Глава 10. Магические приемы. 4 страница

Я пыталась расслабиться. Его голос успокаивал. Влияние этого голоса было гипнотизирующим. По временам казалось, что он звучал рядом со мной, а иногда доносился откуда-то издалека. Он предупредил меня, что если в теле где-то были места, в которых сеть ощущалась запутанной, туго натянутой, или ее линии расплывались, в этом месте мое тело было ослаблено или повреждено.

— Ты можешь излечить эти места, если дашь возможность своему двойнику восстановить в этих местах эфирную сеть, — сказал он.

— Как мне сделать это?

— С помощью намерения, но без всяких мыслей, ответил он. — Воспользуйся намерением, которое находится на более глубоком уровне, чем мысли. Внимательно прислушайся и поищи его под мыслями, вдали от них. В действительности намерение пребывает так далеко от мыслей, что мы ничего не можем сказать о нем. Мы не можем даже почувствовать его. Но несомненно то, что мы можем использовать его.

Однако я даже представить себе не могла, как мне пользоваться намерением. М-р Абеляр сказал, что у меня не должно возникнуть особых затруднений с воображением сети, потому что в течение нескольких месяцев, сама того не подозревая, я укрепляла отдельные ее линии в ходе вспоминания. Он отметил, что начинать следует с сосредоточения внимания на дыхании. Казалось, прошли часы, в течение которых я, должно быть, раз или два начинала дремать, прежде чем мне удалось почувствовать покалывающее тепло в ногах и голове. Это тепло распространялось вокруг меня, образуя вытянутую оболочку вокруг тела.

Тихим голосом м-р Абеляр напомнил мне, что я должна сосредоточить внимание на тепле, которое струится внутри моего тела, затем попытаться вытолкнуть его наружу и дать ему возможность расшириться.

Я сосредоточивала внимание на дыхании до тех пор, пока все напряжение не исчезло. Когда я расслабилась еще больше, покалывающее тепло потекло по мне без всяких усилий с моей стороны. Ничто не исходило из меня наружу, ничто не расширялось. Наоборот, тепло сконцентрировалось внутри, и мне показалось, что я лежу на парящем в пространстве гигантском шаре. На мгновение меня охватил ужас, и я начала задыхаться. Затем что-то внутри одержало верх и начало дышать независимо от меня. Волны убаюкивающей энергии окружали меня, то накатывая на меня, то удаляясь куда-то до тех пор, пока я не перестала осознавать, потому что все вокруг погрузилось во тьму.

Глава 13. Тайна Манфреда.

Я проснулась оттого, что услышала, как Клара просит меня сесть. На то, чтобы ответить, мне потребовалось довольно много времени, во-первых, потому что я все никак не могла понять, где нахожусь, а во-вторых, потому что у меня занемели ноги. Увидев, что у меня возникли затруднения, Клара взяла меня под руки и посадила, а затем подложила под спину несколько подушек, чтобы я могла сидеть без ее помощи. Я увидела, что сижу на кровати и одета в ночную рубашку. По свету в комнате можно было понять, что уже далеко за полдень.

— Что случилось? — пробормотала я. — Я что, проспала всю ночь?

— Да, — ответила Клара. — Я очень беспокоилась о тебе. Ты вошла в глубокий тупик восприятия. Ничто не могло до тебя достучаться. Поэтому мы решили дать тебе возможность спать в нем до тех пор, пока ты сама не проснешься.

Я наклонилась и принялась растирать ноги, пока ощущение покалывания не прекратилось. Я все еще чувствовала слабость и какое-то странное раздражение.

— Ты должна говорить, рассказывать мне все, что с тобой происходило, до тех пор, пока полностью не придешь в себя, — сказала Клара самым категоричным тоном, который я от нее когда-либо слышала. — Это одна из тех ситуаций, когда тебе полезно разговаривать.

