отонаси».

Раз мысленно обмениваться подробной информацией невозможно, приходится спрашивать кого-то напрямую.

Вот почему Янаги здесь – она связной.

– …А я обязана тебе говорить?

– Похоже, ты еще не поняла своего положения.

С помощью моей «шкатулки» я стимулирую ее чувство вины.

– У, ах! Нннн! …Нн…

Я хотел лишь легонько подтолкнуть ее, но она дико стонет и поднимает на меня мокрые глаза, всем видом умоляя прекратить.

Как и Синдо, в «Игре бездельников» она совершила грех убийства. Вполне естественно, что она не может избавиться от чувства вины из-за своего предательства по отношению к Кадзу. Вот почему она так страдает.

– В п-первую очередь Кадзуки-сан хочет удержать Отонаси-сан в стороне от всего этого. И поэтому он скрывает от нее свои действия.

– Я знал… но почему Отонаси это устраивает? Не думаю, что она будет покорно подчиняться Кадзу, когда у нее прямо под носом «шкатулка».

– Про это я ничего не знаю…

– Шлюхам вроде тебя отлично удается дергать вокруг себя других, верно? Чисто для информации: что бы ты сделала, чтобы удержать Отонаси от активных действий?

– Э-эй, а ты не слишком ли грубый?! …Н-ну, в общем… мм, вряд ли он сможет убедить Отонаси-сан, если будет говорить все честно, значит, скорее всего, он ей лжет. Скажем, он мог убедить ее, что у него есть хороший план, но надо выждать подходящего момента.

– И что, Отонаси купит такую сомнительную байку?

– Думаю, она поверит всему, что он говорит. Она слепо доверяет Кадзуки-сану.

– …Понятно.

Ну да, Отонаси будет стараться верить Кадзу, какое бы дешевое вранье он ей ни скармливал. А это означает, что Кадзу будет на удивление легко обвести ее вокруг пальца.

– Неплохо, Янаги. Должен признать, я считал себя экспертом по манипулированию людьми, но ты просто Королева Лжи.

– …Мм, это не комплимент, по-моему? Ты на самом деле оскорбляешь меня, да?

– Разумеется.

– …Омине-сан, тебе, похоже, нравится меня оскорблять. Неужели на самом деле я тебе нравлюсь?

– Хаа? Не пытайся подколоть меня, сучка. Ты смахиваешь на какое-то чертово привидение.

– П-привидение?.. Вот это какое-то новое оскорбление… Даже не знаю, как реагировать…

Янаги нарочито отодвигается и взбивает свои длинные черные волосы – которые, в сочетании с белой кожей, обычно создают некое «призрачное» ощущение. Она всем видом говорит: «А теперь?»

Конечно, я ее игнорирую.

– Но благодаря тебе я кое-что узнал.

– Э? У меня что, что-то на лбу написано?

– Там написано «сдохни».

– Оуу… как жестоко…

– Я узнал, что Кадзу злоупотребляет их взаимным доверием.

Доверие между Марией Отонаси и Кадзуки Хосино и так держится на соплях, но Кадзу скрывает это от нее.

Хуже того – он эксплуатирует ее веру в него.

– Теперь я знаю, как доставить сюда Отонаси.

Столь простое решение заставляет меня улыбнуться.

– Мне всего-то надо показать ей правду.

Мне всего-то надо показать ей, что их цели разошлись.

Как только она поймет, что он ее предал, – между ними все кончено.

Кадзуки проиграет, я одержу победу.

 

Экран загорается; появляется Харуаки времен средней школы. На нем знакомая форма…

 

◊◊◊ Кадзуки Хосино – 11 сентября, пятница, 17.48 ◊◊◊

Запах мяты. Всякий раз, когда я ощущаю его, это означает, что я в комнате Марии.

Лежа на кровати, я поднимаю голову, чтобы посмотреть на часы. Первый фильм, «Прощай навсегда», вот-вот закончится.

Победа мне почти гарантирована. Дайя в плену «Кинотеатра гибели желаний». К тому времени, когда закончится последний фильм, Дайя будет вынужден отказаться от своей «шкатулки». Мне остается только ждать.

Разумеется, я не собираюсь терять бдительности – в конце концов, мой противник Дайя, не кто-нибудь.

Он может пользоваться своей «шкатулкой» внутри «Кинотеатра гибели желаний». Я уже знаю, что он способен управлять другими людьми, – это значит, что он может использовать их, чтобы атаковать нас.

