Облако, уснувшее на яблоне. Серый берег, мост полуобрушенный, Небо, силуэт горбатой яблони, На душе тепло и пахнет грушами, Майские дожди

Серый берег, мост полуобрушенный,
Небо, силуэт горбатой яблони,
На душе тепло и пахнет грушами,
Майские дожди, уже изрядные
И уже отысячечертевшие,
Так бы и остался до июня здесь,
Глядя, как весна сжигает бешено
Ароматный хворост поздней юности,
Как на высоте, столкнувшись посуху,
Тучи раскаляются от грома, как
Белый цвет подпёрши бурым посохом,
Зацвела по холоду черёмуха…
Скоро, скоро кожу отшелушивать.
Всё проходит. Много ли досталось-то?
Пахнет майской одурью и грушами,
Старость ковыляет за усталостью.
Только сны и запахи оставят нам
От всего, что молодо и дорого.
Тихо, до обидного непамятно
Доцветает май. Подмёрзшим творогом
Чудится черёмух окрыление,
И густыми уличными ядами
Чутко дышит чистое, весеннее
Облако, уснувшее на яблоне.

 

Ты - бабочка

Весенний день не краток и не долог,
К тому же, все равны перед закатом,
И каждый пустоте принадлежит.
Нас видит бог — печальный энтомолог —
И может, пожалел уже стократ он,
Что снова изучает этот вид.
Заволокло. Просвечивает реже.
Несмелыми “о боже, дай мне силы!”
Пространство окончательно засей.
Ты — бабочка, и это неизбежно:
В конце концов, мы все чешуекрылы,
Да и теплолюбивы тоже все.
В парении бесшумных махаонов,
В бессмысленных метаньях мотыльковых
Суть воплощенья — каждому свое.
Их видит бог, и знает только он их
По именам... А небо на засовах,
И вечер где-то около снуёт.
Вечерний чай вальсирует в стаканах,
От страха сбилось облачное стадо,
И солнце обволакивает кляр.
Так мало, непродуманно и странно:
От куколки до первых листопадов.
Ты — бабочка. Последний экземпляр.

 

Кристина Кармалита

[Бог]

 

от люстры до потолка – провод

от земли до луны – холод

от рождения до смерти – пролог

от меня до тебя – Бог

[на ребре]

 

И пело небо за окном

Звездой в подушку

И целовались за углом

Пастух с пастушкой

И кожу сбросила в огонь

Лягушка

 

И сохло время на столе

Забытой крошкой

И сон болтался на стене

Убитой мошкой

Луна сползала по спине

Дорожкой

 

И было лето в сентябре

Окно на кухне

Ночной фонарик в серебре

Вот-вот потухнет

И жизнь стояла на ребре

Не рухнет

[про кокто]

 

Не для этого времени года ты выбрал пальто,

И рубашку надел, и вином ободрился не впрок.

Почитай мне Рембо, расскажи про Париж, про Кокто…

Впрочем, лучше молчи. Еще лучше – езжай на восток.

 

Или хочешь – на запад, на север, слетай на юга, -

Во все стороны света тебе пробиваю билет!

В этом тесном трамвае твоя оказалась рука

На моей невзначай, ненадолго, неловко и выбора нет:

 

Уходить или ждать. Ожидание вредно для ног,

Для сердечного ритма, для сна, для всех прочих частей

Этой солнечной жизни, в которой ты взял и промок.

Велика эта страсть – быть несчастным – средь прочих страстей.

 

Нам с тобой не сварить крепкий кофе из утренних ссор,

Не мириться борщом, не тянуть одеяла кусок, -

Ты пойми и запомни! А впрочем, пустой разговор.

Мне самой не дается никак тот же самый урок…

 

Поболит и пройдет.

 

Поболит и пройдет…

Собирайся, мой милый, в дорогу.

Пусть другие леса для тебя приготовили шум, -

Ничего не скажу.

Безответному тихому слогу

Сквозь немые объятья камней не пройти далеко.

 

Поболит и пройдет.

Позову к себе старого друга -

Принесет костыли, посмеемся над этой хворьбой.

Ничего не скажу.

Нарушая гармонию слуха,

Твой прощальный привет не приносит с собой ничего.

 

Поболит и пройдет.

Не бывает смертельных недугов,

Посижу в тишине – все срастется, любая дыра.

Ничего не скажу.

В круговерти растерянных звуков

Собирая чужие слова, не сыскать своего.

 

Поболит и пройдет,

Собирайся, мой милый, в дорогу.

Пусть всегда для тебя будут трелить другие леса, -

Ничего не скажу.

Лишь отправлюсь с тобою в тревогу,

Одно ветхое верное слово воткнув под ребро.