— Но мне не хочется ничего рассказывать, — сказала я, плюхаясь обратно на подушку. Тело покрылось холодным потом, а конечности казались резиновыми — я едва могла шевелить ими.

— М-р Абеляр сделал что-то со мной?

— Если и сделал, то тогда, когда я не видела, — ответила Клара, весело посмеиваясь своей собственной шутке.

Она взяла мои руки в свои и потерла их внешние стороны, стараясь взбодрить меня.

Но мне было не до смеха.

— Что на самом деле случилось, Клара? — настаивала я. — Я не помню ничего.

Она удобно устроилась на краю кровати.

— Твоя первая встреча с нагвалем не совсем пошла тебе на пользу, — сказала Клара. — Ты еще слишком слаба, вот и все. Но я не хочу, чтобы ты думала об этом, потому что тебя так легко лишить уверенности в себе. Кроме того, я не хочу, чтобы ты читала между строк, как ты любишь делать, и приходила к неправильным выводам.

— Как я могу читать между строк, если я совсем не представляю, что происходит? — спросила я, стуча зубами.

— Думаю, что это ты всегда можешь, — сказала Клара со вздохом. — Ты умеешь делать выводы исключительно быстро. Но, к сожалению, неправильные. И при этом неважно, что ты не представляешь себе, что происходит, ведь тебе ничего не стоит решить, что ты представляешь это.

Мне пришлось признать, что я очень не любила двусмысленных ситуаций. Они всегда ставили меня в невыгодное положение. Мне всегда хотелось знать, что происходит, чтобы вовремя принять меры в случае возникновения нежелательных обстоятельств.

— Твоя мать сделала из тебя идеальную женщину, сказала Клара. — Наблюдая лишь детали обстоятельств, идеальные женщины узнают все, что им нужно знать, особенно если речь идет о мужчине. Они могут прогнозировать его самые незначительные желания. Они всегда замечают изменения в его настроении, потому что верят, что оно связано с чем-то сказанным или сделанным женщиной. В итоге у них создается впечатление, что они могут дать мужчине все, что тому нужно.

Понаблюдав за собой в ходе занятий вспоминанием, я должна была, к своему огорчению, признать, что Клара права — я веду себя точно так же снова и снова. Пришлось признать, что воспитали меня прекрасно. Стоило только отцу вздохнуть, подать знак взглядом или тоном своих слов, и я уже точно знала, чего он хочет или о чем подумал. То же самое касалось и братьев. Они приучили меня реагировать на малейший намек со своей стороны. Но еще хуже было то, что, как только мне приходило в голову, что я мужчине не нравлюсь, я делала все от меня зависящее для того, чтобы угодить ему.

Клара легко толкнула меня локтем, будто для того, чтобы привлечь к себе мое внимание.

— Если бы мы с тобой вчера вечером были вдвоем, ты бы не залетела так далеко, — сказала она, улыбаясь самой неприятной улыбкой.

— На что ты намекаешь, Клара? Что я нахожу м-ра Абеляра привлекательным?

— Именно так. Когда поблизости появляется мужчина, ты сразу же преображаешься. Ты становишься женщиной, которая готова сделать все для того, чтобы привлечь его внимание, включая и потерю сознания.

— Позволь мне с тобой не согласиться, — сказала я. Я вовсе не пыталась заигрывать с м-ром Абеляром.

— Задумайся! Не пытайся сейчас выгораживать себя, — ответила Клара. — Я не нападаю на тебя. Я просто указываю тебе на то, что сама когда-то чувствовала и делала.

В глубине души я знала, о чем говорит Клара. М-р Абеляр был так необычайно обаятелен, что несмотря на его возраст, он показался мне очень привлекательным. Однако я предпочла этого не признавать ни перед собой, ни перед Кларой. Я почувствовала облегчение, когда Клара сменила тему разговора.

