Сага о людях из Лососьей долины 19 страница

Асмунд пришел со своим кораблем в Медвежачий Залив. Во главе людей из Озерной
Долины тогда стоял Торкель Разгребала. Торкель узнал о том, что приехал Асмунд.
Он отправился к кораблю и пригласил Асмунда к себе. Торкель жил в Чаечном Дворе,
в Озерной Долине. Асмунд поехал туда на зиму. Торкель был сыном Торгрима Годи с
Птичьей Реки. Торкель был человек очень мудрый. Все это происходило уже после
того, как в Исландию приехал Фридрек епископ и Торвальд, сын Кодрана15. Они в то
время жили у Слияния Ручьев. Они первыми проповедовали христианство на севере
страны. Торкель принял неполное крещение, а с ним и многие другие. Много всего
было между епископом и людьми с севера, о чем не рассказывается в этой саге.
В доме у Торкеля выросла одна женщина по имени Асдис. Она была дочерью Барда,
сына Ёкуля, сына Ингимунда Старого, сына Торстейна, сына Кетиля Верзилы. Матерью
Асдис была Альдис, дочь Офейга Греттира, как уже рассказывалось. Асдис была не
замужем и слыла одною из лучших невест и по роду своему, и по богатству. Асмунду
прискучило плаванье, и он захотел обосноваться в Исландии. Вот он и посватался
за эту женщину. Торкелю было доподлинно известно, что человек он богатый и умеет
распорядиться имуществом. И вот Асмунд женился на Асдис. Стал он верным другом
Торкелю и большим хозяином, хорошо разбирался в законах и умел постоять за себя.
Немного времени спустя умер Торгрим Седая Голова на хуторе Скала. Асмунд ему
наследовал и жил с тех пор там.
XIV
Асмунд Седоволосый поставил у Скалы большой и богатый двор и держал у себя много
людей. Его очень любили. У них с Асдис были дети. Старшего их сына звали Атли.
Он был нраву доброго и ровного, мягкого и мирного. Всякий его любил. Другого их
сына звали Греттир. Был он очень строптивый в детстве, неразговорчивый и
непокладистый. Всем прекословил и все делал наперекор. Отец его, Асмунд, его
недолюбливал, мать же очень любила. Греттир, сын Асмунда, был пригож собою, лицо
у него было широкое и все в веснушках, а волосы рыжие. Ребенком он отставал в
развитии.
Дочь Асмунда звали Тордис. На ней потом женился Глум, сын Оспака, сына Кьяллака
с Оползневого Уступа. Другую дочь Асмунда звали Раннвейг. На ней женился Гамли,
сын Торхалля, который ездил в Виноградную Страну16. Они жили на Каменниках на
Круговом Фьорде. Сына их звали Грим. Сыном Глума и Тордис, дочери Асмунда, был
Оспак, у которого была распря с Оддом, сыном Офейга, как об этом рассказывается
в Саге о Союзниках.
Греттир рос себе на хуторе Скала, пока ему не минуло десять зим. К этому времени
он стал развиваться быстрее. Асмунд сказал, что пора ему и поработать. Греттир
сказал, что это ему едва ли подойдет, но спросил, он что должен делать. Асмунд
отвечает:
— Ты будешь пасти моих домашних гусей.
Греттир в ответ говорит:
— Презренная и рабья это работа!
Асмунд отвечает:
— Справься с нею как следует, и тогда мы с тобою будем лучше ладить.
Греттир стал пасти гусей. Было там пятьдесят гусей и с ними множество гусят. В
скором времени гуси показались ему слишком непослушными, а гусята
неповоротливыми. Его это выводило из себя, потому что у него было мало выдержки.
Немного погодя прохожие нашли гусят на дороге мертвых, а у гусей были сломаны
крылья. Это случилось осенью. Асмунду это совсем не понравилось, и он спросил,
не Греттир ли убил птиц. Тот только ухмыльнулся и сказал:
Я к зиме не премину
Шею свернуть гусятам,
А подвернутся и гуси, —
Всех один одолею!
— Тебе больше не придется одолевать их, — сказал Асмунд.
— Тот и друг, кто оградит от дурного, — сказал Греттир.
— Ты займешься другою работой, — сказал Асмунд.
— Больше испытаешь — больше и узнаешь, — сказал Греттир. — Что я должен делать?
Асмунд отвечает:
— Будешь у огня тереть мне спину, как я люблю.
— Руки, пожалуй, согреются, — сказал Греттир, — но все же рабья это работа.
Некоторое время так и идет, что Греттир выполняет эту работу. Вот наступает
осень. Асмунда все тянет к теплу, и он велит Греттиру посильнее тереть ему
спину. Тогда было принято строить на хуторах большие покои. Вечерами люди сидели
там вдоль костров или ставили там столы, а потом они спали по стенам на полатях.
Днем женщины чесали там шерсть.
Как-то вечером, когда Греттир должен был тереть Асмунду спину, старик сказал:
— Будет тебе лениться, сопляк!
Греттир сказал:
— Не дело подзуживать дерзкого.
Асмунд сказал:
— Ни на что ты не годен!
Тут Греттир завидел на лавке гребни для чесания шерсти. Взял он такой гребень и
прошелся им по спине Асмунда. Тот вскочил в страшной ярости и хотел было ударить
Греттира палкой, но Греттир увернулся. В это время вошла хозяйка и спросила, что
такое у них случилось. Греттир сказал тогда вису:
Он спалить мне пытался
Пальцы, о липа запястий!
Знаю, дела злодейские
В усладу даятелю злата.
Спину Моди металла
Может я впрямь поцарапал
Нестрижеными ногтями:
Вижу кровавые раны17.
Неладно показалось хозяйке, что Греттир на такое отважился, и она сказала, что
он, верно, не вырастет осмотрительным человеком. Это не улучшило отношений между
Асмундом и его сыном. Спустя некоторое время Асмунд велел Греттиру ходить за его
лошадьми. Греттир сказал, что вот это получше, чем чесать спину у огня.
— Ты будешь делать, что я велю, — сказал Асмунд. — Есть у меня буланая лошадь, я
зову ее Черноспинкой. У нее такое чутье на снег и ненастье, что уж если она не
хочет идти на пастбище, значит, быть метели. В таком случае оставляй лошадей в
конюшне. А так с наступлением холодов выгоняй их на север, на хребет. Хотел бы
я, чтобы ты получше справился с этой работой, чем с теми двумя, которые я
поручал тебе прежде.
Греттир отвечает:
— Работа холодная и впору мужу. Но, по-моему, негоже доверяться кобыле. Не знаю
никого, кто бы так делал.
Вот Греттир стал ходить за табуном, и подошло время к празднику середины зимы.
Тут настали жестокие холода, да со снегом — погода совсем не для пастбища. У
Греттира было плохо с одеждой, а к холоду он был непривычен. Стал он мерзнуть. А
Черноспинка в любую погоду стоит себе на самом ветру. И как рано ни приходила
она на пастбище, до темноты никогда не возвращалась в стойло.
Тогда Греттир замышляет учинить что-нибудь такое, чтобы отвадить ее от хождения
на пастбище. Как-то рано утром Греттир пошел в конюшню и открыл дверь.
Черноспинка одна стояла перед яслями: хоть корм ставили всем лошадям, что с ней
были, она захватывала его себе. Греттир вскочил ей на спину. В руке у него был
острый нож, и он надрезал Черноспинке кожу поперек лопаток и сделал еще разрезы
по обе стороны хребта. Лошадь так и взвилась: ведь она была сытая и сильно
напугалась. Она так лягалась, что копыта ее с грохотом били о стены. Греттир
свалился, но едва встал на ноги — снова пытается оседлать лошадь. Схватка у них
не на шутку, и кончилось дело тем, что он содрал у нее со спины полосу шкуры до
самого крупа.
Потом он гонит лошадей на пастбище. Черноспинка тянулась не к траве, а все к
своей спине, и вскоре после полудня она пустилась вскачь к конюшне. Греттир же
запирает конюшню и идет домой. Асмунд спрашивает, где лошади. Греттир сказал,
что он поставил их, как всегда, в стойло. Асмунд говорит, что быть метели, раз
лошади не хотят пастись в такую погоду. Греттир говорит:
— На всякую старуху бывает проруха.
Проходит ночь, а бури все нет. Греттир выгоняет лошадей, но Черноспинке
невмоготу на пастбище. Странным кажется Асмунду, что погода какая была, такая и
есть. На третье утро он сам пошел в конюшню и первым делом к Черноспинке, и
говорит:
— Вижу, что лошади совсем никуда, и это в такую хорошую погоду. Но уж твоя-то
спина меня не подведет, Буланка!