 

[вот]

 

вот и ты забываешься

как письмо на стекле

под дождем расплываешься

оседаешь во мгле

 

вот и всё забывается

и накрыто водой

только Богом икается

в тишине голубой

 

Антон Метельков

 

* * *

 

поезжай в санталово собирать морошку

там в избе оставленной зреют щи под крышкой

тропки между избами топчет только лошадь

пыль за телевизором вытрут только мыши

зреют щи ленивые кто в них отразится

точно телевиденье смотрит без розетки

смотрит как сбегаются с выселков лисицы

как в избушке заячьей уши как лазейки

зреют щи студеные кто с них снимет пробу

словно бы буденного поцелует в губы

тот увидит как кружив с крышкою от гроба

полумедвежонок полуполушубок

кто обхватит котелок до последней косточки

он распустит узелок да на волоске

и ищи его хрящи убаюкай в горсточке

поезжай в санталово засыпай в леске

 

* * *
как в минном поле душа гуляла,
фантомной болью совсем хмельная,
её потрепанное одеяло,
родные контуры припоминая,
касаясь ветра, казалось веткой,
казалось мамой, земли касаясь.
душа моталась от века к веку,
её прозвали межзвёздный заяц.
а кто-то – странный – шагал за нею,
глазами нашими неуследим,
шагал, нашёптывая все сильнее:
ну погоди, родная, пожалуйста, погоди.

 

* * *
пуля замедленного действия
в поле неявной правоты
вот и гордись до пенсии
что ты – по-прежнему ты
вот и считай считалочки
как вышел иванушка погулять
как барабан без палочки
как молоко по углям
так исчезали милые
столбиком стебельком
белками семимильными
налитым кровью белком

 

* * *

повежливей
сказал повешенный
подержанный
одернув фрак
и понятые
забыв латыни
слегка смутились
сказали фак

 

* * *

 

царствие небесное

мера мер

растирай над бездною

сыр ламбер

чтоб оскалившись зубчиком

чеснока

в пугачевском тулупчике

ускакать

перекатывать вверенный

уголек за щекой

и форсировать берингов

неуемный покой

 

Дарья Жданова

#105
Правила пользования новосибирским метрополитеном

Не забывайте себя в вагонах метро
Стойте лицом по направлению ветра,
даже в случае мирового пожара
Контролируйте себя и ручную кладь
держитесь за поручень,
Иначе вас постигнет страшная кара
Не переступайте через ограничительные линии
Не выходите с Заельцовской на площадь Калинина
Не прислоняйтесь к другим пассажирам
Особенно к их подвижным частям.
Не открывайте двери из другого мира
Вам нечего делать там.
Не бегайте, не прыгайте,
Не прилепитесь, не оставьте матери и отца,
А если упадете на пути, то следуйте до конца
Платформы. До черно-белой рейки,
Ожидайте работника метрополитена,
который выведет Вас из тоннеля,
Он явится в нечеловеческом теле.
Не наносите надписи, рисунки
Не наносите надписи, суки!
Не наносите ущерб сооружениям станций,
устройствам пути, оборудованию, подвижному составу
Не танцуйте, не пойте, не говорите картаво
Не разламывайте стены
Не засоряйте территорию метрополитена.
Главное – не моргайте глазами.
Четко следуйте указаниям
Дежурного персонала.
Разве ты ничего этого не знала?
Здесь явно что-то нечисто.
Любимая, ты подозрительна,
я сообщу о тебе машинисту.

 

#87

Ваня Карамазов
городской шансон по мотивам С.Ш.А.

Условно осужденный по небесному суду
Под грешниковы стоны я три дня гулял в аду,
Изображал страданье, для приличия орал,
Слезами умывался и не морщась серу жрал.

Я в первый день увидел танец бесов неглиже,
Как грешников несчастных разрывали пополам,
Как черти распивали кровь бомжей и алкашей,
И грязные чудовища нализывались в хлам.

Но Ваня Карамазов был особенно хорош,
Но Ваня Карамазов был не демон ни на грош:
Как небо свят,
Как божий сад -
Он был похож на ангела, свалившегося в ад.

А в день второй я был как свой, приятен всем уже -
В кафе с еретиками напросился на обед -
Там тайна продавалась с потрохами в лаваше,
А с тайной в упаковке чудо и авторитет.

Я видел сдуру грешных и порочных до костей,
Я видел Маргариту, провожавшую гостей
В сковороду или в котел - второй и первый сорт.
И пел над ними «Из глубин…» в кровавой майке черт.

Но Ваня Карамазов был особенно хорош,
Но Ваня Карамазов был не демон ни на грош,
Как небо свят,
Как божий сад -
Он был похож на ангела, свалившегося в ад.

На третий день мне скалились клыки со злобных рыл,
В святое воскресенье веселился, злился ад,
А демоны плясали, ведьмы выли из могил,
Гремя цепями, призраки щипали ведьм за зад.