— Я тебя прекрасно понимаю, потому что у меня был свой Джон Мишель Абеляр, — сказала она. — Это был нагваль Хулиан Грау, самый красивый и галантный мужчина, который когда-либо жил на свете. Он был очарователен, дерзок и забавен. Он просто незабываем. Все обожали его, включая и Джона Мишеля, и всех остальных членов моей семьи. Мы все готовы были целовать землю, по которой он прошел.

Когда я слушала, как Клара восторгается своим учителем, мне пришло в голову, что это, наверное, потому, что она слишком много времени провела на Востоке. Меня всегда смущало то, каким нелепым поклонением ученики окружают своего учителя каратэ, или сэнсэя. Они тоже буквально целовали землю, по которой он прошел, почтительно кланяясь до самой земли всякий раз, когда наставник входил в комнату. Я не сказала об этом Кларе, хотя и чувствовала, что она слишком унижается сама, окружая таким почитанием своего учителя.

— Нагваль Хулиан обучил нас всему, что мы знаем, продолжала она, не заметив моих размышлений. — Он посвятил свою жизнь тому, что указывал нам путь к свободе. Он специально наставлял нагваля Джона Мишеля Абеляра, что позволило тому стать новым нагвалем.

— Ты хочешь сказать, что нагвали подобны королям? — спросила я ее, желая напомнить ей об опасности и неразумности такого сильного преклонения.

— Нет, совсем не похожи. У нагвалей вообще нет чувства собственной важности, — сказала она. — И именно по этой причине мы можем поклоняться им, ничем не рискуя.

— Я имела в виду другое, Клара. Они получают свою должность по

наследству? — быстро поправила я себя.

— О, да! Они получают свою должность именно по наследству, но не как короли. Для того, чтобы взойти на престол, нужно быть сыном короля. Но для того, чтобы стать нагвалем, нужно, чтобы человека отметил дух. Ведь если дух не изберет его, он ни при каких условиях не может быть лидером. Начать с того, что нагваль — это личность с особой энергией. Но даже обладая этой энергией, человек может реально стать нагвалем только в том случае, если его обучат всему тому, что должен знать нагваль.

Я внимательно слушала Клару, но ее объяснение, каким-то непонятным образом смущало меня. Поразмыслив немного, я поняла: меня тревожило то, что она сказала, что избрать нагваля должен дух.

— Как дух решает, кого ему выбрать? — спросила я.

Клара покачала головой.

— Это, моя дорогая Тайша, тайна всех тайн, — сказала она тихо. — Нагваль может либо выполнить миссию, возложенную на него духом, либо потерпеть жалкое поражение.

Я подумала о м-ре Абеляре и о том, какую миссию возложил на него дух. Я вспомнила также о том, что когда-то он, возможно, станет и моим нагвалем.

— Кстати, где сейчас м-р Абеляр? — спросила я, стараясь сделать это так, чтобы мой вопрос прозвучал как бы невзначай.

— Он отбыл вчера вечером, когда увидел, что ты выбыла из строя.

— А он вернется?

— Конечно. Ведь он живет здесь.

— Где, Клара? В левой части дома?

— Да. Сейчас он находится там. Но не в этот конкретный момент, — поправилась она, — не теперь. Иногда он живет со мной в правом крыле дома. Я о нем забочусь.

Я почувствовала такой сильный прилив ревности, что откуда-то ко мне хлынула энергия.

— Ты говорила, что он не является твоим мужем, Клара? — спросила я.

Моя щека нервно подергивалась.

Клара смеялась так сильно, что повалилась спиной на кровать, будучи не в силах больше сидеть.

— Нагваль Джон Мишель Абеляр вышел за пределы всего того, что свойственно обычному мужчине, — заверила она меня, снова садясь.

— Что ты имеешь в виду, Клара?

— Я имею в виду, что он не является больше обычным человеком. Но я не могу объяснить всего этого тебе, потому что мне не хватает мастерства, а ты еще не можешь понять. Насколько я понимаю, нагваль потому и дал тебе те магические кристаллы, что я не способна тебе объяснить все, что нужно.

