Память, воображение и внимание 3 страница

Завершая указания на основную схему исторического маршрута этих идей, необходимо еще раз подчеркнуть одно совершенно поразительное обстоятельство. Несмотря на то, что положения об интимнейшей органической связи памяти с восприятием времени и движения достаточно отчетливо выражены уже у Аристотеля, несмотря, далее, на то, что эти идеи получили дальнейшую философскопсихологическую разработку в философии нового времени и в современной философии и гносеологии, и вопреки тому красноречивому обстоятельству, что положения об органической связи памяти с восприятием времени просто навязываются эмпирическими материалами прикладной, в особенности клинической, психологии, нейропсихологии и психиатрии, в современную экспериментальную психологию как таковую эти идеи почти совершенно не проникли. В экспериментальной психологии многосторонне, методически оснащенно изучается вопрос о природе психического настоящего, об оценках длительности и последовательности, о временных группировках и т.д. Еще основательнее изучаются различные аспекты проблемы памяти и ее нейрофизиологических механизмов. Однако, испытывая на себе прямое воздействие инерционности сложившихся эмпирических установок, эти исследования процессов восприятия времени, с одной стороны, и процессов памяти – с другой, развиваются почти параллельно, и их маршруты пересекаются лишь в редчайших случаях. Даже во французской психологической школе, в которой идеи об органической связи отражения времени с процессами памяти получили наиболее многостороннее и глубокое развитие, в собственно экспериментальную психологию они почти не проникли. В четвертом выпуске "Экспериментальной психологии" под редакцией П. Фресса и Ж. Пиаже отражены обширные, многосторонние и тонкие исследования процессов памяти, свободные, однако, от каких бы то ни было соотнесений с закономерностями восприятия времени. Шестой выпуск содержит интереснейшие в экспериментальном и теоретическом отношении разнообразные исследования процессов восприятия пространства (работы Ж. Пиаже) и восприятия времени (работы П. Фресса). Поль Фресс – крупнейший специалист по психологии восприятия времени – в соответствующем разделе представил разнообразные и многосторонние исследования процесса восприятия временной последовательности и оценок временной длительности, однако этот анализ странным образом произведен им почти безотносительно к рассмотрению закономерностей природы памяти.

Такое положение дел не является, конечно, монопольной специфичностью французской экспериментальной психологии в ее соотношении с философско-психологической теоретической мыслью (оно, быть может, здесь просто выражено отчетливее в силу более полного развития соответствующих идей в работах французских философов и психологов). То же самое наблюдается и в американской психологии, что подтверждается, в частности, тем, как изложены процессы памяти и процессы восприятия времени в солидном труде "Экспериментальная психология" под редакцией С. Стивенса. Не составляет исключения и положение дел в советской экспериментальной психологии. Выше уже упоминалось, что именно такого рода параллельность и взаимообособленность этих двух теснейшим образом между собой связанных аспектов получила свое воплощение во многих научных руководствах и учебниках психологии. Такая рассогласованность не миновала и некоторые существенные аспекты исследования, представленного в данной монографии. Поэтому здесь, в контексте специально поставленных задач психологической теории памяти и ее интегративной функции, необходимо вернуться к исходной постановке проблемы природы сенсорного времени и сенсорного пространства.