— Всяко бывает, — говорит Греттир, — и то, чего ждут, и то, чего не ожидают.
Асмунд погладил лошадь по спине, и шкура сползла под его рукой. Он подивился,
как это так вышло, и сказал, что не иначе, как Греттир тому виною. Греттир
только ухмыльнулся и ничего не ответил.
Асмунд пошел домой, бранясь на чем свет стоит. Придя в дом, он услышал, как
хозяйка говорит:
— Кажется, пастьба лошадей сошла для моего сына благополучно.
Асмунд сказал вису:
Праздны женские речи.
Нет управы на Греттира:
Парень шкуру содрал
С верной моей Черноспинки.
Только и ладит плут
Дерзкий от дела бегать.
Слушай мой стих правдивый,
Ива статная пива18!
Хозяйка отвечает:
— Уж не знаю, что больше претит мне: то ли что ты все даешь ему такую работу, то
ли что он все время так ее делает.
— Пора положить этому конец, — сказал Асмунд. — Но это дорого ему обойдется.
— Тогда нечего будет и пенять друг на друга, — сказал Греттир. Так некоторое
время и шло.
Асмунд приказал убить Черноспинку. Много таких выходок учинял Греттир в детстве,
о которых не рассказывается в саге. Он стал теперь большущий. Люди точно не
знали его силы, потому что он не любил бороться. Он постоянно сочинял висы и
стишки, все больше хулительные. Он не сидел с другими у огня и был большей
частью неразговорчив.
XV
В то время на Среднем Фьорде подрастало много молодежи. На Торвином Дворе жила
тогда Скальд-Торва. Сына ее звали Берси. Был он удалец, каких мало, и хороший
скальд. На хуторе Каменники жили тогда братья Кормак и Торгильс. С ними вырос и
человек по имени Одд. Они кормили его и поили, и он был прозван Одд Нищий
Скальд. Жил человек по имени Аудун. Он вырос на Аудуновом Дворе в Ивовой Долине
и был человек приветливый, дружелюбный и сильнее всех своих сверстников на
севере. На Асгейровой Реке жил Кальв, сын Асгейра, и его брат Торвальд. Атли,
брат Греттира, тоже стал взрослым к тому времени. Человек он был очень
покладистый, и всякий его любил.
Они устраивали вместе игры в мяч на Озере Среднего Фьорда. Приходили туда и со
Среднего Фьорда, и из Ивовой Долины. Много народу приходило и с Западного Ковша,
и с Озерного Мыса, да и с Хрутова Фьорда тоже. Кто приходил издалека, там и
оставался. Пары подбирались из игроков, равных по силе. И веселье бывало у них
осенью превеликое. Греттиру было четырнадцать зим, когда брат его Атли уговорил
его пойти на игры. Разделились на пары, и Греттиру выпало играть против Аудуна,
о котором уже говорилось. Он был на несколько зим старше Греттира. Аудун
запустил мяч Греттиру через голову, тот не поймал, и мяч далеко укатился по
льду. Греттир этого не стерпел; ему показалось, будто Аудун хочет над ним
посмеяться. Все же он идет за мячом, возвращается и, подойдя к Аудуну, посылает
ему мяч прямо в лоб, так что ударом рассекло кожу. Аудун ударил Греттира битой,
что была у него в руках, но Греттир от удара увернулся, и его только чуть-чуть
задело. Тогда они схватились друг с другом и стали биться. И люди увидели, что
Греттир-то, оказывается, сильнее, чем они думали, потому что Аудун был большой
силач. Долго от так дрались, но кончилось тем, что. Греттир упал. Аудун уперся
коленом ему в живот и больно придавил. Подбежали тогда Атли, и Берси, и много
других и растащили их. Греттир сказал, что незачем держать его, словно бешеную
собаку, и еще сказал так:
— Только раб мстит сразу, а трус — никогда19.
Люди постарались не доводить дела до ссоры, а братья Кальв с Торвальдом хотели,
чтобы они помирились. Они были в родстве к тому же, Аудун с Греттиром. Игра шла,
как раньше, и больше никаких поводов для раздора не было.
XVI
Торкель Разгребала совсем состарился. Он был тогда Годи Озерной Долины и человек
очень влиятельный. Он был верным другом Асмунду Седовласому, как и надлежит
зятю. Он взял за правило каждую весну ездить на хутор Скала в гости. Поехал он
на хутор Скала и следующей весной после тех событий, о которых рассказывалось.
Асмунд и Асдис встретили его с распростертыми объятьями. Он прогостил у них три
ночи, и они много о чем переговорили. Торкель спросил, что говорит Асмунду
сердце о его сыновьях, на каком поприще они себя покажут. Асмунд сказал, что
Атли, он думает, станет хорошим хозяином, осмотрительным и богатым. Торкель
отвечает:
— Словом, стоящий человек, вроде тебя. А что скажешь про Греттира?
Асмунд сказал:
— Про него скажу, что станет он человеком сильным и необузданным. Пока мне с ним
только муки да морока.
Торкель отвечает:
— Это не обещает ничего хорошего, зять. А как будет с нашей поездкой на тииг
этим летом?
Асмунд отвечает:
— Я становлюсь тяжел на подъем и предпочел бы остаться дома.
— Хочешь, вместо тебя поедет Атли? — сказал Торкель.
— Навряд ли я управлюсь без него по дому и по хозяйству. А Греттир работать все
равно не хочет. Он, однако, настолько смышлен, что сумеет, думаю, под твоим
присмотром выполнить за меня на тинге все мои обязанности перед законом.
— Тебе решать, зять, — говорит Торкель.
Поехал он, собравшись, домой, и Асмунд проводил его добрыми подарками.
Немного погодя Торкель снарядился ехать на тинг. Он выехал с шестью десятками
людей. С ним отправились все, кто только был в его годорде. Заезжает он в Скалу,
и Греттир к нему присоединился. Они поскакали на юг по взгорью, что зовется
Двухдневным. На горах почти негде было пасти лошадей, они побыстрее их проехали
и спустились к обжитым местам. И когда они спустились к Междуречью, показалось
им, что пора спать. Они сняли с лошадей уздечки и пустили их пастись под седлом.
Был уже совсем день, а они все лежали и спали. Проснувшись, они поспешили к
своим лошадям, а лошади разбрелись кто куда, и некоторые катались по траве.
Греттир позже всех сыскал свою лошадь. Тогда было заведено, что по дороге на
тинг люди сами заботились о своем пропитании, и чаще всего они вешали через
седло котомки с едою. Седло у Греттировой лошади сбилось под брюхо, а котомка
пропала. Вот он ходит и ищет, да без толку. Тут он видит: идет человек и
торопится. Греттир спрашивает, кто он такой. Тот отвечает, что зовут его Скегги
и он работник с севера, с хутора Гора в Озерной Долине.
— Я еду вместе с Торкелем, — сказал он, — но я оплошал — потерял котомку с едою.

Греттир отвечает:
— Хуже нет — быть в беде одному. Я тоже потерял котомку. Давай искать вместе.
Скегги и рад. Ходят они так некоторое время. И вдруг Скегги как побежит по
пустоши и хватает котомку. Греттир увидел, что он нагнулся, и спрашивает, что
это он поднял.
— Свою котомку, — говорит Скегги.
— Кто это подтвердит? — сказал Греттир. — Дай-ка мне взглянуть: мало ли похожих
вещей!
Скегги сказал, что он своего так не отдаст. Греттир ухватился за котомку, и они
вырывают ее друг у друга, каждый хочет взять ее себе.
— Чудно это вы думаете, люди со Среднего Фьорда, — говорит работник, — что ежели
не все такие богатые, как вы, то другие уж и не смей отстаивать от вас свое
добро.
Греттир сказал, что богатство тут ни при чем, если каждый берет свое. Скегги
сказал:
— Жаль Аудун далеко, чтобы придушить тебя, как тогда, на играх!
— Положим, — сказал Греттир, — но как бы то ни было, ты-то меня не придушишь.
Тогда Скегги выхватил секиру и замахнулся на Греттира.
Но Греттир, увидев это, левой рукой перехватил у Скегги рукоять секиры и что
есть силы рванул ее к себе, так что тот сразу же ее выпустил. Греттир обрушил
эту секиру ему на голову: она так и засела в мозгу. Работник упал мертвый на
землю. Греттир же взял котомку и перебросил ее через седло. Потом он пустился
догонять своих спутников.
Торкель, не зная о случившемся, уже отъехал вперед. Но тут люди хватились
Скегги, и когда Греттир подъехал к ним, спрашивают, не видел ли он Скегги.