Но вот подходит срок покинуть чудную страну,
Все было очень здорово – как самый страшный сон.
Я только огорчился, что не видел сатану,
И что несправедливо Ваня в ад распределен.

Ведь Ваня Карамазов был особенно хорош,
Ведь Ваня Карамазов был не демон ни на грош,
Как небо свят,
Как божий сад -
Он был похож на ангела, свалившегося в ад.

В чистилище у Бога громко топал я ногой:
«Я видел много грешников, но Ваня – не такой
Какого черта, Господи Иисусе, почему?»
И Бог ответил грустно: «Предлагали мы ему,

Останься, Вань, на небе, будем звезды зажигать,
Но он немного с вывихом – слезинки, мол, билет…
Заманивали в рай, а он просился в ад опять!
Теперь он там за главного – уже как двести лет».

Ах, Ваня Карамазов был особенно хорош,
Ах, Ваня Карамазов был не демон ни на грош,
Как небо свят,
Как божий сад -
Он был похож на ангела, свалившегося в ад…

#96

Сказано: «Вечная гарантия» -
в Инструкции по применению мира,
Книга первая – да, вот тут, ниже.
Но Господи, гляньте:
Этот мир рушится, срок годности вышел,
Барахлит земная механика,
Любовью не смазанная две тысячи лет
уже:
Колесо возвращений, вращающееся душе
Не камня на камне – земли на земле не оставило!
Трагедия «Гамлет»
пре-вращается
В цирк шапито,
Как школьное, позабытое правило:
«То, то! Не то, не то…»
Этой ненаступившей весной
Лед сознания критически тонок:
Видите, как очередной,
Господи! - демонёнок
смотрит из себя – в зеркало
Как в комнату – смотрится улица,
Молчит, сутулится.
Думает растерянно: «Что же
Это,
Боже?»
Драма анекдотического Кая
который из букв а, пэ, о, же
составляет «счастье», не понимая,
Почему получается одно и то же?

 

#93

###

Ты сумасшедший, и это нормально,
А я, чем нормальней пытаюсь стать,
тем дальше с ума схожу,
Вспоминаю себя из прошлого века –
черт-те знает из какого года,
И мне кажется –
все было по установленному плану.
У тебя в голове солнечный ветер,
который вращает землю
А мне всегда нравилась сырая,
пасмурная погода
И тот ветер, который вот-вот станет ураганом.
А вовсе не тот, который
– радостный, весенний,
Который сейчас –
В светлое христово воскресенье.
А интересно
– а когда бывает темное христово воскресенье?
Мне кажется, когда Иисус просыпается,
Он каждый раз морщится
- будильник прозвонил рано,
Лето еще не наступило, можно опять в спячку.
А еще можно пойти проповедовать в теплые страны.
А пока он спит, сатану посещают кошмары:
Бензопилой «Дружба»
он отпиливает себе крылья,
А под утро вырастает еще одна пара.

 

#63
СОЛНЦЕ

Солнце встает из рая,
Солнце садится в ад,
Солнце не отбирает,
А отдает назад.

«Солнце, я так простужен…
Жадно глотая свет,
Грею больную душу…» -
«Грей, мне не жалко, нет...»

Солнцу тепла не надо,
Хочешь – так забирай.
Солнце встает из ада,
Солнце садится в рай.

Иван Полторацкий

 

начало осени

ангел лёг на живот

смотрит как женщина входит в дом

 

облако наклоняется

солнце заливает комнату

женщина ещё не знает

что с начала осени

живёт не одна

 

Лот

 

Я начну с невесёлой шутки:

у тебя жена вся белая, Лот.

Соль в том, что только я могу называть тебя так.

Если не веришь, то оглянись ­­ ­–

ничего не изменится

только я перестану быть прямо перед тобой

а теперь

смотри мне прямо в глаза

не поднимайся на строчку выше

Смотри мне прямо в глаза

не поднимайся на строчку выше

смотри мне прямо в глаза

память обрывается там где начинается память

я кладу ладони тебе на плечи

время завершается там где начинается время

я тяну твои запястья на себя

а ты всё ходишь из комнаты в комнату один в пустом доме

безоглядно влюблённый в меня

Лот земля твоя – камень народ твой – пепел

здесь больше нечего делать беги

спасайся на гору или смотри в окно

кроме меня нет никого вокруг

нет никого вокруг

выпрями спину

и не отводи взгляд

за твоей головой горят города

набросок

заточи как отче наш
сероглазый карандаш
спрячь оранжевый набросок
между выстраданных досок
в свежей стружке
в поле ржи
до полудня
полежи
ветер тронет чертежи
и закружит вдоль межи

если ты

за чем мне жить?