В первых разделах монографии было показано, что специфика сенсорных процессов как простейшей формы психической информации по сравнению с общекодовой структурой сигнала нервного возбуждения выражается в парадоксальном своеобразии именно их пространственновременной организации: свойства и особенности физического пространства и физического времени воспроизводятся здесь в инвариантной форме, имеющей разные уровни обобщенности и разную степень полноты. В предельно адекватных образах сенсорно-перцептивного диапазона достигается полная конгруэнтность сенсорного пространства-времени по отношению к отображаемому в нем физическому пространственно-временному континууму. Далее, в соответствии с большим количеством современного экспериментально-психологического материала, вполне подтверждающего проницательность аристотелевского прогноза, было показано, что парадоксальная специфичность сенсорного пространствавремени базируется на особенностях сенсорноперцептивного отражения движения, которое играет генетически исходную роль и на базе которого только и может быть понят процесс организации форм сенсорного пространства и сенсорного времени, доводящих воспроизведение физического пространственно-временного континуума до предельных форм инвариантности. Исходную генетическую функцию в этих процессах сенсорноперцептивного отражения движения играет движение объекта относительно покоящейся рецепторной поверхности анализатора. На этой основе, под регулирующим воздействием простейших сенсорных структур организуется собственная двигательная активность субъекта, которая, в свою очередь, выполняет далее существенную функцию построения более высоких уровней организации сенсорноперцептивного пространства.

Рассмотрение этого относительного, взаимного перемещения объекта и рецепторной поверхности анализатора привело анализ в сферу тех состояний непосредственного взаимодействия носителя психики с объектами психического отражения, которые, как было показано, только и могут служить адекватной физической основой и тем исходным материалом, из которого формируются соответствующие простейшие формы сенсорноперцептивной психической информации. По самому своему существу эта связь пространственно-временной структуры сенсорно-перцептивных процессов с процессами психического отражения движения предполагает и органически включает в себя равномерное, симметричное рассмотрение пространственных и временных компонентов сенсорных процессов и сенсорных структур. Если анализ здесь и может несколько отклониться от этой симметричности и сместить акценты в сторону одного из двух основных компонентов пространственно-временной структуры, то по логике дела это смещение должно было бы быть произведено в сторону преобладания именно временных компонентов отражения движения и изменяющегося взаимодействия носителя психики с объектом. Именно временные компоненты теснее всего связаны с изменением состояния взаимодействия и именно поэтому они составляют исходную генетическую основу формирования пространственных характеристик ощущений и восприятий. Эта исходная генетическая роль временных компонентов в процессе организации симультаннопространственных сенсорных и перцептивных гештальтов была ясно подчеркнута в соответствующих разделах монографии (см. также Веккер, 1974, ч. 2., гл. 2). Там было показано, что симультанно-пространственный характер сенсорной психической структуры как парциального метрического инварианта, адекватно воспроизводящего метрику фона и затем соответствующую локализацию на нем объекта-раздражителя, не является изначальным. Изначальная симультанность неизбежным образом оставляла бы сенсорный гештальт только в пределах метрики самого носителя психического отображения и никак не могла бы обеспечить возможность довести в определенных диапазонах это инвариантное воспроизведение до конгруэнтности объекту. Конгруэнтность сенсорно-перцептивного гештальта объекту является результатом симультанирования сукцессивных компонентов процесса отражения движения, т.е. она является эффектом преобразования сукцессивного временного ряда в симультанную пространственную структуру сенсорного гештальта.

Таким образом, в объективной логике изложения исходная генетическая и функциональная роль специфики сенсорного времени по отношению к специфике сенсорного пространства, казалось бы, должна была быть адекватно представленной. Однако фактически в нашем анализе явно преобладало исследование специфики пространственных, а не временных компонентов сенсорной структуры, хотя ее пространственные компоненты симультанируются и организуются на основе временных. Временные компоненты были рассмотрены лишь по аналогии с пространственными и в качестве предпосылки последних, предпосылки, на основе которой только и могут быть поняты парадоксальные особенности пространственной структуры сенсорных образов. Временные компоненты сенсорных гештальтов были представлены как инвариантная форма воспроизведения и оценки временной последовательности и временной длительности. Последовательность была представлена как топология времени, а длительность, соответственно, – как его метрика, которая воспроизводится в инвариантной форме в восприятии длительности так называемых нейтральных интервалов.

