От натурального макета к маске. Органопроекция.

Вяч. Вс. Иванов

Маска как элемент культуры*

Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. 4: Знаковые

системы культуры, искусства и науки. - М.: Языки славянских культур, 2007, с. 333-344.

 

Маска является одним из важных элементов культуры всех известных науке обществ и традиций. Роль маски (или с ней функционально сходных способов изменения лица с помощью косметики, татуировки, пластических операций) различна в зависимости от социальных, исторических, географических факторов. Но в какой-то мере маска всегда присутствует. Способность к изготовлению и применению маски или ее аналогов может быть признана одним из универсальных человеческих свойств. При сопоставлении функций и обликов масок в разных, часто удаленных друг от друга областях выявляются сходства, которые могут объясняться как типологически— параллельными путями развития, так и взаимовлияниями, начинающимися в ранний период. Поэтому изучение масок представляет интерес для сравнительного анализа разных ареалов мировой культуры в их взаимосвязи.

Маска и семиотика культуры. Маска как знак

В этой статье маска как один из важных элементов культуры рассматривается прежде всего с точки зрения теории знаков — семиотики. Разработка этой последней является одним из главных достижений гуманитарной науки минувшего XX века. Знак — это доступный одному (или нескольким) из наших органов восприятия (ушам, глазам) материальный объект, который сообщает нечто, отличное от себя самого, передает какое-то содержание или смысл. В случае маски доступный глазам зрительный ее облик представляет собой означающую сторону знака, а другую — означаемую сторону знака, значение маски — составляет ее социальная и индивидуальная функция. Человеческая культура использует не только знаки, находящиеся вне человека (как слова устного и письменного языка), хотя и им порожденные, но и знаки, состоящие из отдельных частей тела и движений человека или животного (жесты) и, наконец, отдельных людей и животных как знаки. В этом последнем случае оказывается нужным сообщить с помощью
---------------------------
* Публикуется по: Культура сквозь призму идентичности. М., 2006. С. 27—41.

334
особого дополнительного знака, под какую общую или частную категорию подводится тот или иной человек. Для выполнения этой функции и служит маска. С ее помощью человек может оказаться воплощением божественного или демонического начала, приобщиться к миру зверей, теней или духов, а то и войти в человеческий мир, но при этом стать иной личностью, вовсе непохожей на того, кто под маской. Если маска не совпадает с какими-либо качествами того человека, который ее носит, то она помогает ему создать в ритуале, в театре или в необычных формах поведения (например, шутовского или бандитского) образ другого человека. Но она же может помочь в сохранении и продолжении его собственных черт, даже и тогда, когда человек умирает. Судя по известным сейчас данным археологии, эта функция засвидетельствована наиболее древними находками (другие функции могли существовать еще раньше, но следы их не сохранились).

От натурального макета к маске. Органопроекция.

Типологически ранними являются формы преобразования скелета лица умершего, известные по древним археологическим памятникам, таким, как минусинские. Для описания этих архаических прообразов маски представляется целесообразным использовать понятие «натурального макета», введенное в работах Столяра о происхождении искусства. Согласно этой теории, самые ранние образцы того, что позже становится искусством, можно видеть в таких композициях, которые представляют собой аранжировку частей тела убитого на охоте животного. По сути это явление, достаточно давно описанное в трудах по первобытному искусству, охоте и магии, типологически близко к принципам инсталляции в современном авангарде. На архаизм подобных приемов современного искусства обращал внимание С. М. Эйзенштейн ¹, к пониманию маски у которого мы вернемся в дальнейшем.