Греттир сказал такую вису:
Вдруг как прыгнет на Скегги
В горах великанша бурана
Ратных лезвий: жаждала
Крови железноротая.
Страшно ведьма брани
Клыкастую пасть разинула,
Лоб прогрызла герою.
Я был рядом и видел20.
Люди Торкеля остановились и говорят, что не может такого быть, чтобы великаны
схватили человека средь бела дня. Торкель помолчал, а потом говорит:
— Верно тут кроется совсем другое: не иначе, как Греттир убил его. Из-за чего
же?
Греттир все и рассказал об их стычке. Торкель сказал:
— Скверно обернулось дело, ибо этот человек должен был сопровождать меня, и он
хорошего рода. Я возьму на себя всю виру в случае тяжбы. Но объявят ли тебя вне
закона — это от меня не зависит. Можешь выбирать, Греттир: ехать ли тебе на
тинг, что бы там ни было, или поворачивать обратно.
Греттир выбрал ехать на тинг. И вот он поехал. Наследники убитого возбудили
тяжбу. Ударили по рукам, и Торкель обязался выплатить виру, но Греттира объявили
вне закона и на три года изгнали из страны. Возвращаясь с тинга, прежде чем
распрощаться, они остановились под Санным Холмом попасти лошадей. Тогда Греттир
и поднял камень, что лежит там в траве и называется теперь Греттиров Подым21.
Много народу туда хаживало смотреть этот камень, и все дивились, что такой
молодой, а поднял такую скалу.
Греттир поехал к себе на хутор Скала и рассказал, как он съездил. Асмунд мало
обрадовался рассказу и сказал, что из Греттира, верно, выйдет большой смутьян.
XVII
Хавлиди звали человека, жившего у Китовой Горы на Белой Реке. Он был купцом, и у
него был торговый корабль. Корабль этот стоял в устье Белой Реки. С ним ходил на
корабле человек по имени Бард. У него была жена, молодая и красивая. Асмунд
послал к Хавлиди человека с просьбой взять с собой Греттира и присмотреть за
ним. Хавлиди ответил, что ему говорили, будто много от Греттира беспокойства. Но
ради дружбы своей с Асмундом он согласился. Греттир стал снаряжаться в путь за
море. Асмунд ничем не захотел снабдить его, дал только питание в дорогу и
сермяжин самую малость. Греттир попросил его дать ему какое-нибудь оружие.
Асмунд отвечает:
— Ты не был мне послушен, и у меня нет уверенности, что ты употребишь оружие с
пользой. Ничего я тебе не дам!
Тогда Греттир сказал:
— Нет подарка — не надо и отдарка.
Затем отец с сыном расстались друг с другом не очень ласково. Многие желали ему
счастливого пути, да мало кто скорого возвращения. Мать вышла проводить его и,
прежде чем им расстаться, сказала:
— Не так снарядили тебя из дому, родич, как мне хотелось и как подобает тебе по
рождению. Больше всего, по-моему, недостает тебе оружия, которым ты мог бы
воспользоваться. А чует мое сердце, что оно тебе понадобится. — Тут она достала
из-под плаща меч, который для него припасла. Это было доброе оружие. Она
сказала: — Этим мечом владел еще Ёкуль, мой дед, и первые жители Озерной Долины,
и он приносил им победу. Хочу я теперь отдать меч тебе. Пусть он тебе послужит!
Греттир поблагодарил ее за подарок и сказал, что для него это лучше любого
сокровища, пусть самого дорогого. Потом он отправился своим путем, и Асдис
пожелала ему всяческих удач. Греттир поехал по взгорью на юг и не
останавливался, пока не добрался до корабля. Хавлиди хорошо его встретил и
спросил, как он снарядился. Греттир сказал вису:
Отвечу я вязу вепря
Стяга попутного ветра:
Совсем снарядили не щедро
Родные меня в дорогу,
Только омела злата,
Мне меч вручив, доказала,
Что мать одна-единая
В мире опора сыну22.
Хавлиди сказал, что по всему видно, она больше всех о нем заботится. Собравшись
в путь, они тотчас вышли в море, и им выдался попутный ветер. Выйдя из
мелководья, они подняли парус. Греттир устроил себе под лодкой местечко и
нипочем не хотел вылезать оттуда — ни черпать воду, ни к парусу, ни для какой
другой работы, которую ему полагалось выполнять на корабле наравне со всеми. Не
хотел он и откупиться.
Они обогнули с юга Мыс Дымов и поплыли на юг дальше. И когда земля скрылась из
виду, им пришлось идти против сильного ветра. Корабль давал течь и плохо
выдерживал непогоду. Трудно им приходилось. Греттир же знай осыпал их
насмешливыми стишками. Очень не нравилось это людям. Раз как-то дул
пронзительный ветер, и корабельщики снова позвали Греттира пособить им:
— А то у нас совсем окоченели пальцы!
Греттир сказал:
Пусть у сволочи этой
Хоть отвалятся пальцы!
Так они и не добились от него помощи, и негодовали пуще прежнего, и заявляли,
что он еще поплатится за свои стишки и за свое возмутительное поведение.
— Тебе больше нравится, — говорили они, — хлопать по животу жену кормчего Барда,
чем выполнять свои обязанности на корабле. Это неслыханно!
Непогода расходилась все больше. Они день и ночь черпали воду. Стали тогда они
угрожать Греттиру. И Хавлиди, услышав их разговоры, подошел к тому месту, где
лежал Греттир, и сказал:
— Плохо ты ладишь с корабельщиками: поступаешь против их устава и еще
забрасываешь их хулительными стихами, а они грозятся спихнуть тебя за борт. Это
никуда не годится.
— Почему же они не делают, что задумали? — сказал Греттир. — Но хотел бы я,
чтобы один или двое последовали за мною, прежде чем мне отправиться за борт.
— Это не дело, — сказал Хавлиди. — Мы никогда с тобой не договоримся, если у
тебя такое в мыслях. Я хочу кое-что тебе посоветовать.
— Что еще? — сказал Греттир.
— Они сердиты на тебя за то, что ты порочишь их в стихах, — сказал Хавлиди. — Я
хочу, чтобы ты сочинил какую-нибудь хулительную вису про меня. Может статься,
они тогда лучше поладят с тобой.
— Никогда я не скажу о тебе ничего, — говорит Греттир, — кроме хорошего. Я не
уподоблю тебя этому сброду.
Хавлиди сказал:
— Можно сочинить и так, что виса, если к ней прислушаться, окажется хвалебной,
хотя с первого взгляда она далеко не хвалебная.
— Таких у меня тоже предостаточно, — сказал Греттир. Хавлиди подошел к
корабельщикам, которые черпали воду, и сказал:
— Тяжело вам достается, и понятно, что вы недовольны Греттиром.
— Больше всего мы недовольны его стишками, — говорят они.
Тогда Хавлиди сказал громко:
— Они не доведут его до добра.
Когда Греттир услышал, что Хавлиди его бранит, он сказал вису:
Громкоголосый Хавлиди
Впроголодь дома кормился,
Молоком пополам с водою,
То ли дело на море!
Здесь боец достославный,
Сшибки мечей вершитель,
Один за двоих мореходов
Свой обед поедает23.
Корабельщики очень возмутились и сказали, что ему это так не пройдет — порочить
в висах хозяина Хавлиди. Хавлиди тогда сказал:
— Греттиру будет только по заслугам, если вы немножко его и проучите. Не хочу,
чтобы моя честь зависела от его злобы и недомыслия. Сейчас, пока мы здесь в
такой опасности, погодим ему мстить. Но если хотите, когда будете на берегу,
можете ему это припомнить.
Они сказали:
— Неужто мы не выдержим того же, что и ты? Или нам обиднее его насмешки?
Хавлиди сказал, что так-то оно будет лучше. С тех пор корабельщики гораздо
меньше, чем прежде, обращали внимание на его стишки. Тяжелым и долгим был их
путь через море. Течь в корабле все больше давала о себе знать. Люди стали очень
уставать за работой. Молодая жена кормчего повадилась завязывать Греттиру по
утрам рукава рубашки24, и корабельщики очень над ним подшучивали. Хавлиди пошел
туда, где лежал Греттир, и сказал вису:
Греттир, вставай! Корабль
Борозды в море врезает,
Душу потешь, вспомнив
Ласки подруги веселой.
Фрейя понизей25 крепко
Тебе рукава завязала.
Деву порадуй удалью,
Покуда земля далеко.
Греттир живо вскочил и сказал:
Встану! Пусть под ногами
Дно ходуном ходит.