 

– Кадзуки, помоги мне приготовить ужин, – зовет Мария.

Я лишний раз проверяю свое выражение лица. Нельзя допустить, чтобы Мария догадалась, чем я занимаюсь за ее спиной.

Расслабься, Кадзуки.

– Ага, иду.

Я поднимаюсь и иду на кухню. Увидев меня, Мария криво ухмыляется.

– Боже, что за глупое лицо.

– …Э?

– Ты ведь понимаешь, что мы в опасном положении, поскольку Дайя вернулся, и он «владелец», верно? Как ты можешь оставаться таким беспечным?

– Прости.

Слава богу. Мария думает, что я такой же, как обычно.

Она не прочла мое фальшивое лицо.

Мы нажарили котлет и разложили их на две простые тарелки. Мария раньше не интересовалась готовкой, но в последнее время увлеклась. Фартуки на ней уже не смотрятся неуместно.

– Кадзуки, – говорит она, когда я беру тарелки. – Осталась лишняя черри.

Лукаво улыбаясь, она протягивает мне помидорку черри, делая вид, что не замечает, что у меня обе руки заняты.

– У-умммм?..

– Съешь ее.

Вот так?.. Держа тарелки, я наклоняю голову и клюю помидорку, как курица.

Пальцы Марии едва не залезают мне в рот, но, похоже, она довольна.

Выдернув зеленый хвостик и наблюдая, как я жую, она продолжает:

– Глупый.

– …Не слишком ли суровое заявление, если учесть, что ты сама заставила меня это сделать?

– Ты глупый, потому что послушно делаешь все, что я тебе говорю.

По-прежнему улыбаясь, она разворачивается и заканчивает приготовления к ужину. Я выхожу с кухни и ставлю тарелки на стол.

– …

Знаю, знаю: эти мирные минуты у меня есть лишь потому, что я обманываю Марию.

Пользуясь ее слепой верой в меня, я ее обманываю и предаю.

Но у меня нет выбора.

Я хочу быть с ней всегда.

Мария, однако, не разделяет это мое желание. Нет… она считает, что желать такое – эгоизм с ее стороны.

Мария ставит других превыше себя; она хочет исполнять «желания» других, она даже называет себя «шкатулкой». Нет, это я еще слишком мягко говорю. Ради того, чтобы сделать других счастливыми, она посвящает им всю себя настолько полно, что это граничит с самопожертвованием. Подавляя свои истинные желания, она пытается бросить «Марию Отонаси» и стать «Аей Отонаси» – созданием, существующим во имя единственной цели – выполнять желания других.

Я этого не допущу.

Я убью «Аю Отонаси», прячущуюся внутри Марии.

Но пока что нельзя позволить ей узнать о моих планах. Если это случится, она наверняка исчезнет. Поэтому я должен обманывать ее до последнего момента.

Но –

Когда он настанет, этот последний момент?

Сколько мне еще придется ей лгать?

– Кадзуки, – произносит Мария, и я вздрагиваю – на секунду мне показалось, что она поймала меня в мою собственную паутину лжи. – Рис уже готов. Можешь принести миски?

– К-конечно.

–?.. Что-то случилось?

– Аа, не… ничего.

Сомневаюсь, что у меня хорошо получается скрытничать. Я не смогу скрывать, что я изменился, вечно.

Думаю, конец не за горами.

– Тогда двигай свою попу сюда и принеси миски с рисом.

– Ага, иду –

Звякает мой мобильник.

Я тут же его открываю.

– …

Это мэйл от Харуаки.

«Юри Янаги сделала ход».

Прямой и конкретный мэйл, без смайликов и всякого такого. Возможно, Харуаки набирал его в спешке.

Юри-сан – одна из тех, кого контролирует Дайя; его пешка, можно сказать.

И эта пешка только что сделала ход.

– П-прости, Мария! Срочное дело, мне прямо сейчас надо бежать!

–?.. Ты о чем? Настолько срочное, что ты даже не можешь со мной поужинать?

– Прости!

Не задержавшись ни на секунду, я выбегаю из квартиры. Мария позади кричит, чтобы я остановился, но я не могу. Я вскакиваю в лифт и тут же захлопываю дверь, чтобы Мария не успела меня догнать.

Думаю, она будет подозревать. Она вполне может увязать мое срочное дело со «шкатулками».