По аналогии с инвариантными формами воспроизведения пространственной метрики как расстояния между двумя точками пространства, нейтральный интервал был представлен как статическая фиксация расстояния между двумя моментами времени. Отсюда он был на достаточных основаниях истолкован как временной метрический инвариант, аналогичный пространственному метрическому инварианту. Такая вполне законная аналогия инвариантного воспроизведения пространственной и временной метрики в сенсорных структурах достаточно явно подчеркнула всю парадоксальность пространственной структуры сенсорного гештальта, выходящей за счет симультанирования сукцессивного ряда за пределы метрики носителя и доводящей воспроизведение внешнего пространства до конгруэнтности. Однако эта аналогия почти полностью поглотила отнюдь не меньшую парадоксальность воспроизведения метрики времени в структурах сенсорных гештальтов. Объектом рассмотрения там оказались парадоксы сенсорного пространства, но не составляющие их основу парадоксы сенсорного времени. Вместе с ними из рассмотрения выпал особенно существенный для данного контекста принципиальный вопрос об изначальной связи сенсорного времени с памятью.

Одной из причин такого ошибочного смещения акцентов в сторону доминирования специфики сенсорного пространства над спецификой сенсорного времени было то обстоятельство, что в триаде основных временных характеристик: последовательности, длительности и одновременности – последняя, будучи явно временным параметром, ошибочно была сочленена в анализе только с симультанно-пространственной целостностью сенсорноперцептивных гештальтов. Таким образом, симультанность фактически оказалась искусственно оторванной от сенсорного времени и органически спаянной только с сенсорным пространством. Такого рода замаскированность собственно временной природы симультанности имела одной из своих существенных причин то важное обстоятельство, что в соответствии со сложившейся традицией специфика сенсорно-перцептивного пространства-времени была рассмотрена по преимуществу на моделях зрительного и гаптического пространства-времени. Но специфика пространственно-временной структуры именно зрительных сенсорно-перцептивных гештальтов заключается как раз в том, что они маскируют временную симультанность и на первый план здесь явно выдвигается пространственная симультанная целостность зрительных образов. Что касается гаптического пространства-времени, то хорошо известная его существенная особенность состоит в том, что симультанность, теснейшим образом здесь связанная с сукцессивностью, достаточно явно сохраняет свой временной характер. Тем не менее, поскольку в тактильно-кинестетических сенсорно-перцептивных гештальтах пространственная симультанность представлена достаточно отчетливо и явно (см. Ананьев, Веккер, Ломов, Ярмоленко, 1959, с. 78-92), она поглощает и маскирует первичную, исходную форму симультанности, ее временную сущность. Между тем ясно, что пространственная симультанность не могла бы быть эффектом симультанирования сукцессивного временного ряда, если бы этому ряду не были присущи элементы временной симультанности. В таком случае пространственной симультанности просто неоткуда было бы взяться и целостно-пространственная симультанность сенсорного или перцептивного гештальта, в пределе воспроизводящего пространственно-временную структуру конгруэнтно объекту, была бы не меньшей мистикой или чудом, чем воспроизведение натуральной величины объекта на фотографической пластинке или на телевизионном экране, когда размер экрана существенно меньше величины отображаемого объекта. При таких условиях временное происхождение пространственной симультанности ничего не могло бы добавить к объяснению ее парадоксальной структуры, заключающейся в возможностях выхода за пределы метрики носителя изображения. Временной источник пространственно-целостной симультанной инвариантности сенсорно-перцептивных гештальтов может иметь смысл в качестве объяснительного принципа только в том случае, если сам временной ряд содержит элементы собственно временной симультанности, которая может быть затем подвергнута соответствующей модификации при переходе в симультанность пространственную.