Не огорчу подруги,
Здесь в безделье лежа.
Знаю, жена белорукая
Гневно меня осудит,
Если другим и впредь
За меня работать придется.
Потом он побежал туда, где вычерпывали воду, и спросил, что ему надо делать. Они
сказали, что мало от него проку. Он сказал:
— Всякая подмога может пригодиться!
Хавлиди просил их не отклонять его помощи:
— Может быть, он думает развязаться со своими долгами, раз предлагает свою
помощь.
Тогда на морских кораблях не было желобов для откачки воды. Воду черпали только
бадьями или кадками. Работа была тяжелая и мокрая. Имелось две бадьи, одна шла
вниз, а другая вверх. Корабельщики попросили Греттира наполнять бадью водою. Они
говорили, что уж теперь испытают, на что он годится. Он говорит, что попытка —
не пытка. Он спускается на днище и черпает воду бадьями, а двое принимают и
сливают воду. Они не долго за ним поспевали, как совсем замучились. Тогда стали
на их место четверо, но и с ними было то же. Люди говорят, что в конце концов
восьмеро принимали бадьи у Греттира, только тогда и вычерпали всю воду. С тех
пор корабельщики переменились к Греттиру: они увидали всю его силу. Да и он с
тех пор стал помощник преотличный, что бы от него ни требовалось.
Их все дальше гонит на восток. Спустился непроглядный туман. Однажды ночью они и
не заметили, как корабль наскочил на подводный камень, так что вся передняя
часть днища проломилась. Спустили тогда на воду лодку и разместили в ней женщин
и все, что только можно было снять с корабля. Неподалеку от них был островок, и
они переправили туда свое добро, сколько успелось за ночь. А когда стало
светать, принялись они гадать, куда это они попали. Те, кто уже ходил между
Исландией и Норвегией, догадались, что попали в Суннмёри, в Норвегии. Там был
один остров, ближе к материку, под названием Харамарсей. На острове было много
дворов. Была там и усадьба лендрманна.
XVIII
Торфинном звали лендрманна, у которого была усадьба на острове. Он был сыном
Кара Старого, который издавна там жил. Торфинн был очень влиятельный человек.
Когда совсем рассвело, люди на острове увидели, что купцы потерпели крушение в
море. Донесли об этом Торфинну. Он, не медля, вывел в море большую лодку,
которая у него была. На ней могло грести по шестнадцати человек с каждого борта.
На лодке вышло человек тридцать. Они поторопились к купцам и спасли их груз. А
корабль затонул, и с ним погибло много добра.
Торфинн перевез всех людей с корабля к себе. Они неделю там жили и сушили свой
товар. Потом они направились на юг страны. В саге больше ничего не будет про них
сказано.
Греттир остался у Торфинна и держался тихо. Он все больше молчал. Торфинн велел
кормить его, но мало обращал на него внимания. Греттир его сторонился и не хотел
выходить вместе с ним днем из дому. Это не нравилось Торфинну, но он все же не
захотел отказывать Греттиру в гостеприимстве. Торфинн жил на широкую ногу, любил
пировать и был человек общительный. Ему хотелось, чтобы все кругом него были
веселы.
Греттиру не сиделось дома, и он часто захаживал на другие дворы там, на острове.
Аудуном звали человека, жившего в месте, что зовется Виндхейм. Греттир каждый
день ходил к нему, и они сдружились. Он просиживал там целыми днями.
Как-то поздно вечером, собравшись идти домой, Греттир заметил, что на мысу, ниже
Аудунова Двора, вспыхивает яркий огонь. Греттир спросил, что это там такое.
Аудун сказал, что ему совсем ни к чему это знать.
— У нас в стране, — сказал Греттир, — когда видят подобный огонь, говорят, что
он идет от клада.
Бонд отвечает:
— Властелин этого огня таков, что навряд ли тебе будет польза допытываться.
— И все же я хочу узнать, — говорит Греттир.
— Там на мысу стоит курган, — говорит Аудун. — В нем лежит Кар Старый, отец
Торфинна. У отца с сыном сперва был один только двор на острове. Но когда Кар
умер, он стал выходить из могилы и распугал всех, у кого здесь были земли, так
что теперь Торфини один владеет всем островом. А тем, кто у Торфинна в
подчинении, никакого вреда не делается.
— Хорошо, что ты рассказал мне, — говорит Греттир. — Я приду сюда завтра утром,
приготовь все, что нужно, копать землю.
— Мой тебе совет, — сказал Аудун, — не затевай этого, ибо я уверен, что на тебя
обратится ненависть Торфинна.
Греттир сказал, что все же он рискнет.
Прошла ночь. Греттир спозаранку приходит к Аудуну. Все снаряжение уже готово, и
Аудун пошел с ним к кургану.
Греттир раскопал курган, и пришлось ему изрядно потрудиться. Он работает без
передышки, пока не доходит до сруба. День к тому времени уже был на исходе. Он
проломал бревна. Аудун заклинал его не заходить в курган. Греттир просил его
подержать веревки.
— А уж я докопаюсь, кто здесь живет!
Спустился Греттир в курган. Там было темно и запах не из приятных. Он старается
разведать, что там такое. Ему попались конские кости. Потом он ударился о столбы
седалища, и оказалось, что на седалище сидит человек. Там была сложена груда
сокровищ — золото и серебро, а под ноги ему поставлен ларец, полный серебра.
Греттир взял все эти сокровища и понес к веревкам, но в то время, как он шел к
выходу из кургана, кто-то крепко его схватил. Он бросил сокровища, и они
кинулись друг на друга и стали биться ожесточенно. Все разлеталось у них на
пути. Могильный житель нападал свирепо. Греттир все пытался ускользнуть. Но
видит, что от того не уйдешь. Теперь оба бьются нещадно. Отходят они туда, где
лежат конские кости. Здесь они долго бьются, то один упадет на колени, то
другой. Все же кончилось тем, что могильный житель упал навзничь со страшным
грохотом. Тут Аудун убежал от веревок: он подумал, что Греттир погиб. Греттир же
выхватил меч Ёкуля, и, ударив могильного жителя по шее, срубил ему голову и
приложил ее к ляжкам26. Потом он пошел с сокровищами к веревкам, но Аудуна и
след простыл. Пришлось ему самому карабкаться вверх по веревке. Он привязал
сокровища к бечеве и вытянул их за собою.
Греттир весь одеревенел от схватки с Каром. Поворачивает он с сокровищами домой,
на двор Торфинна. Все там уже сидели за столом. Торфинн пристально посмотрел на
Греттира, когда он вошел в пиршественные покои, и спросил, какие это у него
неотложные дела, что он ведет себя не как прочие. Греттир сказал:
— Мало ли какая безделица случается к ночи!
Тут он выложил на стол все взятые из кургана сокровища. Было между ними одно, от
которого он не мог отвести взгляда — короткий меч, такое доброе оружие, что он,
по его словам, и не видывал лучшего. Его выложил он последним. Торфинн, увидев
меч, весь просиял, ибо это была их родовая драгоценность, и она никогда не
покидала их рода.
— Откуда у тебя эти сокровища? — сказал Торфинн. Греттир сказал тогда вису:
Двигала мной надежда,
Дробитель дождя ладони,
Искры эыбей раздобыть
В кургане Старого Кара.
Наверно скажу, немногие
Улли грома металла
Будут рады за кладом
Туда вдругорядь отправиться27.
Торфинн отвечает:
— Ну, тебя так просто не напугаешь! Ни у кого до тебя не было охоты разрывать
курган. Но поскольку, я знаю, мало проку от сокровищ, если закопать их в землю
или положить в курган, я не стану с тебя взыскивать, тем паче, что ты мне все
принес. И как ты добыл этот добрый меч?
Греттир сказал в ответ вису:
Сей клинок благородный,
Режущий раны, в кургане
С бою добыл я ныне —
Сгинул могильный житель.
Стал бы только моим
Бранных рубах крушитель,
Он бы вовек не выпал
Из рук кормильца ворона28.
Торфинн отвечает:
— Славно сказано! Но ты должен совершить какой-нибудь подвиг, прежде чем я дам
тебе этот меч. Ведь я сам так и не получил его от отца, покуда он был жив.
Греттир сказал:
— Как знать, кому меч в конце концов лучше послужит!
Торфинн взял себе сокровища и спрятал меч подле своей постели. Так прошло время
до праздника середины зимы, и не случилось пока ничего, о чем бы стоило
рассказать.