Однако я уже сказал ей, что мы победим Дайю завтра.

И Мария поверила мне.

– …

Сопротивляясь уколам совести, я звоню Харуаки.

 

✵

 

Я должен пересечься с Харуаки.

Пока я бегу по темным улицам, в голове у меня проносится наш с ним недавний разговор.

 

«…Я был влюблен в Кири».

 

Так мне сказал Харуаки на следующий день после возвращения Дайи в школу.

Я только что закончил объяснять ему про «шкатулки». Я решил не только сражаться с Дайей, но и подключить к сражению Харуаки. На улице только начало смеркаться – как раз в это время детишки, наигравшись, возвращаются по домам. Мы были в парке, Харуаки сидел на скрипучих качелях.

«…»

Когда я закончил свой рассказ, он какое-то время молча раскачивался. Несколько секунд я слышал лишь скрип качелей.

Он чуть ли не на 360 градусов крутился. Я чувствовал себя виноватым, что мне приходится втягивать Харуаки в это дело, но я принял такое решение, тщательно взвесив все имеющиеся у меня варианты. Я ни о чем не сожалел. По крайней мере я сам себе так твердил.

И вот тогда он мне сказал: «Я был влюблен в Кири».

Внезапно и без всякого контекста он признался, что раньше был влюблен в Коконе. Может, это его ответ на мою историю?

«Э?..»

Сперва я был удивлен, но вообще-то его слова имели смысл.

Харуаки отверг все предложения, которые он получал от известных бейсбольных школ, и поступил в нашу старшую школу, слабая бейсбольная программа которой едва-едва позволяла ему надеяться все же попасть в национальное первенство. Он пожертвовал своей будущей карьерой профессионального бейсболиста. Я это уже знал – Мария все разузнала про Харуаки в мире повторов, а позже рассказала мне.

Я всегда удивлялся, почему он так поступил.

Теперь я знал, почему.

Харуаки выбрал ту же школу, что Дайя с Коконе, хоть ему и пришлось отказаться ради этого от своей мечты и своих перспектив. Не знаю, хотел ли он в конце концов признаться ей или же у него была какая-то другая цель; так или иначе, он счел переход в эту школу необходимым.

Качели остановились; теперь Харуаки стоял на них. Он продолжил:

«О, но знаешь? Сейчас этих чувств уже нет. Ммм, как бы это выразить? Она раньше была ужасно хрупкой и неуверенной в себе; ей был нужен кто-то, кто мог бы ее защищать. Понимаешь, я хотел быть этим человеком!»

Он слегка изогнулся и прислушался к скрипу качелей.

«Но с таким вялым настроем никого защитить невозможно. Блин, ты можешь себе представить, каким я был самонадеянным?»

Голос его звучал непринужденно, но я догадывался, что ему через многое пришлось пройти, прежде чем он это понял.

«Значит, сейчас ты ее больше не любишь?»

«Ага. Так что если хочешь встречаться с Кири, можешь не обращать на меня внимания, Хосии! Из вас бы вышла отличная пара».

Я не мог судить, насколько он был откровенен.

Все, что я знал, – что он не привязан ни к одной конкретной девушке. Он никогда ничего не говорил, но я уверен, что среди девушек (особенно среди учениц других школ) он пользовался популярностью – все же он классный бейсболист. Несколько раз девушки ему признавались в любви, он даже на свидания с кем-то ходил. Однако большинство из этих отношений быстро заканчивались. Сейчас он принимать признания перестал.

Можно лишь догадываться, что он чувствовал, когда ходил с девушками на свидания, как они расставались и почему он перестал отвечать на признания в любви.

Но можно быть уверенным – Коконе и Дайя имеют к этому отношение.

«А что насчет Дайи?»

«Мм?»

«Ты не считаешь, что Дайе и Коконе стоило бы начать встречаться?»

Харуаки ответил не сразу. Он перестал раскачиваться и подождал, пока качели остановятся сами. Когда они почти уже замерли, он с громким выдохом спрыгнул и лишь затем коротко ответил:

«Нет».

«А почему? Разве они не –»

«Дайя, в отличие от меня, может настраиваться всерьез».

Возможно, он прочел слова «ты сейчас, черт возьми, о чем?», написанные на моем лице; он неловко улыбнулся и пояснил:

«Из-за этого они не смогут быть счастливы вместе».