Вопреки этой, казалось бы, достаточно явной логике, под влиянием сложившихся традиционных установок этот пробел в соответствующих разделах монографии остался незаполненным и парадоксальная специфичность временных компонентов сенсорики и, соответственно, сенсорного времени осталась почти нерассмотренной. Этот дефицит достаточно определенно сказался при изложении вопроса о преимущественной отнесенности пространственно-временных образных гештальтов как одного из языков мыслительных процессов к временной ветке шкалы уровней изоморфизма. Осознание этого дефицита привело к необходимости в соответствующем разделе специально подчеркнуть специфичность сенсорно-перцептивного психического временного ряда по сравнению с временными рядами сигналов, относящихся к общекодовому уровню организации информационных процессов (см. Веккер, 1976, гл. 3).

Однако эти дополнения явно недостаточны для раскрытия парадоксальной специфичности сенсорно-перцептивного времени и для выяснения указанного выше соотношения временной и пространственной симультанности. Исходя из всего сказанного, сейчас, в связи с исследованием органической связи специфики сенсорно-перцептивного времени с проблемой памяти и ее интегративной функции, к этим исходным аспектам всего анализа необходимо вернуться заново.

Как уже упоминалось, вопрос о природе психического, в частности сенсорного, времени в философскогносеологической литературе был поставлен гораздо полнее, многостороннее и глубже чем в литературе теоретико-психологической и в экспериментальнопсихологических исследованиях. Монография Дж. Уитроу "Естественная философия времени" содержит не только глубокие теоретические обобщения, но и достаточно полную и интересную сводку литературных данных на сей счет. В частности, здесь приведено глубокое высказывание Клея, относящееся еще к 1882 году: "Отношение опыта ко времени еще не было глубоко изучено, объекты опыта даны как пребывающие в настоящем, но часть времени, относящаяся к данной величине, совершенно отлична от того, что философия называет настоящим" (цит. по: Уитроу, 1964, с. 102).

Существенно отметить, что постановка этого вопроса в философско-гносеологической литературе не ограничивается лишь общим аспектом соотношения прошедшего, настоящего и будущего в их теснейшей связи с организацией человеческого опыта. Уже в рамках собственно гносеологической литературы был поставлен гораздо более конкретный, но не менее важный вопрос о сочетании основных временных параметров – последовательности, длительности и одновременности – в структуре сенсорного времени. Изложению соответствующих эмпирических наблюдений и последующих эмпирикотеоретических обобщений Дж. Уитроу предпосылает очень глубокое, хотя и краткое, замечание: "Сначала нам необходимо отметить тот факт, что прямое восприятие изменения, хотя оно определенно обнаруживается в виде последовательности, требует одновременного присутствия при нашем осознании событий в другой фазе представления. Комбинация одновременности и последовательности в нашем восприятии означает, что время нашего сознательного опыта больше похоже на движущуюся линию, чем на движущуюся точку" (там же).

Далее приводится ряд существенных эмпирических наблюдений, которые охватывают самую сердцевину проблемы соотношения основных временных параметров в структуре сенсорного времени. В частности, Б. Рассел проницательно указал на всем хорошо известный, но мало кем специально осмысливаемый факт, что слуховой образ последовательного ряда ударов маятника представляет в своей структуре прихотливую и парадоксальную комбинацию одновременности, последовательности и длительности. Действительно, каждый по собственному опыту знает, что мы настолько отчетливо слышим отзвучавшие, т.е. ставшие уже прошлым, удары часов, что можем с достаточной точностью определить их число. Мандл также указал на почерпнутое из жизненных наблюдений обстоятельство, что серия резких звуковых толчков воспринимается как непосредственно присутствующая целиком после того, как ряд звуков уже отзвучал. Мандл заключает, что мы, по-видимому, способны инспектировать, как он это обозначил, звуки, которые уже отзвучали. В связи с этим феноменом ряд авторов обратил внимание на то обстоятельство (которое только сейчас становится предметом специального и тщательного экспериментально-психологического исследования во всех его деталях и парадоксальности представленных в нем соотношений), что последовательный ряд тонов речевой или музыкальной фразы присутствует в человеческом сознании во всей своей одновременной целостности (см. там же, гл. 2).

