Когда я ему так и сказал, он рассмеялся, и его текучая внешность стала какой-то знакомой. 5 страница

 

Мая (суббота) 11:47

Рюу Миядзаки жил в двухэтажном деревянном доме; этот дом был уровня на два ниже того, где жила Мария Отонаси. И без домофона. Подойдя к двери на втором этаже, я позвонил.

Рюу Миядзаки открыл сразу же.

– Вот – держи подарок.

С этими словами я передал ему коричневый бумажный пакет. Внутри лежали двое наручников. Рюу Миядзаки принял пакет, не изменившись в лице.

Я снял туфли и вошел в комнату. Комната размером в шесть татами. Очень маленькая, но прибранная, и все лежит по местам. Поражаясь, как много места здесь занимает компьютер, я уселся на пол.

– Ах да, я хотел пожаловаться. Ты действовал по своему усмотрению и наговорил Марии Отонаси лишнего, да?

Рюу Миядзаки криво улыбнулся.

– Ты не очень-то любезен.

– Эта девчонка почуяла, что ты что-то скрываешь. Похоже, она поняла уже, что мы с тобой работаем вместе.

– Как я и ожидал.

Он это так легко сказал; я приподнял бровь.

– …Не понял. Так ты нарочно дал ей понять, что ты мне помогаешь?

– Ну, похоже, так?

Эй… это звучит как очень неуклюжее оправдание.

– Мария Отонаси заподозрила меня всего лишь потому, что я пытался войти в контакт с Кадзуки Хосино. Против нас такая деваха. Так что я пришел к выводу, что обмануть ее не смогу.

– Но зачем же было говорить ей специально!

– …Твоя цель ведь – заставить [Кадзуки Хосино] сдаться самому, так?

– Ну, так – и что?

– Наверняка Отонаси встанет на твоем пути, прежде чем тебе это удастся, потому что ты ведь не можешь атаковать [Кадзуки Хосино] напрямую. Иными словами, ты можешь атаковать [Кадзуки Хосино] только через Отонаси. Но, как ты знаешь, она очень умна. Так что твой удар Отонаси легко отобьет.

– Вообще-то в этом что-то есть…

– Поэтому мне пришло в голову, что тебе нужен кто-то, кто сможет атаковать [Кадзуки Хосино] напрямую, не через Отонаси. И, разумеется, я – единственный кандидат.

– …Понятно.

– А для этого лучше всего сразу дать понять, что я тебе помогаю. Но если бы я так прямо и сказал, она бы насторожилась. Вот поэтому я сделал то, что сделал.

Все это он произнес с безразличным видом.

По моему лицу расплылась кривая ухмылка. Не ожидал, что он так хорошо все продумал. Я и раньше считал, что он надежный человек, но не думал, что настолько.

– И у меня уже есть план!

– Рассказывай.

– Мы покажем ему труп.

Так заявил Рюу Миядзаки.

– Ты серьезно думаешь, что так мы сможем внушить ему отчаяние? Да, конечно, он будет в шоке, когда увидит труп, но…

Рот Рюу Миядзаки изогнулся в ухмылке.

– «Ты только что убил этого человека». Как насчет сказать ему так?

Это… весьма интересно.

Мой рот непроизвольно изогнулся тоже.

– Я заставлю [Кадзуки Хосино] потерять надежду. Не беспокойся.

С этими словами Рюу Миядзаки раскрыл пакет и кинул мне наручники.

 

Мая (суббота) 12:00

Что это за парень передо мной? Присмотревшись, я узнал острый взгляд Рюу Миядзаки, только сейчас Миядзаки-кун был без очков.

Почему Миядзаки-кун?..

Я сидел, скованный по рукам и ногам, в маленькой комнатушке, в которой ни разу раньше не был. Пояснять серьезность моего положения было излишне.