Я понял не сразу.

«Это не любовь! Такие отношения – нездоровые».

Тогда я еще не знал про их детские взаимоотношения, поэтому от его слов я впал в замешательство.

Но я знал кое-кого, кто походил на Дайю.

Кое-кого, кто жертвует своим счастьем во имя других.

Так что я интуитивно понял, что отношения Дайи с Коконе уже окончательно разрушены.

«Тогда почему ты отказался от Коконе? Если ты считаешь, что Дайя не претендент, зачем было сдерживаться?»

«Ты так ничего и не понял. Я вовсе не сдерживаюсь! Ты что, совсем не слушал? Ее уже не нужно защищать! Мои чувства уже изменились!»

«…Коконе стала достаточно сильной и может теперь защищать себя сама?»

«Я не это имел в виду».

«Э?»

«Она такая же слабая, как и раньше! Люди не меняются так просто. Но защищать ее больше не нужно. Потому что…»

В это мгновение на лице Харуаки появилось такое выражение, какого я никогда у него не видел.

Вовсе не гнев, не ненависть, не жалость. С улыбкой, от которой у меня мурашки пошли по коже, он сказал:

 

«Кири уже сломана».

 

Позже я осознал, какое чувство пряталось за той улыбкой.

Это была –

Усталая покорность.

 

✵

 

Харуаки ждал меня в том же самом парке. От дома Марии дотуда две-три минуты пешком. Но сейчас тут уже полная темнота.

Харуаки и Юри-сан сидят на скамейке под фонарем.

– Кадзуки-сан…

Юри-сан глядит на меня со слезами на глазах. Мне по-прежнему жаль ее, но ее слезы меня больше не трогают. В конце концов, мне уже изрядное время приходится мириться с ее постоянным плачем. К ее испорченным слезным протокам я привык.

Юри-сан послушно сидит на скамейке, никто ее не принуждает. Харуаки сказал по телефону, что, когда он к ней подошел, она решила его выслушать.

– Харуаки, чисто на всякий случай: что она делала?

– Ну, я сказал уже: она бродила возле дома Марии-тян. Она не сопротивлялась, не сердилась, она даже объяснила, в каком она положении! Судя по всему, Дайян ей [управляет], и он ей приказал шпионить за тобой и Марией.

– Мм.

Этого я ожидал. Я знал, что Дайя, который не может покинуть кинотеатр, заставит шпионить за нами тех, кем он [управляет].

А кстати –

– Юри-сан. Тебе правда можно рассказывать нам, что тебе приказал Дайя?

Ведь это играет против Дайи.

– Да, можно. Не могу сказать с уверенностью, но, по-моему, его «шкатулка» недостаточно сильна, чтобы контролировать меня полностью.

Мое сердце отзывается болью, когда я слышу слово «шкатулка» из ее уст. Ей повезло, что она смогла забыть про «шкатулки», а теперь она вынуждена была вспомнить снова. И чем ярче станут воспоминания, тем сильнее она будет винить себя.

Но сейчас не время жалеть Юри-сан. Сейчас я должен вытянуть из нее всю информацию, какую могу.

– Юри-сан, можешь рассказать поподробнее, что тебе известно?

– Да… ах, но только не забывай, что я ничего не смогу скрыть от Омине-сана. Если он [прикажет] мне говорить, я подчинюсь. Так что будь осторожен, когда решаешь, что ты мне скажешь.

– Ясно, я понял.

Но неужели ей можно говорить мне даже такое? Видимо, то, что Дайя использовал на ней свою «шкатулку», еще не означает, что Юри-сан стала его союзницей.

– Тебе Дайя [приказал] шпионить за мной и Марией, верно?

– Да. Нам было приказано узнать, что ты с ним сделал и что собираешься сделать. И еще он [приказал], чтобы каждый, кто узнает что-нибудь новое, отправился в «шкатулку», где он сидит.

– Дайя сказал вам отправиться в «Кинотеатр гибели желаний»?

Значит ли это, что его [рабы] не могут общаться с ним напрямую?

– Как ты воспринимаешь подобные [приказы], Юри-сан? Насколько я могу судить, твоя голова работает четко, и ты не похожа на человека, которому промыли мозги.

– Да, это вовсе не промывание мозгов. Скорее всего, я просто вынуждена подчиняться его [приказам].

– Насколько они сильны? И что будет, если ты не подчинишься?