По-видимому, далеко не случайно, что все эти наблюдения и эмпирические обобщения относятся к сфере слуховой сенсорики, слухового опыта человека. Выше уже упоминалось, что в тактильно-кинестетических и зрительных сенсорно-перцептивных структурах временные характеристики поглощаются и маскируются более явными и более определенными характеристиками пространственными. В слуховых же сенсорно-перцептивных образах пространственные компоненты представлены в значительно более редуцированном виде, а временные компоненты слуховой сенсорики содержат сочетание временных параметров – длительности, последовательности и одновременности – как бы в очищенном виде, максимально освобожденном от собственно пространственных наслоений и поэтому максимально прозрачно обнаруживающем свою внутреннюю собственно временную организацию. Вероятно, поэтому экспериментально-психологическое лабораторное исследование закономерностей организации сенсорного времени было произведено с самого начала преимущественно на модели слухового восприятия. Именно потому, что эта проблема до сих пор остается почти не разработанной, целесообразно указать на то примечательное обстоятельство, что она подверглась исследованию уже в первой в мире экспериментальнопсихологической лаборатории в Лейпциге ее основателем Вильгельмом Вундтом в его чрезвычайно простых и хорошо известных опытах с метрономом. Это обстоятельство заслуживает специального упоминания еще и потому, что, как это часто бывало в науке, самые фундаментальные и важнейшие соотношения и закономерности чаще всего обнаруживались с помощью чрезвычайно простых экспериментально-методических средств.

Анализируя восприятие испытуемым последовательного ряда ударов метронома и сопоставляя величины двух таких рядов, В. Вундт приходит к выводу, что "такое непосредственное восприятие равенства последующего ряда с предшествующим возможно лишь в том случае, если каждый из них был дан в сознании целиком" (Вундт, 1912, с. 13-14). Это краткое заключение В. Вундта, глубинный смысл которого предстоит еще раскрыть, – уже не просто описание обычных житейских наблюдений, а эмпирическая констатация результата специальных экспериментальнопсихологических лабораторных исследований. Поскольку ряд ударов метронома очевидным образом представлен в слуховой сенсорно-перцептивной структуре как последовательность, содержащая фиксацию "до" и "после", "раньше" и "позже", и поскольку, с другой стороны, предпосылкой сравнения двух звуковых рядов необходимо является их представленность целиком, заключение В. Вундта содержит экспериментально подтвержденную констатацию той самой комбинации последовательности с одновременностью, о которой шла речь в приведенных описаниях жизненных наблюдений Б. Рассела и др. Таков был первый экспериментальный результат исследования этого противоречивого соотношения последовательности и одновременности, а также по сути и длительности, хотя последняя и не была здесь специально подчеркнута.

В работе Г. Вудроу (1963) "Восприятие времени" подводятся итоги экспериментально-психологического исследования этого ключевого вопроса почти за весь тот период, который прошел после Вильгельма Вундта до наших дней. Далее следует одна из важнейших экспериментальных констатаций Г. Вудроу: "Если человек прислушивается к ходу часов, он может заметить, что в поле его актуального сознания находится одновременно несколько ударов маятника. Поэтому можно задать вопрос о том, сколько ударов маятника, предшествовавших последнему, или же сколько последовательных ударов можно слышать одновременно. Эта проблема допускает постановку ее и в более общем плане: какова длительность того физического времени, на протяжении которого может быть расположено некоторое число стимулов, которые будут восприниматься как совершающиеся в настоящий момент. Это время иногда называлось временной продолжительностью внимания. Вопрос, может быть, лучше сформулировать как вопрос о максимальном физическом времени, в продолжение которого может быть предъявлено некоторое число временных стимулов, последовательные компоненты которых воспринимаются как некоторая общность, обладающая свойством нерасчлененной длительности. Имеется также и некоторое минимальное время, которое составляет порог для нерасчлененной длительности" (Вудроу, 1963, с. 866).