Что я делал, прежде чем переключился? …Не помню. Когда я услышал, что моя повседневная жизнь больше не вернется, у меня в глазах почернело – а потом я очутился здесь.

– Это моя комната. Я надел на тебя наручники.

– …Почему?

– Почему, спрашиваешь? Разве [Юхэй Исихара] тебе не объяснил? Чтобы заставить тебя сдаться.

Иными словами, Миядзаки-кун действует не по собственной инициативе, а ради [Юхэя Исихары]?

– Хосино. Отонаси рассказала тебе, как работает эта «шкатулка»?

Я покачал головой.

– Стало быть, предпочла держать в секрете, хех. Ну, должен признать, это разумное решение. Знаешь, [Юхэй Исихара] сказал, что он ей рассказал, рассчитывая, что она расскажет тебе.

Если подумать – кажется, она собиралась рассказать мне что-то, что узнала от [Юхэя Исихары].

– Тогда вместо нее тебе все объясню я! …Ха-ха! Все действительно стало намного проще, когда я перестал скрывать, что я твой враг.

– …Враг? Почему?

– Потому. …Итак, ты уже знаешь, что эта «шкатулка» сотрет твою личность за одну неделю, да?

– Да. …Только можно сперва я спрошу?

– Что именно?

– Я не могу верить твоим словам. В конце концов, ты же мой враг, верно? Я просто не смогу поверить в твое объяснение – ты ведь фактически уже пытался меня обмануть.

– Это верно.

Миядзаки-кун принял мои слова без возражений, не выказывая признаков беспокойства.

– Я сам уже начал спрашивать себя, нет ли у меня таланта мошенника. Это для меня открытие. Но сейчас я собираюсь рассказать тебе только правду. Можешь в это верить, можешь не верить, как тебе угодно. Если не хочешь слушать, заткни уши. …Хотя это ты не сможешь, наручники не дадут.

Произнеся эти слова бесцветным голосом, Миядзаки-кун подошел ко мне и вручил лист бумаги, вырванный из блокнота.

00-01	01-02	23-24	1 день
02-03	03-04	04-05	2 день
11-12	13-14	15-16	3 день
09-10			4 день
			5 день
			6 день
			7 день	конец

 

– Эту схемку мне дал [Юхэй Исихара].

Значит, это [Юхэй Исихара] написал. На удивление аккуратный почерк, с закругленными буквами.

– Сегодня четвертый день.

«09-10» – вот все, что было написано на четвертой строке. На всех строках по три пары чисел, а на этой всего одна. А дальше вообще пусто.

– И что, блин, все эти числа значат?..

– Хосино, ты заметил, что твое время с каждым днем сокращается?

– …Э?

– [Юхэй Исихара] каждый день кусочек за кусочком крадет время у [Кадзуки Хосино]! Эта схема – те часы, которые у тебя уже украдены. Скажем, «00-01» означает, что время от полуночи до часа ночи [Юхэй Исихара] уже забрал у [Кадзуки Хосино].

Я снова взглянул на лист. Пара чисел «09-10» против сегодняшнего дня. Это значит, [Юхэй Исихара] контролировал мое тело сегодня с девяти до десяти утра. И точно, я тогда не был в сознании.

– Но это что, он крадет всего три часа каждый день? Всего-то?

– …Эй, я бы тебе посоветовал думать немного, прежде чем говорить. Я сказал «он крадет у тебя время». Время крадется не только на один тот день. Оно остается у [Юхэя Исихары] и дальше. Скажем, тот час, который у тебя забрали между полуночью и часом ночи, уже никогда не будет принадлежать [Кадзуки Хосино].

Я по-прежнему не очень врубался.

– Вот блин, что, до сих пор не дошло? Мм… может, будет легче объяснить, если ты поделишь сутки на 24 блока и представишь себе, что три из них у тебя каждый день забирают. Твоих блоков остается 21 в первый день. 18 во второй. 15 в третий. А в седьмой останется всего три. Как только наступит восьмой день, не останется ни одного. Проще говоря – «геймовер».