– …Не знаю, что именно случится, если я проигнорирую какой-то из его [приказов]. Может, вообще никакого наказания не будет, но я в принципе не могу ему перечить.

– Уклониться от выполнения его указаний абсолютно невозможно, да?

– Абсолютно невозможно. И, думаю, это относится ко всем [рабам]. Чувство такое, будто моя… душа у него в плену. Стоит только подумать о том, чтобы не подчиниться, и кажется, будто я умираю.

– Ясно… Почему ты не сопротивлялась Харуаки, когда он к тебе подошел? Разве это не означает, что ты ослушалась Дайю? Почему ты смогла это сделать?

Юри-сан с беспокойным видом опускает глаза.

– Если бы Харуаки-сан не был твоим другом, я, возможно, попыталась бы сбежать.

– В смысле?

– Мой [приказ] – шпионить за тобой и Отонаси-сан, поэтому, если меня ловит твой друг и ждет, пока ты придешь, это помогает моему заданию.

Значит, получается…

– Ты сейчас говоришь со мной из-за своего [приказа]?

Так она может собирать обо мне информацию, это точно.

Юри-сан виновато кивает.

– Но, пожалуйста, поверь: как ты уже мог заметить, мы не лишены собственной воли. Мы просто получаем указания, которые мы обязаны исполнять. Так что я по-прежнему твоя Юри, – с этими словами она берет мою руку и заглядывает мне в глаза. – Я по-прежнему на твоей стороне.

Ощущение тепла ее рук, естественно, заставляет меня покраснеть.

…Ну да, конечно. Юри-сан меня постоянно смущает, и я никогда не могу понять, нарочно она это делает или нет.

– Меня одно малость беспокоит, – нарушает молчание Харуаки. – Ты ведь не одна шпионишь за Хосии – другие тоже действуют, так?

Юри-сан говорила «мы».

Чтобы собирать информацию, действовать силами одного человека неоптимально. Если это вообще возможно, Дайя наверняка [приказал] сразу нескольким.

Юри-сан сжимает мою руку сильнее и отвечает:

– Да. Думаю, [приказ] получили все [рабы].

– Все?..

– Да, все.

…И что это означает для меня? В смысле, в одной только нашей школе полно [рабов].

И они все охотятся за нами?!.

– …А сколько всего [рабов]?

– …Почти тысяча.

– …Тыся-…

У меня отвалился язык.

Я представил себе, как сразу тысяча человек окружает меня в этом парке. Они орут на меня, заставляя выложить все. Признаться во всем.

В голове всплывает та ютубовская видюшка, где люди падают на колени перед Дайей, покоряются ему.

Там было всего человек десять. И тем не менее зрелище получилось достаточно мощное, чтобы видео добралось до ТВ. Дайя произвел такое сильное впечатление, что моя сестра Рю-тян, посмотрев видео, даже спросила, могут ли такие, как он, изменить мир. И подобные мысли наверняка возникли у многих.

Думаю, Дайя всего-навсего [приказал] им «пасть перед ним на колени и прослезиться».

Одним этим он достиг колоссального эффекта.

Но Дайя способен заставить сразу тысячу человек сделать то же самое.

Я как-то видел по телеку передачу про психологию толпы. Там обсуждали вопрос: сколько незнакомых между собой людей на улице должны одновременно задрать голову, чтобы остальные прохожие начали делать то же самое, хотя наверху ничего интересного не происходит?

Ответ – три. Если трое смотрят на небо, тебе кажется, что там что-то интересное, и тебя охватывает желание тоже глянуть. Потом кто-то еще видит, как ты и те трое смотрите вверх, и тоже задирает голову. Этот эффект стада приводит к тому, что в итоге целая толпа людей бессмысленно пялится в пустое небо.

Всего три человека могут произвести такой эффект.

А что если тысяча человек будет действовать вместе?

К примеру, если тысяча человек ломанется в один ресторан, это вполне может зародить новую моду. Если тебя раздражает какой-то блог, ты можешь с легкостью подавить его владельца психологически, если заставишь тысячу человек гадить ему в сети. Нет… эти идеи довольно тривиальны. Для всего этого столько народу не требуется.

Тысяча человек обладает такой силой, которую я даже вообразить не могу.

А ведь это число – даже не максимум того, на что способен Дайя, так что он может стать и еще сильнее.

Гхх, я только начинаю понимать, насколько мощна его «шкатулка».