Далее Г. Вудроу приводит различные варианты величин этих порогов, зависящие от ряда факторов, ссылаясь, естественно, при этом на соответствующих авторов (см. там же, с. 867).

Если сопоставить эмпирическую констатацию Г. Вудроу с вышеприведенной экспериментальной констатацией В. Вундта, то легко прийти к следующему выводу: в обоих случаях речь идет о том же самом сочетании последовательности, длительности и одновременности, которое представлено в структуре слухового образа воздействующего звукового стимула, У В. Вундта, однако, это сочетание представлено в неразвернутой и даже, может быть, в скрытой форме, поскольку в его выводе о комбинации последовательности, длительности и одновременности прямо не говорится. Получить представление о ней можно, сопоставив факты слышания последовательности ударов маятника и представленности ряда этих ударов в слуховом образе целиком. У Г. Вудроу же такая комбинация извлечена из-под феноменологической поверхности, подвергнута специальному рассмотрению и обозначена адекватными терминами. Но объективный смысл обеих констатаций почти тождествен. Если учесть, что обе констатации разделены периодом, охватывающим почти все развитие экспериментальной психологии, то мы неизбежно придем к настораживающему умозаключению, что продвижение здесь не особенно существенное.

В целях восполнения этого дефицита в темпах продвижения, вероятно, целесообразно рассмотреть соотношение различных параметров сенсорного времени в исходной форме сенсорно-перцептивного опыта – в сфере тактильно-кинестетических ощущений и восприятий, а затем и в области зрительной модальности, где эти соотношения, как упоминалось, замаскированы доминированием целостно-пространственных образных гештальтов. При этом имеет смысл обратиться прежде всего к сфере пассивного осязания, поскольку его сущность по сравнению с осязанием активным как раз к состоит в том, что контур воспринимаемого предмета последовательно обводится экспериментатором по соответствующему участку кожной поверхности испытуемого. Этим временная структура воздействия соответствующего стимула приближается к слуховой области, а тем самым пространственные компоненты, маскирующие отображение собственно временной структуры стимула и временную организацию соответствующего тактильного образа, редуцированы в гораздо большей степени, чем в активном осязании, а поэтому временные компоненты, соответственно, гораздо легче могут быть выявлены.

Поскольку симультанное предъявление стимула по самим условиям эксперимента здесь отсутствует, части плоского: контура или грани объемного трехмерного тела развертываются в последовательный временной ряд аналогично тому, как это происходит в телевизионной развертке. В результате возникает временной ряд последовательно изменяющихся состояний взаимодействия кожной поверхности со сменяющими друг друга элементами контура или трехмерной поверхности воздействующего стимула. Это непрерывно изменяющееся состояние взаимодействия кожного рецептора с элементами воздействующего стимула непосредственно отображается в тактильном образе, который воспроизводит последовательное перемещение элементов контура или трехмерной поверхности объекта по коже. Таким образом, по своей первоначальной, исходной организации структура тактильного образа движения частей контура по кожной поверхности представляет собой временной ряд последовательно нанизывающихся друг на друга элементарных тактильных ощущений. Однако, поскольку в непосредственное отражение этой траектории движения включается отображение сдвигов кривизны, углов, переходов от одной прямой к другой и из одной плоскости в другую, в результате происходящего здесь симультанирования временные компоненты этого ряда в тактильном образе преобразуются в пространственные. Соответственно, траектория этого последовательного перемещения преобразуется в контур плоского или поверхность трехмерного объекта.