XIX
На следующее лето Эйрик ярл, сын Хакона, собрался в Англию, к конунгу Кнуту
Могучему, своему родичу29. А власть в Норвегии он оставил своему сыну Хакону,
поручив и сына и управление страной заботам брата своего Свейна ярла, ибо Хакон
был годами еще ребенок. Прежде чем уехать, Эйрик призвал к себе лендрманнов и
богатых бондов. Они много толковали о законах и порядках в стране, ибо Эйрик был
ревностный правитель. Людям казалось большим непорядком, что разбойники и
берсерки принуждали достойных людей к поединкам, покушаясь на их жен и добро, и
не платили виры за тех, кто погибал от их руки. Многих так опозорили: кто
поплатился добром, а кто и жизнью. Поэтому Эйрик ярл запретил все поединки в
Норвегии и объявил вне закона всех грабителей и берсерков, творивших эти
бесчинства. Торфинн, сын Кара, с острова Харамарсей, был во всем с ним заодно в
этом решении и приговоре, ибо он был человек мудрый и большой друг ярлу.
Называют двух братьев, которые были всех хуже. Одного звали Торир Брюхо, а
другого Эгмунд Злой. Они были родом с Халогаланда, сильнее и выше ростом, чем
прочие люди. Они были берсерками, и, впадая в ярость, никого не щадили. Они
уводили мужних жен и дочерей и, продержав неделю или две у себя, отсылали назад.
Где только они ни появлялись, всюду грабили и учиняли всякие другие бесчинства.
Эйрик ярл объявил их вне закона во всей Норвегии, и Торфинн, как никто, ратовал
за их осуждение. Они же метили отплатить ему за его вражду.
Потом ярл уехал из страны, как рассказывается в саге о нем, а Свейн ярл остался
править и государить за него в Норвегии.
Торфинн возвратился к себе домой и, как уже рассказывалось, до праздника
середины зимы был все дома. Когда же подошло время к празднику, Торфинн собрался
на другой свой двор, у Слюсфьорда. Это на материке. Он позвал туда многих своих
друзей. А жена Торфинна не могла с ним поехать, потому что их взрослая дочка
была больна. Так что они обе остались дома. Греттир тоже оставался дома и еще
восемь работников. Торфинн, и с ним тридцать свободных мужей, поехал на
праздничный пир. Всего было там вдоволь, гостям на радость и на утеху.
Вот подходит канун праздника середины зимы. Погода стояла ясная и тихая. Греттир
в тот день был все больше у моря и глядел, как шли вдоль берега корабли, какие
на север, какие на юг: каждый торопился туда, где ждал его пир. Хозяйской дочке
в тот день полегчало, и она вышла с матерью из дому. День шел к концу. Тут
Греттир увидел, что к берегу идет на веслах корабль. Он был невелик, от штевня
до штевня закрыт по борту щитами и весь покрашен. Гребцы налегали на весла и
правили прямо на корабельный сарай Торфиниа. Едва корабль коснулся дна, они —
все, кто там были, — выскочили. Греттир их сосчитал, вышло двенадцать человек.
Ему показалось, что не мирно они настроены. Они подняли свой корабль и вытащили
на берег. Потом они пустились к корабельному сараю. Там стояла большая ладья
Торфинна. Ее всегда спускали на воду человек тридцать, не меньше, а тут эти
двенадцать человек выволокли ее на прибрежную гальку. Потом они подняли свой
корабль и втащили в сарай. Греттир смекнул, что они, пожалуй, напрашиваются в
гости. Тогда он пошел им навстречу, приветствовал их и спросил, кто они такие и
как зовут их предводителя. Тот, к кому обратились, сразу отликнулся и назвался
Ториром, а по прозванью Брюхо, а это, мол, брат его Эгмунд и другие сотоварищи.
— Надо думать, — сказал Торир, — что хозяин ваш Торфинн про нас слышал. А что,
дома ли он?
Греттир отвечает:
— Вы, верно, удачливые люди, потому что кстати вы сюда приехали, если только вы
те, за кого я вас принимаю. Хозяин со всеми свободными людьми уехал и собирается
домой не раньше, чем кончатся праздники. А хозяйка дома и хозяйская дочка тоже.
И если бы мне надо было с кем-то расквитаться, я бы рад был такому случаю,
потому что здесь есть все, что душе угодно, — и пиво, и всякие другие
удовольствия.
Пока Греттир так болтал, Торир молчал. А потом сказал Эгмунду:
— Что, не так разве вышло, как я предсказывал? И я бы совсем не прочь отомстить
Торфиниу, ведь это из-за него мы объявлены вне закона. А человек этот рад все
выболтать, нам не надо тянуть его за язык.
— Каждый волен в своих словах, — сказал Греттир, — я же в чем могу, услужу вам.
Идите в дом со мною.
Они поблагодарили его и сказали, что принимают его приглашение.
Когда они пришли на хутор, Греттир взял Торира за руку и повел его в покои.
Греттир все говорил без умолку. Хозяйка была в покоях и смотрела за тем, как
завешивают стены и готовят все, как полагается, к празднику. Услышав слова
Греттира, она остановилась и спрашивает, кого это Греттир так сердечно
приветствует. Греттир отвечает:
— Надо, хозяйка, принять гостей получше. Сюда явился сам бонд Торир Брюхо и с
ним еще одиннадцать мужей, и они думают остаться здесь на праздники. Это как
нельзя более кстати, потому что пока у нас было совсем мало народу.
Она отвечает:
— Я не считаю их за бондов или за добрых людей, ведь это самые отъявленные
разбойники и злодеи. Я бы лучше отдала большую часть своего добра, только бы они
не приходили сюда в такое время. Плохо же ты платишь Торфинну за то, что он
приютил тебя, нищего, после кораблекрушения и всю зиму обращался с тобою, как со
свободным.
Греттир сказал:
— Не сердись, хозяйка! Ты бы сперва сняла с гостей мокрую одежду, а ругать меня
и потом время будет.
Тут сказал Торир:
— Ты ничего не потеряешь от того, что уехал твой муж. Мы дадим тебе взамен
другого. И тебе, и дочери твоей, и другим вашим женщинам.
— Вот это речи, достойные мужчины, — сказал Греттир. — Значит, им нечего
беспокоиться о своей участи.
Женщины кинулись бежать в великом ужасе и в слезах. Греттир сказал берсеркам:
— Давай-ка мне сюда, что вы хотите положить, — оружие или мокрую одежду, потому
что нет сладу с этим народом, пока они перепуганы.
Торир сказал, что ему плевать на женский писк:
— Но ты во всем не похож на других здешних людей. Сдается, мы можем на тебя
рассчитывать.
— Это ваше дело, — сказал Греттир. — Но и для меня ведь человек человеку рознь.
Тут они сложили почти все свое оружие. Тогда Греттир сказал:
— Мой вам совет, идите теперь к столу и выпейте: верно, вам хочется пить после
гребли.
Они сказали, что это они не прочь, но только они не знают, где погреб. Греттир
спрашивает, согласны ли они довериться его заботам. Берсерки сказали, что это
будет самое лучшее. Греттир идет, приносит пива и им наливает. Они очень устали
и стали пить с жадностью. Он наливает им, не жалея, самого пьяного пива. Так
продолжалось долго. Он развлекает их всякими смешными рассказами, и стоит у них
от всего от этого шум и гам. Ни у кого из домашних не было охоты соваться к ним.
Тут Торир сказал:
— Мне еще не случалось встречать чужого человека, кто бы так шел нам во всем
навстречу. Что бы ты хотел получить от нас в награду за свою службу?
Греттир отвечает:
— Мне покамест ничего от вас не надо. Но если мы и до вашего отъезда останемся
все такими же друзьями, то я присоединюсь к вам. Пусть я умею и меньше, чем
любой из вас, я не буду вам обузой в ваших великих делах.
Они очень обрадовались и пожелали тут же скрепить союз клятвами. Греттир сказал,
что не надо:
— Потому что правду говорят: пьяный не знает, что делает. Нечего с этим спешить,
пусть все остается, как я сказал. Мы сейчас мало что соображаем.
Они сказали, что от слов своих не отступятся. Дело шло к ночи, и совсем
стемнело. Тут видит Греттир, что берсерков уже разморило от пива. Он и сказал:
— Не кажется ли вам, что пора спать?
Торир сказал, что и правда, пора:
— И надо исполнить, что я пообещал хозяйке.
Греттир вышел и громко сказал:
— Ступайте-ка, женщины, в постель!
Такова воля бонда Торира.
Те в ответ осыпали его проклятьями. Только и слышно было, что их дикий вой. Тут
как раз вышли берсерки. Греттир сказал:
— Пойдемте, я покажу вам, где Торфинн хранит свои сокровища.
