Следуют слова лордова оруженосца и кравчего о способе разделить вздох на двенадцать частей

 

А за спиной у лорда сквайр стоял,

Ему на блюде мясо разрезал

И вслушивался в эти разговоры.

«Милорд, – сказал он, – нелегко, без спору,

Вздох разделить, но если бы купил

Мне плащ монах, я б тотчас научил

Его, как вздох меж братьев разделить

И никого при том не пропустить».

«Ну говори. Плащ я тебе дарю.

Ах, плут! Я нетерпением горю

Скорей узнать, что ты, злодей, придумал, ‑

И возвратимся снова все к столу мы».

И начал сквайр: «В день, когда воздух тих,

Когда в нем нет течений никаких,

Принесть велите в этот самый зал

От воза колесо, – так он сказал, ‑

И колесо на стойках укрепите

И хорошенько вы уж присмотрите

(В таких делах заботливым хвала),

Чтоб ступица его с дырой была.

Двенадцать спиц у колеса бывает.

И пусть двенадцать братьев созывает

Монах. А почему? Узнать хотите ль?

Тринадцать братьев – полная обитель. [218]

А исповедник ваш свой долг исполнит ‑

Число тринадцать он собой дополнит.

Потом пускай без лишних промедлений

Под колесом все станут на колени,

И против каждого меж спиц просвета

Пусть будет нос монашеский при этом.

Брат исповедник – коновод игры ‑

Пусть держит нос насупротив дыры,

А тот мужлан, в чьем пузе ветр и грозы,

Пускай придет и сам иль под угрозой

(Чего не сделаешь, коль повелят?)

К дыре приставит оголенный зад

И вздох испустит, напружась ужасно.

И вам, милорд, теперь должно быть ясно,

Что звук и вонь, из зада устремясь

И поровну меж спиц распределясь,

Не обделят ни одного из братьи,

А сей монах, отец духовный знати, ‑

Не выделить такого брата грех, ‑

Получит вдесятеро против всех.

Такой обычай у монахов всюду:

Достойнейшему – первый доступ к блюду.

А он награду нынче заслужил,

Когда с амвона утром говорил.

Когда на то моя была бы воля,

Не только вздох, а вздоха три иль боле

Он первым бы у ступицы вкусил;

Никто б из братии не возразил ‑

Ведь проповедник лучший он и спорщик».

Сеньор, хозяйка, гости, но не сборщик

Сошлись на том, что Дженкин разрешил

Задачу и что плащ он заслужил.

Ведь ни Эвклид, ни даже Птолемей

Решить бы не смогли ее умней,

Ясней облечь ее в свои понятья.

Монах сидел, давясь, жуя проклятья.

Про старика ж был общий приговор,

Что очень ловкий брату дан отпор,

Что не дурак он и не одержимый.

И поднялся тут смех неудержимый.

Рассказ мой кончен, кланяюсь вам низко

Я за вниманье. Э, да город близко.

 

Здесь кончает свой рассказ Пристав церковного суда

Пролог Студента

 

 

«Да что вы спите, что ли, сэр студент? ‑

Сказал хозяин. – Вам фату и лент ‑

И в точности вы были бы невеста

За свадебным столом. «Всему есть место

И время», – вот как Соломон сказал.

А я ни слова нынче не слыхал

Из ваших уст. Софизмов мудрых бремя,

Должно быть, занимало вас все время.

Во славу божью! Будьте веселей,

Чтобы потом зубрить, учиться злей.

Игру коль начал – надобно играть

И правила игры не нарушать.

Рассказ веселый вы нам расскажите.

Чур, проповедь святую не бубните,

Как те монахи, что лишь о грехах

Гнусить умеют, навевая страх.

И чтоб не одолел нас сладкий сон,

Веселый подымите нам трезвон.

Метафоры, фигуры и прикрасы

Поберегите вы пока в запасе,

Чтобы в высоком стиле королям

Хвалу воспеть иль славить нежных дам.

Для нас попроще надо речь держать,

Чтоб все могли рассказ простой понять».

Достойный клерк ему в ответ учтиво:

«Хозяин, каждый должен принести вам

Свой вклад посильный. Слов своих назад

Я не беру, повиноваться рад,

Поскольку разумение позволит;

А ваш наказ меня не приневолит.

Вам в точности хочу пересказать

Один рассказ, который услыхать

Случилось в Падуе, где муж ученый [219]

Его сложил, Гризельдой увлеченный.

Теперь он мертв, огонь его потушен. [220]

Господь ему да упокоит душу.

Петрарка – лавром венчанный поэт,

То звание ему дарует свет.

Стихов его сладкоголосых сила

Страну его родную озарила

Поэзией, как мудростью и знаньем ‑

Ум Джона из Линьяно. И молчаньем

Могильным смерть исполнила уста

Творцов, не дав от жизни им устать.

Пожрала смерть обоих. Так и нас

Настигнет скоро неизбежный час.

Так вот, сей муж достойный восхваленье

Ломбардьи и Пьемонта во вступленье

К рассказу горестному поместил.

Он Апеннинских гор изобразил

Вершины и особо Монте‑Визо,

А также горы вплоть до самой Пизы;

Его перо искусно описало

Места, где По берет свое начало,

И то, как он, водою переполнен,

Вперед набухнувшие катит волны,

К Венеции свой длинный путь стремя.

Но это все казалось для меня

Не самым главным, главное вам ныне

Перевести попробую с латыни».

 

Рассказ Студента