Такой тактильный образ, адекватно воспроизводящий пространственное расположение частей поверхности трехмерного объекта, разделенных третьим измерением, по существу заключает в себе элементы дистантной проекции (см. Ананьев, Веккер, Ломов, Ярмоленко, 1959, с. 7891), которые достигают высших форм своего развития в зрительных сенсорно-перцептивных процессах. В результате преобразования временных компонентов сукцессивного ряда в непрерывную симультаннопространственную структуру возникает целостный пространственно-предметный тактильный гештальт, который явным образом является эффектом симультанирования этого ряда. В итоговом тактильном эффекте целостная симультанность гештальта оказывается симультанностью, или одновременной представленностью, всех частей или элементов контура, т.е. одновременностью уже пространственной. Однако по самим условиям эксперимента такая конечная пространственная симультанность образа не может здесь покоиться на механизме параллельной фиксации пространственного расположения частей контура или элементов трехмерной поверхности, поскольку одновременная экспозиция здесь исключена самой процедурой предъявления стимула. Состояния взаимодействия кожной поверхности с элементами контура воздействующего объекта воплощают в себе, как упоминалось, временной ряд последовательно изменяющихся состояний, воспроизводящих перемещение стимула относительно рецепторной поверхности. Ясно, что итоговый тактильный образ может воплотить в себе такую конечную пространственную симультанность только при том условии, если к моменту окончания последовательного перемещения частей контура относительно рецепторной поверхности начальные состояния этого последовательно изменяющегося взаимодействия еще удерживаются во временном ряду. Тогда конечный эффект симультанирования охватывает в одновременной пространственной целостности все компоненты контура предмета, преобразованного из траектории движения, или, соответственно, все элементы трехмерной поверхности объемного предмета.

Все кратко описанные здесь элементы процесса симультанирования сукцессивного ряда как необходимого условия построения сенсорно-перцептивного образа были изложены нами еще в монографии "Осязание в процессе познания и труда", затем в монографии "Восприятие и основы его моделирования". Однако один важнейший аспект этого процесса выпал из рассмотрения, а для настоящего контекста он особенно важен. Дело в том, что во всех эмпирико-теоретических обобщениях процесс симультанирования сукцессивного ряда был представлен как процесс взаимодействия временных компонентов образа с пространственными, конкретно состоящий в том, что временная последовательность компонентов образа преобразуется в пространственную одновременность. Параметры временной структуры оказались рассеченными таким образом, что последовательность осталась свойством временной структуры, а одновременность – свойством структуры пространственной. Это свойство было представлено как специфический пространственный эффект, возникающий как результат преобразования временного ряда. Иными словами, последовательность и одновременность как компоненты собственно временной структуры оказались друг от друга отторгнутыми, повидимому, в силу того, что пространственная одновременность поглощает и маскирует здесь одновременность собственно временную, т.е. ту форму одновременности, которая по смыслу дела явным образом является исходной и первозданной.

Аналогичным образом дело обстоит в исследовании зрительных сенсорно-перцептивных процессов, где пространственно-временные соотношения и собственная природа сенсорного времени еще более замаскированы. Здесь целесообразно подчеркнуть, что в области зрительной модальности, где явным образом доминируют пространственные компоненты, временные характеристики изучаются главным образом не как психическое время, отображающее время физическое (как свойство раздражителя), а как время латентного периода и моторного компонента реакции. Как часто бывает в исследовании самых простых, исходных процессов, природа которых кажется самоочевидной, из рассмотрения здесь выпадал тот совершенно элементарный факт, что в любом акте зрительного восприятия движения специфически сочетаются временные параметры последовательности, длительности и одновременности. В этом сочетании содержится исходная временная симультанность и ее последующий переход в симультанное восприятие траектории движения воспринимаемого объекта. Этот факт подвергался уже обсуждению в философско-психологической литературе. Так, например, Дж. Броуд справедливо отмечал, что движение секундной стрелки часов мы видим совершенно иначе, чем движение стрелки часовой. Как считает Броуд, движение секундной стрелки, т.е. движение определенной длительности, буквально воспринимается как единое целое (См. Уитроу, 1966, с. 104), в отличие от простой фиксации изменившегося положения часовой стрелки.