Они не возражали. Пришли они к большущей клети. В нее вела входная дверь с
крепким запором. Клеть была выстроена надежно. Рядом было большое и прочное
отхожее место. Их разделяла только дощатая перегородка. Клеть была расположена
высоко, так что надо было подняться к ней по лестнице. Берсерки очень разошлись
и все пихали Греттира. Он для смеха от них уворачивался и вдруг, когда никто не
ждал, выскочил за дверь, запер дверь на задвижку, да еще навесил замок.
Торир и его приятели сперва подумали, что это дверь соскочила с петель, и ничуть
не встревожились. У них был при себе огонь, потому что Греттир показывал им
разные сокровища, принадлежавшие Торфинну. Они продолжали их разглядывать. А
Греттир прямым ходом домой. И только вошел в дверь, громко зовет хозяйку. А та
молчит: боится подать голос. Он сказал:
— Знатно можно поохотиться! Есть ли где стоящее оружие?
Она отвечает:
— Оружие-то есть. Да не знаю, на что оно пойдет.
— Поговорим об этом после, — отвечает он. — Теперь помогай кто чем может.
Другого такого случая не будет.
Хозяйка сказала:
— Это был бы и впрямь дар Божий, если бы наше положение хоть немного улучшилось.
Над постелью у Торфинна висит рогатое копье, которым владел еще Кар Старый. Есть
там и шлем, и кольчуга, и добрый меч. Оружие это тебе не откажет, достало бы
смелости.
Греттир хватает шлем и копье, опоясывается мечом и убегает. Хозяйка же скликает
работников и велит им следовать за храбрецом. Четверо побежали за оружием, а
другие четверо не посмели и близко подойти.
Теперь надо рассказать о берсерках. Им показалось, что Греттир заставляет себя
долго ждать. Стали они подозревать измену. Бросаются они к двери, а она заперта.
Навалились они на перегородку так, что каждая досочка затрещала. Наконец, они ее
проломили и вышли к крыльцу, а оттуда — на лестницу. Тут они впали в неистовство
и стали рычать как собаки. В этот миг и подошел Греттир. Он двумя руками занес
копье и всадил его прямо в Торира, когда тот хотел спуститься с лестницы, так
что копье проткнуло его насквозь. Наконечник у копья был длинный и широкий.
Эгмунд Злой шел за Ториром по пятам и подтолкнул его сзади, так что копье вошло
в Торира по самую поперечину и вышло у него между лопаток — и прямо Эгмунду в
грудь. Они свалились оба, убитые. Греттир всех разил по одному: кого рубил
мечом, кого колол копьем. Они же защищались лежавшими на земле поленьями и всем,
что подвернется под руку. Это была жестокая схватка, так могучи они были, хоть и
без оружия. Греттир убил во дворе двоих с Халогаланда. Тут подошли четверо
работников: они все не могли договориться, какое кому взять оружие. Они стали
нападать на берсерков, когда те отступали. Но стоило берсеркам перейти в
нападение, и работники бросились врассыпную и попрятались за домами. Там пали
шестеро викингов, и всех убил Греттир. Другие же шесть пытались бежать.
Пустились они вниз, к корабельному сараю, вбежали в сарай и стали защищаться
веслами. Греттиру сильно от них досталось: еще немного — не обошлось бы и без
увечий. А работники побежали домой и наговорили с три короба про свои подвиги.
Хозяйка просила их разузнать, что сталось с Греттиром, но она так ничего и не
добилась.
Двоих Греттир убил в сарае, а четверо от него убежали: двое в одну сторону, а
двое — в другую. Он кинулся за теми, что были ближе. Наступила ночь, и стало
совсем темно. Они забежали в сарай, что стоял на дворе Виндхейм, который уже
упоминался. Так они долго бились, пока Греттир, наконец, не убил обоих. Он
страшно устал и еле двигался. А была уже глубокая ночь. Стало очень холодно, и
мела метель. У него не было желания разыскивать тех двоих викингов, что еще
уцелели. Он пошел домой на хутор. Хозяйка засветила огонь в окошке одной из
самых верхних горниц, чтобы Греттир нашел по нему дорогу. Так и вышло, что он,
увидев этот огонь, разыскал дорогу к дому. И только ступил в двери, встретила
его хозяйка приветственными словами:
— И ты заслужил, — говорит она, — великую славу, спася меня и домашних моих от
такого позора, который бы нам ввек не загладить.
Греттир говорит:
— А я-то, по-моему, тот же самый, что и вечером, когда вы так меня честили.
На это хозяйка сказала:
— Мы тогда не знали, что ты такой герой. Все на хуторе будет в твоем
распоряжении, все, что только возможно тебе предложить и что тебе подобает
принять. И надо думать, что Торфинн еще лучше вознаградит тебя, когда вернется.
Греттир отвечает:
— Не надо мне пока что никакой награды, но я приму твое приглашение и останусь у
тебя, пока не вернется хозяин. И надеюсь, что вы сможете спать, не опасаясь
берсерков.
Греттир пил вечером мало, а ночью спал, не расставаясь с оружием. Наутро, только
стало светать, созвали всех мужей с острова и стали разыскивать тех берсерков,
что накануне сбежали. На исходе дня нашли их под одним камнем: они умерли от
холода и ран. Снесли тогда тела к морю, туда, куда доходит приливная волна30, и
похоронили под камнями. Потом жители острова пошли домой и могли теперь
вздохнуть спокойно.
Вернувшись домой к хозяйке, Греттир сказал такую вису:
Мы в камнях схоронили
Ньёрдов брани двенадцать,
Всех один одолел,
В Хель, не помедлив, спровадил.
Какие, скажи, о Скади
Злата, дела людские
Зваться достойны великими,
Если этого мало31?
Хозяйка сказала:
— Поистине, немногие из ныне живущих с тобою сравнятся. Она сажает его на
почетное место, напротив хозяйского, и во всем ему угождает. Так и шло, покуда
не настало время приехать Торфинну.
XX
После праздника середины зимы собрался Торфинн домой. И многие из гостей уехали
от него с богатыми подарками. Потом он со своими людьми пустился в путь и плыл,
пока не поравнялся со своим корабельным сараем. Они видят: лежит на песке лодка,
и вскоре они признают в ней свою большую ладью. Торфинн тогда еще не слышал про
викингов. Вот он велел причаливать к берегу:
— Потому что сдается мне, — сказал он, — что не друзья здесь похозяйничали.
Торфипн первым сошел на берег — и скорее к сараю. Он увидел там корабль и узнал,
что это корабль берсерков. Тут он сказал своим людям:
— Сдается мне, что тут случилось такое, что я бы охотно отдал весь остров и все,
что на острове, лишь бы этого не случилось.
Они спросили, почему так. Тогда он сказал:
— Здесь побывали викинги, хуже которых нету во всей Норвегии. Это Торир Брюхо и
Эгмунд Злой. Уж верно они распорядились здесь не лучшим для нас образом. А
исландцу я не очень-то доверяю.
Много еще он переговорил об этом со своими товарищами. Греттир был дома, и это
из-за него так нескоро пошли на берег встречать Торфинна. Он говорил, что ему
все равно: пусть хозяин малость и ужаснется тому, что тут было. Но когда хозяйка
попросила у него позволения выйти, он сказал, что она вольна ходить, куда
вздумает. Он же, мол, не стронется с места. Она скорей пошла к Торфинну и
радостно его приветствовала. Он тоже обрадовался и сказал:
— Слава Богу, что я вижу тебя целой и невредимой, и дочь мою тоже. Но что же с
вами было за время моего отсутствия?
Она говорит:
— Все кончилось хорошо. Когда б не помощь твоего зимнего постояльца, то недалеко
было и до такого позора, что нам бы ничем его не загладить.
Торфинн сказал:
— Давай сядем и расскажи все, как было.
Она и рассказывает ему подробно обо всем, что произошло, и расхваливает мужество
и доблесть Греттира. Торфинн все это время молчал. А когда она досказала, он
отвечает ей так:
— Правду говорит пословица, что друг познается в беде. А где он сейчас?
Хозяйка говорит:
— Он дома, в покоях.
Пошли они оба домой на хутор. Торфинн подошел к Греттиру, обнял его и сердечно
поблагодарил за геройство, которое он выказал.
— И скажу я тебе, — говорит Торфинн, — как немногие скажут своим друзьям. Мне бы
хотелось, чтобы ты нуждался в помощи. Тогда бы ты узнал, на что я способен, тебе
помогая. Ведь если ты не попадешь в беду, мне вовек не отблагодарить тебя за
твое благодеяние. И живи здесь у меня сколько тебе нужно, и мои слуги будут
оказывать тебе почет и уважение.