Для первоначальных прототипов маски в архаическом обряде и ритуале, ему предшествующем, характерно рассечение животного с выделением отдельных его частей (их стандартный порядок по отношению к ряду древних индоевропейских традиций на основе работ по древним мифопоэтическим текстам выявлен Стефани Джемисон и ее последователями ²). Для самых ранних традиций особенно существенно ритуальное отделение головы. Она может сама по себе служить знаком целого (принцип «часть вместо целого», pars pro toto, особенно важный для первобытного мышления с его логикой партиципации по Леви-Брюлю). В нашумевшей недавней находке — в изолированной и оттого хорошо сохранившейся палеолитической пещере на юге Франции — особенно интересной деталью представляется медвежий череп, стоявший на естественном постаменте в виде выступа скалы. Эта архаическая инсталляция согласуется с другими археологическими данными, позволяющими возвести к очень глубокой древности культ медведя, пережиточно сохраняющийся до нашего времени, например,
---------------------------
1 [Эйзенштейн 2002; Иванов 1998, 244].
2 [Watkins 1995; Ivanov 1999].

335
у кетов и нивхов, а в совсем недавнем прошлом бывший одной из самых заметных примет повседневной жизни айнов — древнего населения острова Хоккайдо. Поздним выражением этого культа являются медвежьи маски у многих народов, в частности, сибирских. Такое же движение — от рассеченного туловища животного, деформирующего его структуру, до обрядовой зооморфной маски — прослеживается или реконструируется по отношению к некоторым другим зверям.

Натуральный макет в смысле Столяра может быть предположен и как главное объяснение тех прообразов маски, которые можно видеть в минусинских и им подобных погребальных комплексах. Их основное отличие от натуральных макетов Столяра состоит в использовании костей человеческого черепа, а не части скелета животного.

Появление маски вместо натурального макета связано с явлением, которое о. Павел Флоренский назвал органопроекцией. Культура вырабатывает такие орудия и приспособления, которые по своей функции соответствуют определенным частям тела. В рассуждении на эту именно тему Нильс Бор приводит в качестве примера палку, которая выполняет ту же функцию, что и рука. Маска с точки зрения органопроекции представляет собой аналог лица. Но — в отличие от лица — маска находится в свободном отношении к телу и личности человека. На техническом языке философии языка и этнологии такое отношение называется отчуждаемой принадлежностью: в отличие от лица, которое в каждый данный момент является неотъемлемой частью своего владельца, маска только временно и непрочно связана с тем, кто ее носит.

Наличие или отсутствие неотчуждаемой принадлежности представляется главным отличием маски от такого близкого к ней средства идентификации с социальной группой, как татуировка. Орнамент, который характеризует, например, племена Бразилии, исследованных в тех ранних работах Леви-Строса, которые были им выполнены, когда он сам жил в Бразилии, обладает той же принудительностью, которая отличает маски с аналогичной функцией отождествления лица с членом социальной группы. Но татуировка рассчитана на длительное пользование: не предполагается, что ее носителю понадобится другая татуировка, заменяющая данную — она дается раз и навсегда. Ритуальная маска может иметь сходную с татуировкой функцию, но ее выполнение ограничивается тем временем, которым располагает ее носитель.

Погребальные маски

Предполагается, что минусинские макеты человеческих лиц исполняли роль, близкую к функции погребальных масок. Когда маска обнаружена в погребении, это с несомненностью указывает на ее связь с погребальным обрядом, но характер такой связи меняется в зависимости от типа погребения, деталей обряда и т. п.

В Восточном Средиземноморье в IV—II тыс. до н. э. обнаруживаются сходные черты в погребальных масках социально значимых лиц (вождей или царей) где в качестве материала используется золото. С этой точки зрения можно сопоcтавить не только микенские маски царей и известные египетские образцы типа знаменитой маски фараона Тутанхамона (период, прямо следующий за

336
Амарнским), но и относящиеся к более раннему периоду маски остающейся загадочной древнебалканской культуры, прежде всего найденные в Варне и в других центрах этой культуры на территории Болгарии ³ и сопредельных стран. Чисто типологическое объяснение наблюдаемых далеко идущих сходств едва ли возможно. Скорее речь может идти о постепенном распространении культурного обычая, связанного с двумя процессами: далеко зашедшей социальной дифференциацией и с развитием металлургии золота.