 

A.D.

Анатолию Квашину с любовью.

горит гранёный виноград

иди возделывай свой ад

солёной яблони плоды
глядят лицом со дна воды
и тянут пальцы и поют

мы соль твою мы быль твою
впитали господи прости
дай руку дай нам прорасти

орфей хороший мой орфей
развей свой ад как дым развей
сорви землянку землянику
свою живую эвридику
беглянку ягоду голубку
шиповник ломкую скорлупку

полынь как солнце горяча
расти расти моя свеча

согрей в груди где смерти нет
простой нездешний пустоцвет

орфей солдат адовник брат

пылает чёрный виноград

 

5:3 - 12

 

Блаженны кроткие,

ибо они в пальто

выходят из дома

и не ведают, что творят.

Им жаль безвинных,

но себя им не жаль,

а то

становится неуютно,

и это - не вариант.

 

Блажен Гаврош,

выбегающий без шапки под дождь,

не собирающий в житницы,

летящий во ржи овсянкой.

И ты,

который сюда идёшь, -

блажен,

ибо ангел

следит за твоей осанкой.

 

Как летучая рыба

блажен Сашбаш,

восходящий поток,

небеса над ним,

неземной пролёт

на седьмой этаж,

колокольчик в поле.

Москва.

Жасмин.

 

И дырявый матрос,

закрывающий собой пустоту,

спокоен,

как бывают спокойны горы.

Постепенно наследуя землю,

за верстой версту

встаёт из земли Александр,

Андрей,

Георгий.

 

мои имена:

те, кто выжил и вышел на сушу.

Каин Л

 

Скажи

 

Ты когда-нибудь ожидал,

Что тебя не пожрёт вокзал?

Жил когда-нибудь только сам,

А не по чужим адресам?

 

Думал ты, что умрёшь вот так,

Как девяносто девять из ста?

Ангелу подставлял плечо?

Если да, то скажи… и чо?

 

О чудовищах, в профиль

 

Я ждал неведомых ужасных тварей из слива в ванной и унитаза.

И в зеркале отражение хотело меня убить.

Глазок дверной казался внимательным чьим-то глазом.

За дверью подвала, всё время закрытой, я думал, стоят гробы.

 

Сухие, костлявые руки ждали всегда за дверью подъезда.

Сидел под кроватью кто-то, и кто-то стучал в окно.

Мне было страшно почти всегда. Но хотя бы всё было известно.

Кстати… чудовищам — взрослый, не взрослый — в общем-то, всё равно.

 

 

Звезда не взойдёт

 

Когда звенит… Когда звенит и светит…

Когда звенит и светит мой состав,

Я признаю, что за тебя в ответе

Я стал, когда внезапно дунул ветер

И вырвал основание моста.

 

Мы за мостом встречались, если время

Нам позволяло видеться; когда

Стояли у кирпичной перед всеми,

Рассвет расстрельный бил прикладом в темя,

И мост качался, словно в руки дав

 

Один билет в один конец. Над нами

Блестела крыша, из антенн она

На синем полотне плела орнамент;

Всю площадь оглашали именами,

Меж именами жалась тишина,

 

В которой проходили наши жизни.

Казалось, мы бессмертны и тогда;

Что смерти нет, мы как-то разошлись с ней.

Что стоит посильней руками стиснуть

Виски — и всё исчезнет без следа.

 

Но человек в мундире поднял руку.

Но люди в форме взяли на ружьё.

И щелкнули замки. За этим звуком

Я наслаждался век сердечным стуком,

Любил существование своё.

 

Ах, знать бы всё заранее, ах, знать бы

Что в чёрном небе не взойдёт звезда.

Теперь приходишь ты сюда всегда;

Ты молча смотришь на мою усадьбу

И проезжают мимо поезда.

 

Самый меткий

 

Моя женщина — нежнейшее из существ.

(Я не знаю, как такой можно быть вообще.)

Как с завязанными глазами плохой метатель ножей,

Я попал в неё много раз уже;

 

Но она улыбается, и радость в её лице.

(Я уверен, что ножи летят точно в цель,

А совсем не в неё.) Чтоб меня поддержать,

Она готова терпеть боль опять и опять.

 

Даже если я глуп, и нет оправданий мне,

И все от меня отвернулись, она на моей стороне;

Даже когда я просто составляю в ряды слова,

Для неё я — герой,

идущий на льва.

 

В ней очень много смысла. Она — бездонный сосуд.

Тонкие быстрые пальцы гладят меня по лицу.

Слышу во внешнем мире,

за повязкой, за плотной тьмой:

«Ты у меня такой меткий. Самый меткий ты мой».

 

 

 

меня однажды посадили

пожизненно и в тот же день

я в первый раз увидел горы

сквозь прутья в маленьком окне