— Ты неспособна, Клара? Ты выражаешься очень понятно.

— В таком случае, это ты не можешь правильно понять.

— Но это нелепо, Клара.

— Почему же тогда я никак не могу растолковать тебе, кто мы, и что мы от тебя хотим?

Я несколько раз глубоко вдохнула для того, чтобы расслабить нервное напряжение в животе.

— И что же вы от меня хотите? — спросила я Клару, снова поддаваясь панике.

— Мне очень трудно объяснить тебе это, — начала она. — Очевидно, что мы с тобой принадлежим одной и той же традиции. Ты являешься неотъемлемой частью того, что представляем собой мы. Поэтому мы обязаны обучать тебя.

— Кого ты имеешь в виду, когда говоришь "мы"? Себя и м-ра Абеляра?

На мгновение Клара задумалась, словно выбирая нужные слова.

— Как я уже говорила, нас больше, чем двое, ответила она. — Фактически я даже не являюсь твоим учителем. И Джон Мишель тоже не является им. Это кто-то другой.

— Погоди, погоди, Клара. Ты снова вводишь меня в заблуждение. Кто этот другой человек, о котором ты только что упомянула?

— Это женщина, очень похожая на тебя, но старше тебя и намного сильнее. А я для тебя — все равно что швейцар. Я ответственна лишь за то, чтобы дать тебе возможность накопить достаточное количество энергии с помощью вспоминания и тем самым подготовить тебя к встрече с этой женщиной. И поверь мне, ее присутствие будет для тебя еще более сокрушительны, чем присутствие нагваля.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, Клара. Ты считаешь, что она опасна и может причинить мне вред?

— Здесь мы сталкиваемся с затруднением, которое дает о себе знать, когда я пытаюсь ответить на твои вопросы, сказала Клара. — Ты меня не понимаешь потому, что между нами существует лишь поверхностная связь. Ты задаешь мне вопрос, ожидая получить однозначный ответ, который удовлетворит тебя, а я даю тебе ответ, который удовлетворяет меня, а тебя сбивает с толку. Поэтому я советую тебе либо ни о чем меня не спрашивать, либо не приходить в смятение от моих ответов.

Я хотела узнать больше о м-ре Абеляре и этой другой женщине, а также об их планах в отношении меня, поэтому с надеждой, что Клара мне все об этом расскажет, я пообещала, что начиная с этого времени буду рассудительной и не стану нервничать и тревожиться, когда услышу от нее что-то непонятное.

— Прекрасно. Давай посмотрим, как ты воспримешь это, — сказала Клара с видом ученого, приступающего к очередному эксперименту. — Я напомню тебе, о чем нагваль говорил тебе вчера вечером, прежде чем ты потеряла сознание. Но поскольку я не мужчина, несомненно, что ты будешь реагировать на это не так, как тогда, когда об этом говорил нагваль. Возможно, ты даже дослушаешь меня до конца.

— Но я не помню ничего из того, что он говорил мне, когда я заснула на коврике, — запротестовала я.

Она сделала паузу и посмотрела на меня, пытаясь заметить на моем лице следы тревоги или волнения. Затем она покачала головой, словно что-то заметила, хотя я изо всех сил пыталась выглядеть спокойной и внимательной и даже улыбнулась, чтобы развеять ее подозрения.

— Он рассказал тебе обо всех существах, которые проживают в этом доме, — начала Клара. — Он сказал тебе, что все они являются магами, включая и Манфреда.

Когда она упомянула о Манфреде, внутри меня что-то екнуло.

— Так я и знала — выпалила я, не задумываясь.

Мысль, что Манфред является магом, показалась мне вполне достоверной, хотя я не имела ни малейшего представления о том, почему это должно быть так. Я сказала Кларе, что однажды чуть было сама так не подумала, хотя и не совсем ясно представляю себе, что такое маг.

— Неправда, представляешь, — заверила меня Клара, широко улыбаясь.

— А я говорю тебе, что нет.