Без преувеличения можно сказать, что она действительно способна изменить мир.

 

И прямо сейчас…

…он использует эту силу против всего лишь меня.

 

Невольно мои пальцы начинают дрожать.

– …Юри-сан? Насколько конкретным был этот [приказ]? Я так понял, Дайя не давал подробных инструкций, да? – поинтересовался я, пытаясь вернуть самообладание.

– Да, никаких конкретных инструкций нет, так что мы сами можем выбирать, как нам выполнять [приказ]. Кроме того, мы не будем делать того, что идет вразрез с нашими ценностями. Мы все стараемся выполнить [приказ] настолько, насколько он для нас вообще выполним. Я не знаю, в какой квартире живет Отонаси-сан, но знаю, что она живет вот в этом доме, поэтому и пришла сюда.

– …Ммм.

Я размышляю над тем, что только что сказала Юри-сан.

– То есть, скажем, если бы ты знала, в какой комнате она живет, ты не смогла бы разбить окно и ворваться туда, потому что ты считаешь, что так делать нельзя?

– Именно.

Стало быть, сила [приказов] на удивление ограниченная?

Я замотал головой, чтобы не дать себе начать расслабляться. Нет. Облегчение чувствовать рано: Юри-сан, может, и не способна ворваться в чужое окно, но среди других вполне могут быть те, кто способен.

…В конце концов, существуют люди, которые даже без [приказа] могут бить окна… например, Мария… или, допустим, Мария… или, скажем, Мария.

– Хорошо, Юри-сан, теперь я понял, что ты делаешь в этом парке. Хочу еще кое-что уточнить: ты сказала, что смогла сюда прийти, потому что знаешь, в каком доме живет Мария, да? Значит ли это, что другие сюда не придут, потому что они этого не знают?

– Да. Они сюда не придут.

– …А [рабы] не могут делиться информацией друг с другом?

– Нет… чувство такое, будто у нас есть какая-то связь где-то в глубине сознания… но наши мысли не соединены. Поэтому моя информация о том, где живет Отонаси-сан, им не передается.

– Но слушай, – нахмурившись, вмешивается Харуаки. – Зачем вам какие-то специальные способности, чтобы делиться информацией? В смысле, что, разве просто по мобильнику нельзя?

Глаза Юри-сан округляются.

– Т-ты прав. И как я сама не догадалась? …О нет… я правда могу так… – она резко бледнеет. – Теперь, когда ты подал эту идею, я обязана это сделать.

Она достает свой мобильник.

– Э?

Юри-сан? Что ты делаешь?

Она что, пытается связаться с… Но она ведь только что говорила, что она на моей стороне?

Но Юри-сан с выпученными глазами и дрожащими губами уже начала набирать текст на своем мобильнике.

Ради того, чтобы одолеть меня.

Прежде чем я успел понять, что вообще происходит, она дописывает мэйл и уже собирается его отправить, когда Харуаки внезапно обхватывает ее сзади.

– Гх!..

От неожиданности она роняет мобильник.

– Черт! Прости, Хосии! Я налажал!

– …Ээ, чего?

– До сих пор не понял, Хосии? Юри-семпай рассказала нам про «Тень греха и возмездие», хотя это и невыгодно для Дайяна. Она может сопротивляться ему в какой-то степени, и поэтому она пытается помочь нам, как только может. Но все равно она должна делать все от нее зависящее, чтобы выполнить свой [приказ]. Правильно, Юри-семпай?

Юри едва заметно кивает, не отводя от меня глаз, в которых стоят слезы.

– Правильно. О боже… что, что же мне делать?..

– Ты слабее меня физически, так что, если хочешь, я могу тебя еще вот так подержать, – предлагает Харуаки.

– Н-нет, я думаю, останавливать меня бессмысленно. Я просто не догадалась, что могу связываться с другими, но кто-нибудь еще наверняка додумается. Если кто-то из них найдет Отонаси-сан, он позвонит или напишет другим [рабам]. И тогда это уже будет вопрос времени. Информация будет расходиться очень быстро!..

– Мм, ясно. Да, ты права… Хосии, кто-нибудь из [рабов], возможно, уже знает адрес Марии-тян. Тебе надо идти.

– Н-но…

Если я это сделаю, Мария наверняка поймет, что я сейчас в самой гуще сражения с Дайей и его «шкатулкой». Этого нельзя допустить – любой ценой.