Греттир сказал, что он очень за это благодарен:
— И я бы принял твое приглашение, даже если бы ты пригласил меня и пораньше.
Греттир жил там всю зиму и был в большой дружбе с Торфинном. А подвигом этим он
прославился по всей Норвегии, всего же больше там, где они особенно
бесчинствовали, эти берсерки.
Весною Торфинн спросил Греттира, что он собирается предпринять. Греттир сказал,
что он думает отправиться на север, в Вагар, на время торга. Торфинн сказал, что
он тут же даст ему денег, сколько тот пожелает. Греттир сказал, что ему пока
нужно не больше, чем на дорогу. Торфинн сказал, что за этим дело не станет, и
проводил его на корабль. Он отдал Греттиру добрый меч. Греттир носил его, покуда
был жив, и это было замечательное сокровище. Торфипн просил Греттира сразу же
ехать к нему, если понадобится помощь.
Вот Греттир поехал в Вагар, и там было очень много народу. Многие, кто прежде
его и в глаза не видел, его приветствовали: они уже были наслышаны о подвиге,
который он совершил, убив тех викингов. Именитые мужи наперебой звали его к
себе. Но он хотел вернуться к своему другу Торфинну. Поехал он на торговом
корабле, принадлежавшем человеку по имени Торкель. Тот жил в Сальфти, в
Халогаланде, и был человек знатный. Когда Греттир приплыл к Торкелю, тот очень
радушно его встретил и стал на все лады приглашать его на зиму к себе. Греттир
согласился, остался на зиму у Торкеля, и его принимали как дорогого гостя.
XXI
Бьёрном звали одного человека, зимовавшего у Торкеля. Был он человек
несдержанный, а роду хорошего — в родстве с Торкелем. Его мало кто любил, потому
что он часто оговаривал людей, живших у Торкеля. Так он многих спровадил. С
Греттиром они не очень-то ладили: Бьёрн считал, что Греттиру до него далеко, но
и Греттир не давал себя в обиду. Дошло между ними до прямой вражды. Бьёрн был
большой задира и любил побуянить. Поэтому за ним увязывалось много молодежи, и
часто вечерами они шатались вместе.
Случилось как-то в начале зимы, что вышел из берлоги свирепый медведь, и он так
разъярился, что не щадил ни людей, ни скота. Люди думали, что не иначе, как он
проснулся от шума, который поднимал Бьёрн со своими приятелями. Зверю было так
голодно, что он задирал у людей скот. Никто не терпел от этого столько убытку,
сколько Торкель, потому что он был всех богаче в округе.
Однажды Торкель созвал своих людей, дабы они разыскали берлогу этого медведя.
Они нашли ее у моря, в скалах. Был там один утес, он нависал вперед, так что
получилась пещера, к которой вела узкая тропинка. Под пещерой был обрыв и
каменистый берег. Была бы верная смерть тому, кто бы оттуда сорвался. Медведь
лежал днем в берлоге, а к ночи обычно уходил на добычу. Никакие заборы не
спасали от него скотину. Не было толку и от собак. Люди не знали, что и делать.
Бьёрн же, Торкелев родич, говорит, что пещера найдена — значит, главное дело
сделано.
— Теперь поглядим, — сказал он, — кто кого: я моего тезку32 или он меня.
Греттир не подал виду, что он слышал слова Бьёрна.
Вечерами бывало обычно так, что люди — спать, а Бьёрн — невесть куда. Вот
однажды ночью Бьёрн отправился к берлоге. Он знал, что медведь в берлоге, по
страшному его реву. Бьёрн улегся в проходе, закрылся щитом и приготовился ждать,
пока зверь не пойдет на добычу по своей привычке. Мишка же учуял человека и
выходить не торопился. Нашла на Бьёрна дремота, пока он там лежал. Никак не
может он удержаться от сна, а тут как раз зверь выходит из берлоги. Он видит
человека, подцепляет щит лапою, стаскивает его с Бьёрна и бросает щит вниз со
скалы. Бьёрн так и подскочил, проснувшись. Ноги в руки и бегом домой. Еще
немного — и зверь схватил бы его. Приятели Бьёрна знали об этом, потому что
подсмотрели, куда он ходил. Наутро они нашли щит и очень надо всем этим
потешались.
На праздник середины зимы Торкель сам отправился к берлоге, и с ним еще семеро
мужей. Там были в тот раз и Бьёрн, и Греттир, и другие люди Торкеля. На Греттире
был меховой плащ с капюшоном. Греттир скинул его, когда они пошли на зверя.
Трудно было одолеть медведя: ничем, кроме копий, его нельзя было достать, а
копья он перекусывал. Бьёрн так и сяк подбивал всех к нападению, а сам держался
подальше от опасности. И, когда никто не ждал, Бьёрн вдруг хватает плащ Греттира
и бросает медведю в берлогу.
У них так ничего и не вышло, и к исходу дня повернули они назад. Собравшись
уходить, Греттир хватился плаща. Он увидел, что медведь подмял плащ под себя. Он
сказал:
— Кто так подшутил надо мною и бросил мой плащ в берлогу?
Бьёрн отвечает:
— Тот, кто смеет в этом признаться!
Греттир говорит:
— Подумаешь, какой подвиг!
Повернули они к дому. Прошли немного, как развязалась у Греттира тесемка на
ноге. Торкель сказал, чтобы его подождали. Греттир говорит, что ни к чему это.
Тут Бьёрн сказал:
— Ни к чему вам думать, будто Греттир удрал от своего плаща. Вот он наберется
сейчас храбрости и один убьет медведя, от которого мы ввосьмером ушли. Тогда бы
он походил на героя, за которого его выдают. А то он показал себя сегодня
трус-трусом.
— Не знаю, — сказал Торкель, — как отличился ты, только ты ему неровня. И не
наговаривай на него.
Бьёрн сказал, что Торкель и Греттир ему не указ.
Вот они отошли от Греттира за холм, и Греттир направился назад к тропинке в
берлогу. Теперь уж ему ни с кем не надо было делить славу. Он обнажил меч Ёкуля,
продел руку в кольцо на рукояти меча, чтобы сподручнее было действовать, и вышел
на тропинку. Зверь, завидев человека, вскочил в дикой ярости и бросился на
Греттира, и ударил его лапой, которая была дальше от обрыва. Греттир ударил по
ней мечом, повыше когтей, и отрубил ее. Зверь хотел снова ударить, здоровою
лапой, перевалился на обрубленную, но она оказалась короче, чем он думал. Упал
зверь прямо в руки Греттиру. Тогда тот ухватил зверя между ушей и держал его
так, чтобы медведь не мог его загрызть. Сам Греттир говорил, что держать его так
было величайшим испытанием. Но зверь силился вырваться, а места было мало, и
поэтому они оба сорвались со скалы. Медведь был тяжелее, он первым упал на
камни, а Греттир очутился сверху. Медведь совсем разбил себе тот бок, на который
упал. Тут Греттир выхватил свой меч и поразил медведя в сердце, и тому пришла
смерть.
Потом Греттир пошел домой, забрав свой плащ. Плащ был весь изодран в клочья. Он
прихватил с собою и обрубок медвежьей лапы.
Торкель сидел за столом, когда Греттир пришел в покои. Они все рассмеялись,
глядя на лохмотья, которые были на Греттире.
Тут Греттир выкладывает на стол обрубок медвежьей лапы. Торкель сказал:
— Где ж это Бьёрн, мой родич? Что-то не видел я, чтобы твое железо так рубило. И
хочу, чтобы ты предложил Греттиру выкуп за то, что ты так оскорблял его.
Бьёрн сказал, что это подождет:
— И мне нет дела до того, нравится ему это или нет.
Греттир сказал такую вису:
Ньёрд колец, что по осени
Догнать пестуна грозился,
Домой приходя целехонек,
Так и трясся от страха.
Улли ясеня скажут:
Сиднем ночами не сиживал
Я у медвежьей берлоги,
Но свиделся с мишкой ныне33.
Бьёрн сказал:
— Ты и впрямь отличился. Но обо мне ты высказываешься нелестно. Понятно: ты,
верно, думаешь, что меня задевает эта издевка.
Торкель сказал:
— Хочу я, Греттир, чтобы ты не мстил Бьёрну, я же уплачу вместо него полную
виру, как за убийство, чтобы кончить вам миром.
Бьёрн сказал, что пусть лучше Торкель побережет свои деньги, чем платить выкуп:
— По-моему, в том, что касается нас с Греттиром, пускай то дубок и берет, что с
другого дерет34.