Наконец-то до меня дошло.

Дошло до меня и то, зачем он мне это рассказал. Вообще-то, если я разузнаю о «Неделе в трясине», это уменьшит преимущество [Юхэя Исихары]. Причина, по которой он все равно рассказал мне…

– Ааа, похоже, ты заметил. Понял, да? Это не может быть ложью. Ложь порождает надежду, когда ты понимаешь, что это ложь. С другой стороны, если ты осознаешь, что суровая реальность – действительно реальность, тебя все больше охватывает отчаяние. И ты ведь, если вспомнишь, что было, поймешь, что все, что с тобой случилось, – реальность, правда?

Правда. И все мое тело говорит мне, что это правда.

– Хочешь, я за тебя посчитаю? Сегодня у [Кадзуки Хосино] осталось 7 блоков, включая этот. 9 завтра, третьего мая. 6 четвертого мая. 3 пятого мая. 24 в сумме[5]. Понимаешь? У тебя даже суток не осталось!

Миядзаки-кун говорил с явным желанием дать мне понять всю безнадежность ситуации.

– Загнать тебя в угол, рассказав правду. Вот почему [Юхэй Исихара] все это раскрыл. Так что здесь нет ничего, кроме правды.

«У меня осталось еще четыре дня». Да, я думал как-то так. Но это большая ошибка. Ход сражения уже явно в пользу [Юхэя Исихары].

Если рассматривать чисто то время, которое мы проводим в этом теле, [Кадзуки Хосино] уже превратился в гостя.

Кроме того, на стороне [Юхэя Исихары] еще и Рюу Миядзаки.

Ох. Все уже безнадежно.

– Удивительно, что ты так спокоен.

Да, если подумать… несмотря на полную безнадежность ситуации, я действительно спокоен.

Что… логично.

Ведь я уже был в полном отчаянии, даже и без этого всего.

– Слушай, Миядзаки-кун. Можно я спрошу кое-что?

– Что?

– Почему ты помогаешь [Юхэю Исихаре]?

Похоже, этого вопроса Миядзаки-кун не ожидал – он погрузился в молчание.

– Ты ведь не помогал бы ему без какой-то веской причины, правда? Кроме того, если бы [Юхэй Исихара] просто сказал тебе, что он в моем теле, вряд ли ты вот так просто поверил бы. Ведь так?

…Ммм, да. Давайте-ка попробуем его обмануть.

– Как насчет вот такой причины? Скажем – ты и есть [Юхэй Исихара].

Совершенно нелепый аргумент, который должен вызвать лишь смех, если он неверен.

Однако Миядзаки-кун продолжал молча сверлить меня взглядом.

– …Я и есть [Юхэй Исихара], э? В общем…

Миядзаки-кун горько улыбнулся и продолжил:

– … так и есть.

– …Э?

От этого неожиданного заявления у меня отнялся язык.

– Честно, мне это все уже осточертело. Не думал, что так вымотаюсь, скрывая это. Так что я расскажу тебе, что произошло, чисто для собственного облегчения.

Миядзаки-кун вздохнул; у него правда был усталый вид.

– Хосино. Есть ли что-то, что для тебя важно?

– …Есть.

Наверно, лучше бы подошло «было». Ведь моя повседневная жизнь уже уничтожена.

– Тогда ты можешь понять мои чувства. Я считаю, что действительно важное для человека – не то, чему он посвящает все свои силы, и не то, на что он обращает всю свою любовь и прочие уси-пуси. Я считаю, что действительно важное для человека – то, что становится его стержнем. И если это пропадает, ты ломаешься, как будто у тебя вынули позвоночник, превращаешься в пустую оболочку. Следовательно, по-настоящему важное – то, что делает тебя тобой.

– Твое «так и есть» только что не означало, что ты по правде [Юхэй Исихара], да?