Клара посмотрела на меня с недоверием.

— Ты уверена, что не помнишь ничего из объяснений нагваля?

— Нет. Я действительно не помню этого.

— Для нас маг — это тот, кто с помощью настойчивых целенаправленных занятий выходит за пределы обычного восприятия, — сказала Клара так, будто давала формальное определение.

— Ну, это ничего не проясняет, — сказала я. — Как может Манфред делать все это?

Казалось, она радуется моему непониманию.

— Вижу, что ты снова запуталась, Тайша. Я ведь говорю не об одном лишь Манфреде. Ты все никак не можешь взять в толк, что все мы в этом доме маги. Не только нагваль, Манфред и я, но и те четырнадцать человек, которых ты еще не видела. Все мы — маги, абстрактные существа. Если ты хочешь считать магию занятием, которое сводится к выполнению ритуалов или приготовлению волшебных снадобий, — я могу сказать, что такие конкретные маги действительно существуют, но в этом доме ты их не встретишь.

Было очевидно, что до сих пор мы с ней рассуждали о разных вещах. Я говорила о Манфреде, а она — о людях, которых я никогда в глаза не видела. И только теперь, когда она сказала мне об этом прямо, я вдруг осознала, что Клара, м-р Абеляр и все эти невидимые другие люди, о которых они то и дело упоминали, являются магами. Вместо того, чтобы о чем-то спрашивать, я припомнила ее совет и решила лучше промолчать.

Она продолжила рассказ о том, что абстрактные маги достигают освобождения с помощью расширения диапазона своего восприятия, тогда как конкретные маги, к которым относятся последователи магических традиций древней Мексики, преследуют лишь эгоистические цели, увеличивая при этом чувство собственной важности.

— А что, собственно, плохого в эгоистических делах? спросила я, отпив немного воды из стакана, стоящего на прикроватном столике.

— Ну вот, Тайша начинает защищать конкретных магов, — сказала она, сочувственно посмотрев на меня. — Не удивительно, что нагваль дал тебе те заостренные кристаллы.

Невзирая на свое обещание оставаться спокойной, я занервничала, как только она упомянула о кристаллах. В животе у меня начались такие бурные процессы, что я заподозрила, что подхватила где-то кишечную инфекцию.

— Мне кажется, что я едва ли смогу объяснить тебе, что мы делаем, но еще труднее мне донести до тебя то, почему мы это делаем, — сказала Клара.

— Такие ответы может дать только учитель.

— Мой учитель?

— Ты меня не слушаешь, Тайша. Я уже сказала тебе, что у тебя есть учитель. Ты не встретилась с ней лишь потому, что у тебя недостаточно энергии. Для встречи с ней нужно в десять раз больше энергии, чем для этой встречи с нагвалем, после которой ты все еще не можешь прийти в себя. Ты выглядишь болезненно бледной.

— Мне кажется, что я подхватила какую-то инфекцию, — сказала я, снова чувствуя головокружение.

Клара покачала головой.

— Ты подхватила тяжелый случай индульгирования, — сказала она, и после паузы продолжила:

— Нагваль также может объяснить тебе все что нужно. Но проблема в том, что ты считаешь его мужчиной, и если он говорит с тобой больше чем несколько минут, так и знай, что в тебе проснется твоя женская натура. Вот почему твой учитель должен быть женщиной.

— Не кажется ли тебе, что ты преувеличиваешь роль всего, что касается отношений мужчины и женщины? спросила я, пытаясь встать с кровати.

Я чувствовала сильную слабость, и ноги мои дрожали. Комната начала вращаться вокруг меня, и я чуть было не потеряла сознание. Но Клара сразу же ухватила меня за руку.

— Вскоре ты сама разберешься, преувеличиваю я или нет, — сказала она.

— Давай выйдем на улицу и сядем в тени деревьев. Быть может, свежий воздух благотворно подействует на тебя.