Но сможем ли мы вообще скрыться от [рабов]?

Я что хочу сказать – нас разыскивает тысяча человек.

Повинуясь импульсу, я открываю браузер и ищу свое имя.

При взгляде на результаты быстрого поиска я бледнею.

«Ученики Кадзуки Хосино и Мария Отонаси (старшая школа ХХ) пропали, его сестра нашла завещание. Если увидите их, сообщите. Детали во 2 твите» [4]

– Чт-…

Что это?

Даже мой домашний адрес выложен в Интернет. До этого твита страница его автора в Твиттере пуста; он явно зарегистрировался только для того, чтобы послать это сообщение. Вдобавок он еще и загрузил фотку нас с Марией на ее мотоцикле.

Отчасти благодаря внешности Марии его твиты разошлись по Интернету со страшной скоростью. Некоторые из постящих выражали сомнения насчет достоверности твитов, но это уже не имеет значения: люди будут тупо распространять их, потому что тем самым они вроде как «помогают искать пропавших школьников».

Возможно, кто-то из [рабов] уже увидел этот твит?

Я на автомате поднимаю голову и озираюсь.

Вот бизнес-леди идет по улице, не отрываясь от экрана мобильника; вот мужчина средних лет вывел собаку гулять; вот ученик средней школы в бейсболке катит на велосипеде.

…Я встречаюсь с ним взглядом.

…Может, этот школьник тоже меня ищет. Может, он тоже прочел этот твит. Может, он [раб]. Ничего удивительного не будет, если он сейчас вызовет тысячу человек, чтобы они на нас напали.

От этих мыслей я застыл на месте.

Слава богу, мальчик отвел взгляд без какой-то особой реакции.

– …Угг…

Чего я испугался среднеклассника?..

…Однако просто отмахнуться от этого – подумаешь, задергался без повода – я тоже не могу. То, что вокруг полно [рабов], – факт. Да вдобавок это обычные люди, которые ничем не выделяются из толпы; это не, скажем, полицейские в форме.

– …Юри-сан… – обращаюсь я к ней, пытаясь скрыть нервозность. – Ты сказала, что не можешь делать вещи, которые считаешь аморальными, да? Скажи, если мы запремся в квартире Марии, ты сможешь туда вломиться?

– Нет. Но среди [рабов], возможно, есть менее разборчивые люди. Нет… боюсь, они наверняка есть. Есть и такие, кто уже стали фанатиками, они преданы Омине-сану. Думаю, они ради выполнения его [приказов] способны на все, так что в квартиру вломятся и глазом не моргнут.

Это значит, прямо сейчас кто-то, кто прочел тот твит, может направляться ко мне домой, чтобы напасть на мою семью?

– Тебе или Отонаси-сан… могут даже причинить боль!..

Юри-сан со слезами на глазах дергается, пытаясь освободиться от Харуаки и отослать мэйл.

Похоже, она правда не хочет с кем-либо связываться, но, судя по всему, она просто не в силах остановиться. Видимо, потому что отсылка мэйла сама по себе не противоречит ее этике, хотя и может привести к более чем серьезным последствиям. Иначе она бы изначально за нами не следила.

Вот насколько сильны [приказы].

– …Как же мне…

За нами охотится тысяча человек. Они все ломают голову, как им найти нас с Марией и выжать из нас информацию.

Это лишь вопрос времени. Мы не продержимся до завершения «Кинотеатра гибели желаний».

…Аа, нет, все намного хуже. Нынешняя ситуация, когда нас разыскивает тысяча человек, еще сравнительно безобидна.

Если Дайя не сможет заполучить информацию, которая ему нужна, он не будет отдавать один и тот же [приказ] вечно. У него мало времени. Если время будет совсем поджимать, он предпримет более прямой путь. Нынешний его [приказ] – это всего лишь пробный шар; Дайя осторожно двигает свои «пешки», чтобы посмотреть, как я реагирую.

– Юри-сан?

Если он не преуспеет, он прибегнет к более эффективному способу выбраться из «Кинотеатра гибели желаний».

А именно…

– Что будет, если он [прикажет] тебе убить меня?

…убить «владельца».

Это уже явно аморально. Согласно объяснению Юри-сан, для нее это невозможно.

Однако Юри-сан отвечает твердо:

– Я тебя убью.

– …Почему ты сможешь это сделать?