– Конечно, нет. Если бы я был им, я бы ни за что не позволил себе такого мерзкого поведения.

Но он помогает [Юхэю Исихаре], который позволяет. Потому что [Юхэй Исихара] действительно важен для него.

– Если он так хочет, я это сделаю. Чтобы защитить его, я сделаю все. Даже если это что-то неправильное.

Это не гордость, не упрямство. Он желчно кусал губы, в глубине его глаз можно было разглядеть усталость, но никак не колебание.

– …Я понимаю, что ты хочешь сказать! Но почему [Юхэй Исихара] для тебя так важен?

– …Хм, – пробормотал Миядзаки-кун, затем после паузы продолжил.

– Наверно… нет, не наверно. А точно. Он для меня так важен, потому что…

И он с недовольным видом выплюнул следующие слова.

– … потому что я его старший брат.

– Старший брат? Э?

Я не сразу врубился в это неожиданное заявление.

– Так ты врал насчет связи между тобой и [Юхэем Исихарой]? …Э? Но… эээ…

– Юхэй Исихара – гражданский муж моей матери. Это правда.

– …Эммм, значит, Юхэй Исихара и [Юхэй Исихара] – изначально два разных человека?

– Угу. Использование имени этой сволочи все немного затруднило, но все так, как ты сказал.

– Значит, внутри меня не Юхэй Исихара, а твой младший брат…

Так что – [Юхэй Исихара] настолько важен для Миядзаки-куна, что он назвал себя [Юхэем Исихарой] просто потому что они родственники? …Нет, не могу понять этих чувств. У меня есть старшая сестра. Конечно, она дорога мне. Но я никогда не пошел бы на такое ради Рю-тян.

– Я ведь говорил уже? О моих семейных обстоятельствах.

Миядзаки-кун не стал прямо отвечать на мой вопрос.

– Все, что я сказал, было правдой, я только скрыл, что я старший брат [Юхэя Исихары]. Вся моя жизнь развалилась из-за этого развода. Дети должны опираться на родителей, ведь так? Но эти родители сказали «Ты нам не нужен!» Они сказали, что я им мешаю. Что я мусор. Что я ошибка прошлого. Все было разбито вдребезги. Звучит, может, избито, но я был в абсолютном отчаянии. В то время я перестал быть человеком.

Он улыбнулся, точно насмехаясь над самим собой, и продолжил.

– Но я был не единственным, кто перестал быть человеком. Был еще один – опеку над ним взяла на себя наша мать. Этот второй нечеловек меня спас. Думаю, это была неправильная связь. Но благодаря этой связи я вновь вернулся к жизни. Он стал моим стержнем, и я не могу без него жить, как не могу жить без позвоночника.

Миядзаки-кун сердито посмотрел на меня.

– Я не хочу возвращаться в то время, когда я не был человеком. Я защищу – себя.

Вот теперь я полностью осознал, что младший брат Миядзаки-куна – нечто незаменимое для него.

– …Но все-таки не пойму.

Миядзаки-кун молча кивнул, приглашая продолжить.

– Каким боком все будут счастливы, когда [он] станет Кадзуки Хосино? И я не думаю, что это поможет его защитить. Мне кажется, он должен найти правильный путь, оставаясь самим собой.

– Ты прав, наверно.

Как ни странно, Миядзаки-кун со мной согласился без раздумий.

– Тогда…

– Замолчи! Я знаю. Я все это знаю. Но только уже слишком поздно!

– …Э?

 

Мая (суббота) 14:00

Я узнал, почему «уже слишком поздно».

Я не все понял, когда мне внезапно показали это, но я понял, что да, слишком поздно.

– Это трупы Юхэя Исихары и моей матери.

Я снова в незнакомом доме. Нормальная комната, ничего необычного.

За исключением красной жидкости, забрызгавшей все.

Мой взгляд упал на трупы.