Она помогла мне одеть длинную куртку и какие-то штаны и повела меня, как инвалида, во внутренний дворик за домом.

Мы уселись на соломенных матах под огромным сапотовым деревом, которое бросало тень почти на весь дворик. Я спросила Клару, можно ли мне съесть плод этого дерева. Она заставила меня замолчать, сказав:

— Бери и ешь, но не говори об этом.

Я так и сделала, но вскоре почувствовала себя виноватой, словно чем­то обидела дерево.

Мы сидели в тишине, слушая как ветер шелестит листьями. Здесь было прохладно и спокойно, и я почувствовала, что усталость и неловкость покидают меня. Через некоторое время из-за дома вышел Манфред. Он приплелся оттуда, где возле дома ему была отведена комнатка, вход в которую был закрыт панелью на шарнирах — толкая ее, он мог заходить и выходить, когда ему хотелось. Он подошел ко мне и принялся лизать мне руку. Я посмотрела в его грустные глаза и поняла, что мы с ним — близкие друзья. Будто повинуясь невысказанному приглашению, он взгромоздился мне на колени. Я начала гладить его мягкую шелковистую шерсть и почувствовала огромную теплоту по отношению к нему. Меня охватила необъяснимая нежность, и я наклонилась к нему и обняла его. Следующее, что я помню, было то, что я заплакала, потому что мне стало очень жаль его.

— Где твои кристаллы? — требовательным голосом спросила Клара.

Ее резкий тон вернул меня к реальности.

— В комнате, — ответила я, отпуская Манфреда и вытирая глаза рукавом куртки.

Он быстро взглянул на Кларино лицо, на котором ясно читалось неодобрение, спрыгнул с моих колен и уселся под ближайшим деревом по другую сторону дорожки.

— Ты должна всегда носить их с собой, — строго сказала она. — Как ты уже знаешь, оружие, подобное этим кристаллам, не имеет ничего общего с войной или миром. Можешь быть какой угодно пацифисткой, но все же ты будешь нуждаться в оружии. На самом деле тебе оно нужно именно сейчас для борьбы с врагом.

— У меня нет врагов, Клара, — сказала я, тяжело вздохнув. — Никто даже не знает, жива ли я еще.

Клара наклонилась ко мне.

— Нагваль дал тебе эти кристаллы для того, чтобы ты уничтожила своих врагов, — сказала она тихо. — Если бы они сейчас были здесь, ты бы сделала несколько магических приемов, которые помогли бы тебе избавиться от этого наплыва жалости к себе.

— Я и не думала жаловаться на свою судьбу, — сказала я, защищаясь. — Мне было жаль несчастного Манфреда.

Клара засмеялась и покачала головой.

— Манфреда жалеть не стоит. Какую бы форму он не принимал, он — воин. А жалость к себе — это то, что живет внутри тебя и проявляет себя по­разному. Вот сейчас ты назвала ее "жалостью к несчастному Манфреду".

У меня на глазах вновь выступили слезы, потому что на фоне пугающей меня обстановки я опять почувствовала, как во мне дал знать о себе огромный океан жалости, относящийся исключительно ко мне самой. Я уже достаточно занималась вспоминанием, чтобы понять, что я переняла эту реакцию у своей матери, которая жаловалась на свою жизнь каждый день, сколько я ее помню. Поскольку она очень редко проявляла при мне какие-то другие эмоции, эту я сама переняла у нее.

— Ты должна держать кристаллы между пальцами как оружие и повторять свои магические приемы, сосредоточивая внимание на сердце своего врага, которым в данном случае является чувство собственной важности, пробивающееся к тебе под видом жалости к себе, морального негодования или праведной грусти, — продолжала Клара.

Я только смотрела на нее в смятении. Она заговорила вновь, обвиняя меня в слабости и неустойчивости, вследствие которых я сдаю, как только ощущаю на себе малейшее давление. Но больше всего меня уязвило то, что она сказала, что все эти месяцы вспоминание проходило у меня неэффективно, потому что это были всего лишь поверхностные фантазии. Ведь, по ее словам, я занималась лишь тем, что ностальгически припоминала удачи своего безупречного "я" и лелеяла жалость к себе, когда встречала воспоминания о не столь уж безупречном его поведении.