Мне кажется, что я уже понял, но пусть она лично подтвердит.

– Сам [приказ] должен быть выполнен любой ценой. Наши ценности тут роли не играют. Скажем, сейчас у нас [приказ] – выяснить, что ты делаешь. Мы вынуждены подчиниться, но как мы будем его выполнять – остается на наше усмотрение. Незаконное проникновение в чужую квартиру я считаю преступлением, поэтому я могу не делать этого. Но если бы [приказ] прямо требовал вломиться в ее квартиру, у меня не осталось бы выбора. Моральные ценности роли не играют.

Чем более конкретные [приказы] отдает Дайя, тем сильнее его власть. Нынешний [приказ] довольно расплывчатый, потому что Дайя не владеет всей полнотой информации о положении дел.

Сейчас, может, он и желает избежать убийства, но, будучи загнан в угол, вполне способен прибегнуть к этому средству.

И тогда меня будет преследовать тысяча киллеров.

Я должен что-то предпринять.

Каков же сейчас мой лучший выбор?..

– …Юри-сан.

По-прежнему удерживаемая Харуаки, она поднимает голову.

– Я расскажу тебе все о нашем текущем положении.

– Э? – этот изумленный возглас вырывается у Харуаки. – Хосии, ты серьезно? Ведь [рабы], которые что-то узнают, должны отправляться к Дайяну! А если он получит больше информации, его атаки наверняка станут опаснее!

– У меня другого выхода нет. И потом… сдается мне, Дайя уже довольно точно догадался, что делаем мы с Марией. Раз так, лучше всего будет дать ему сколько надо информации, и пусть он думает, что сбежать ему нетрудно.

Тогда ему не придется прибегать к убийству «владельца».

– И еще одна причина. Я хочу послать Юри-сан в «Кинотеатр гибели желаний».

– Э?

Юри-сан, которую по-прежнему удерживает Харуаки, распахивает глаза.

– Тебе ведь не нравится Дайя, да, Юри-сан?

Мгновение она стоит неподвижно… но потом, видимо, поняв, к чему я клоню, чуть поднимает уголки губ.

– Да. Я его ненавижу.

Поняв, что сейчас она узнает новую информацию, она перестает вырываться из рук Харуаки. С почти довольным лицом она продолжает:

– Я его никогда не прощу за то, что он в той мерзкой игре убил меня и показал тебе мой уродливый труп. Если бы только я смогла найти его душевные шрамы, я бы с удовольствием воткнула в них нож и повернула, чтобы он почувствовал настоящую боль; я бы довела его до самоубийства.

…Ээ, это… этого я от тебя не просил… и ты меня пугаешь… черт, Харуаки тебя даже выпустил, потому что ты такие вещи говоришь…

– …В-в общем, ты на моей стороне, да?

– Да.

Юри-сан, несмотря на симпатичную внешность, очень хитрая и умная. И решимости ей не занимать.

Иными словами: она троянский конь.

Находясь рядом с Дайей, она будет ему мешать.

 

После этого я рассказал Юри-сан, что я обманываю Марию.

Еще я ей сказал, что, для того чтобы попасть в «Кинотеатр гибели желаний», она должна отправиться к супермаркету. Она ответила, что интуитивно чувствовала это, потому что Дайя использовал на ней «Тень греха и возмездие». Предположительно, его «шкатулка» может быть разделена с другими, и Юри-сан следует воспринимать как (отчасти) «владельца».

Не знаю почему, но, когда я это услышал, мне невольно подумалось, что – это немного смахивает на «шкатулку» Марии.

Трудно объяснить, почему мне так показалось, но если бы пришлось объяснять, лучший ответ был бы, видимо – «от них похожее ощущение».

Они обе основаны на сильных чувствах, но в то же время они холодные и хрупкие, и я не понимаю их глубинных мотивов. Я не понимаю смысла этих «шкатулок».

Возможно, именно из-за такого хода рассуждений мне в голову приходит новая мысль.

 

Ах, неужели…

…лучше всех Марию понимаю уже не я, а…

…Дайя Омине?

 

Я мотаю головой.

Почему я вдруг отвлекся?

Я сейчас должен думать о планах Дайи.

– Эй, Хосии, – открывает рот Харуаки. – Дайя нападет на Кири!

Да. Я тоже так считаю.

Следовательно –

Сейчас я должен защищать Коконе – не Марию.

К оглавлению