Женщина средних лет. С раскроенным черепом. Мозги разбрызганы вокруг, голова приняла форму полумесяца.

Мужчина средних лет. Видимо, настоящий Юхэй Исихара.

Его голова размозжена, как и у женщины. Но это не все. Конечности вывернуты под немыслимыми углами, как будто их гнули, не обращая внимания на суставы. Страшное зрелище – чувствуется, кто-то безумно ненавидел этого человека.

Как бы там ни было, здесь стоит страшная вонь.

– Аа…

Эта вонь заставила меня присмотреться к трупам повнимательнее. Почему… они здесь?

– Это его атака против тебя!

Два трупа лежали, освещенные бледным светом люминесцентной лампы.

– Это убийство было совершено телом Кадзуки Хосино. Ты ведь знаешь, что это значит, да? Поскольку ты Кадзуки Хосино, тебе никогда не отмыться от греха убийства. Когда тебя поймает полиция, Кадзуки Хосино ждет наказание.

Его голос звучал где-то далеко, не достигая моей головы.

Миядзаки-кун сперва смотрел на меня, потом испустил легкий вздох.

– …Таким способом мы собирались загнать тебя в угол, но давай оставим это в стороне. Как я говорил уже, отчаяние, рожденное ложью, превращается в надежду, когда раскрывается правда. Эти трупы – причина. Причина его желания занять твое тело.

– Причина?..

Что если убийство этих двоих послужило тем толчком, который заставил его пожелать заполучить мое тело?

Судя по словам Миядзаки-куна, похоже, [он] чувствует себя несчастным. Что бы [он] «пожелал», если бы заполучил «шкатулку» после того, как сделал такое? Вряд ли он захотел бы вернуть себе прежнюю жизнь.

Он не хотел бы самого себя. Значит – он вполне мог захотеть украсть тело кого-то другого.

– …Я понимаю, откуда у «владельца» такое «желание»! Но… не могу понять, почему ты помогаешь ему осуществить эту «Неделю в трясине». Не лучше ли было посоветовать ему уничтожить «шкатулку» и сдаться?..

– Если бы он сел в тюрьму, я не смог бы оставаться рядом с ним, ведь верно?

Разумеется. Но все-таки: сесть в тюрьму или стать другим человеком. Разве первое – не меньшее из зол?..

– Похоже, ты все еще не понимаешь. …Аа, вот оно что. Конечно, откуда тебе знать. Вот скажи, ты никогда не задавался таким вопросом: если он внутри тебя, где сейчас его настоящее тело?

Вообще-то я об этом никогда не задумывался. Я всегда считал, что он исчез, раз он внутри меня.

– Я отвечу на этот вопрос! Достань свой телефон.

Этого мне хватило, чтобы понять. Я достал свой мобильник, открыл папку с данными и проверил голосовые файлы. Там был один новый.

Я запустил файл на воспроизведение.

«Мое настоящее тело? Я его уже убил!»

У меня перехватило дыхание.

Значит, [он] покончил с собой, как только убил Юхэя Исихару и свою мать? Ну почему так глупо?!!

«Разве оно не было помехой? Мне то тело больше не нужно – я уже не тот ребенок!»

…Погодите-ка! Значит, иными словами…

– Слишком поздно; дошло теперь? Я больше не могу защитить человека, которого хочу защищать.

…Да, уже слишком поздно.

Не только для Миядзаки-куна, но и для меня.

Ведь [его] изначальное тело умерло. Значит, «владелец» умер. А это значит, в свою очередь, что уничтожить «шкатулку» уже невозможно.

Короче говоря – «Неделю в трясине» уже не остановить.

Слишком поздно. Мы безнадежно опоздали.

– У меня нет выхода, кроме как помочь «Неделе в трясине» осуществиться.

Он выплюнул эти слова так бесстрастно, что мне тут же стало ясно – он пытается придушить в себе эмоции. Он произнес ясно и отчетливо:

– Поэтому, Хосино – полагаю, я тебя сотру.