В Древнем Египте самые ранние погребальные маски царей известны начиная с V династии (середина III тыс. до н. э.). К собранию Голенищева в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина принадлежит замечательная раскрашенная маска царя Пиопе II (VI династия, царствование Ментесофа II) из остатков погребального инвентаря в пирамиде царя в Саккара. Полагают, что маска, изображающего его привлекательным молодым человеком, была изготовлена после смерти Пиопе II, скончавшегося в возрасте около 100 лет. Поэтому о портретном сходстве едва ли может идти речь: совпадение со столь же низко (вплотную к переносице) посаженными глазами на одном из портретов этого царя в детстве может объясняться стилем времени ⁴. Как и по отношению в другим египетским изображениям в погребениях, можно думать о том, что в масках сказывается специфически египетский подход к индивидуализированным и условным портретам ⁵.

Основное предположение, которое можно было бы сделать по отношению к погребальным маскам разных культур, состоит в допущении, что маска так или иначе соотнесена с миром мертвых. Она может сама охранять покойного в этом новом мире, может служить знаком этого мира, где она заменяет прежнее лицо человека, наконец, она может символизировать одного из постоянных обитателей этого мира. Выбор из этих (и некоторых других) возможностей следует делать на основе других данных о заупокойном культе.

В отличие от других масок, погребальные как правило воспроизводят черты человека (а не зверя или фантастического звероподобного существа) и поэтому существенны для генеалогии портрета.

Зооморфные маски

Выше на примере, касающемся медвежьего культа, намечена цепь трансформаций, от инсталляции натурального макета или его части — головы, ведущая к использованию зооморфной маски. Значимость этого вида масок в большинстве традиций зависит от роли животных-тотемов (часто, но не всегда связанных с охотничьими представленими). В основе многих ритуалов тотемного характера лежит представление о тождестве человека (ради которого совершается ритуал) животному ⁶. Это тождество может быть выражено непосредственно посредством зооморфной маски.
-------------------------
3 Я имел возможность ознакомиться с собранием соответствующих материалов благодаря трудам археолога П. Кристевой, которая в посвященных этой теме дипломной и других работах предполагает историческую связь восточно-средиземноморского типа с натуральным макетом.
4 [Берлев, Ходжаш 2004, 69]; изображение маски там же, с. 68 и наверху на корешке переплета.
5 [Большаков 2001, 150—196].
6 Подробный анализ отождествлений этого типа дан в исследовании: [Hocart 1970].

337
Одной из важных функций зооморфных масок является устрашающая. Во время инициации роль маски состоит в символизации опасности, воплощаемой животным. Универсальный характер обряда инициации и его центральная роль в других ритуалах ⁷ позволяет предположить, что устрашающая роль маски в этом обряде не только восходит к глубокой древности, но и могла быть общей для разных групп, составлявших древнюю область обитания человека.

Дальнейшее развитие применения зооморфных масок ведет к появлению специальных танцев, связанных с каждым из соответствующих тотемных животных, по которым эти танцы называются (у хеттов и других народов Малой Азии, а также в таких центрально-азиатских традициях, как тохарские, в этом, как и во многих других случаях, воспроизводящих скорее всего индийский прототип).

Особый случай использования зооморфной маски представляет ее применение к другим животным, а не людям. У горно-алтайских скифов в Пазырыке обнаружены оленьи маски, надевавшиеся на коней. Существенно то, что это происходило в погребальном обряде. С ним могло быть связано символическое перенесение покойника на север, где оленя в области вечной мерзлоты разумнее использовать для транспорта, чем лошадь. Семантический сдвиг (аналогичный возможному в естественном языке) происходит между двумя домашними животными в семантическом поле, образованном зрительными символами и названиями этих и других домашних животных.