Я не могла понять, зачем ей понадобилось так жестоко нападать на меня. Скоро в ушах у меня загудело и я почувствовала прилив ярости. Я безудержно разрыдалась, ненавидя себя за то, что позволила Кларе нанести мне такой сокрушительный эмоциональный удар. Я слышала ее слова так, будто они приходят ко мне издалека. Она говорила:

—...чувство собственной важности, отсутствие целеустремленности, неконтролируемое честолюбие, недальновидная чувственность, трусость. Список врагов, которые стремятся помешать твоему полету к свободе, бесконечен, и ты должна быть беспощадна в борьбе с ними.

Попросив меня успокоиться, она сказала, что просто пыталась показать мне, что наши мнения и чувства являются нашими подлинными врагами и что они не менее опасны, чем какой-нибудь вооруженный до зубов бандит, которого мы можем встретить на большой дороге.

— Нагваль дал тебе эти кристаллы с тем, чтобы ты выровняла свою энергию, — объяснила она. — Они творят чудеса во всем, что касается сосредоточения нашего внимания и удерживания его на одном объекте. Это качество всех кварцевых кристаллов вообще и особое намерение этих кристаллов в частности. Для того, чтобы подключиться к этому намерению, тебе нужно просто выполнять магические приемы, не выпуская их из рук.

Мне и впрямь захотелось, чтобы кристаллы сейчас были здесь со мной. Но поскольку их не было, я посмотрела в сочувственно поблескивающие глаза Манфреда. Мне пришла в голову мысль, что они отражают свет точно так же, как и кристаллы кварца. На какое-то мгновение его взгляд задержался на мне, и непонятная безусловная уверенность наполнила мое сознание. Я поняла, что Манфред является магом, который следовал традиции древних магов, в результате чего его дух каким-то образом оказался заключенным в тело собаки. Как только я подумала об этом, Манфред резко пролаял, словно подтверждая мою мысль.

Я спросила себя, не Манфред ли нашел эти кристаллы для меня в какой-то далекой пещере и привел туда нагваля точно так же, как он показал мне прекрасное место на холмах, с которого лучше всего был виден дом и прилегающая к нему местность.

— Когда-то ты спрашивала меня, откуда я так много знаю о кристаллах, — отозвалась Клара, перебивая мои размышления. — Тогда я не могла тебе ответить, потому что в то время ты еще не была знакома с нагвалем. Но теперь, после того, как я представила ему тебя, я могу сказать тебе, что... — она глубоко вздохнула и наклонилась ко мне. — Мы принадлежим к той же древней традиции, что и маги прошлого. Мы унаследовали от них все их эзотерические ритуалы и заклинания, но не хотим пускать их в дело, хотя и знаем все об их использовании.

Манфред — это один из древних магов! воскликнула я с нескрываемым восхищением, забыв о том, что не поведала ей ничего о своих предыдущих мыслях. Клара посмотрела на меня так, словно хотела убедиться, что я в своем уме, а затем засмеялась так неудержимо, что наш разговор не мог больше продолжаться. Я услышала, как Манфред лает так, будто тоже смеется. Я чувствовала себя, как безнадежная идиотка. Клара и слушать не захотела ничего о том, как блестели глаза у Манфреда.

— Я всегда говорила тебе, что ты медлительна и совсем не догадлива, но ты мне не верила, — пожурила она. — Но не переживай, никто из нас не является очень уж догадливым. Все мы невежественны, глупы и похожи на узколобых обезьян. Она похлопала меня по голове, чтобы до меня дошло как следует. Мне не нравилось, что меня называют узколобой обезьяной, но я была так восхищена своим открытием, что пропустила это замечание мимо ушей.