Он медленно поднял свое бледное лицо; глаза его были – пусты.

– Я раздавлю твою волю к сопротивлению.

Не глядя мне в глаза, Миядзаки-кун продолжил:

– Но от одного этого мне легче не станет. Потому что есть еще Мария Отонаси. Поэтому я все время думал. Заставить тебя сдаться и остановить Марию Отонаси. Я все время думал, как добиться и того, и другого одновременно.

Рот Миядзаки-куна чуть изогнулся.

– Поймать Отонаси. Заставив тебя помочь в этом.

– …И это должно заставить меня сдаться?

– Угу. Сам подумай: если мы поймаем Отонаси и будем удерживать ее связанной до 6 мая, она не будет представлять для нас угрозы – это очевидно. Если Отонаси бездействует, «Неделя в трясине» продолжит работать без помех.

Стало быть, предать Отонаси-сан – все равно что отказаться от моего последнего убежища.

Следовательно, это будет означать, что я сдался.

– Итак, приступим к осуществлению этого плана. …Хосино, сейчас я собираюсь связать тебя в моей комнате и воспользоваться тобой, чтобы поймать Отонаси. Я возьму тебя с собой, как бы ты ни упирался. Я глазом не моргну, если мне придется прибегнуть к насилию. Впрочем, сопротивление будет бесполезно, как только ты переключишься снова.

– Тогда… почему бы тебе просто не подождать, пока я переключусь?

– Если я это сделаю, ты можешь попытаться оправдать себя, ты будешь думать, что тебя связали против воли. Никакого смысла нет, если ты не предашь Марию Отонаси по собственной воле. Ведь мы же должны заставить тебя сдаться.

…Вот как.

– Ну так что? Хочешь посопротивляться?

Миядзаки-кун достал из кармана кастет и надел на руку. Его глаза ясно говорили, что это не блеф.

Должен ли я предать?

Ее, Марию Отонаси – нет, Аю Отонаси.

Предать – что такого? Мы ведь все равно не доверяем друг другу. Кроме того – Миядзаки-кун, может, этого и не заметил, но я все равно потерял желание сопротивляться с того самого момента, как узнал, что моя повседневная жизнь больше не вернется.

Должен ли я сражаться с Миядзаки-куном? Да нет же. Зачем выбирать более болезненный путь, если таким способом все равно ничего не приобрету?

– …

И все же я не могу этого произнести.

Не могу произнести такую простую фразу, как «Я предам Отонаси-сан».

Почему не могу? Не понимаю. Ничего ведь не изменится, если даже и не скажу этого. Я уже сдался, и когда придет время переключения, меня все равно свяжут. Ничего не изменится. И тем не менее, когда я пытаюсь озвучить свое предательство, мою грудь пронзает обжигающая боль.

– М-Миядзаки-кун, послушай…

Бам.

– …Кхх!

Миядзаки-кун прибег к насилию. Я растянулся на полу, не в состоянии даже сказать что-либо.

Миядзаки-кун взглянул на меня сверху вниз, глаза его по-прежнему были пусты. Он все равно не будет слушать, что я говорю. Он будет без малейшей жалости бить меня, как только я буду выказывать признаки сопротивления.

Я знаю. Мне остается лишь решиться на предательство.

Разве это не нормально? Ведь Ая Отонаси – враг.

Он схватил меня за плечи и заставил подняться. Затем пристроил свой кулак напротив моего беззащитного живота.

– Давай, я хочу услышать, как ты предаешь!

– Ты можешь…

Ничего не изменится, так что незачем колебаться.

Почему же тогда…

– Ты можешь… связать меня.

…Почему же тогда мое сердце рвется всего лишь от того, что я произнес эти слова вслух?

 

Мая (суббота) 23:10

Мне снится сон.

Опять все тот же сон.

К оглавлению