Несколько теоретических тезисов к проблеме моделирования молодежных сексуальностей

О роли сексуальных дискурсов в истории Мишель Фуко, рассматривая историю сексуальности, связывал ее природу с распределением всех видов социальной власти и поддержанием с ее помощью социальных иерархий1. Дискурсы сексуальности, по его мнению, формируются вокруг таких понятий, как семья, дети, запреты, власть, удовольствие, покаяние, восточный и западный стиль секса. Начиная с XIX в., сексуальность начинает тщательно скрываться, «она конфискуется в пользу скрепленной браком семьи»2, которая становится образцом и источником нормы "полезной" сексуальности, единственное место которой - родительская спальня. Секс, не ведущий к зачатию, признается аномалией и должен подвергнуться наказанию. «Отныне социальная дифференциация начинает утверждать себя не через "сексуальное" качество тела, а через интенсивность его подавления»3. Подавление становится фундаментальным способом связи между властью, знанием и сексуальностью. «Если секс подавлен, т.е. обречен на запрещение, на несуществование и немоту, то сам факт говорения о нем и говорения о его подавлении имеет оттенок смелого преступления»4 - отсюда та торжественность, с которой сегодня говорят о сексе. Освобождение от буржуазных представлений о сексуальности есть, с одной стороны, процесс демократизации, а с другой - способ установления новой властной иерархии в обществе. До сих пор разговор на "эту" тему не стал общим местом. Эксплуатация идей, эпатирующих приверженцев "буржуазного кодекса сексуальности", использование нетрадиционного языка, подрывающего некие базисные представления о глубоко личном и таинственном сексуальном действии, остаются самым важным, вероятно, единственным способом привлечения внимания молодежной аудитории к культовым медиа-текстам. Говорящий и пишущий "об этом" (по крайней мере в России) все еще продолжает наделяться атрибутами геройства.

Почему сексуальная революция 1960-1970-х гг. сменилась гендерной революцией в конце 1990-х?

Идеалы семейной сексуальности были несколько "подвинуты" разразившейся в середине XX в. сексуальной революцией. Сексуальное удовольствие перестало напрямую связываться с обзаведением семьей и рождением детей. С наступлением эры постмодерна будущее сексуальности

1 См.: Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. Пер. с франц. М., 1996.

2 Там же. С.99.

3 Там же. С. 103.

4 Там же.

все чаще начинает рисоваться в тонах сексуального несчастья. «Сексуальный опыт обязательно рассматривался в его переводе на язык описания отдельных характерных фактов сексуального поведения: господствовала идея о том, что создание некоего атласа "физической географии сексуального оргазма" может стать основанием для совершенной науки о сексуальности. Географическая репрезентация стадий оргазма новой наукой о сексе, начиная с конца 1940-х гг. (Э.Кинси, У.Мастере, Э.Джонс), помогала "отвержению оргазма" - к счастью, лишь в размышлениях о нем, а не в переживании оргазма большинством людей».1 Просвещенного и свободного секса оказалось недостаточно, чтобы сделать людей счастливыми, помощи сексопатологов и сексоаналитиков не хватило на то, чтобы люди не просто заговорили "об этом", но и нашли путь преодоления неравенства. "Новая" сексуальность, оставаясь глубинно связанной с социальными иерархиями, будучи нагруженной новыми изобретениями шоу- и секс-индустрии, обремененной знаниями о путях продвижения к сексуальному удовольствию, столкнулась с проблемой поиска социальной идентичности. Появилось новое модное слово - "гендер", 'Тендерной революции", как и ее предшественнице, - сексуальной, аккомпанировали различные социальные демонстрации. Вместо публичного обсуждения стадий оргазма модным стало исследовать "новые" социальные феномены - андрогинов, унисексов, бисексуалов. Атласы сексуальных типов (от "нормальных" до "извращенных") дополнились атласами тендерных типов. Кроме сакраментальных вопросов "как?", "где?", "с кем?" и "ради чего?" следует "этим" заниматься, чтобы соответствовать (или противостоять) социально одобряемым законам морали, возникли новые - "в какой социальной одежде", "в каком жизненном стиле", "какой моде следуя" и др. Пол партнера под покровом множественности измерений начал терять легко определяемые вторичные половые признаки и превратился в таинственную и мистическую загадку.