— У нагваля есть много других оснований для того, чтобы дать тебе эти кристаллы, — продолжила Клара, но будет лучше, если об этом он расскажет тебе сам. Единственное, что я знаю наверняка, — это то, что тебе следует сшить для них мешочек.

— Какой мешочек?

— Небольшой кисет из того материала, который, по твоему мнению, лучше всего подходит. Можешь использовать для этой цели замшу, войлок, пике или даже дерево, если так подсказывает тебе внутреннее чутье.

— А из чего ты сделала свой мешочек, Клара?

— Я никогда не получала никаких кристаллов, ответила она, — но когда-то в юности я одно время пользовалась ими.

— Ты говоришь о себе так, словно ты — старуха. Но мне кажется, что за время нашего знакомства ты даже помолодела.

— Для того, чтобы создать видимость этой внешности, я делаю очень много магических приемов, — сказала она, по-детски отдаваясь смеху. — Маги только то и делают, что творят видимости. Взгляни, например, на Манфреда.

Услышав свое имя, Манфред поднял голову, оставаясь лежать под своим деревом, и пристально посмотрел на нас. У меня появилось странное чувство, что он точно знает, что мы разговариваем о нем, и не желает пропустить ни одного нашего слова.

— А что Манфред? — спросила я, неосознанно понижая голос.

— Глядя на него, можно поклясться, что это собака, сказала шепотом Клара. — Но он достаточно силен, чтобы творить иллюзии. — Она толкнула меня локтем и подмигнула, как заговорщик. — Видишь ли, на самом деле ты права, Тайша. Манфред — это совсем не собака.

Я не могла понять, добивается ли она моего согласия по этому поводу ради Манфреда, который, несомненно, слушал наш разговор, потому что даже привстал для этого, или же она действительно говорит правду о том, что Манфред — вовсе не собака. Прежде чем я смогла определить, в чем смысл ее слов, из дома донесся резкий шум, услышав который, Клара и Манфред бросились в его направлении. Я хотела последовать за ними, но Клара повернулась ко мне и резко сказала:

— Останься здесь. Я вернусь очень скоро.

Она побежала в дом, а Манфред последовал за ней по пятам.

Глава 14. Урок у нагваля.

Шли недели, за ними месяцы. Но я не обращала на время совсем никакого внимания. Клара, Манфред и я жили вместе в идеальной гармонии. Клара перестала оскорблять меня, а может быть, это я перестала обижаться. Все время я проводила в занятиях вспоминанием и кунг-фу с Кларой и Манфредом, который при своем весе в сотню фунтов был довольно серьезным противником. Я неоднократно убеждалась в том, что удар его головы ничуть не слабее удара кулаком призера соревнований.

Меня беспокоило лишь одно противоречие, которое мне все никак не удавалось разрешить. Хотя Клара и настаивала на том, что уровень моей энергии неуклонно возрастает, о чем можно было судить, в частности, по тому, что я теперь могла разговаривать с Манфредом, я была убеждена в обратном: я медленно, но верно захожу в тупик.

Всякий раз, когда мы с Манфредом оставались одни, мной овладевало неописуемое чувство расположения к нему. Я просто обожала его. Именно это чувство слепой любви послужило мне мостом, по которому я могла временами проникать в его мысли и настроения. Я поняла, что чувства у Манфреда просты и непосредственны, как у ребенка. Он мог переживать счастье, тревогу, гордость за какой-нибудь свой поступок, или страх, который мог мгновенно перейти в ярость. Но больше всего мне нравились в нем его смелость и способность к состраданию. Я чувствовала, что он действительно сожалеет о том, что Клара похожа на лягушку. В отношении своей смелости Манфред был уникален. Это была смелость развитого сознания, которое видит свои ограничения. Уже только это в Манфреде было совершенно непонятно для меня. Но было очевидно, что никто не смог бы выносить одиночество так, как он, не обладая этой непревзойденной смелостью.