Греттир сказал, что он будет только рад этому.
— Тогда, Греттир, — сказал Торкель, — ради меня не замышляй ничего против
Бьёрна, пока вы у меня живете.
— Ладно, — сказал Греттир.
Бьёрн сказал, что он Греттира не побоится, где бы ни пришлось им встретиться.
Греттир усмехнулся, но денег, которые были ему предложены, не принял.
Они пробыли там зиму.
XXII
Весною Греттир поплыл с Торкелевыми людьми на север, в Вагар. С Торкслем они
расстались друзьями. А Бьёрн поплыл на запад, в Англию, за главного на шедшем
туда Торкелевом корабле. Бьёрн оставался там все лето, покупая для Торкеля все,
что тот ему поручил. Поплыл он назад уже глубокой осенью. Греттир оставался в
Вагаре до отплытия кораблей. Затем он вышел с торговыми людьми в море и плыл до
гавани Тартар, в устье Трандхеймсфьорда. Там они раскинули на корабле палатку и
только расположились, подошел к берегу с юга корабль. Они сразу признали в нем
судно из Англии. Корабль пристал подальше по берегу, и люди сошли на землю.
Греттир со своими сотоварищами к ним направился. И, когда они встретились,
Греттир видит среди них Бьёрна и говорит:
— Хорошо, что мы с тобой встретились. Теперь мы сведем старые счеты. Погляжу,
чья теперь возьмет.
Бьёрн сказал, что это, мол, дело прошлое:
— А если что и было, я готов заплатить, так что ты останешься доволен.
Греттир сказал тогда вису:
Помнят всюду люди,
Как я победил медведя.
Плащ, с плеч упавший,
Был в клочья разорван зверем.
Дорого мне заплатит
Тот, кто это подстроил,
Муж бесстыжий. На ветер
Греттир угроз не бросает.
Бьёрн сказал, что деньги улаживали дела и поважнее. Греттир сказал, что немногие
решались строить против него козни и они никогда не отделывались выкупом, не
возьмет он выкупа и теперь:
— Одному из нас не уйти отсюда целу, если это будет зависеть от меня. А если ты
не посмеешь со мною биться, я объявлю тебя трусом.
Бьёрн увидел, что ему не отвертеться. Взял он оружие и пошел на берег. Тут они
сошлись и стали биться. В недолгом времени Бьёрн получил рану и тут же упал на
землю мертвым. И, увидев это, спутники Бьёрна сели на корабль и поплыли вдоль
берега на север, к Торкелю, и рассказали ему о случившемся. Тот сказал, что
этого можно было ждать. Вскоре Торкель поехал на юг, в Трандхейм, и встретился
там со Свейном ярлом.
Греттир, убив Бьёрна, поехал в Мери и встретился со своим другом Торфинном и
рассказал ему все, что случилось. Торфинн хорошо его принял.
— И я рад, — сказал он, — что тебе понадобился друг. — Оставайся у меня, пока
все это не уладится.
Греттир поблагодарил его за приглашение и сказал, что он его принимает.
Свейн ярл находился в Трандхейме, в Стейнкере, когда до него дошла весть об
убийстве Бьёрна. С ним был тогда Хьярранди, Бьёрнов брат. Он был дружинником
ярла. Он очень рассердился, узнав про убийство Бьёрна, и попросил у ярла помощи
в этом деле. Ярл пообещал и, послав гонцов к Торфинну, вызвал их обоих с
Греттиром к себе. Тотчас собрались они оба, Греттир и Торфинн, по приглашению
ярла и поехали к нему в Трандхейм. Ярл созвал сходку по этому делу и просил
Хьярранди присутствовать. Хьярранди сказал, что он не собирается торговать своим
братом35.
— Одно из двух: я либо отправлюсь за ним следом, либо отомщу за него, — сказал
он.
Когда разбирали дело, ярлу открылось, что Бьёрн кругом виноват перед Греттиром.
К тому же Торфинн предложил такую виру, которая, думалось ярлу, удовлетворит
наследников. Торфинн держал долгую речь о том, как Греттир вызволил людей на
севере, убив берсерков, о чем уже было рассказано.
Ярл сказал:
— Твоя правда, Торфинн, это было великим благом для страны, и нам вполне
подобает уважить твою просьбу и принять виру. Греттир и впрямь прославлен силой
и доблестью.
Хьярранди не пожелал идти на мировую, с тем они и разошлись. Торфинн поручил
своему родичу Арнбьёрну неотлучно быть при Греттире, ибо он знал, что Хьярранди
только и ждет случая его убить.
XXIII
Случилось однажды, что Греттир и Арнбьёрн вышли на улицу погулять. И когда они
проходили мимо каких-то ворот, выскочил оттуда человек с занесенной секирой и,
размахнувшись обеими руками, ударил Греттира. Тот не ждал этого и отскочил
слишком поздно. Арнбьёрн же увидел человека, схватил Греттира и пихнул что есть
силы, так что Греттир упал на колени. Секира ударила его по лопатке и скользнула
под мышкой. Это была большая рана. Греттир живо вскочил и выхватил меч. Он
увидел, что это Хьярранди. Секира прочно засела в земле, и Хьярранди не сразу ее
вытащил. Тут Греттир ударил Хьярранди и попал по руке, у самого плеча, и отрубил
ему руку. Тут подбежали люди Хьярранди, числом пятеро. Завязалась между ними
схватка, да скоро и кончилась: Греттир с Арнбьёрном убили пятерых36, что были с
Хьярранди, а один убежал и тут же явился к ярлу и рассказал ему, что случилось.
Ярл, узнав об этом, очень разгневался и созвал на другой день тинг. Пришли они с
Торфинном на тинг. Греттир не отпирался, но сказал, что он должен был защищать
свою жизнь.
— И на мне осталась метина, — сказал Греттир. — Не уйти бы мне от смерти, когда
бы меня не спас Арнбьёрн.
Ярл сказал, что жаль его не убили:
— Ты многим принесешь смерть, если останешься жив.
Тут пришел к ярлу Берси, сын Скальд-Торвы, сотоварищ и друг Греттира. Предстали
они с Торфинном перед ярлом и стали просить его пощадить жизнь Греттиру и
предлагали, пусть ярл один рассудит это дело, только бы он не лишал Греттира
жизни и нрава остаться в стране. Ярл сперва не хотел идти ни на какие
соглашения, но все же уступил их просьбам. До весны он обещал не трогать
Греттира, но мириться в отсутствие Гуннара, брата Бьёрна и Хьярранди, отказался.
Гуннар владел двором в Тунсберге.
Весною ярл велел Греттиру и Торфинну ехать на восток, в Тунсберг, потому что он
и сам думал быть там в то время, когда туда приходило больше всего кораблей.
Отправились они на восток, и, когда туда прибыли, ярл был уже в городе. Греттир
разыскал там Торстейна Дромунда, своего брата. Тот был очень ему рад и пригласил
к себе. У Торстейна был двор в городе. Греттир рассказал Торстейну о своем деле.
Тот целиком встал на его сторону и предостерегал его против Гуннара. Так прошла
весна.
XXIV
Гуннар был в городе и только и ждал случая напасть на Греттира.
Случилось однажды, что Греттир сидел в одном доме и пил там, потому что он не
хотел попадаться Гуннару на глаза. И вдруг, когда он никак не ждал, на дверь
кто-то так нажал, что она проломилась, и в дом вбежали четверо вооруженных
мужей. Это был Гуннар и его люди. Они напали на Греттира. Он же схватил свое
оружие, висевшее у него над головой, отступил в угол и стал защищаться. Он
держал перед собой щит и рубил мечом. Не пришлось им быстро одолеть Греттира. Он
так ударил одного из людей Гуннара, что другого удара и не понадобилось. Стал
Греттир пробивать себе мечом дорогу, а те отступили к выходу. Тут пал и второй
из Гуннаровых людей. Гуннар и последний его сообщник хотели было бежать.
Добрался этот сообщник Гуннара до двери, но споткнулся о порог, растянулся и
никак не встанет. Гуннар же, держа перед собою щит, попятился от Греттира. Но
тот рьяно нападал и вскочил на поперечную лавку у двери. Гуннаровы руки еще
оставались в дверях, вместе со щитом. Тут Греттир обрушил меч между Гуннаром и
его щитом и отрубил ему обе руки по запястья. Тот упал навзничь, головою на
улицу и Греттир зарубил его насмерть. Встал, наконец, и сообщник Гуннара. Он
сразу же побежал к ярлу и рассказал ему, что случилось. Услышав его рассказ,
Свейн ярл пришел в ярость и немедля созвал в городе тинг.